Так, заодно, он приучал волчат соблюдать Закон и не брать лишнего.
А после успешной охоты и сытного обеда они ложились где-нибудь в теньке п
облизости от воды и Волк начинал объяснять им Закон. Волчата обычно засы
пали под его неспешный говор, но Волк не расстраивался и в следующий раз п
овторял свои наставления с начала, а некоторые из них так поражали волча
т, что они сами просили повторить их снова и снова, и Волк повторял -что-ниб
удь да останется.
Волк понимал, что волчата слишком молоды для восприятия Закона и после м
аленького урока переводил разговор на обыденное, на окружающее. Уже тогд
а, до своих многолетних странствий, Волк знал о животном мире гораздо бол
ьше, чем любой из обитателей леса, и волчата, затаив дыхание, слушали его р
ассказы о повадках разных зверей и птиц, не только осязаемых, но и тех, дал
еких, недостижимых, с которыми он познакомился в зоопарке. О гигантской щ
уке с четырьмя лапами, которая выползает из воды, чтобы схватить глупых з
азевавшихся волчат и уволочь их на самое дно; об огромном олене, в два раза
выше любого виденного ими, но без рогов и с одним или двумя мешками на спи
не, куда он складывает непочтительных волчат, а также еду и воду и поэтому
может не пить и не есть неделями; о звере-горе с двумя хвостами и огромным
и лапами, в отпечатке которых, заполненном водой, может искупаться устав
ший на охоте волчонок; об огромных орлах, которые могут взять в каждую из с
воих когтистых лап по разморившемуся на солнце волчонку и унести их к са
мому Крайнему Морю. Волчата повизгивали от страха, стреляли глазами то н
а мирно журчащий поблизости ручей, но в небо, где весело носились ласточк
и, и успокаивались Ц сказка.
Но больше всего волчата любили рассказы отца о его прошлой жизни. Так пол
училось, что в этих рассказах смешались судьбы Одинокого Волка и Последн
его Волка, и вот Волк в последнем усилии проскальзывает под сетку и мимо и
зумленных егерей и охотников, мимо припасенных на такой случай борзых не
сется во весь опор за Волчицей, и вот они уже у спасительной трубы, и вот, пр
одравшись сквозь заросли калины, они юркнули в нее и никто не смеет их пре
следовать, но они несутся вперед и выскакивают на берег рукотворного озе
ра с заброшенными, недостроенными домами двуногих, их пустые глазницы бе
ссильно провожают их, их распахнутые рты пробуют что-то озлобленно крик
нуть им вслед, но они бегут вперед, они живы, они свободны. «Так мы с мамой пр
ибежали сюда, тут появились вы, и теперь здесь наш дом.»
Он никогда не рассказывал им о пленении отца, о своей жизни в несвободе, о
своей шайке, хотя волчатам наверняка были бы интересны их похождения. Он
никогда не говорил им о том, что он Ц Последний. Они лежали рядом с ним, так
ие сильные, такие гордые, такие серые, они были живым опровержением того, с
чем он вырос, того, что внедрилось в него сразу же, как он начал осознавать
этот мир.
Ц Ваши двоюродные братья и сестры где-то рядом. Когда вы подрастете, мы п
ойдем и найдем их и у нас будет большая Стая. И пусть Они трепещут!
Ц Мы найдем их, и у нас будет большая Стая, и пусть Они трепещут! -радостно
подхватывали волчата, ударяя правыми передними лапами о дерн.
Разговоры утихали, они погружались в сон, потом просыпались, потягивалис
ь, до дрожи напрягая задние лапы и хвост, немного пили Ц много нельзя пере
д возможным долгим бегом Ц и устремлялись навстречу новой охоте.
Как-то раз, ранним утром они столкнулись с косулей, редкой гостьей в их кр
аях. Волчата замерли на опушке леса, разглядывая неизвестную стройную, т
онконогую красавицу, в искрящейся в первых лучах солнца гладкой рыжей шу
бке, с точеной, неожиданно темно-серой головой с белым пятнышком на перен
осице. «Что ж, поохотимся, Ц сказал Волк, Ц сильно не отставать! И смотрит
е внимательнее, что я буду делать.» Для Волка это была не охота Ц детская
забава, он легко догнал косулю, в четком прыжке перерезал ей артерию на го
рле и спокойно улегся рядом, но для волчат, изо всех сил старавшихся держа
ться сразу за отцом, это была первая настоящая погоня и они, возбужденно у
рча, налетели на поверженную косулю, вцепились ей в горло и замерли, впиты
вая еще пульсирующую кровь. «Как мы ее загнали, мама! Ц взахлеб описывали
они вечером короткие перипетии погони. Ц Почему ты не ходишь с нами на о
хоту?»
