«А ну давай на флажки!» Ц
и раздосадовано крякнул, когда она, как крот, пробуравила наст и выскочил
а с другой стороны.
Ц Вот их подлая бабья натура! Змеи, одно слово. Наш-то красавец, как порядо
чный, напролом…
Ц И в сетке, Ц закончил Губернатор, потирая левой рукой губы и не отрыва
я глаз от волчицы.
Ц Ведь уйдет! Ц в охотничьем азарте воскликнул Большой Человек.
Ц Точно уйдет, Ц вскрикнул Губернатор, вскидывая ружье. Ц Говорил разд
олбаям поставить второй ряд сетки.
Ц Охолони! Но ведь уйдет!
Большой человек пританцовывал на месте, вытягиваясь верх, чтобы лучше ви
деть происходящее на поляне, то поднимая, то опуская ружье, и вдруг решите
льно вскинул ружье, глубоко вздохнул и на медленном выдохе мягко нажал к
урок.
Грудь волчицы при приземлении после очередного прыжка, повинуясь невед
омой силе, глубоко вдавилась в наст, окрасив его в красный цвет, но она наш
ла в себе силы для последнего прыжка, но уже в воздухе стала заваливаться
набок и, перевернувшись, как перекати-поле, несколько раз на снегу, застыл
а в вечной неподвижности.
Ц Вот это выстрел! Ц в восхищении воскликнул Губернатор.
Ц Мастерство не пропьешь! Как я ее снял! Сто пятьдесят метров на бешеном с
каку!
Егеря, не лицемеря, зааплодировали, но вскоре быстро побежали по своим де
лам, одни к спеленанному сеткой Волку, другие к убитой волчице.
Ц Господин генерал, изволите сфотографироваться на память, прежде чем ш
куру сдирать? Ц спросил высокий худой егерь, подобострастно сгибая и бе
з того сутулую спину. Ц Вот имеется моментальный широкофокусник.
Ц Какие фотографии, какая шкура? Ц подумал Большой Человек.
Возбуждение прошло и осталось лишь чувство растерянности и непонятно с
чего навалившейся усталости.
Губернатор уловил перемену настроения, махнул рукой за спиной, сдувая ок
ружающих, и взял бутылку водки.
Ц Шли за одним и взяли одного. Все по плану, а второго не было. Давай за план
!
Он хотел было налить в стопки, но передумал, пододвинул два высоких хруст
альных фужера, вылил в них все содержимое бутылки и протянул один из фуже
ров Большому Человеку.
Ц Не расстраивайся. Ну ушла бы, век вековать. Последней. Тут если один, без
семьи, среди людей Ц волком взвоешь. А если совсем один, последний, среди
тараканов Ц удавишься. Ц Губернатор одним махом влил в себя содержимо
е фужера. Ц И тебя понимаю, и что делать надо Ц понимаю. Как два разных чел
овека.
Ц Дело житейское. Вялотекущая шизофрения. У меня дядьку лет десять лечи
ли, Ц Большой Человек печально улыбнулся.
Ц Ну и как? Ц спросил Губернатор, удивленный этой неизвестной ему детал
ью биографии друга.
Ц Хороший человек был, профессор, только власти не любил и крепко зашиба
л, в общем, нормальный мужик. Ты бы налил еще водки.
Ц Это сделаем, вот только распоряжусь. Ц Губернатор призывно помахал р
укой старшему егерю. Ц Слушай, Ц сказал он, когда тот подошел. Ц Ребята
Ц молодцы, последнего волка словили, не фунт изюма, пару ящиков водки на в
сех, и по две сотни премии. Волчицу сам зароешь.
Ц Какую волчицу? Ц егерь недоуменно пожал плечами и степенно пошел на п
оляну.
* * *
Перевоз Волка в столицу губернии и далее в столицу
страны был обставлен по всем законам жанра. К армейскому тягачу подцепил
и закамуфлированную паласом цвета сафари автомобильную платформу, на к
оторую установили огромную, десять на десять футов, клетку, сваренную из
оцинкованной арматуры, серебрящейся под ярким зимним солнцем. Погода вы
далась как по заказу и количество обывателей, с удовольствием высыпавши
х на улицы столицы губернии в погожий субботний денек, и их неподдельный
энтузиазм при встрече Последнего Волка был сопоставим разве что с давно
забытыми моментами встречи Первого Космонавта.
