Мы эти деньги отработаем, Ты пока не трогай лозаннский счет. Пусть Ронни с ним поработает. Тут намечается офигительный бизнес — просто офигительный. Через месяц-два он все бабки отобьет. А тебе… — Ларри нагнулся и выудил откуда-то бумажный конверт, — вот я тебе дам двадцать штук. Тебе же деньги нужны. Жена, семья… Возьми, пожалуйста Ночные мысли вслух Это называется бизнес? Это называется глупость. Бизнес — это товар. Потом деньги. Потом снова товар. И так далее. По почте приходит письмо про шестьдесят миллионов. Что должен сделать бизнесмен? Он должен выбросить такое письмо в корзину и заняться делом. А профессор глотает наживку. Начинает переписываться.Посылать дурацкие факсы. Потом попадает на деньги. Сейчас над ним все африканские обезьяны смеются. Но главное — не это. А что главное? Можем ли мы доверять серьезные дела такому человеку? Мы не можем ему доверять. Не потому, что он нечестный. Он честный. И не потому, что он глупый. Он умный. А потому, что он не бизнесмен. В чем проблема? Проблема в том, что он во все дела будет обязательно лезть. И других профессоров за собой тащить. А это никак нельзя допускать. Но Платон этого не понимает. Он не понимает, что старая дружба и бизнес — разные вещи. Совсем разные. Бизнес делать — это не разговоры разговаривать. Но он поймет. Потом поймет. А сейчас надо эту компанию задвигать. Хорошо, что он деньги взял. Жался, мялся, хотел благородство показать. Но взял. И хорошо, что Платон это правильно понял. Смеялся. Когда человек берет из рук деньги, у него весь гонор потихоньку уходит. Надолго?Посмотрим. Что у нас еще? Да, Сысоев… Тоже профессор. Он хорошо начал. Но сейчас уже делает ошибки. Он не правильно думает, что быстро продавать машины и следить за деньгами — этого достаточно. Он не хочет оглядываться по сторонам. А настоящий бизнесмен обязательно должен оглядываться. Это как за рулем. Если шофер только вперед смотрит, ему рано или поздно в жопу въедут. Надо направо смотреть, налево. Обязательно назад надо смотреть. А Сысоев не смотрит. Зря не смотрит. Там сейчас шевеление идет. Может неприятность получиться.Пусть уберут в кабинете. И водителя в машину. Я уезжаю. Эл Капоне жив Таганская, группировка, одна из самых авторитетных в Москве, представляла собой выдающийся пример дружбы народов. Будучи славянской по своему духу, управлялась она азербайджанцем, который приехал из стольного града Баку еще в середине восьмидесятых. Сначала он контролировал поставки левой обуви, между прочим, посодействовал расширенным закупкам азербайджанского чая, изготавливаемого из отбросов чайного листа, с началом перестройки немного позанимался поставками оружия в Нахичевань, а потом, при падении платежеспособного спроса, и в Нагорный Карабах, несмотря на известные этнические противоречия. Испытывая неизбывную тягу к легальному бизнесу, подмял под себя два оптовых рынка, взял полностью Рязанский проспект и половину Волгоградки, дотянулся до Котельнической набережной, заимел свой банк на Яузском бульваре и еще один неподалеку от «Балчуга», открыл шесть ресторанов и две станции технического обслуживания «Жигулей». Угнетало его только одно. Его фамилия, совершенно благозвучная на языке независимого азербайджанского народа, в Москве производила жутковатое впечатление. Даже привычные ко всему столичные чиновники, услышав это звукосочетание, икали и долго не могли прийти в себя.Поэтому, намаявшись, бизнесмен вызвал юристов и сказал:— Так. Я вам бабки плачу. Делайте что хотите, но фамилию надо поменять.Чтобы прилично было, поняли меня?Юристы все поняли и через некоторое время сообщили хозяину, что никаких проблем с переменой фамилии нет. Существует закон — если фамилия неприличная, то вместо нее можно брать любую. Остается только придумать — какую именно.Обрадованный хозяин собрал близкий круг друзей, выставил угощение, а когда застолье подходило к концу, объявил конкурс на лучшую фамилию. Кто-то из присных, еще державшийся к этому моменту на ногах, посоветовал:— Эл Капоне. Фрэнк Эл Капоне…И рухнул под стол.С историей движения хозяин знаком не был, но звучание новой фамилии ему понравилось. Поэтому он тут же набрал юристов по ручнику и заявил:— Эл Капоне будет моя фамилия, Фрэнк Эл Капоне. Чтобы завтра новый паспорт был.