Когда они ходили здесь, чтобы набрать грибов на супчик, их несколько раз останавливали, но Паша показывал красную книжечку, и этим все заканчивалось.Впереди, на повороте, там, где с левой стороны лес разрубала ведущая к воинской части просека, показалась какая-то черная громада. Пасько переключил свет, слегка притормозил, вгляделся и не поверил своим глазам. На съезде с бетонки стоял танк. Пушка смотрела прямо на машину.Перед Пасько распустился оранжево-красный цветок. Грохота выстрела он уже не услышал. Прямое попадание снаряда подхватило броневик, машина перевернулась в воздухе и, снеся несколько деревьев, отлетела в кустарник. Потом раздался взрыв. К темному осеннему небу поднялся огненный столб.Задраенный люк танка откинулся, изнутри вылезли двое. Спрыгнули с брони.Еще трое, с автоматами на изготовку, вышли из кустов.— В машину, — коротко приказал один из танка. — Уходим. Проверьте быстренько, что там.Автоматчики подошли к горящей машине. Прикрывая лица от нестерпимого жара, пошуровали рядом. Потом, закинув автоматы за спину, побежали к выехавшей на бетонку «Волге».Газета «Московский комсомолец». Рубрика «Срочно в номер». В Подмосковье начали угонять танки.На одну из воинских частей, расположенных в Подмосковье, было совершено дерзкое нападение. Вечером в четверг неизвестные люди, вооруженные автоматическим оружием, оказались в расположении части, захватили оружейную комнату, согнали всех солдат и офицеров в помещение казармы и заперли. Только через четыре часа прапорщику Селиверстову удалось, высадив зарешеченное окно, выбраться наружу и освободить товарищей. Каково же было удивление начальника в/ч полковника Крячкина, когда выяснилось, что нападавшие угнали с территории части танк с полным боекомплектом. Розыскные мероприятия, проведенные силами незадачливых военнослужащих, позволили довольно быстро обнаружить танк — он был брошен похитителями примерно в трех километрах от расположения части.Неизвестные произвели из танка всего один выстрел, которым был подбит автомобиль «Гранд Чероки». Сгоревшую машину нашли в кустах неподалеку от бетонки. В ней находились два трупа, один с множественными пулевыми ранениями.Прокуратурой Московской области по данному факту возбуждено уголовное дело. Донос Полковник Василий Корецкий, старый знакомый всей инфокаровской компании, бывший заместитель директора Института по режиму и первый муж Вики, слушал умного человека Рабиновича и морщился.— Я что, должен объяснять это своими словами? — раздраженно произнес полковник, дождавшись паузы. — Иначе вам не понятно? Без моих объяснений? Вы не уразумели, что происходит, да? Извольте, я вам растолкую. Он, — Корецкий показал пальцем вверх, — просто в ярости. Понимаете, что это значит? Всех уже подняли. Если оперативная информация подтвердит, что разборку устроила ваша шпана, мой вам совет — собирайтесь и мотайте отсюда. На историческую родину или куда хотите. Убийство Беленького «папа» никому не простит. И своим передайте.Все, ребята! Погуляли — и хватит. Порезвились, постреляли… Я только сейчас с МВД говорил. Они уже занимаются. Главная военная прокуратура подключилась. Но разбираться с вами, чтоб уж до конца понятно было, будем мы.Умный человек Рабинович слушал Корецкого, сокрушенно кивал головой, теребил в руках потертый портфель, но явных признаков испуга не обнаруживал.— Василь Иннокентьич, — вклинился он наконец, когда полковник остановился, чтобы перевести дух. — Василь Иннокентьич, вы послушайте меня. Вы же меня знаете. Если что, я бы к вам никогда не пришел. Мамой клянусь, все было не так.Ну, недоразумение. Ну, погорячились. Но ведь все понимают, с кем имеют дело. Не дураки же кругом. У всех бизнес, семьи, дети, наконец. Вы мне скажите, вы знаете такого дурака, который на вас полезет? Знаете вы такого глупого идиота?— Знаю, — произнес Корецкий. — Это вы. И ваши костоломы. Вы мне сейчас будете объяснять, что это он сам себя застрелил? А потом танк угнал?— Василь Иннокентьич, — проникновенно сказал Рабинович, — вы меня сколько лет знаете? Я когда-нибудь глупости делал? Или водил компанию с идиотами? Я ведь вам сам позвонил, чтобы вы здесь ошибок не наделали…— Благодетель. — Полковник потер затылок. — О нас беспокоитесь? А я вам так скажу: ваша компания сейчас — это версия номер один. И номер два тоже.