Сразу после пленения Волку вкололи хорошую дозу снотворного и он не помн
ил, как его тщетно пытались освободить от спеленавшей его сетки, пока, нак
онец, ее просто не разрезали охотничьими ножами, как его бесчувственным
кулем загрузили в губернаторский джип и привезли на губернаторскую дач
у, где было решено дождаться прибытия спецэскорта. Его еще с трудом, на пла
щ-палатке, переносили из джипа в свободную секцию гаража, как с визгом при
бежала внучка Губернатора, посмотрела на огромный серый ком, разочарова
нно поджала губы: «Фи, какой-то неинтересный и ничуточки не страшный!» Ц
и умчалась прочь. Волку связали на всякий случай лапы, вспомнив детские к
артинки из «Красной Шапочки», и положили на тонкое одеяло, брошенное на б
етонный пол.
Волк очнулся от скрипа гаражных ворот. В проеме возникла крупная фигура
молодой девушки, с круглым добрым лицом и полноватыми ногами. Она подошл
а к Волку, оглядела, поохала: «Как же это они так с тобой!» Ц и куда-то ушла. В
скоре она появилась вновь с небольшим тазиком, наполненным водой, и пост
авила его у морды Волка. «Ты уж извини, не могу я тебя развязать, ведь убежи
шь Ц всем неприятности будут. Я бы тебя отпустила, тебе в лес надо, но не мо
гу», Ц приговаривала она, подхватив Волка под животом и приподняв его на
д тазиком. Волк опустил голову и стал жадно лакать воду, разбрызгивая ее в
о все стороны. «Ну вот и хорошо», Ц сказала девушка, когда Волк напился, и о
пустила его на пол, Ц «Подожди, я сейчас вернусь. А воду заберу, все равно т
ы до нее не дотянешься, только лишние волнения.» Ее не было довольно долго
и Волк задремал. Когда вновь скрипнули ворота, он угрожающе зарычал, но вс
коре замолчал, увидев, что это опять та же девушка с чем-то большим, почти в
длину Волка, в руках. Это был толстый детский матрац, который девушка поло
жила рядом с Волком. «Вот мы сейчас тебя сюда положим. Раньше Наточка спал
а, а теперь волчок поспит. Это тебе не на земле спать, на земле да на листве т
ебе хорошо, а тут бетон, он сырой и холодный, ты простудишься», Ц там приго
варивала она, перетаскивая Волка на матрац. Ц «Ну, прощай, чай не свидимс
я больше», Ц и она ушла, плотно притворив и заперев снаружи ворота.
На следующее утро прибыл тягач с платформой и клеткой. Долго совещались,
как освободить Волка от пут, чтобы он не перекусал всех вокруг, пока, возму
щенный заминкой, не подошел Губернатор, презрительно посмотрел на робею
щих молодых солдат, решительно зашел в клетку, двумя точными ударами нож
а перерезал веревки и пошел назад к своей машине.
Волк еще долго после начала движения платформы лежал на полу клетки, под
рагивая лапами для восстановления кровообращения. Потом неуверенно вс
тал и оглянулся вокруг. Они уже въехали в город, и там и тут вдоль дороги ст
ояли группки людей, обычно семьями, заинтересованно разглядывавших его,
тыкающих в него пальцами и отпускавшими беззлобные фразы, типа «Попался
, гад!» или «Его бы с соседским кобелем стравить, вот была бы потеха!»
Тут перед ним в который раз мелькнула последняя перед пленением картина
: несущаяся во весь опор к лесу волчица, громкий хлопок, падение и последни
й прыжок. И он, не помня себя, яростно рванул в сторону ненавистных двуноги
х, готовый разметать их, разорвать в клочки, уничтожить это наглое в своей
силе племя. Но он лишь наткнулся на прочные прутья клетки и, взвыв от боли,
ненависти и разочарования, отлетел перевернувшись обратно на середину
клетки. Он еще несколько раз, до пены изо рта, бросался в разные стороны, на
деясь где-нибудь пробить стены своего узилища, то тщетно. Толпа радостно
загоготала, многие даже захлопали в ладоши и стали криками подбадривать
его, надеясь на продолжение бесплатного представления.
Волк остановился, обвел толпу налитыми кровью глазами и улегся посреди к
летки, положив голову на вытянутые лапы и прикрыв глаза. Он не смирился, он
просто не хотел быть шутом. В этой позе он провел долгие годы. Приходившие
поглазеть на него люди видели лишь большой серый меховой куль с едва взд
ымающимися от дыхания боками и разочаровано уходили.