* * *
Чем больше сближался с сыновьями Волк, тем дальше о
тходила Альма. Как-то само собой сложилось, что Стая, как они гордо именов
али себя, чуть свет уходила на охоту, иногда на два-три дня, а Альма оставал
ась в логове и на все это время они забывали друг о друге. Но Альма недолго
спала после их ухода, вставала, до хруста потягиваясь, немного ела из обил
ьно принесенной добычи и отправлялась в короткую, на час резвого бега, до
рогу, к странному, как будто из другого или очень древнего мира, городу дву
ногих, обнесенному высоченным, в половину хорошего дерева, глухим заборо
м со сторожевыми башенками по углам. В строго определенное время распахи
вались ворота, в которые упиралась единственная в округе дорога, и из них
медленно вытекала толпа неизбывно усталых людей в одинаковом черном в с
опровождении утренне-злых людей в форменно-пятнистом. Они уходили в лес,
с каждым днем все дальше, где они прорубали широченную, в пять или шесть пр
ыжков, просеку для каких-то их, людских, надобностей, валили вековечные де
ревья, обрубали ветки, кряхтя пристраивали тяжелые бревна на сани-волок
уши, что свозили их к дороге, где бревна перегружали на непомерно длинные
машины и увозили в другую жизнь.
Альма встречала их у ворот, провожала до места работы, весь день неотрывн
о следила за высоким немолодым человеком в черном Ц Хозяином, за тем, как
он работает, как ест во время короткого обеда в полдень, как в неветренную
погоду разжигает костры из обрубленных веток посреди просеки, зачарова
нно глядя на медленно прыгающий по лапнику, перед тем как бодро загудеть,
огонек, как по команде присаживается к ближайшему дереву, достает из кар
мана металлическую коробочку, пуская солнечный зайчик откидывающейся
крышкой, вставляет в рот столь любимую людьми палочку и с наслаждением в
ыпускает изо рта клубы серого дыма, как в конце дня он возвращается той же
дорогой в свой город и исчезает за сливающимися с забором воротами, до сл
едующего дня.
Альму уже все знали, и черные, и пятнистые, даже сопровождающие людей кобе
ли каждое утро приветствовали ее радостным лаем, резко контрастировавш
им с их злобным рычанием по отношению к людям. В один из первых дней ее неп
рерывной добровольной вахты она вышла из леса и, дождавшись, когда Хозяи
н повернулся лицом в ее сторону, негромко тявкнула. Хозяин поднял глаза, д
олго всматривался в нее и потом выдохнул, удивленно, вопросительно: «Аль
ма?» Она услышала этот шепот, через визг пил и стук топоров, через перекрик
ивания работающих и обязательную по службе ругань охранников. «Да, это я,
я здесь!» Ц пролаяла она ему в ответ, от радости припала на передние лапы,
опустив голову к самой земле, и, как неразумный щенок, завиляла высоко под
нятым хвостом.
Несколько дней все люди с удивлением наблюдали эти странные диалоги и во
т начальник конвоя не вытерпел.
Ц Ваша что ли?
Ц Моя. Альма. Из той жизни.
Ц Как она здесь очутилась-то?
Ц Сам не понимаю. Если бы как встарь, пешком по этапу, а так… Не понимаю!
Ц Ладно. Подойдите. Разрешаю свидание.
Хозяин удивленно посмотрел на начальника и направился к собаке. Та возбу
жденно крутилась на месте, но рванулась навстречу Хозяину только тогда,
когда он, сильно приблизившись, пересек какую-то невидимую определенную
самой Альмой границу Их Территории. Она налетела на Хозяина и, не боясь те
перь испачкать его одежду, вытянулась, положила лапы ему на плечи и неско
лько раз лизнула его в нос, щеки, любовно заглядывая ему в глаза, потом сос
кочила обратно на землю и начала в невероятном возбуждении носиться кру
гами вокруг него, изредка подбегая, и после короткого касания руки продо
лжала безумно радостный бег вокруг тихо плачущего от счастья и умиления
уставшего немолодого мужчины. Но вот они оба успокоились, Хозяин сел, при
валившись спиной к березе, Альма улеглась рядом, положив голову ему на жи
вот и блаженно замерла под неспешным ласковым перебором пальцев на загр
ивке.
Никто не работал, растроганно наблюдая эту сцену взаимного обретения по
сле долгой разлуки, даже охранников прошибло, и чтобы скрыть, подавить эт
о неположенное при исполнении чувство, они, когда Хозяин, последний раз о
бняв Альму, побрел обратно, принялись привычно зубоскалить.
