Жизнь шла своим чередом. Завтра вельботы и байдары выйдут в море добывать пищу для живущих на окраине планеты. Потом все вернутся в свои селения и будут готовиться к тяжелой зиме. Останется ли время для переделки жизни? А может, ее и не стоит переделывать?
22
Тревожные вести доходили до Энмына.
Они шли из тундры, от оленеводов, которые расположили стада на летовку вблизи морского побережья, на ветровых просторах, чтобы уберечь их от гнуса и оводов.
Ильмоч появился в Энмыне, непохожий на себя. Он гостил у Армоля, и летним светлым вечером вышел из яранги, обнаженный по пояс, потрясая иссохшими руками.
– Чужое разрушу и сожгу! – кричал оленевод. – Посланцы Солнечного Владыки идут, вооруженные и сильные! Они стали моими друзьями! Мы выбросим с нашей земли бедняков-большевиков, восхваляющих голодную жизнь!
Старика схватили и потащили к яранге Армоля, где через дымовое отверстие тянулся столбик голубого дыма – знак того, что из ствола старого винчестера капает прозрачная дурная веселящая вода.
Нотавье, ставший мужем одной из дочерей Тнарата, смущенно оглядывался на раскрытые двери яранг и увещевал отца:
– Не надо так громко разговаривать! Ты хочешь, чтобы тебя посадили в сумеречный дом?
– Пускай сажают! – кричал разошедшийся Ильмоч. – Пусть моют и чистят в горячей ванне! Но я останусь таким, какой есть, и не отдам своих оленей прожорливым и ленивым пастухам!
Нотавье и его новый тесть Тнарат увели упиравшегося старика обратно в ярангу и отправились помогать вытаскивать плавник, который привезли на байдаре Джон Макленнан и Антон Кравченко.
В другое время случай с Ильмочем стал бы примечательной новостью, но мысли людей были заняты другим, да и дела были иные.
Бревна собрали на ближайших отмелях и косах, выдающихся далеко в море. Материалу было достаточно, чтобы построить небольшой домик.
Но ни у кого не было опыта строительства деревянного здания, и поэтому послали за Тэгрынкеу, который когда-то плотничал в Петропавловске-на-Камчатке.
Тэгрынкеу приехал с новостью о том, что Алексей Бычков и Гаврила Рудых отправились через Америку в далекий Петроград.
– Я их отвез в Ном, – рассказывал Тэгрынкеу, – и встретил там Поппи Карпентера. Старик не теряет надежды вернуться на Чукотку и говорит, что американское правительство ведет разговор с Лениным о том, чтобы возобновить торговлю на Чукотке. Возможно, так и будет, потому что Республике до нас далеко. Но мы будем торговать по-новому, по твердым ценам, как настоящие хозяева. И будем продолжать организацию артелей.
– Охотно ли народ идет в артели? – осторожно спросил Армоль.
– Очень охотно, – ответил Тэгрынкеу. – Это ведь привычно чукотскому охотнику. Он всю жизнь охотится сообща с другими, разве только за нерпой да за пушниной ходит в одиночку. А крупного зверя наш народ издавна добывает общим трудом.
– С вельботов начнут, а кончат тем, что и жилища объявят общими, – заметил Армоль.
– И это не чуждо нашему народу, – подтвердил Тэгрынкеу. – Вспомните наш клегран – мужской клуб и развалины древних общих жилищ. Так было в древности.
– Тогда я не понимаю, – опять подал голос Армоль. – Большевики нас зовут вперед, а ты все обращаешься к прошлому?
Тэгрынкеу растерялся: действительно, получается вроде бы возврат к старому – общее владение вельботами, оружием, а потом и жилищем. Русские рассказывали, да и сам Тэгрынкеу видел в Сан-Франциско, какие дома строятся в больших городах. Там люди живут вместе в огромных домищах, похожих на скалы, которые громоздятся друг на друга, доходя до такой высоты, что верхние жилища оказываются на уровне плывущих облаков.
– То, что поначалу кажется непонятным, потом оказывается полезным, – глубокомысленно заметил Тэгрынкеу, хотя и чувствовал внутренний стыд, что приходится вот так отвечать, роняя свое достоинство. С тех пор как он стал членом Ревкома в Уэлене, Тэгрынкеу все чаще чувствовал, что мало знает, несмотря на то, что побывал в таких местах, которые иной чукча и во сне не видел. Он крепко запомнил слова Антона Кравченко: «Вот поставим крепко Советскую власть, поедем вместе учиться в Питер, в красный университет». Видимо, это стоящее учреждение, но почему Антон, который проучился там несколько лет, не умел поставить даже простой деревянный дом.