Потому что, кроме вас, некому.— Ошибаетесь, Василь Иннокентьич, — поправил Корепкого собеседник. — Насчет того, что некому, это вы очень даже сильно ошибаетесь.— И вы хотите, чтобы «папа» поверил в эту чушь? — иронически спросил Корецкий. Он так рассердился, что дважды назвал своего непосредственного начальника «папой», чего при посторонних никогда себе не позволял.— А это уж вы, Василь Иннокентьич, сами решите, — развел руками Рабинович.— Вы поймите — у меня с собой документы есть. Они мне немалых денег стоили.Стал бы я платить, если бы вопрос стоял менее остро?Видно было, что платить Рабинович не стал бы.— Ну давайте, — неохотно согласился полковник. — Показывайте ваши документы. Рабинович положил портфель на стол.— Я их вам оставлю, Василь Иннокентьич, — сказал он. — Здесь подлинники, имейте в виду. Давайте я вам для начала словами расскажу.Полковник кивнул.— Есть одна фирмешка, — начал Рабинович. — Крупная довольно. А известно про эту фирмешку вот что. «Крыша» у них — чеченцы. Это раз. Их склады охраняет военная техника. Танки, между прочим. Это два. С покойным у них были дела. Это три. И они ему должны деньги, причем немалые. Это четыре. Интересно?Полковник пожал плечами.— Понятия не имею. Чеченскую «крышу» полстраны имеет. И все друг другу что-нибудь да должны. Это все?— Нет, не все, — не согласился Рабинович. — Я вам еще не сказал, как фирмешка называется.Он выдержал паузу и произнес театральным шепотом:— «Инфокар».Кажущееся безразличие полковника Корецкого к полученным сведениям могло обмануть кого угодно, но только не такого опытного и умного человека, как Рабинович. Прежде чем начать прикармливать его, еще в восемьдесят девятом, Рабинович собрал исчерпывающее досье И был в этом досье малосущественный пунктик — про первую жену полковника, про ее старого приятеля, возглавившего впоследствии коммерческую структуру, про конфликт на полунаучной-полуинтимной почве, про то, как полковник решил сделать приятелю своей жены пакость, а в ответ этот приятель неведомо каким образом выкинул полковника с должности.Господин Рабинович был бы плохим психологом и знатоком жизни, если бы не понимал, что такие вещи не забывают.Конечно, можно было бы просто вручить полковнику портфель и объявить, какую премию он, Рабинович, выплатит, если расследование пойдет по правильному пути. Ведь хоть Корецкий и выкрикивал всякие слова и грозил немыслимыми бедами, делал он это исключительно для поддержания своего офицерского гонора, что Рабинович ему снисходительно прощал. Пусть себе порезвится — бабки все равно возьмет как миленький. Но куда интереснее, если Корецкий увидит в этом деле персональный интерес. Ясно, что и в этом случае все будет не бесплатно, однако личный энтузиазм в сочетании с материальной заинтересованностью может сотворить чудеса. А чудеса в данной ситуации очень не помешали бы.Вернувшись в свой кабинет после встречи с умным человеком, полковник Корецкий вывалил на стол бумаги из старого портфеля и начал читать. Через час картина сложилась полностью. Абсурдность и идиотизм поисков на том пути, по которому все рванулись, стали совершенно очевидными. Искать надо было в другом месте. Что же, будем искать. Будем искать…Ну, Платон Михайлович, теперь ты увидишь небо в алмазах, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горюшка!Я тебе напомню, сука, восьмидесятый год… Тревога Виктор как-то незаметно оказался в одиночестве. Платон утратил интерес к его деятельности, целиком погрузившись в высокую политику, волны которой все сильнее захлестывали СНК. Однажды Виктор подобрался к нему с сообщением о том, что грузы задерживаются и надо бы позвонить такому-то человеку в таможне.Платон долго смотрел на Виктора, явно пытаясь понять, о чем речь и почему к нему пристают, а потом сказал:— Сколько там? Два автовоза? Тыщ двести? Плюнь на фиг.И Виктор понял, что Платон ему не помощник.