* * *
Может быть, зоопарк был хороший. По крайней мере, вл
асть имущие, по зоопаркам никогда не ходившие из-за несолидности и опасн
ости смешения с народом, и народ, в подавляющем большинстве видевший тол
ько один зоопарк в своей жизни, искренне считали его лучшим в мире. Но для
Волка он был тюрьмой, а тюрьма бывает плохой или очень плохой.
Как самому известному экспонату, ему выделили центральное место. Специа
льно к его приезду, точнее говоря, привозу срыли старый слоновник, насыпа
ли небольшой пологий холм со срезанной вершиной, вокруг холма вырыли ров
шириной и глубиной в половину его прыжка, по крайней мере, так Им казалось
, а он ни разу не попытался разубедить Их в этом. Вокруг рва возвели стенку
из необделанных камней, такую, чтобы детеныши двуногих могли, приподнявш
ись на цыпочки, разглядеть его, а сверху для надежности установили высок
ую решетку с заостренными концами прутьев, так что забор напоминал каре
древних латников с поднятыми копьями. Что-то подобное Волк видел один ра
з на своей территории, когда как-то летом понаехало множество двуногих, ш
умных, вонючих, стрекочущих и сверкающих, и целую луну что-то делали на ег
о любимом поле, где он так любил загонять зимой зайцев, оставив после себя
мертвую, засыпанную бесполезными предметами землю.
На теплой стороне холма установили бревенчатый домик с невысоким лазом
и стилизованной под соломенную двускатной крышей. Они думали, что это за
менит ему привычное лежбище Ц пещеру, но он спал в домике все несколько д
ней в году, когда по ночам становилось совсем невмоготу от холода.
Невдалеке от домика имелся единственный проход, связывавший его тепере
шнюю Территорию с окружающим миром: через ров был перекинут мостик без п
ерил, упиравшийся в крепкую дубовую калитку вровень с каменной стенкой,
в которую была заделана металлическая решетка. Сам мостик был сделан точ
но из таких же металлических прутьев, разве что расположенных чуть побли
же друг к другу, чтобы не проваливались ноги смотрителей. Когда смотрите
лей внутри не было, мостик поднимали, прижимая к калитке, так что издали ка
залось, что Волк находится на полностью изолированном острове.
Вольер делали наспех, холм засыпали мерзлой землей и слегка утрамбовали
. Но буквально через неделю после привоза Волка яркое весеннее солнце ст
ало подтапливать снег и землю и вольер уподобился отечественным скотны
м дворам. Вскоре Волк проваливался в землю по колено, шерсть пропиталась
грязью и сбилась в колтуны, что случилось с ним первый раз в жизни. Волку в
очередной раз ввели снотворное, искупали в шампунях, после чего он неско
лько дней шарахался сам от себя, расчесали как на свадьбу, а тем временем н
а его Территорию забросили четыре грузовика щебенки и грузовик песка. Ст
ало лучше, это даже отдаленно напоминало берег его родной реки, к который
он бегал отпиваться после удачной охоты или купаться в жаркие дни. Но на р
еке была жизнь: на мелководье шныряли косячки мальков; чуть поодаль вытя
нувшись вдоль течения стояли рыбы покрупнее, слегка колыхая плавниками
и изредка поднимая голову, ловя неосторожно снизившихся мушек; из камыше
й взлетали, встревоженно крича, утки; бобры, недовольно бурча, строили сво
ю хатку. Сама река была жизнь: с ней можно было бороться, встав на стремнин
е и подставив грудь ее натиску; с ней можно было играть, прыгая на порогах
навстречу низвергающихся потокам и отлетать, кувыркаясь; с ней можно был
о отдыхать, лежа вместе на мелководье. Сам запах, исходивший от нее, был за
пахом здорового молодого тела.
Ров же, окружавший его нынешнюю Территорию, даже близко нельзя было срав
нить с рекой. Вода в нем никогда не была прозрачной, а поверхность чистой,
как свежий лед, так что можно было бы смотреться в нее, пугая самого себя з
лобным оскалом и разгонять видение ударом лапы. Вода стояла недвижимо, п
остоянно скованной, как панцирем, какой-нибудь пленкой, то пыльцой с расп
устившихся сережек берез, раскинувшихся парами возле его вольера, то топ
олиным пухом, бураном налетавшим весной с улиц вокруг зоопарка, то корка
ми хлеба, который зачем-то в изобилии кидали посетители. Во второй полови
не лета, после жарких июльских дней, вода зацветала, мутнела и зеленела и о
т нее шел тяжелый дух долины Смерти, куда Волк на воле рисковал ходить тол
ько в самый трескучий мороз, когда бескормица заставляла его покрывать д
есятки километров в поисках добычи. Каждые три луны воду во рву меняли и н
есколько дней после этого Волк по ночам с наслаждением бросался в нее, си
льными гребками проплывал несколько метров, выскакивал на землю и, широк
о расставив и уперев лапы в землю, мощными движениями бросал свое тело из
стороны в сторону, выбивая из шкуры вместе с водой въевшуюся пыль и грязь,
а затем носился кругами по самой кромке рва, чувствуя, как наливаются сил
ой его мышцы, застоявшиеся за круглодневное лежание под недовольными вз
орами пришедших поглазеть на него двуногих, и, когда казалось, что сил уже
не осталось, он вновь бросался воду и все повторялось, до восхода солнца и
первого скрипа калитки в дальнем углу зоопарка, через которую проходили
утренние смотрители.