Тэгрынкеу привез плотницкие инструменты. Но прежде он решил нарисовать дом на бумаге и попросил листок у Антона.
Сидя в чоттагине Орво, Тэгрынкеу разложил на низком чайном столике бумагу и принялся вспоминать дома, которые он видел в Петропавловске, в Сан-Франциско и в Номе. Лучше всего он знал жилище плотника Семена, да и собранного леса могло хватить лишь на такой дом.
Прямо на земле, неподалеку от яранги Орво, принесенными с берега камнями обозначили четырехугольник на земле. Чтобы сберечь бревна, по совету изобретательного Тнарата стены начали класть прямо с земли, выкопав неглубокий котлован. По существу, строили землянку, но жителям Энмына она казалась дворцом, и каждый старался чем-нибудь помочь. У Джона оставались гвозди, полученные им в подарок от капитана русского гидрографического судна «Вайгач». Доски для пола собрали по всем ярангам. Крышу пришлось крыть обыкновенной моржовой кожей, но все же получился приличный дом в две комнаты с большой печкой из железной бочки, которую соорудил Тнарат.
Строители школы собрались в большой комнате с двумя длинными столами, чтобы отметить окончание строительства.
– Первое время придется отапливаться жирниками, – сказал Тэгрынкеу. – Но потом мы поставим настоящую кирпичную печь и привезем горящий жирный камень – уголь, который горит в топках пароходов.
– И тогда наша школа поплывет, как пароход, – сказал хмельной Армоль.
– И станет по утрам гудками будить ребятишек, – добавил Гуват, который пришел на торжественное чаепитие со своей громадной чашкой, оплетенной тонкими нерпичьими ремешками.
Тэгрынкеу уехал, и жизнь в Энмыне вошла в привычное русло. Каждое утро, когда выпадала тихая погода, байдары уходили подальше от берега, чтобы не распугать выстрелами собиравшееся на лежбище моржовое стадо. Били одиноких животных – нерп, лахтаков и моржей. Киты проходили далеко на горизонте, остерегаясь приближаться к берегу.
Вместе с энмынцами охотился и Антон Кравченко. Он быстро освоился с винчестером, кидал гарпун не хуже лучших энмынских гарпунеров, и Тынарахтына не могла нарадоваться на него, часто захаживала к Пыльмау и рассказывала, как она осваивается в деревянной яранге.
– Антон хочет спать только на подставке, – притворно жаловалась Тынарахтына. – Хорошие доски пустил на ложе, да еще сверху настлал два слоя оленьих шкур. А я боюсь свалиться на деревянный пол, поэтому сплю у стенки. И почему русские так любят высоту? Чай пить – на высоком столе, сидеть – на подставке, спать – на подставке, писать – тоже на подставке…
Пыльмау слушала подругу и радовалась ее счастью. В судьбе Тынарахтыны было много схожего с ее судьбой, и Пыльмау в сомнениях молодой женщины узнавала свои пережитые тревожные мысли.
В один из ясных дней, когда в прозрачности воздуха и в высоком кебе чувствуется затаенная печаль близких осенних ненастий, в Энмын на гоночной нарте прискакал Ильмоч. Вслед за ним из-за прилагунного холма появились еще четыре нарты, и на каждой восседали вместе с каюрами обросшие волосами люди, похожие на сказочных тэрыкы.
Все мужчины находились на охоте, в яранге оставались лишь старики да женщины с ребятишками, и приезд странных гостей напугал всех.
Орво встретил Ильмоча у порога.
– Кто они? – спросил он, кивая на подъезжающие нарты.
– Слуги Солнечного Владыки! – торжественно заявил Ильмоч. – Люди с оружием!
– Что им понадобилось в нашем селении?
– Они прибыли к нам, чтобы избавить от русских большевиков, – пояснил Ильмоч.
Орво почувствовал, как холодок пополз по ложбинке спинного хребта.
– Как это они собираются делать?
– Не бойся! – покровительственно произнес Ильмоч. – С тобой они ничего не сделают. Им нужен Антон.
– Они собираются его убивать? – спросил Орво.
– Это их дело, – уклончиво ответил Ильмоч. – Не беспокойся. Для Тынарахтыны у меня есть еще один сын. Уж он-то справится с ней, не то что этот сопляк Нотавье!
Бородатые шумно вошли в чоттагин.
Орво велел поставить чайник и котел с мясом.
Бородатые расселись вокруг коротконогого столика. Они ели с большой жадностью, громко чавкали и переговаривались между собой. Оружие положили на колени, и это сразу же не понравилось Орво, который привык к тому, что охотник, войдя в жилище, ставит свой винчестер к стенке и не прикасается к нему, пока снова не выходит на волю.