С Марком тоже все было ясно. Он нависал над бизнесом с иномарками, как коршун, выжидая момент, когда можно будет нанести смертельный удар. Частенько Виктор заставал директоров, для которых он, собственно, и поставлял машины, выходящими из кабинета Цейтлина. Свою власть над документами Марк виртуозно превратил в архимедов рычаг, позволяющий ему выкачивать из каждого нужные сведения. И он знал о делах Виктора много, слишком много. Хотя и не знал главного — полковника Пашу Беленького и того, кто стоял за ним. «Папу».Зато Ларри Теишвили, радушно улыбавшийся Виктору при каждой встрече, похоже, это главное знал. Наладить с ним отношения, как настоятельно советовал Платон, Виктору так и не удалось. Внешне все выглядело великолепно. Для любого нового человека, который повстречался бы с Теишвили, первым впечатлением — совершенно естественным и очевидным — было бы ощущение полной и всесторонней гармонии отношений между Ларри и окружающими людьми. Но Виктор знал Теишвили не один десяток лет. И улыбка Ларри — улыбка Шер-Хана-заставляла его очень аккуратно смотреть под ноги, прежде чем он делал очередной шаг. Именно в присутствии Ларри Сысоев ловил себя на том, что думает над каждым произносимым словом.Временами Виктору казалось, что Ларри чего-то от него ждет. Их эпизодические встречи, когда в воздухе повисала пропитанная сигарным дымом тишина, будто подталкивали его к тому, чтобы сказать нечто ожидаемое собеседником. Но Виктор уже был связан негласным соглашением с Мусой, и встречи эти заканчивались дежурными объятиями и заверениями в вечной дружбе. Со временем Сысоев пришел к выводу, что Ларри, несмотря на затаенную обиду, относится к нему по-прежнему хорошо. Как к человеку. Как к старому другу, Ларри просто не принимает складывающуюся систему деловых отношений по бизнесу, потому что она ломает существующее равновесие сил. И ощущение того, что Виктор своими руками, по недомыслию, желая сделать как лучше, поломал это равновесие, не давало ему спокойно спать. Тем более что его тревожило поведение Мусы.Нет, Муса, как и в самом начале, подписывал все, что приносил ему Виктор.Но теперь он это делал совсем не так, как раньше. Если три месяца назад Муса вникал в каждую мелочь, немедленно отзывался на телефонные звонки Виктора, задавал вопросы по существу и проявлял живой интерес, то теперь он порой выпадал из связи на два-три дня. Потом появлялся в офисе, проводил на ходу расческой по влажным после бассейна волосам, говорил Виктору «уважаемый», не глядя, подмахивал накопившуюся кучу платежек и запирался в кабинете с очередной командой, затевающей под его руководством очередную стройку века.Между тем два дня задержки были для проекта подобны смерти. Потому что расчеты с графьями велись в рублях, а расчеты с «Полимпексом» — в долларах.Рубль летел вниз, как с горы на санках, и каждый день промедления увеличивал неформальную, но строго учитываемую задолженность «Инфокара». Двести тысяч, щедро сброшенные Пашей Беленьким на счета «Инфокара» в качестве гарантии от возможных потерь, ужались до неприличных размеров. Сейчас долг превысил уже полтора миллиона, и надо было либо что-то срочно предпринимать, либо идти к графьям на поклон, нести повинную голову и мямлить — извините, дескать, ребята, малость просчитались.Виктор несколько раз пытался выяснить с Мусой отношения, потом плюнул и сел за расчеты. Получалось, что все не так страшно. Если приостановить выплату графской доли хотя бы на месяц, бросить все деньги на закупку машин и заложить в схему действий три дня задержки платежей как мировую константу, то к Новому году все закончится более или менее нормально. Показатели проекта будут чуть хуже, да и хрен бы с ними. За режим работы Мусы и сложившуюся систему отношений Виктор отвечать не может. Будут вопросы — пусть все вместе и разбираются.Но тут грянул очередной кризис. За один день рубль ухнул вниз так, что заложило уши. К обеду Виктор разослал всем директорам категорический приказ немедленно прекратить продажу машин. Салоны закрылись. Но это мало на что повлияло. Долг перед графьями на глазах вырос вдвое.Заметку в «Московском комсомольце» Виктор даже не читал. У него было особое отношение к этой газете. Когда-то, еще в комитете ВЛКСМ, Сысоеву довелось заниматься распространением подписки, и с тех пор при любом упоминании «Московского комсомольца» у него начиналось что-то вроде изжоги. На это не повлияли даже полное изменение имиджа издания и баснословный взлет тиража.