Но особенно раздражали Волка его соседи Ц обитатели зоопарка. Он долго
не мог привыкнуть относиться к ним не как к добыче и часто, дождавшись нуж
ного ветра, напряженно припадал к земле, неотрывно следя, к примеру, за пек
ари, нагло хрюкавшими у него на глазах, тихо подползал в их сторону, настор
оженно шевеля ушами, готовый в любой момент к решающему прыжку, и приходи
л в себя лишь погрузившись передними лапами в ров с водой. Отвратил его от
такой судороги охоты один мелкий случай. Как-то осенним вечером, в которы
й раз в запале влетев в воду, он раздосадовано отпрыгнул назад и услышал з
а спиной щебечущий заливистый хохот, от которого волнами колыхалась бер
еза, облюбованная зоопарковскими воробьями для ночлега.
Ц Посмотрите на этого четвероногого! Он как будто специально каждый веч
ер устраивает для нас представление. Воистину, Создатель не дал им разум
а. И правильно не дал им способности летать! Они такие глупые, что сразу бы
разбились о ближайшую стену! Посмотрите, посмотрите, как он прыгает! Да лю
бой наш малыш при первом вылете из гнезда пролетает больше! Ха-а-а-а! О-о-ой
Ц не могу!
Мало-помалу приучился Волк смотреть на соседей не как на добычу, а как на
товарищей по несчастью, как на добрых соседей, которые тем приятнее, что и
за жизнь поговорить можно, и сплетни зоопарковские послушать, так, время
протянуть до прихода посетителей или после кормежки до сна, если кто при
вык спать по ночам, а с другой стороны не мешают они тебе, не могут неожида
нно вторгнуться в твой персональный вольер, хочешь Ц думай о своем хоть
день-деньской.
А соседи попадались презанимательные.
Вот морж, на восход-тепло, в десяти прыжках. Огромная туша, Волку бы, наверн
о, на всю зиму хватило. Но и территория дана не маленькая. Почти во всю терр
иторию Ц пруд из сплошного серого камня двуногих, и небольшой островок,
на который Морж иногда выбирался, тяжело опираясь на смешные передние ла
пы и рывками прокидывая тело вперед. Казалось, что он выбирается на остро
вок только для того, чтобы гневно протрубить несколько раз о том, что он ес
т моллюсков и согласен на устрицы, но терпеть не может хлеба, после чего с
шумом, вздымая полуметровые волны, бросается в бассейн и начинает, как за
веденный, носиться по диагонали по пруду, в один нырок преодолевая все от
веденное ему расстояние и приводя в непонятный восторг посетителей, гот
овых часами стоять у вольера в ожидании, когда над поверхностью воды под
нимется сердитая морда. Морж был стар, редкая щетина на морде почти стерл
ась, а желтые бивни, когда-то угрожающее торчавшие изо рта, сильно покроши
лись на концах из-за безуспешных попыток взрыть каменное дно пруда. Окра
с его был какой-то грязноватый и напоминал подсохшую и покрывшуюся паут
иной трещин глину у Ближнего Ручья. Но как-то, еще до завтрака, когда солнц
е только-только выглянуло из-за окружающих домов, Морж в очередной раз вы
брался на островок и тут с ним произошло чудесное превращение. Кожа прио
брела невообразимый розовый оттенок, который бывает только у нежных вес
енних цветов, не обожженных летним зноем, или странных горбоносых цапель
, живописной группой застывших на мелководье центрального пруда зоопар
ка, и который был просто неприличен для солидного зверя.
Ц Эй, безногий, Ц не выдержал Волк, Ц тебя кто покрасил?