Тынарахтына забилась в дальний угол чоттагина и со страхом наблюдала за трапезой бородатых.
– Ты не бойся! – еще раз покровительственно повторил Ильмоч, обращаясь к Орво. – Я им сказал, что ты стал главой Совета по принуждению, а не по собственной воле. И все, что тут затевали большевики, все они силой делали.
– Не совсем это так, – возразил Орво. – Люди меня выбирали, и школу строили сообща.
– Школу мы сожжем, – важно заявил Ильмоч. – Один пепел останется, а значки выветрятся из мальчишеских голов. Антону будет смерть. Все равно большевики бегут с нашей земли. Бычков и Рудых удрали в Америку, а те, кто взамен них приехал в Уэлен, никакой силы не имеют. У них только маленькие короткие ружьеца, которые не могут бить на большие расстояния.
Тынарахтына бочком пробиралась к выходу из яранги. Она миновала очаг и тут с ужасом почувствовала на себе жадный взгляд одного из бородатых мужчин. Он поднял большие мохнатые брови и, громко рыгнув, сказал:
– К-красотка!
Тынарахтына схватила чайник и подошла к столику.
– Хоть ты и отвергла моего сына, – наставительно сказал ей Ильмоч, – однако тебе все же придется стать моей невесткой. Скоро ты овдовеешь, и на место твоего учителя придет мой младший сын.
Тынарахтына молча кивнула и разлила густой чай по чашкам.
То ли Орво понял намерение Тынарахтыны, то ли надеялся, что дочь поймет, но он, стараясь выглядеть совершенно спокойным, сказал:
– Сходи в ярангу Армоля, может, найдется дурная веселящая вода, чтобы угостить дорогих гостей.
– Бегу, атэ, – встрепенулась Тынарахтына и мигом очутилась за порогом.
Чувствуя на спине озноб, Она схватила маленькую одноместную байдару, двухлопастное весло и со всех ног кинулась к берегу.
Едва не опрокинув неустойчивое суденышко, Тынарахтына со всех сил стала грести от берега, всматриваясь в морскую даль, стараясь увидеть возвращающиеся суда.
Джон подстрелил старого моржа; мясо у него жесткое, но шкура толстая, большая. Зверя разделали прямо в воде, под истошный крик стаи чаек, слетевшейся на требуху. Погрузили мясо, шкуру с головой и направились к берегу.
Медленно плыла байдара. Охотники разговаривали, а носовые уже отложили оружие и лишь изредка посматривали на спокойную водную поверхность. Узкая полоска низкого берега, окаймленная с двух сторон высокими мысами, медленно приближалась.
– Кто-то плывет к нам навстречу, – крикнул с носа Гуват.
Все повернули голову и заметили маленькую байдару. Гребец отчаянно размахивал двухлопастным веслом, словно кто-то гнался за ним.
– Неужто Орво вышел порыбачить? – предположил Тнарат, прикладывая к глазам ладонь. Вода отсвечивала бликами, и трудно было разглядеть человека в байдаре.
– Если он рыбачит, то почему так торопится? – резонно заметил Гуват, жуя толстыми губами, испачканными в моржовой крови. Он ел моржовую сырую печенку.
– Что-то случилось! – предположил Джон. – Не может старик просто так выйти в море да еще с такой скоростью грести.
– Это не Орво! – крикнул Гуват, вытирая губы. – Это женщина в байдаре!
– Кто это может быть? – спросил Джон, и вдруг сердце его заныло в тревоге. А вдруг что-то случилось с детьми, и Пыльмау пустилась навстречу, чтобы предупредить? Но у них нет маленькой байдары. Она есть у Орво. Но почему бы Пыльмау не попросить суденышко у старика? Или с лежбищем что-то случилось? Тогда почему в байдаре женщина?
Антон перебрался на нос и встал рядом с Гуватом.
– Это же Танька! – вдруг воскликнул он. – Тынарахтына! – добавил уже по-чукотски. – И что же ей взбрело на ум?
– Это не равноправие, – осуждающе заметил Гуват.
Тынарахтына перестала грести и, размахивая руками, что-то закричала. Можно было понять, что она просит повернуть обратно байдару и не приближаться к берегу.
– Словно отгоняет нас, – медленно проговорил Тнарат. – Что-то стряслось в Энмыне.
– Беда пришла в Энмын! – наконец разобрали слова сидящие в байдаре. – Пришли бородатые русские, слуги Солнечного Владыки!