Ц Эй, красотка, давай к нам. Наш Хозяин не хуже, лучшие куски даст, не ихнюю
баланду. И женихами обеспечим, вот какие стоят, подрагивают.
* * *
Как-то раз случилось, что Волк с волчатами вернулис
ь к логову до срока и очень удивились, не застав Альмы. Они сделали несколь
ко увеличивающихся кругов вокруг логова, нашли свежий след и пустились п
о нему. «Мама, наверно, решила поохотиться, пойдем поможем, то-то весело бу
дет!» Ц кричали волчата.
Они нашли ее на привычном для нее месте, метрах в пятидесяти от работающи
х, лежащей и неотрывно смотрящей в их сторону.
Ц А мы думали Ц ты охотишься, Ц разочарованно протянул Лобастик.
Ц Та-а-ак, Ц прохрипел Волк.
Ц Здесь мой Хозяин, извини, Ц ответила Альма и твердо посмотрела Волку в
глаза.
Ц У, сучье племя, не можете без хозяина.
Волк развернулся и побежал обратно к логову.
Теперь изредка волчата, когда вдвоем, когда один, почему-то всегда Ушасти
к, отказывались идти с Волком на охоту Ц «Мы побудем с мамой», и бежали вм
есте с ней выполнять ежедневный ритуал. Они лежали целый день рядом с ней,
смиряя свой детский темперамент и слушая ее рассказы о жизни с Хозяином.
Из всего прошедшего она вспоминала только это.
Время шло. Опять начала индеветь трава по утрам, осыпалась золотом берез
а, покоричневел, не сдаваясь ветрам, дуб.
Ц Время идет к холоду. Скоро уснут реки. Дети выросли. Пора двигаться даль
ше, Ц сказал как-то Волк Альме.
Ц Зачем? Нам и здесь хорошо.
Ц Мы должны найти мою Территорию. Только там нам может быть по настоящем
у хорошо. Там наше место.
Ц Мое место Ц здесь, Ц тихо ответила Альма.
Ц Что? Ц недоуменно переспросил Волк.
Ц Здесь мое место, потому что здесь Ц мой хозяин.
Ц Что-о-о-!?
Волчата в ужасе забились в логово, в котором они не спали с весны. Гнев Вол
ка был ужасен, он изрыгал проклятья на все «сучье племя», на всех их потомк
ов и предков, вплоть до того ренегата-волка, который первым приполз на брю
хе и лизнул руку человека в обмен на чечевичную похлебку, он объявлял вой
ну всем несерым и всем серым, которые хоть раз позволили человеку дотрон
уться до своего загривка, он обещал Альме растерзать ее Ц «Ты знаешь Ц я
могу! Ты помнишь! И в этом Ц твоя месть!»
Ц Нет, не в этом. То, что сейчас, выше меня, выше тебя, Ц тихо, но твердо сказ
ала Альма.
И почувствовав эту твердость, эту бесповоротность в ее голосе, Волк как-т
о сразу успокоился.
Ц Ладно. Создатель тебе судия. Но я ухожу. У тебя свой путь, свое предназна
чение, у меня Ц свое. Знать бы Ц какое, Ц прибавил он про себя. -Ушастик, Ло
бастик! Выползайте! Мы уходим на восход, на Территорию наших предков. За мн
ой!
Волчата уже вылезли из логова и немного растерянно смотрели на родителе
й. Было даже странно видеть это выражение замешательства и недоумения, т
акое детское, потерянное, на мордах этих крепких, высоких, уже в рост матер
и, парней. Они долго молчали, не двигаясь на призыв Волка, и, наконец, Ушасти
к прохрипел: «Я остаюсь с матерью.»
Ц Та-а-ак! Ну а ты, Лобастик, туда же, под мамин хвост?
Ц Куда скажешь, отец. Я готов.
Волк вначале не понял, что ответил сын, ему даже показалось, что тот тоже п
окидает его, но он, сникая, успел перехватить восторженный взгляд его гла
з и понял, что они вместе, и расправил плечи, и, гордо подняв голову, бросил:
«Стая идет на восход!» Ц и прыжками, для зачина, бросился прочь от логова,
с трепетом прислушиваясь к неотстающему хрусту подмерзшей травы под ла
пами сына. Он ни разу не оглянулся. Того, что он слышал, было достаточно Ц С
тая шла за вожаком.