Виктор прекрасно понимал, что «МК» читают все. Но среди людей, мнением которых он дорожил, обсуждать прочитанное в данной газете было не принято — это считалось неприличным, как разговор о порнофильме. Поэтому когда Платон, не выходивший на связь черт знает сколько времени, вдруг позвонил ему и спросил:«Слушай, Витя, а мы этим ребятам… ну твоим… из Ассоциации… должны что-нибудь?» — Виктор не понял ни вопроса, ни почему он был задан.— Немного должны, — ответил он. — До Нового года рассчитаемся. А что?В трубке наступило непонятное молчание. Потом Платон раздраженно сказал:— Ты бы меня информировал все-таки, что происходит. Почему я должен…Черт знает что!.. Почему я должен узнавать… неизвестно как…И связь оборвалась.О том, что Ассоциация содействия малому бизнесу оказалась обезглавленной, Платон узнал от Ахмета. По экспресс-почте преступного мира информация прошла мгновенно. Сначала Ахмет не придал ей особого значения, потому что даже не подозревал о связи «Инфокара» с разгромленной Ассоциацией. Но через некоторое время стали поступать тревожные сведения. Из неведомого источника начал по капельке просачиваться слух, что у «Инфокара» перед Ассоциацией большой долг. А как поступают, если есть долг, но должник не платит, — известно всем. За Ассоциацией стоят серьезные люди. Очень серьезные. Поэтому всем рекомендуется отойти. Паны дерутся — у холопов чубы трясутся.Обо всем этом Ахмет, сосредоточенно хмурясь и важничая, сообщил Платону.Он тут же добавил, что, конечно же, защитит «Инфокар» от всех и вся, но в данной ситуации это будет очень трудно. А чтобы ничего подобного впредь не возникало, надо обязательно привлекать его, Ахмета, ко всем коммерческим переговорам. Это недорого — процент или два. Зато все будет хорошо.Проводив Ахмета, Платон позвонил Виктору, потом задумался. Все это чертовски неприятно. Главное, непонятно, что делать. Ахмету Платон доверял, но с оговорками. Тот вполне мог услышать где-нибудь звон и прибежать, чтобы продемонстрировать осведомленность. Но вообще-то дыма без огня не бывает.Можно, конечно, позвонить кое-кому… Так, без повода. Прощупать в разговоре, откуда, а главное — с какой целью дует ветер. Но если в словах Ахмета есть хоть крупица правды, такой звонок может быть воспринят как прямое или косвенное свидетельство ощущаемой вины. Мол, знает кошка, где нашкодила, вот и засуетилась. И Платон решил пока ничего особенного не предпринимать, а выждать и посмотреть, как будут развиваться события. Не ко времени все это, ох как не ко времени!Первым делом он вызвал в клуб Виктора. Платона интересовал механизм образования долга. Выяснилось, что, по большому счету, источников задолженности два. Двести тысяч полковника Беленького, сократившиеся до неприличного минимума из-за необходимости поддерживать объем поставок. И постоянно подвисающая на инфокаровском счете рублевая выручка. В сумме чуть меньше трех миллионов долларов.Выложенную Виктором на стол папку с бумагами, в которых прослеживалось все движение денег и машин, Платон смотреть не стал. Все и так было ясно. Муса опять схватился не за свое, немножко поиграл, остыл и вернулся к более привычным и приятным для него делам. Так бывало уже не раз. А Ларри, как опять же не раз происходило в прошлом, немедленно отошел. Играть в команде — не значит гонять вдвоем один и тот же мячик. Здесь он абсолютно прав.Что же делать со всей этой компанией? Отцы-командиры словно с ума посходили. Вроде бы у каждого свой кусок, свое дело, своя точно определенная ответственность, У Ларри — машины, у Мусы — общее руководство, у Марка — вселенский контроль. Но суммарная выручка, все финансовые потоки сосредоточены в руках Ларри, и это не дает никому спокойно спать. Каждый пытается влезть, поучаствовать, вставить своего человека. Будто им там медом намазано. Мало им питерской истории, смерти Терьяна… Просто патология какая-то.— Ладно, — устало сказал Платон Виктору. — Поезжай. Я разберусь.— А мне что делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84