Новость была невероятна. Гуват усомнился даже, в здравом ли уме женщина, и вслух сказал:
– Тронулась, что ли?
Тынарахтына уцепилась за борт байдары:
– Ильмоч привез бородатых мужчин с ружьями! Говорит, что это слуги русского царя и пришли на нашу землю, чтобы выгнать большевиков! Хотят застрелить Антона!
– За что? – недоуменно спросил Гуват.
– За то, что он большевик! – ответила Тынарахтына.
– Не может быть! – пожал плечами Гуват. – Разве русские за это убивают?
– Друзья, – сказал Антон, едва сдерживая волнение. – Наверное, это остатки банды белогвардейского атамана Бочкарева. Это значит, что Колчака из Сибири выперли, гонят белогвардейцев с Дальнего Востока, и они бегут во все стороны, даже на Чукотку.
Джон слушал Антона, но все его мысли были уже на берегу, где остались Пыльмау и дети. Пощадят ли русские его семью?
– Надо быстрее плыть к берегу! – сказал он.
– Нет! – закричала Тынарахтына и вцепилась в мужа. – Они застрелят Антона, как нерпу!
– Но там остались наши дети и женщины, – возразил Тнарат.
Антон осторожно отцепил пальцы жены.
– Плывем к берегу. Не думаю, чтобы они открыли огонь с берега.
– А ты на всякий случай, – спокойно посоветовал Тнарат, – садись в байдару и плыви на мыс.
– И я с тобой! – поспешно сказала Тынарахтына.
– Байдара двоих не выдержит, – заметил Гуват.
– Тогда плыви один, а я пойду по берегу, – решила Тынарахтына.
Антон осторожно перебрался в байдару и взял направление на высокий Восточный мыс.
Первым заметил неладное Ильмоч. Он пристально посмотрел в глаза Орво и тихо спросил:
– Почему так долго нет твоей дочери?
– Армоль далеко прячет дурную веселящую воду. Наверное, не могут найти, – стараясь быть спокойным, ответил Орво.
– Ты лжешь! – выкрикнул Ильмоч и выхватил из-за пояса нож.
Орво отпрянул. Но Ильмоч успел схватить его за рукав камлейки и притянул к себе, приставив кончик ножа к дряблой жилистой шее.
– Скажи, куда ты послал свою дочь? – закричал Ильмоч.
Встревоженные белогвардейцы схватились за ружья, и четыре ствола уставились на Орво. Лица русских перекосились от ярости и страха.
Орво вдруг подумал, чувствует ли кит то же, что и он, когда в него целятся столько ружей и над ним заносят гарпун с острым наконечником? Или он бесстрастен и не думает о себе и лишь беспокоится о том, чтобы не было худо другим? Но, наверное, так думает старый кит, который уже прожил большую жизнь и чьи мысли только о других, а не о себе.
– К берегу идут байдары! – крикнул кто-то, и Ильмоч отставил нож.
Он растерянно огляделся, словно прося помощи у тех, кто пришел с ним, но они тоже поначалу замешкались, загалдели что-то свое.
– Посмей только пикнуть! – прошипел Ильмоч прямо в лицо Орво. – Байдары пристанут к берегу, словно ничего не случилось, а ты будешь молчать.
– Опомнись, Ильмоч! – увещевал его Орво. – Эти разбойники втянули тебя в черное дело. Опомнись!
– Неразумный! – выругался Ильмоч. – Шкура тебе не дорога…
Один из белогвардейцев на ломаном чукотском языке сказал:
– Может быть, нам лучше уйти обратно в тундру?
– А большевик? – возразил Ильмоч. – Он сам плывет в ваши руки. Уж если решили от него избавиться, надо довести дело до конца.
Ильмоч шагнул к стене и снял свернутый кружок тонкого нерпичьего ремня. Крепко обмотав Орво и прикрикнув на женщин, которые стали было причитать, Ильмоч кивком головы позвал за собой бородатых и вышел из чоттагина.
Байдары уже были совсем близко от берега. На этот раз никто не встречал возвращающихся охотников: все притаились в ярангах.
Тнарат и Джон встали на нос. Они оба держали в руках по винчестеру.
– Вот они! – сказал Тнарат, чуть шевельнув дулом по направлению к берегу.
Впереди кучки вооруженных людей широко шагал Ильмоч. Он что-то громко говорил, но за шумом прибоя невозможно было расслышать его слова. А когда подошли ближе, все услышали:
– Антона давайте! Учителя ждем!
Однако учителя в байдаре не было. Конечно, его могли спрятать на дне, засунуть под кормовую площадку, заложить парусом…
– Учителя с нами нет! – громко ответил Тнарат.