Юристы изготовили новый паспорт одновременно с комплектом визитных карточек. Когда клиент, увидев визитную карточку, начинал медленно сползать по стене, специально обученный человек из сопровождения успокаивал:— Что вы, что вы, не волнуйтесь, пожалуйста. Он даже не член семьи… просто однофамилец.А из далекого Азербайджана шли и шли письма и факсы, адресованные Фрэнку Мамедовичу Эл Капоне-оглы.Но это к слову. Отодвинули Марка просто трясло от ярости. Он чувствовал себя незаслуженно обиженным, задвинутым в тень, обойденным и несправедливо исключенным из игры. Ведь это же он когда-то заработал те самые первые деньги, на которые в течение многих месяцев существовал «Инфокар». Он сутками просиживал в офисе, влезал в любые мелочи, перехватывал всех приходящих на переговоры и по крохам выдавливал из них информацию о цели появления и планируемом бизнесе. Это он мотался по всей стране утром в Саратове, вечером в Вильнюсе, завтра в Сургуте, — нажил себе язву желудка и тахикардию. Это он — единственный из всей инфокаровской верхушки — так и не обзавелся приличной квартирой, продолжая жить в двухкомнатной конуре, купленной еще в институтском кооперативе, — с постоянными засорами водостока, вечно текущими кранами и мусоропроводов во дворе. Он продолжал ездить на «Жигулях», когда все уже пересели на «мерседесы» и «вольво», и демонстративно отказывался от любых командировок за границу, иронизируя над Платоном, вечно мечущимся по Европе. Он тянул весь воз повседневной бумажной и организационной работы, замыкая на себя разрывающиеся от звонков инфокаровские телефоны…А что в ответ? Где благодарность? Где признание заслуг? Где элементарная человеческая порядочность? Где хотя бы молчаливое, не высказанное вслух, понимание того, сколько он сделал для общего дела, чем пожертвовал, сколько вытерпел и перенес?Ведь что-то же происходит! Иначе зачем вся эта сверхсекретность? Что за документы в запечатанных конвертах постоянно курсируют между клубом и офисом?Почему за одну ночь весь секретариат во главе с Марией спешно и без объяснений переехал из приемной в кабинет соскочившего с балкона Сысоева? Почему у двери кабинета появилась охрана и никого не пускают внутрь? Кто распорядился вывести из подчинения Марка группу компьютерщиков и чем эти лоботрясы сейчас заняты?Почему никто даже не считает нужным ввести его, Марка Цейтлина, в курс событий?Он искал ответы и не находил их.На самом деле ответы лежали на поверхности. Все, кроме, пожалуй, Платона, давно и откровенно тяготились Марком. Неумолимая логика бизнеса беспощадно проредила толпы предприимчивых авантюристов, рванувшихся на заре перестройки сколачивать капиталы. Лежавшие на земле деньги, за которыми достаточно было только нагнуться, кончились. Элементарные представления о законности или незаконности тех или иных операций, постигаемые, при наличии общей культуры, на чисто интуитивном уровне, утратили всякий смысл.Вытесняя предпринимателей первой волны, в бизнес потянулись люди с профессиональной подготовкой, овладевшие — пусть даже умозрительно — головокружительной техникой банковских трансакций, небрежно бросающие слова «форвардный контракт» и «хеджирование», в совершенстве знающие два, а то и три иностранных языка, с легкостью работающие на компьютерах и общающиеся со всем миром через разнообразные сети. Во многих компаниях эти молодые волки вытеснили старое руководство, пришедшее из науки или комсомола, захватили ключевые посты и обеспечили себе фантастически высокие зарплаты, оставив владельцам право ежегодного принятия решений на собрании акционеров и полагающиеся дивиденды.