Морж, не обращая внимания, соскользнул в воду и маятником заносился в пру
ду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
и раздосадовано крякнул, когда она, как крот, пробуравила наст и выскочил
а с другой стороны.
Ц Вот их подлая бабья натура! Змеи, одно слово. Наш-то красавец, как порядо
чный, напролом…
Ц И в сетке, Ц закончил Губернатор, потирая левой рукой губы и не отрыва
я глаз от волчицы.
Ц Ведь уйдет! Ц в охотничьем азарте воскликнул Большой Человек.
Ц Точно уйдет, Ц вскрикнул Губернатор, вскидывая ружье. Ц Говорил разд
олбаям поставить второй ряд сетки.
Ц Охолони! Но ведь уйдет!
Большой человек пританцовывал на месте, вытягиваясь верх, чтобы лучше ви
деть происходящее на поляне, то поднимая, то опуская ружье, и вдруг решите
льно вскинул ружье, глубоко вздохнул и на медленном выдохе мягко нажал к
урок.
Грудь волчицы при приземлении после очередного прыжка, повинуясь невед
омой силе, глубоко вдавилась в наст, окрасив его в красный цвет, но она наш
ла в себе силы для последнего прыжка, но уже в воздухе стала заваливаться
набок и, перевернувшись, как перекати-поле, несколько раз на снегу, застыл
а в вечной неподвижности.
Ц Вот это выстрел! Ц в восхищении воскликнул Губернатор.
Ц Мастерство не пропьешь! Как я ее снял! Сто пятьдесят метров на бешеном с
каку!
Егеря, не лицемеря, зааплодировали, но вскоре быстро побежали по своим де
лам, одни к спеленанному сеткой Волку, другие к убитой волчице.
Ц Господин генерал, изволите сфотографироваться на память, прежде чем ш
куру сдирать? Ц спросил высокий худой егерь, подобострастно сгибая и бе
з того сутулую спину. Ц Вот имеется моментальный широкофокусник.
Ц Какие фотографии, какая шкура? Ц подумал Большой Человек.
Возбуждение прошло и осталось лишь чувство растерянности и непонятно с
чего навалившейся усталости.
Губернатор уловил перемену настроения, махнул рукой за спиной, сдувая ок
ружающих, и взял бутылку водки.
Ц Шли за одним и взяли одного. Все по плану, а второго не было. Давай за план
!
Он хотел было налить в стопки, но передумал, пододвинул два высоких хруст
альных фужера, вылил в них все содержимое бутылки и протянул один из фуже
ров Большому Человеку.
Ц Не расстраивайся. Ну ушла бы, век вековать. Последней. Тут если один, без
семьи, среди людей Ц волком взвоешь. А если совсем один, последний, среди
тараканов Ц удавишься. Ц Губернатор одним махом влил в себя содержимо
е фужера. Ц И тебя понимаю, и что делать надо Ц понимаю. Как два разных чел
овека.
Ц Дело житейское. Вялотекущая шизофрения. У меня дядьку лет десять лечи
ли, Ц Большой Человек печально улыбнулся.
Ц Ну и как? Ц спросил Губернатор, удивленный этой неизвестной ему детал
ью биографии друга.
Ц Хороший человек был, профессор, только власти не любил и крепко зашиба
л, в общем, нормальный мужик. Ты бы налил еще водки.
Ц Это сделаем, вот только распоряжусь. Ц Губернатор призывно помахал р
укой старшему егерю. Ц Слушай, Ц сказал он, когда тот подошел. Ц Ребята
Ц молодцы, последнего волка словили, не фунт изюма, пару ящиков водки на в
сех, и по две сотни премии. Волчицу сам зароешь.
Ц Какую волчицу? Ц егерь недоуменно пожал плечами и степенно пошел на п
оляну.
* * *
Перевоз Волка в столицу губернии и далее в столицу
страны был обставлен по всем законам жанра. К армейскому тягачу подцепил
и закамуфлированную паласом цвета сафари автомобильную платформу, на к
оторую установили огромную, десять на десять футов, клетку, сваренную из
оцинкованной арматуры, серебрящейся под ярким зимним солнцем. Погода вы
далась как по заказу и количество обывателей, с удовольствием высыпавши
х на улицы столицы губернии в погожий субботний денек, и их неподдельный
энтузиазм при встрече Последнего Волка был сопоставим разве что с давно
забытыми моментами встречи Первого Космонавта.