– Врете! – закричал Ильмоч. – Если не выдадите большевика, мы перестреляем вас, как нерп!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
22
Тревожные вести доходили до Энмына.
Они шли из тундры, от оленеводов, которые расположили стада на летовку вблизи морского побережья, на ветровых просторах, чтобы уберечь их от гнуса и оводов.
Ильмоч появился в Энмыне, непохожий на себя. Он гостил у Армоля, и летним светлым вечером вышел из яранги, обнаженный по пояс, потрясая иссохшими руками.
– Чужое разрушу и сожгу! – кричал оленевод. – Посланцы Солнечного Владыки идут, вооруженные и сильные! Они стали моими друзьями! Мы выбросим с нашей земли бедняков-большевиков, восхваляющих голодную жизнь!
Старика схватили и потащили к яранге Армоля, где через дымовое отверстие тянулся столбик голубого дыма – знак того, что из ствола старого винчестера капает прозрачная дурная веселящая вода.
Нотавье, ставший мужем одной из дочерей Тнарата, смущенно оглядывался на раскрытые двери яранг и увещевал отца:
– Не надо так громко разговаривать! Ты хочешь, чтобы тебя посадили в сумеречный дом?
– Пускай сажают! – кричал разошедшийся Ильмоч. – Пусть моют и чистят в горячей ванне! Но я останусь таким, какой есть, и не отдам своих оленей прожорливым и ленивым пастухам!
Нотавье и его новый тесть Тнарат увели упиравшегося старика обратно в ярангу и отправились помогать вытаскивать плавник, который привезли на байдаре Джон Макленнан и Антон Кравченко.
В другое время случай с Ильмочем стал бы примечательной новостью, но мысли людей были заняты другим, да и дела были иные.
Бревна собрали на ближайших отмелях и косах, выдающихся далеко в море. Материалу было достаточно, чтобы построить небольшой домик.
Но ни у кого не было опыта строительства деревянного здания, и поэтому послали за Тэгрынкеу, который когда-то плотничал в Петропавловске-на-Камчатке.
Тэгрынкеу приехал с новостью о том, что Алексей Бычков и Гаврила Рудых отправились через Америку в далекий Петроград.
– Я их отвез в Ном, – рассказывал Тэгрынкеу, – и встретил там Поппи Карпентера. Старик не теряет надежды вернуться на Чукотку и говорит, что американское правительство ведет разговор с Лениным о том, чтобы возобновить торговлю на Чукотке. Возможно, так и будет, потому что Республике до нас далеко. Но мы будем торговать по-новому, по твердым ценам, как настоящие хозяева. И будем продолжать организацию артелей.
– Охотно ли народ идет в артели? – осторожно спросил Армоль.
– Очень охотно, – ответил Тэгрынкеу. – Это ведь привычно чукотскому охотнику. Он всю жизнь охотится сообща с другими, разве только за нерпой да за пушниной ходит в одиночку. А крупного зверя наш народ издавна добывает общим трудом.
– С вельботов начнут, а кончат тем, что и жилища объявят общими, – заметил Армоль.
– И это не чуждо нашему народу, – подтвердил Тэгрынкеу. – Вспомните наш клегран – мужской клуб и развалины древних общих жилищ. Так было в древности.
– Тогда я не понимаю, – опять подал голос Армоль. – Большевики нас зовут вперед, а ты все обращаешься к прошлому?
Тэгрынкеу растерялся: действительно, получается вроде бы возврат к старому – общее владение вельботами, оружием, а потом и жилищем. Русские рассказывали, да и сам Тэгрынкеу видел в Сан-Франциско, какие дома строятся в больших городах. Там люди живут вместе в огромных домищах, похожих на скалы, которые громоздятся друг на друга, доходя до такой высоты, что верхние жилища оказываются на уровне плывущих облаков.
– То, что поначалу кажется непонятным, потом оказывается полезным, – глубокомысленно заметил Тэгрынкеу, хотя и чувствовал внутренний стыд, что приходится вот так отвечать, роняя свое достоинство. С тех пор как он стал членом Ревкома в Уэлене, Тэгрынкеу все чаще чувствовал, что мало знает, несмотря на то, что побывал в таких местах, которые иной чукча и во сне не видел. Он крепко запомнил слова Антона Кравченко: «Вот поставим крепко Советскую власть, поедем вместе учиться в Питер, в красный университет». Видимо, это стоящее учреждение, но почему Антон, который проучился там несколько лет, не умел поставить даже простой деревянный дом.
Тэгрынкеу привез плотницкие инструменты. Но прежде он решил нарисовать дом на бумаге и попросил листок у Антона.