Сплошь и рядом зачинатели кооперативного движения охотно шли на предлагаемые условия. Почему я не могу платить этому пацану десять штук в месяц? Сколько там получается в год? Сто двадцать тысяч? Так он мне по итогам года принесет не меньше пяти миллионов чистыми. А еще построит дом на Рублевке, виллу в Монтре или на Лазурном берегу. Плюс машины, телефоны, охрана… И если что — сидеть будет он, а не я, потому что он подписывает все документы, мое же дело — только голосовать на собрании. Конечно, нужно контролировать. Найму еще одного, лучше всего из налоговых органов, пусть за сто долларов в день проверяет, как тратятся деньги. Если они друг с другом пересекаться не будут, вполне можно заняться своими делами. А дел много! Вот на прошлой неделе кобыла Астра что-то захромала, и никто из этих чертовых ветеринаров не в состоянии вылечить. Привезли специалиста из Англии, а он требует поместить кобылу в клинику под Манчестером. Значит, нужно какие-то документы оформить, чтобы ее в самолет загрузить, да найти соответствующий чартер, да как она еще перелет перенесет… А дочка плачет, волнуется…Конечно же, с Платоном все было по-другому. На вызов времени он, как и все, ответил решительным обновлением среднего звена менеджеров, однако бизнес в их руки не отдал. Потому что в бизнесе была вся его жизнь. Он часами просиживал с мальчишками, годящимися ему в сыновья, вникая в тонкости и технологию современного предпринимательства, влезая вместе с ними в базы данных, — и при этом никогда не стеснялся признаться в собственном невежестве, а любую новую информацию впитывал, подобно губке.Но Платон мог себе это позволить, он был хозяином. Другое дело — его заместитель, Марк Наумович Цейтлин. Марк занимал административную должность, числился и был руководителем и, благодаря тесным дружеским отношениям с самим Платоном Михайловичем, а также благодаря причастности к сонму отцов-основателей, имел право отдавать приказы, не подлежащие обсуждению. В формальном смысле новая команда менеджеров обязана была эти приказы исполнять.Вот только ни времени, ни возможностей, чтобы выучить язык, на котором с этой командой можно разговаривать, у Марка не было. Потому что превосходство Платона всеми воспринималось мгновенно и без сомнений, а руководящая роль Марка нуждалась в ежечасном и неуклонном утверждении, и на это уходило колоссальное количество времени.Марк твердо знал: подчиненный только тогда правильно оценивает свое место в иерархической системе, когда пребывает в состоянии постоянной дрожи и трепета перед вышестоящим руководством, когда он в сортир без разрешения выйти не может, не говоря уже о каких-то иных надобностях. Поэтому Марк, продолжая, по традиции, гноить и гонять директоров, параллельно создал ежедневную систему давления на «мальчонок», как он пренебрежительно называл новое поколение.«Мальчонок» было много, а он — один. И если у каждого из них на общение с Марком бессмысленно тратилось не более часа в день, то у Марка на то же самое уходило полдня. Плюс воспитание директоров. Плюс выведывание, что вообще происходит и куда дует ветер. И хотя время от времени его посещала мысль, что надо бы кое-что почитать — он даже купил себе книгу Ли Якокки, — ни к чему положительному, из-за острой нехватки часов в сутках, эта мысль так и не приводила.Конечно, время, расходуемое на укрощение «мальчонок», можно было бы успешно потратить на то, чтобы заставить их поделиться сокровенным знанием, но этого Марк допустить не мог. Какой он, к черту, начальник, если знает меньше своих подчиненных! Поэтому Марк изо всех сил надувал щеки, пыжился и с невероятной цепкостью запоминал обрывки фраз и новые термины, которыми пользовался, совершенно не вникая в существо вопроса.Никаких иллюзий насчет компетентности Марка у «мальчонок» не было.Оставаясь в своем кругу, они довольно беспощадно высмеивали его, а встречаясь с Платоном, осторожно делились впечатлениями от общения с господином Цейтлиным.Платон всегда ужасно расстраивался, порывался немедленно позвонить Марку, потом забывал, и история повторялась.Но даже если бы Платон и поговорил когда-нибудь с Марком на эту тему, из такой беседы вряд ли что получилось бы. Поскольку на руках у Марка были неубиваемые козыри: старая дружба — раз, абсолютная преданность делу — два, фантастическая работоспособность — три, семидневная рабочая неделя по шестнадцать-восемнадцать часов ежедневно — четыре, кристальная честность и неподкупность — пять, полный аскетизм в быту — шесть. О чем тут говорить? Чтобы Марк не лез командовать и руководить тем, в чем ни хрена не понимает? А кто будет все контролировать, кто будет ежеминутно стоять на страже инфокаровских интересов, следить, чтобы ни одна копеечка не ушла налево, чтобы буфетчики делали свое дело, а водители свое? Муса? Так он болеет. Ларри, что ли? Он вообще не умеет с документами работать, Платон? Ой, не смешите!