* * *
Прошел месяц упоительного счастья совместного бе
га и охоты и вдруг природа забилась в предчувствии катастрофы. Пару дней
она рыдала, как бы оплакивая ушедшее лето, потом окаменела, как казалось, н
адолго, но вдруг опять сошлись темные брови и полились горькие слезы и та
к пока не пробился как-то месяц сквозь тучи, не пахнул свежим холодным воз
духом из широко открытого смеющегося рта, и заискрилось все вокруг, возв
еселилось, так, что даже солнце, щурясь от смеха, забыло о своей работе, и с к
аждым днем становилось холоднее, чем прошедшей ночью, но вот солнце, насм
еявшись, схватило платочек тучки отереть глаза, а слезы так и полились, и п
ригорюнилось, глаза открыло Ц перину уж раскинули от края до края, милое
дело Ц покувыркаться с молодцем-месяцем. А как отдохнули, так опять нача
ли на небе в прятки играть и бросили землю в морозное забвение.
А земля покрывалась панцирем снежного наста, таким, что лапой не прошибе
шь, да не одним слоем, а тремя, сколько раз погода от мокрети на жгучий моро
з менялась. И замер Лес, и опустел Лес, куда все и делись! Кто под снег залег,
да там и сгинул, кто от бескормицы да от холода в несколько дней согнал вес
ь накопленный за лето жирок, ссохся в клубок и покатил его ветер, растирая
в пыль о шкурку наста, кто поумнее да посильнее Ц двинулись к теплу, не вс
е, но дошли, спаслись.
Волк с сыном упорно бежали на восход. Лишь когда три дня подряд им не попал
ось не то что добычи, но даже следа добычи, Волк осознал, что в природе прои
сходит что-то странное. Лобастик давно поскуливал, часто останавливаясь
и облизывая пораненные о наст лапы, деревья потрескивали, но этот треск ш
ел не от застывших в неподвижном воздухе ветвей, а откуда-то изнутри, и кр
оме этого треска вокруг не было ни одного звука, ни одного живого звука.
Ц Нам нужна добыча, Ц прошептал Волк.
Ц Хорошо бы, Ц ответил Лобастик.
К середине следующего дня они напали на свежий след лося, уходивший на те
пло.
Ц Живем, парень! Ц вскричал Волк. Ц Он один Ц большая редкость. Рога уже
должен быть скинуть, так что берегись только копыт.
Через час преследования они наткнулись на широкую вмятину в снегу, рядом
с которой виднелись много следов копыт.
Ц Отлеживался. Устал. Видишь, как тяжело вставал, Ц прокомментировал Во
лк, Ц теперь недалеко.
Ц Матерый, Ц продолжал Волк, когда они впервые увидели преследуемого л
ося, Ц говорил я тебе, что устал, голову совсем опустил. А так, когда в силе,
да с рогами, да стаей Ц красавцы, не сунешься. Давай за мной, не забегай. Пом
нишь, как сделали косулю? Вот и хорошо. Я его сам завалю. Нам хватит, чтобы пе
реждать непогоду.
Все шло, как в тот раз. Волк, постоянно слыша за спиной возбужденный хрип с
ына, легко догнал лося, проваливавшегося почти на каждом шаге даже на так
ом насте. Он поравнялся с ним, уже остановившимся, и метнулся к горлу. И в то
т момент, когда его зубы привычно разрезали артерию на шее, слева, лось рез
ко дернулся и откуда-то сзади раздался страшный треск, расколовший тиши
ну леса. Волк отлетел в сторону и развернулся. Лось, обагряя снег реками кр
ови, завалился на передние ноги, а потом, не сгибая задних, упал набок. У сам
ых его задних ног, как раз в одном прыжке от Волка, лежал Лобастик. Последн
ий конвульсивный удар копыта пришелся точно в его широкий, такой любимый
Волком лоб. Его глаза навеки закрылись еще до того, как из горла лося пере
стала биться кровь.
Ц За что?!
Этот вой одинокого волка был громче наполненного страстью крика самца, п
обедившего в битве за волчицу, и громче сдобренного кровью рыка стаи, заг
навшей оленя, как для желающих слышать сдавленный плач вдовы заглушает ф
анфары побед легионов.
Часть шестая
Волк по-прежнему бежал, повинуясь неведомой путев
одной звезде, на восход. Он бежал уже третий день, не встречая людей и лишь
изредка пересекая слабо укатанные дороги, бежал напрямик, часто глубоко
проваливаясь в снег и раня лапы о кромку наста, бежал до тех пор, пока мышц
ы не начинали каменеть и, скручиваясь, кричать об усталости, тогда он заби
рался в первое попавшееся укрытие и засыпал. Но и во сне ему не было покоя,
все мелькали перед глазами копыта лося и слышался треск раздробленного
черепа. Он вскакивал и опять несся вперед, не думая о еде, лишь иногда хват
ая разгоряченной пастью снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
А после успешной охоты и сытного обеда они ложились где-нибудь в теньке п
облизости от воды и Волк начинал объяснять им Закон. Волчата обычно засы
пали под его неспешный говор, но Волк не расстраивался и в следующий раз п
овторял свои наставления с начала, а некоторые из них так поражали волча
т, что они сами просили повторить их снова и снова, и Волк повторял -что-ниб
удь да останется.