Сидя в чоттагине Орво, Тэгрынкеу разложил на низком чайном столике бумагу и принялся вспоминать дома, которые он видел в Петропавловске, в Сан-Франциско и в Номе. Лучше всего он знал жилище плотника Семена, да и собранного леса могло хватить лишь на такой дом.
Прямо на земле, неподалеку от яранги Орво, принесенными с берега камнями обозначили четырехугольник на земле. Чтобы сберечь бревна, по совету изобретательного Тнарата стены начали класть прямо с земли, выкопав неглубокий котлован. По существу, строили землянку, но жителям Энмына она казалась дворцом, и каждый старался чем-нибудь помочь. У Джона оставались гвозди, полученные им в подарок от капитана русского гидрографического судна «Вайгач». Доски для пола собрали по всем ярангам. Крышу пришлось крыть обыкновенной моржовой кожей, но все же получился приличный дом в две комнаты с большой печкой из железной бочки, которую соорудил Тнарат.
Строители школы собрались в большой комнате с двумя длинными столами, чтобы отметить окончание строительства.
– Первое время придется отапливаться жирниками, – сказал Тэгрынкеу. – Но потом мы поставим настоящую кирпичную печь и привезем горящий жирный камень – уголь, который горит в топках пароходов.
– И тогда наша школа поплывет, как пароход, – сказал хмельной Армоль.
– И станет по утрам гудками будить ребятишек, – добавил Гуват, который пришел на торжественное чаепитие со своей громадной чашкой, оплетенной тонкими нерпичьими ремешками.
Тэгрынкеу уехал, и жизнь в Энмыне вошла в привычное русло. Каждое утро, когда выпадала тихая погода, байдары уходили подальше от берега, чтобы не распугать выстрелами собиравшееся на лежбище моржовое стадо. Били одиноких животных – нерп, лахтаков и моржей. Киты проходили далеко на горизонте, остерегаясь приближаться к берегу.
Вместе с энмынцами охотился и Антон Кравченко. Он быстро освоился с винчестером, кидал гарпун не хуже лучших энмынских гарпунеров, и Тынарахтына не могла нарадоваться на него, часто захаживала к Пыльмау и рассказывала, как она осваивается в деревянной яранге.
– Антон хочет спать только на подставке, – притворно жаловалась Тынарахтына. – Хорошие доски пустил на ложе, да еще сверху настлал два слоя оленьих шкур. А я боюсь свалиться на деревянный пол, поэтому сплю у стенки. И почему русские так любят высоту? Чай пить – на высоком столе, сидеть – на подставке, спать – на подставке, писать – тоже на подставке…
Пыльмау слушала подругу и радовалась ее счастью. В судьбе Тынарахтыны было много схожего с ее судьбой, и Пыльмау в сомнениях молодой женщины узнавала свои пережитые тревожные мысли.
В один из ясных дней, когда в прозрачности воздуха и в высоком кебе чувствуется затаенная печаль близких осенних ненастий, в Энмын на гоночной нарте прискакал Ильмоч. Вслед за ним из-за прилагунного холма появились еще четыре нарты, и на каждой восседали вместе с каюрами обросшие волосами люди, похожие на сказочных тэрыкы.
Все мужчины находились на охоте, в яранге оставались лишь старики да женщины с ребятишками, и приезд странных гостей напугал всех.
Орво встретил Ильмоча у порога.
– Кто они? – спросил он, кивая на подъезжающие нарты.
– Слуги Солнечного Владыки! – торжественно заявил Ильмоч. – Люди с оружием!
– Что им понадобилось в нашем селении?
– Они прибыли к нам, чтобы избавить от русских большевиков, – пояснил Ильмоч.
Орво почувствовал, как холодок пополз по ложбинке спинного хребта.
– Как это они собираются делать?
– Не бойся! – покровительственно произнес Ильмоч. – С тобой они ничего не сделают. Им нужен Антон.
– Они собираются его убивать? – спросил Орво.
– Это их дело, – уклончиво ответил Ильмоч. – Не беспокойся. Для Тынарахтыны у меня есть еще один сын. Уж он-то справится с ней, не то что этот сопляк Нотавье!
Бородатые шумно вошли в чоттагин.
Орво велел поставить чайник и котел с мясом.
Бородатые расселись вокруг коротконогого столика. Они ели с большой жадностью, громко чавкали и переговаривались между собой. Оружие положили на колени, и это сразу же не понравилось Орво, который привык к тому, что охотник, войдя в жилище, ставит свой винчестер к стенке и не прикасается к нему, пока снова не выходит на волю.