Тем не менее доводимая до Платона информация все же делала свое дело. И если на форпостах, уже захваченных Цейтлиным, ему был негласно предоставлен карт-бланш, то от новых проектов Марка потихоньку начали отсекать. И уж тем более не могло быть речи о том, чтобы допустить его до участия в складывающейся кризисной ситуации. От одной только мысли, что Марк полезет, например, в переговоры с Фрэнком Эл Капоне, будет орать, размахивать руками и сорить сигаретным пеплом, Платона бросало в дрожь. Поэтому он переселил секретариат в освободившуюся после смерти Виктора комнату, объявил Марии о режиме особой секретности, выдал ей собственноручно написанный список лиц, допускаемых в эту комнату, и категорически запретил данный список кому-либо показывать.Цейтлина в списке не было. Зная, что ее ждет, Мария, в нарушение всех правил, задала Платону прямой вопрос — не забыл ли он вставить в список Марка Наумовича? Платон взвился.— Тебе что, непонятно? Читать разучилась? Вот по этому списку… Все!— Но он же… — не сдавалась Мария, — будет же скандал…— Охрану поставь у дверей, — рассвирепел Платон. — Что тебе еще неясно?Больше вопросов у Марии не было. В тот вечер она рано распустила девочек, уехала домой сама, а когда ей доложили, что Марк Наумович наконец-то угомонился и отбыл отдыхать, вернулась и в одиночку до утра перетаскивала в бывшую сысоевскую комнату папки с документами. В десять утра Марк был поставлен перед фактом.И тут началось.Увидев опустевшую приемную и двух охранников у сысоевского кабинета, Марк взбесился и с ходу рванулся к двери в кабинет, но был отражен. Навопив на охранников и пообещав им немедленное увольнение, он влетел к себе, трясущейся рукой набрал номер и вызвал Марию. Та выждала минут десять, накапала в стакан сердечные капли, выпила и побежала к Марку, предупредив девочек, что в случае звонка Платона Михайловича переключать на номер Марка Наумовича ни в коем случае не следует.В кабинете Марка резко пахло валокордином. Сам он сидел не за большим, карельской березы столом, а на угловом диванчике, приберегаемом для чаепитий во время переговоров, и игнорировал заходящийся от звонков телефон. Марк был смертельно бледен, лоб его покрывали крупные капли пота, глаза покраснели, а лежащая на колене правая рука заметно дрожала.Вопреки всем ожиданиям Марии, Марк не стал орать. Он уже понял, что ломиться напролом бессмысленно и что в эту минуту союзники или просто сочувствующие намного нужнее, чем враги. Поэтому впервые за все время их знакомства Мария увидела перед собой не наводящего всеобщий страх и оцепенение монстра, а глубоко страдающего человека, раздавленного неожиданно свалившейся бедой. Первые же слова Марка, слова, произнесенные обрывающимся шепотом, слова, в которых не было ни привычных агрессивных ноток, ни запредельной самоуверенности, а наоборот — отчетливо звучала чуть ли не мольба о помощи, — эти слова заставили Марию дрогнуть.— Ты понимаешь, что сегодня произошло в конторе? — хриплым шепотом спросил Марк. — Ты понимаешь?.. Я что, заслужил это? За что?Мария опустилась рядом с ним на диванчик. Не выполнить приказ Платона она не могла. Но также не могла спокойно смотреть на дрожащую руку Марка и не могла не понимать, какой силы удар нанесен по самолюбию этого, внезапно отодвинутого в угол человека.— Я же не сама придумала, — тоже шепотом произнесла Мария. — Я сделала, как сказали…— Ларри сказал? — болезненно скривился Марк. Мария покачала головой.— Платон?Она кивнула, глядя в пол.— Я тебя прошу, — Марк с трудом выговорил непривычные слова, — как друга… Устрой мне встречу с Платоном. В клубе меня с ним не соединяют, на даче охрана снимает трубку.. Как друга прошу…— Но как… — начала говорить Мария, однако, посмотрев на Марка; oсеклась.— У тебя же есть способ. Ты знаешь, где он бывает. Просто предупреди меня.Я подъеду и подожду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84