Волк понимал, что волчата слишком молоды для восприятия Закона и после м
аленького урока переводил разговор на обыденное, на окружающее. Уже тогд
а, до своих многолетних странствий, Волк знал о животном мире гораздо бол
ьше, чем любой из обитателей леса, и волчата, затаив дыхание, слушали его р
ассказы о повадках разных зверей и птиц, не только осязаемых, но и тех, дал
еких, недостижимых, с которыми он познакомился в зоопарке. О гигантской щ
уке с четырьмя лапами, которая выползает из воды, чтобы схватить глупых з
азевавшихся волчат и уволочь их на самое дно; об огромном олене, в два раза
выше любого виденного ими, но без рогов и с одним или двумя мешками на спи
не, куда он складывает непочтительных волчат, а также еду и воду и поэтому
может не пить и не есть неделями; о звере-горе с двумя хвостами и огромным
и лапами, в отпечатке которых, заполненном водой, может искупаться устав
ший на охоте волчонок; об огромных орлах, которые могут взять в каждую из с
воих когтистых лап по разморившемуся на солнце волчонку и унести их к са
мому Крайнему Морю. Волчата повизгивали от страха, стреляли глазами то н
а мирно журчащий поблизости ручей, но в небо, где весело носились ласточк
и, и успокаивались Ц сказка.
Но больше всего волчата любили рассказы отца о его прошлой жизни. Так пол
училось, что в этих рассказах смешались судьбы Одинокого Волка и Последн
его Волка, и вот Волк в последнем усилии проскальзывает под сетку и мимо и
зумленных егерей и охотников, мимо припасенных на такой случай борзых не
сется во весь опор за Волчицей, и вот они уже у спасительной трубы, и вот, пр
одравшись сквозь заросли калины, они юркнули в нее и никто не смеет их пре
следовать, но они несутся вперед и выскакивают на берег рукотворного озе
ра с заброшенными, недостроенными домами двуногих, их пустые глазницы бе
ссильно провожают их, их распахнутые рты пробуют что-то озлобленно крик
нуть им вслед, но они бегут вперед, они живы, они свободны. «Так мы с мамой пр
ибежали сюда, тут появились вы, и теперь здесь наш дом.»
Он никогда не рассказывал им о пленении отца, о своей жизни в несвободе, о
своей шайке, хотя волчатам наверняка были бы интересны их похождения. Он
никогда не говорил им о том, что он Ц Последний. Они лежали рядом с ним, так
ие сильные, такие гордые, такие серые, они были живым опровержением того, с
чем он вырос, того, что внедрилось в него сразу же, как он начал осознавать
этот мир.
Ц Ваши двоюродные братья и сестры где-то рядом. Когда вы подрастете, мы п
ойдем и найдем их и у нас будет большая Стая. И пусть Они трепещут!
Ц Мы найдем их, и у нас будет большая Стая, и пусть Они трепещут! -радостно
подхватывали волчата, ударяя правыми передними лапами о дерн.
Разговоры утихали, они погружались в сон, потом просыпались, потягивалис
ь, до дрожи напрягая задние лапы и хвост, немного пили Ц много нельзя пере
д возможным долгим бегом Ц и устремлялись навстречу новой охоте.
Как-то раз, ранним утром они столкнулись с косулей, редкой гостьей в их кр
аях. Волчата замерли на опушке леса, разглядывая неизвестную стройную, т
онконогую красавицу, в искрящейся в первых лучах солнца гладкой рыжей шу
бке, с точеной, неожиданно темно-серой головой с белым пятнышком на перен
осице. «Что ж, поохотимся, Ц сказал Волк, Ц сильно не отставать! И смотрит
е внимательнее, что я буду делать.» Для Волка это была не охота Ц детская
забава, он легко догнал косулю, в четком прыжке перерезал ей артерию на го
рле и спокойно улегся рядом, но для волчат, изо всех сил старавшихся держа
ться сразу за отцом, это была первая настоящая погоня и они, возбужденно у
рча, налетели на поверженную косулю, вцепились ей в горло и замерли, впиты
вая еще пульсирующую кровь. «Как мы ее загнали, мама! Ц взахлеб описывали
они вечером короткие перипетии погони. Ц Почему ты не ходишь с нами на о
хоту?»