Тынарахтына забилась в дальний угол чоттагина и со страхом наблюдала за трапезой бородатых.
– Ты не бойся! – еще раз покровительственно повторил Ильмоч, обращаясь к Орво. – Я им сказал, что ты стал главой Совета по принуждению, а не по собственной воле. И все, что тут затевали большевики, все они силой делали.
– Не совсем это так, – возразил Орво. – Люди меня выбирали, и школу строили сообща.
– Школу мы сожжем, – важно заявил Ильмоч. – Один пепел останется, а значки выветрятся из мальчишеских голов. Антону будет смерть. Все равно большевики бегут с нашей земли. Бычков и Рудых удрали в Америку, а те, кто взамен них приехал в Уэлен, никакой силы не имеют. У них только маленькие короткие ружьеца, которые не могут бить на большие расстояния.
Тынарахтына бочком пробиралась к выходу из яранги. Она миновала очаг и тут с ужасом почувствовала на себе жадный взгляд одного из бородатых мужчин. Он поднял большие мохнатые брови и, громко рыгнув, сказал:
– К-красотка!
Тынарахтына схватила чайник и подошла к столику.
– Хоть ты и отвергла моего сына, – наставительно сказал ей Ильмоч, – однако тебе все же придется стать моей невесткой. Скоро ты овдовеешь, и на место твоего учителя придет мой младший сын.
Тынарахтына молча кивнула и разлила густой чай по чашкам.
То ли Орво понял намерение Тынарахтыны, то ли надеялся, что дочь поймет, но он, стараясь выглядеть совершенно спокойным, сказал:
– Сходи в ярангу Армоля, может, найдется дурная веселящая вода, чтобы угостить дорогих гостей.
– Бегу, атэ, – встрепенулась Тынарахтына и мигом очутилась за порогом.
Чувствуя на спине озноб, Она схватила маленькую одноместную байдару, двухлопастное весло и со всех ног кинулась к берегу.
Едва не опрокинув неустойчивое суденышко, Тынарахтына со всех сил стала грести от берега, всматриваясь в морскую даль, стараясь увидеть возвращающиеся суда.
Джон подстрелил старого моржа; мясо у него жесткое, но шкура толстая, большая. Зверя разделали прямо в воде, под истошный крик стаи чаек, слетевшейся на требуху. Погрузили мясо, шкуру с головой и направились к берегу.
Медленно плыла байдара. Охотники разговаривали, а носовые уже отложили оружие и лишь изредка посматривали на спокойную водную поверхность. Узкая полоска низкого берега, окаймленная с двух сторон высокими мысами, медленно приближалась.
– Кто-то плывет к нам навстречу, – крикнул с носа Гуват.
Все повернули голову и заметили маленькую байдару. Гребец отчаянно размахивал двухлопастным веслом, словно кто-то гнался за ним.
– Неужто Орво вышел порыбачить? – предположил Тнарат, прикладывая к глазам ладонь. Вода отсвечивала бликами, и трудно было разглядеть человека в байдаре.
– Если он рыбачит, то почему так торопится? – резонно заметил Гуват, жуя толстыми губами, испачканными в моржовой крови. Он ел моржовую сырую печенку.
– Что-то случилось! – предположил Джон. – Не может старик просто так выйти в море да еще с такой скоростью грести.
– Это не Орво! – крикнул Гуват, вытирая губы. – Это женщина в байдаре!
– Кто это может быть? – спросил Джон, и вдруг сердце его заныло в тревоге. А вдруг что-то случилось с детьми, и Пыльмау пустилась навстречу, чтобы предупредить? Но у них нет маленькой байдары. Она есть у Орво. Но почему бы Пыльмау не попросить суденышко у старика? Или с лежбищем что-то случилось? Тогда почему в байдаре женщина?
Антон перебрался на нос и встал рядом с Гуватом.
– Это же Танька! – вдруг воскликнул он. – Тынарахтына! – добавил уже по-чукотски. – И что же ей взбрело на ум?
– Это не равноправие, – осуждающе заметил Гуват.
Тынарахтына перестала грести и, размахивая руками, что-то закричала. Можно было понять, что она просит повернуть обратно байдару и не приближаться к берегу.
– Словно отгоняет нас, – медленно проговорил Тнарат. – Что-то стряслось в Энмыне.
– Беда пришла в Энмын! – наконец разобрали слова сидящие в байдаре. – Пришли бородатые русские, слуги Солнечного Владыки!
Новость была невероятна. Гуват усомнился даже, в здравом ли уме женщина, и вслух сказал:
– Тронулась, что ли?