Сразу после пленения Волку вкололи хорошую дозу снотворного и он не помн
ил, как его тщетно пытались освободить от спеленавшей его сетки, пока, нак
онец, ее просто не разрезали охотничьими ножами, как его бесчувственным
кулем загрузили в губернаторский джип и привезли на губернаторскую дач
у, где было решено дождаться прибытия спецэскорта. Его еще с трудом, на пла
щ-палатке, переносили из джипа в свободную секцию гаража, как с визгом при
бежала внучка Губернатора, посмотрела на огромный серый ком, разочарова
нно поджала губы: «Фи, какой-то неинтересный и ничуточки не страшный!» Ц
и умчалась прочь. Волку связали на всякий случай лапы, вспомнив детские к
артинки из «Красной Шапочки», и положили на тонкое одеяло, брошенное на б
етонный пол.
Волк очнулся от скрипа гаражных ворот. В проеме возникла крупная фигура
молодой девушки, с круглым добрым лицом и полноватыми ногами. Она подошл
а к Волку, оглядела, поохала: «Как же это они так с тобой!» Ц и куда-то ушла. В
скоре она появилась вновь с небольшим тазиком, наполненным водой, и пост
авила его у морды Волка. «Ты уж извини, не могу я тебя развязать, ведь убежи
шь Ц всем неприятности будут. Я бы тебя отпустила, тебе в лес надо, но не мо
гу», Ц приговаривала она, подхватив Волка под животом и приподняв его на
д тазиком. Волк опустил голову и стал жадно лакать воду, разбрызгивая ее в
о все стороны. «Ну вот и хорошо», Ц сказала девушка, когда Волк напился, и о
пустила его на пол, Ц «Подожди, я сейчас вернусь. А воду заберу, все равно т
ы до нее не дотянешься, только лишние волнения.» Ее не было довольно долго
и Волк задремал. Когда вновь скрипнули ворота, он угрожающе зарычал, но вс
коре замолчал, увидев, что это опять та же девушка с чем-то большим, почти в
длину Волка, в руках. Это был толстый детский матрац, который девушка поло
жила рядом с Волком. «Вот мы сейчас тебя сюда положим. Раньше Наточка спал
а, а теперь волчок поспит. Это тебе не на земле спать, на земле да на листве т
ебе хорошо, а тут бетон, он сырой и холодный, ты простудишься», Ц там приго
варивала она, перетаскивая Волка на матрац. Ц «Ну, прощай, чай не свидимс
я больше», Ц и она ушла, плотно притворив и заперев снаружи ворота.
На следующее утро прибыл тягач с платформой и клеткой. Долго совещались,
как освободить Волка от пут, чтобы он не перекусал всех вокруг, пока, возму
щенный заминкой, не подошел Губернатор, презрительно посмотрел на робею
щих молодых солдат, решительно зашел в клетку, двумя точными ударами нож
а перерезал веревки и пошел назад к своей машине.
Волк еще долго после начала движения платформы лежал на полу клетки, под
рагивая лапами для восстановления кровообращения. Потом неуверенно вс
тал и оглянулся вокруг. Они уже въехали в город, и там и тут вдоль дороги ст
ояли группки людей, обычно семьями, заинтересованно разглядывавших его,
тыкающих в него пальцами и отпускавшими беззлобные фразы, типа «Попался
, гад!» или «Его бы с соседским кобелем стравить, вот была бы потеха!»
Тут перед ним в который раз мелькнула последняя перед пленением картина
: несущаяся во весь опор к лесу волчица, громкий хлопок, падение и последни
й прыжок. И он, не помня себя, яростно рванул в сторону ненавистных двуноги
х, готовый разметать их, разорвать в клочки, уничтожить это наглое в своей
силе племя. Но он лишь наткнулся на прочные прутья клетки и, взвыв от боли,
ненависти и разочарования, отлетел перевернувшись обратно на середину
клетки. Он еще несколько раз, до пены изо рта, бросался в разные стороны, на
деясь где-нибудь пробить стены своего узилища, то тщетно. Толпа радостно
загоготала, многие даже захлопали в ладоши и стали криками подбадривать
его, надеясь на продолжение бесплатного представления.
Волк остановился, обвел толпу налитыми кровью глазами и улегся посреди к
летки, положив голову на вытянутые лапы и прикрыв глаза. Он не смирился, он
просто не хотел быть шутом. В этой позе он провел долгие годы. Приходившие
поглазеть на него люди видели лишь большой серый меховой куль с едва взд
ымающимися от дыхания боками и разочаровано уходили.