* * *
Чем больше сближался с сыновьями Волк, тем дальше о
тходила Альма. Как-то само собой сложилось, что Стая, как они гордо именов
али себя, чуть свет уходила на охоту, иногда на два-три дня, а Альма оставал
ась в логове и на все это время они забывали друг о друге. Но Альма недолго
спала после их ухода, вставала, до хруста потягиваясь, немного ела из обил
ьно принесенной добычи и отправлялась в короткую, на час резвого бега, до
рогу, к странному, как будто из другого или очень древнего мира, городу дву
ногих, обнесенному высоченным, в половину хорошего дерева, глухим заборо
м со сторожевыми башенками по углам. В строго определенное время распахи
вались ворота, в которые упиралась единственная в округе дорога, и из них
медленно вытекала толпа неизбывно усталых людей в одинаковом черном в с
опровождении утренне-злых людей в форменно-пятнистом. Они уходили в лес,
с каждым днем все дальше, где они прорубали широченную, в пять или шесть пр
ыжков, просеку для каких-то их, людских, надобностей, валили вековечные де
ревья, обрубали ветки, кряхтя пристраивали тяжелые бревна на сани-волок
уши, что свозили их к дороге, где бревна перегружали на непомерно длинные
машины и увозили в другую жизнь.
Альма встречала их у ворот, провожала до места работы, весь день неотрывн
о следила за высоким немолодым человеком в черном Ц Хозяином, за тем, как
он работает, как ест во время короткого обеда в полдень, как в неветренную
погоду разжигает костры из обрубленных веток посреди просеки, зачарова
нно глядя на медленно прыгающий по лапнику, перед тем как бодро загудеть,
огонек, как по команде присаживается к ближайшему дереву, достает из кар
мана металлическую коробочку, пуская солнечный зайчик откидывающейся
крышкой, вставляет в рот столь любимую людьми палочку и с наслаждением в
ыпускает изо рта клубы серого дыма, как в конце дня он возвращается той же
дорогой в свой город и исчезает за сливающимися с забором воротами, до сл
едующего дня.
Альму уже все знали, и черные, и пятнистые, даже сопровождающие людей кобе
ли каждое утро приветствовали ее радостным лаем, резко контрастировавш
им с их злобным рычанием по отношению к людям. В один из первых дней ее неп
рерывной добровольной вахты она вышла из леса и, дождавшись, когда Хозяи
н повернулся лицом в ее сторону, негромко тявкнула. Хозяин поднял глаза, д
олго всматривался в нее и потом выдохнул, удивленно, вопросительно: «Аль
ма?» Она услышала этот шепот, через визг пил и стук топоров, через перекрик
ивания работающих и обязательную по службе ругань охранников. «Да, это я,
я здесь!» Ц пролаяла она ему в ответ, от радости припала на передние лапы,
опустив голову к самой земле, и, как неразумный щенок, завиляла высоко под
нятым хвостом.
Несколько дней все люди с удивлением наблюдали эти странные диалоги и во
т начальник конвоя не вытерпел.
Ц Ваша что ли?
Ц Моя. Альма. Из той жизни.
Ц Как она здесь очутилась-то?
Ц Сам не понимаю. Если бы как встарь, пешком по этапу, а так… Не понимаю!
Ц Ладно. Подойдите. Разрешаю свидание.
Хозяин удивленно посмотрел на начальника и направился к собаке. Та возбу
жденно крутилась на месте, но рванулась навстречу Хозяину только тогда,
когда он, сильно приблизившись, пересек какую-то невидимую определенную
самой Альмой границу Их Территории. Она налетела на Хозяина и, не боясь те
перь испачкать его одежду, вытянулась, положила лапы ему на плечи и неско
лько раз лизнула его в нос, щеки, любовно заглядывая ему в глаза, потом сос
кочила обратно на землю и начала в невероятном возбуждении носиться кру
гами вокруг него, изредка подбегая, и после короткого касания руки продо
лжала безумно радостный бег вокруг тихо плачущего от счастья и умиления
уставшего немолодого мужчины. Но вот они оба успокоились, Хозяин сел, при
валившись спиной к березе, Альма улеглась рядом, положив голову ему на жи
вот и блаженно замерла под неспешным ласковым перебором пальцев на загр
ивке.
Никто не работал, растроганно наблюдая эту сцену взаимного обретения по
сле долгой разлуки, даже охранников прошибло, и чтобы скрыть, подавить эт
о неположенное при исполнении чувство, они, когда Хозяин, последний раз о
бняв Альму, побрел обратно, принялись привычно зубоскалить.