Тынарахтына уцепилась за борт байдары:
– Ильмоч привез бородатых мужчин с ружьями! Говорит, что это слуги русского царя и пришли на нашу землю, чтобы выгнать большевиков! Хотят застрелить Антона!
– За что? – недоуменно спросил Гуват.
– За то, что он большевик! – ответила Тынарахтына.
– Не может быть! – пожал плечами Гуват. – Разве русские за это убивают?
– Друзья, – сказал Антон, едва сдерживая волнение. – Наверное, это остатки банды белогвардейского атамана Бочкарева. Это значит, что Колчака из Сибири выперли, гонят белогвардейцев с Дальнего Востока, и они бегут во все стороны, даже на Чукотку.
Джон слушал Антона, но все его мысли были уже на берегу, где остались Пыльмау и дети. Пощадят ли русские его семью?
– Надо быстрее плыть к берегу! – сказал он.
– Нет! – закричала Тынарахтына и вцепилась в мужа. – Они застрелят Антона, как нерпу!
– Но там остались наши дети и женщины, – возразил Тнарат.
Антон осторожно отцепил пальцы жены.
– Плывем к берегу. Не думаю, чтобы они открыли огонь с берега.
– А ты на всякий случай, – спокойно посоветовал Тнарат, – садись в байдару и плыви на мыс.
– И я с тобой! – поспешно сказала Тынарахтына.
– Байдара двоих не выдержит, – заметил Гуват.
– Тогда плыви один, а я пойду по берегу, – решила Тынарахтына.
Антон осторожно перебрался в байдару и взял направление на высокий Восточный мыс.
Первым заметил неладное Ильмоч. Он пристально посмотрел в глаза Орво и тихо спросил:
– Почему так долго нет твоей дочери?
– Армоль далеко прячет дурную веселящую воду. Наверное, не могут найти, – стараясь быть спокойным, ответил Орво.
– Ты лжешь! – выкрикнул Ильмоч и выхватил из-за пояса нож.
Орво отпрянул. Но Ильмоч успел схватить его за рукав камлейки и притянул к себе, приставив кончик ножа к дряблой жилистой шее.
– Скажи, куда ты послал свою дочь? – закричал Ильмоч.
Встревоженные белогвардейцы схватились за ружья, и четыре ствола уставились на Орво. Лица русских перекосились от ярости и страха.
Орво вдруг подумал, чувствует ли кит то же, что и он, когда в него целятся столько ружей и над ним заносят гарпун с острым наконечником? Или он бесстрастен и не думает о себе и лишь беспокоится о том, чтобы не было худо другим? Но, наверное, так думает старый кит, который уже прожил большую жизнь и чьи мысли только о других, а не о себе.
– К берегу идут байдары! – крикнул кто-то, и Ильмоч отставил нож.
Он растерянно огляделся, словно прося помощи у тех, кто пришел с ним, но они тоже поначалу замешкались, загалдели что-то свое.
– Посмей только пикнуть! – прошипел Ильмоч прямо в лицо Орво. – Байдары пристанут к берегу, словно ничего не случилось, а ты будешь молчать.
– Опомнись, Ильмоч! – увещевал его Орво. – Эти разбойники втянули тебя в черное дело. Опомнись!
– Неразумный! – выругался Ильмоч. – Шкура тебе не дорога…
Один из белогвардейцев на ломаном чукотском языке сказал:
– Может быть, нам лучше уйти обратно в тундру?
– А большевик? – возразил Ильмоч. – Он сам плывет в ваши руки. Уж если решили от него избавиться, надо довести дело до конца.
Ильмоч шагнул к стене и снял свернутый кружок тонкого нерпичьего ремня. Крепко обмотав Орво и прикрикнув на женщин, которые стали было причитать, Ильмоч кивком головы позвал за собой бородатых и вышел из чоттагина.
Байдары уже были совсем близко от берега. На этот раз никто не встречал возвращающихся охотников: все притаились в ярангах.
Тнарат и Джон встали на нос. Они оба держали в руках по винчестеру.
– Вот они! – сказал Тнарат, чуть шевельнув дулом по направлению к берегу.
Впереди кучки вооруженных людей широко шагал Ильмоч. Он что-то громко говорил, но за шумом прибоя невозможно было расслышать его слова. А когда подошли ближе, все услышали:
– Антона давайте! Учителя ждем!
Однако учителя в байдаре не было. Конечно, его могли спрятать на дне, засунуть под кормовую площадку, заложить парусом…
– Учителя с нами нет! – громко ответил Тнарат.
– Врете! – закричал Ильмоч. – Если не выдадите большевика, мы перестреляем вас, как нерп!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63