* * *
Может быть, зоопарк был хороший. По крайней мере, вл
асть имущие, по зоопаркам никогда не ходившие из-за несолидности и опасн
ости смешения с народом, и народ, в подавляющем большинстве видевший тол
ько один зоопарк в своей жизни, искренне считали его лучшим в мире. Но для
Волка он был тюрьмой, а тюрьма бывает плохой или очень плохой.
Как самому известному экспонату, ему выделили центральное место. Специа
льно к его приезду, точнее говоря, привозу срыли старый слоновник, насыпа
ли небольшой пологий холм со срезанной вершиной, вокруг холма вырыли ров
шириной и глубиной в половину его прыжка, по крайней мере, так Им казалось
, а он ни разу не попытался разубедить Их в этом. Вокруг рва возвели стенку
из необделанных камней, такую, чтобы детеныши двуногих могли, приподнявш
ись на цыпочки, разглядеть его, а сверху для надежности установили высок
ую решетку с заостренными концами прутьев, так что забор напоминал каре
древних латников с поднятыми копьями. Что-то подобное Волк видел один ра
з на своей территории, когда как-то летом понаехало множество двуногих, ш
умных, вонючих, стрекочущих и сверкающих, и целую луну что-то делали на ег
о любимом поле, где он так любил загонять зимой зайцев, оставив после себя
мертвую, засыпанную бесполезными предметами землю.
На теплой стороне холма установили бревенчатый домик с невысоким лазом
и стилизованной под соломенную двускатной крышей. Они думали, что это за
менит ему привычное лежбище Ц пещеру, но он спал в домике все несколько д
ней в году, когда по ночам становилось совсем невмоготу от холода.
Невдалеке от домика имелся единственный проход, связывавший его тепере
шнюю Территорию с окружающим миром: через ров был перекинут мостик без п
ерил, упиравшийся в крепкую дубовую калитку вровень с каменной стенкой,
в которую была заделана металлическая решетка. Сам мостик был сделан точ
но из таких же металлических прутьев, разве что расположенных чуть побли
же друг к другу, чтобы не проваливались ноги смотрителей. Когда смотрите
лей внутри не было, мостик поднимали, прижимая к калитке, так что издали ка
залось, что Волк находится на полностью изолированном острове.
Вольер делали наспех, холм засыпали мерзлой землей и слегка утрамбовали
. Но буквально через неделю после привоза Волка яркое весеннее солнце ст
ало подтапливать снег и землю и вольер уподобился отечественным скотны
м дворам. Вскоре Волк проваливался в землю по колено, шерсть пропиталась
грязью и сбилась в колтуны, что случилось с ним первый раз в жизни. Волку в
очередной раз ввели снотворное, искупали в шампунях, после чего он неско
лько дней шарахался сам от себя, расчесали как на свадьбу, а тем временем н
а его Территорию забросили четыре грузовика щебенки и грузовик песка. Ст
ало лучше, это даже отдаленно напоминало берег его родной реки, к который
он бегал отпиваться после удачной охоты или купаться в жаркие дни. Но на р
еке была жизнь: на мелководье шныряли косячки мальков; чуть поодаль вытя
нувшись вдоль течения стояли рыбы покрупнее, слегка колыхая плавниками
и изредка поднимая голову, ловя неосторожно снизившихся мушек; из камыше
й взлетали, встревоженно крича, утки; бобры, недовольно бурча, строили сво
ю хатку. Сама река была жизнь: с ней можно было бороться, встав на стремнин
е и подставив грудь ее натиску; с ней можно было играть, прыгая на порогах
навстречу низвергающихся потокам и отлетать, кувыркаясь; с ней можно был
о отдыхать, лежа вместе на мелководье. Сам запах, исходивший от нее, был за
пахом здорового молодого тела.
Ров же, окружавший его нынешнюю Территорию, даже близко нельзя было срав
нить с рекой. Вода в нем никогда не была прозрачной, а поверхность чистой,
как свежий лед, так что можно было бы смотреться в нее, пугая самого себя з
лобным оскалом и разгонять видение ударом лапы. Вода стояла недвижимо, п
остоянно скованной, как панцирем, какой-нибудь пленкой, то пыльцой с расп
устившихся сережек берез, раскинувшихся парами возле его вольера, то топ
олиным пухом, бураном налетавшим весной с улиц вокруг зоопарка, то корка
ми хлеба, который зачем-то в изобилии кидали посетители. Во второй полови
не лета, после жарких июльских дней, вода зацветала, мутнела и зеленела и о
т нее шел тяжелый дух долины Смерти, куда Волк на воле рисковал ходить тол
ько в самый трескучий мороз, когда бескормица заставляла его покрывать д
есятки километров в поисках добычи. Каждые три луны воду во рву меняли и н
есколько дней после этого Волк по ночам с наслаждением бросался в нее, си
льными гребками проплывал несколько метров, выскакивал на землю и, широк
о расставив и уперев лапы в землю, мощными движениями бросал свое тело из
стороны в сторону, выбивая из шкуры вместе с водой въевшуюся пыль и грязь,
а затем носился кругами по самой кромке рва, чувствуя, как наливаются сил
ой его мышцы, застоявшиеся за круглодневное лежание под недовольными вз
орами пришедших поглазеть на него двуногих, и, когда казалось, что сил уже
не осталось, он вновь бросался воду и все повторялось, до восхода солнца и
первого скрипа калитки в дальнем углу зоопарка, через которую проходили
утренние смотрители.