Ц Эй, красотка, давай к нам. Наш Хозяин не хуже, лучшие куски даст, не ихнюю
баланду. И женихами обеспечим, вот какие стоят, подрагивают.
* * *
Как-то раз случилось, что Волк с волчатами вернулис
ь к логову до срока и очень удивились, не застав Альмы. Они сделали несколь
ко увеличивающихся кругов вокруг логова, нашли свежий след и пустились п
о нему. «Мама, наверно, решила поохотиться, пойдем поможем, то-то весело бу
дет!» Ц кричали волчата.
Они нашли ее на привычном для нее месте, метрах в пятидесяти от работающи
х, лежащей и неотрывно смотрящей в их сторону.
Ц А мы думали Ц ты охотишься, Ц разочарованно протянул Лобастик.
Ц Та-а-ак, Ц прохрипел Волк.
Ц Здесь мой Хозяин, извини, Ц ответила Альма и твердо посмотрела Волку в
глаза.
Ц У, сучье племя, не можете без хозяина.
Волк развернулся и побежал обратно к логову.
Теперь изредка волчата, когда вдвоем, когда один, почему-то всегда Ушасти
к, отказывались идти с Волком на охоту Ц «Мы побудем с мамой», и бежали вм
есте с ней выполнять ежедневный ритуал. Они лежали целый день рядом с ней,
смиряя свой детский темперамент и слушая ее рассказы о жизни с Хозяином.
Из всего прошедшего она вспоминала только это.
Время шло. Опять начала индеветь трава по утрам, осыпалась золотом берез
а, покоричневел, не сдаваясь ветрам, дуб.
Ц Время идет к холоду. Скоро уснут реки. Дети выросли. Пора двигаться даль
ше, Ц сказал как-то Волк Альме.
Ц Зачем? Нам и здесь хорошо.
Ц Мы должны найти мою Территорию. Только там нам может быть по настоящем
у хорошо. Там наше место.
Ц Мое место Ц здесь, Ц тихо ответила Альма.
Ц Что? Ц недоуменно переспросил Волк.
Ц Здесь мое место, потому что здесь Ц мой хозяин.
Ц Что-о-о-!?
Волчата в ужасе забились в логово, в котором они не спали с весны. Гнев Вол
ка был ужасен, он изрыгал проклятья на все «сучье племя», на всех их потомк
ов и предков, вплоть до того ренегата-волка, который первым приполз на брю
хе и лизнул руку человека в обмен на чечевичную похлебку, он объявлял вой
ну всем несерым и всем серым, которые хоть раз позволили человеку дотрон
уться до своего загривка, он обещал Альме растерзать ее Ц «Ты знаешь Ц я
могу! Ты помнишь! И в этом Ц твоя месть!»
Ц Нет, не в этом. То, что сейчас, выше меня, выше тебя, Ц тихо, но твердо сказ
ала Альма.
И почувствовав эту твердость, эту бесповоротность в ее голосе, Волк как-т
о сразу успокоился.
Ц Ладно. Создатель тебе судия. Но я ухожу. У тебя свой путь, свое предназна
чение, у меня Ц свое. Знать бы Ц какое, Ц прибавил он про себя. -Ушастик, Ло
бастик! Выползайте! Мы уходим на восход, на Территорию наших предков. За мн
ой!
Волчата уже вылезли из логова и немного растерянно смотрели на родителе
й. Было даже странно видеть это выражение замешательства и недоумения, т
акое детское, потерянное, на мордах этих крепких, высоких, уже в рост матер
и, парней. Они долго молчали, не двигаясь на призыв Волка, и, наконец, Ушасти
к прохрипел: «Я остаюсь с матерью.»
Ц Та-а-ак! Ну а ты, Лобастик, туда же, под мамин хвост?
Ц Куда скажешь, отец. Я готов.
Волк вначале не понял, что ответил сын, ему даже показалось, что тот тоже п
окидает его, но он, сникая, успел перехватить восторженный взгляд его гла
з и понял, что они вместе, и расправил плечи, и, гордо подняв голову, бросил:
«Стая идет на восход!» Ц и прыжками, для зачина, бросился прочь от логова,
с трепетом прислушиваясь к неотстающему хрусту подмерзшей травы под ла
пами сына. Он ни разу не оглянулся. Того, что он слышал, было достаточно Ц С
тая шла за вожаком.