Но особенно раздражали Волка его соседи Ц обитатели зоопарка. Он долго
не мог привыкнуть относиться к ним не как к добыче и часто, дождавшись нуж
ного ветра, напряженно припадал к земле, неотрывно следя, к примеру, за пек
ари, нагло хрюкавшими у него на глазах, тихо подползал в их сторону, настор
оженно шевеля ушами, готовый в любой момент к решающему прыжку, и приходи
л в себя лишь погрузившись передними лапами в ров с водой. Отвратил его от
такой судороги охоты один мелкий случай. Как-то осенним вечером, в которы
й раз в запале влетев в воду, он раздосадовано отпрыгнул назад и услышал з
а спиной щебечущий заливистый хохот, от которого волнами колыхалась бер
еза, облюбованная зоопарковскими воробьями для ночлега.
Ц Посмотрите на этого четвероногого! Он как будто специально каждый веч
ер устраивает для нас представление. Воистину, Создатель не дал им разум
а. И правильно не дал им способности летать! Они такие глупые, что сразу бы
разбились о ближайшую стену! Посмотрите, посмотрите, как он прыгает! Да лю
бой наш малыш при первом вылете из гнезда пролетает больше! Ха-а-а-а! О-о-ой
Ц не могу!
Мало-помалу приучился Волк смотреть на соседей не как на добычу, а как на
товарищей по несчастью, как на добрых соседей, которые тем приятнее, что и
за жизнь поговорить можно, и сплетни зоопарковские послушать, так, время
протянуть до прихода посетителей или после кормежки до сна, если кто при
вык спать по ночам, а с другой стороны не мешают они тебе, не могут неожида
нно вторгнуться в твой персональный вольер, хочешь Ц думай о своем хоть
день-деньской.
А соседи попадались презанимательные.
Вот морж, на восход-тепло, в десяти прыжках. Огромная туша, Волку бы, наверн
о, на всю зиму хватило. Но и территория дана не маленькая. Почти во всю терр
иторию Ц пруд из сплошного серого камня двуногих, и небольшой островок,
на который Морж иногда выбирался, тяжело опираясь на смешные передние ла
пы и рывками прокидывая тело вперед. Казалось, что он выбирается на остро
вок только для того, чтобы гневно протрубить несколько раз о том, что он ес
т моллюсков и согласен на устрицы, но терпеть не может хлеба, после чего с
шумом, вздымая полуметровые волны, бросается в бассейн и начинает, как за
веденный, носиться по диагонали по пруду, в один нырок преодолевая все от
веденное ему расстояние и приводя в непонятный восторг посетителей, гот
овых часами стоять у вольера в ожидании, когда над поверхностью воды под
нимется сердитая морда. Морж был стар, редкая щетина на морде почти стерл
ась, а желтые бивни, когда-то угрожающее торчавшие изо рта, сильно покроши
лись на концах из-за безуспешных попыток взрыть каменное дно пруда. Окра
с его был какой-то грязноватый и напоминал подсохшую и покрывшуюся паут
иной трещин глину у Ближнего Ручья. Но как-то, еще до завтрака, когда солнц
е только-только выглянуло из-за окружающих домов, Морж в очередной раз вы
брался на островок и тут с ним произошло чудесное превращение. Кожа прио
брела невообразимый розовый оттенок, который бывает только у нежных вес
енних цветов, не обожженных летним зноем, или странных горбоносых цапель
, живописной группой застывших на мелководье центрального пруда зоопар
ка, и который был просто неприличен для солидного зверя.
Ц Эй, безногий, Ц не выдержал Волк, Ц тебя кто покрасил?
Морж, не обращая внимания, соскользнул в воду и маятником заносился в пру
ду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23