* * *
Прошел месяц упоительного счастья совместного бе
га и охоты и вдруг природа забилась в предчувствии катастрофы. Пару дней
она рыдала, как бы оплакивая ушедшее лето, потом окаменела, как казалось, н
адолго, но вдруг опять сошлись темные брови и полились горькие слезы и та
к пока не пробился как-то месяц сквозь тучи, не пахнул свежим холодным воз
духом из широко открытого смеющегося рта, и заискрилось все вокруг, возв
еселилось, так, что даже солнце, щурясь от смеха, забыло о своей работе, и с к
аждым днем становилось холоднее, чем прошедшей ночью, но вот солнце, насм
еявшись, схватило платочек тучки отереть глаза, а слезы так и полились, и п
ригорюнилось, глаза открыло Ц перину уж раскинули от края до края, милое
дело Ц покувыркаться с молодцем-месяцем. А как отдохнули, так опять нача
ли на небе в прятки играть и бросили землю в морозное забвение.
А земля покрывалась панцирем снежного наста, таким, что лапой не прошибе
шь, да не одним слоем, а тремя, сколько раз погода от мокрети на жгучий моро
з менялась. И замер Лес, и опустел Лес, куда все и делись! Кто под снег залег,
да там и сгинул, кто от бескормицы да от холода в несколько дней согнал вес
ь накопленный за лето жирок, ссохся в клубок и покатил его ветер, растирая
в пыль о шкурку наста, кто поумнее да посильнее Ц двинулись к теплу, не вс
е, но дошли, спаслись.
Волк с сыном упорно бежали на восход. Лишь когда три дня подряд им не попал
ось не то что добычи, но даже следа добычи, Волк осознал, что в природе прои
сходит что-то странное. Лобастик давно поскуливал, часто останавливаясь
и облизывая пораненные о наст лапы, деревья потрескивали, но этот треск ш
ел не от застывших в неподвижном воздухе ветвей, а откуда-то изнутри, и кр
оме этого треска вокруг не было ни одного звука, ни одного живого звука.
Ц Нам нужна добыча, Ц прошептал Волк.
Ц Хорошо бы, Ц ответил Лобастик.
К середине следующего дня они напали на свежий след лося, уходивший на те
пло.
Ц Живем, парень! Ц вскричал Волк. Ц Он один Ц большая редкость. Рога уже
должен быть скинуть, так что берегись только копыт.
Через час преследования они наткнулись на широкую вмятину в снегу, рядом
с которой виднелись много следов копыт.
Ц Отлеживался. Устал. Видишь, как тяжело вставал, Ц прокомментировал Во
лк, Ц теперь недалеко.
Ц Матерый, Ц продолжал Волк, когда они впервые увидели преследуемого л
ося, Ц говорил я тебе, что устал, голову совсем опустил. А так, когда в силе,
да с рогами, да стаей Ц красавцы, не сунешься. Давай за мной, не забегай. Пом
нишь, как сделали косулю? Вот и хорошо. Я его сам завалю. Нам хватит, чтобы пе
реждать непогоду.
Все шло, как в тот раз. Волк, постоянно слыша за спиной возбужденный хрип с
ына, легко догнал лося, проваливавшегося почти на каждом шаге даже на так
ом насте. Он поравнялся с ним, уже остановившимся, и метнулся к горлу. И в то
т момент, когда его зубы привычно разрезали артерию на шее, слева, лось рез
ко дернулся и откуда-то сзади раздался страшный треск, расколовший тиши
ну леса. Волк отлетел в сторону и развернулся. Лось, обагряя снег реками кр
ови, завалился на передние ноги, а потом, не сгибая задних, упал набок. У сам
ых его задних ног, как раз в одном прыжке от Волка, лежал Лобастик. Последн
ий конвульсивный удар копыта пришелся точно в его широкий, такой любимый
Волком лоб. Его глаза навеки закрылись еще до того, как из горла лося пере
стала биться кровь.
Ц За что?!
Этот вой одинокого волка был громче наполненного страстью крика самца, п
обедившего в битве за волчицу, и громче сдобренного кровью рыка стаи, заг
навшей оленя, как для желающих слышать сдавленный плач вдовы заглушает ф
анфары побед легионов.
Часть шестая
Волк по-прежнему бежал, повинуясь неведомой путев
одной звезде, на восход. Он бежал уже третий день, не встречая людей и лишь
изредка пересекая слабо укатанные дороги, бежал напрямик, часто глубоко
проваливаясь в снег и раня лапы о кромку наста, бежал до тех пор, пока мышц
ы не начинали каменеть и, скручиваясь, кричать об усталости, тогда он заби
рался в первое попавшееся укрытие и засыпал. Но и во сне ему не было покоя,
все мелькали перед глазами копыта лося и слышался треск раздробленного
черепа. Он вскакивал и опять несся вперед, не думая о еде, лишь иногда хват
ая разгоряченной пастью снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23