А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Не было еще ни в Энмыне, ни на всей Чукотской земле, чтобы человек, который ушел за облака, возвращался обратно: Джон принес в селение тело Тынэвиринэу-Мери.
Застывшая от ужаса Пыльмау ничего не могла сказать мужу, а старый Орво с горечью вымолвил:
– Обезумел от горя твой муж.
Джон вывалил содержимое своего морского сундучка, постелил на дно лоскут медвежьей шкуры и уложил дочку. Окоченевшее тело вытянулось и едва поместилось в окованном медными уголками ящике.
Из старой жестяной банки Джон вырезал пластину и гвоздем вычеканил надпись. Пластину он прибил к деревянной крестовине и только после этого в сопровождении верного Орво снова отправился на Погребальный холм.
Рядом с крестовиной на ящике лежали железный лом и лопата.
Джон выбрал место, и, прикрутив ремнями железный лом к своим культям, принялся долбить замерзшую до каменной твердости землю.
Орво присел поодаль на корточки. Иногда до него долетали крошки мерзлой земли и таяли на его изборожденном морщинами лице, стекая мутными ручейками. Джон долбил без устали. Орво смотрел на него и вспоминал молодого, с нежным румянцем паренька, напуганного своим несчастьем, то покорного, то необузданного, как молодой щенок. От прежнего Сона мало что осталось. Теперь это был человек, прошедший через испытания, через горе и уже не боящийся ничего. Его мягкая светлая борода заиндевела и не поддавалась ветру. В глазах небесного цвета застыло горе, и когда Орво встречался взглядом с Джоном, его передергивало от ощущения стужи.
Медленно поддавалась вечная мерзлота. Через несколько часов изнурительной работы Джон только по колено стоял в вырубленной могилке.
Когда скрылось позднее солнце, Джон и Орво опустили сундучок с телом Тынэвиринэу-Мэри в могилку, поставили в изножье крестовину с металлической пластиной и насыпали холмик.
Орво отошел в сторону, а Джон опустился на колени перед крестом и надписью: «Тынэвиринэу-Мери Макленнан. 1912-1914».
Орво разъял полозья санок и прислонил к холмику.
Долго спускались Джон и Орво с Погребального холма и молчали.
У подножия Орво, глянув на ледяной морской простор, толкнул Джона в бок и встревоженно произнес :
– Кто-то идет во льдах…
Джон и Орво остановились. Из-за торосов показались две фигурки, отдаленно напоминающие человеческие. Они медленно и неуклонно направлялись к берегу.
– Тэрыкы! – в ужасе прошептал Орво, намереваясь пуститься наутек.
– Постой! – поймал его за рукав Джон. – Если это и есть тэрыкы, то самое время познакомиться с ними.
– Иногда они едят людей, – с дрожью в голосе сказал Орво.
– Не думаю, чтобы они польстились на нас, – с дерзкой усмешкой ответил Джон и крикнул странным существам, уже приблизившимся на расстояние человеческого голоса:
– Кто вы такие? Откуда путь держите?
Фигурки остановились, и Орво с Джоном услышали ответ:
– Я капитан Бартлетт, член экспедиции Стефанссона. Со мной эскимос Катактовик.
23
У путников на нарте, которую они тащили за собой, были две лахтачьи туши. Пыльмау проворно втащила их в полог, отогрела и разделала. Накормив гостей, она постелила им возле жирника, где было теплее. Разговор между гостями и мужем шел только на английском языке. Пыльмау не понимала ни слова, но догадывалась, что путники эти не охотники и не торговцы. Обувь, которую они сняли, и одежда их свидетельствовали о долгом и трудном пути по торосам. От лахтачьих подошв почти ничего не осталось, и Пыльмау пришлось доставать остатки запасов, чтобы хоть как-то привести в порядок одежду и обувь нежданных гостей.
Один из них, которого Сон называл кэптэйном, был белый, а второй, который почти не принимал участия в разговоре, по внешности походил на чукчу, но скорее был эскимос, житель земли, находившейся по ту сторону пролива.
В хлопотах Пыльмау забывалась, двигалась, ни о чем не думая, но иногда резко останавливалась, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и слезы сами собой потоком лились из глаз. В эти минуты Джон укоризненно посматривал на жену и голос его становился громче.
У гостей был небольшой запас чаю и кофе. Пыльмау разогрела над жирником пахучее варево и разлила по почерневшим от времени чашкам.
Разомлевший от сытости и тепла капитан Бартлетт излагал Джону задачи и цели огромной по размахам экспедиции Вильялмура Стефанссона.
– Кратко говоря, идея экспедиции Стефанссона заключалась в том, чтобы доказать цивилизованному человечеству возможность жить и существовать в просторах Арктики без помощи извне. Сломить укоренившееся мнение о том, что Арктика – безжизненная пустыня, неспособная прокормить человека…
Джон молча слушал и представлял мысленно, какие колоссальные средства понадобились для снаряжения экспедиции, сколько людей было оторвано для того, чтобы убедиться в наличии жизни на ледяных просторах Арктики.
– Сэр, – прервал Джон капитана, – я не совсем понимаю, зачем все это нужно. Ну хорошо, убедились в том, что полюс относительной недоступности населен живыми существами, – для чего? Разве само существование народов в арктических просторах не доказывало возможность существования человека в северных широтах?
– Но одно дело – привычный к стуже эскимос или чукча, и совсем другое – белый, – возразил капитан.
– Холод одинаково губителен как для тех, так и для других, – жестко произнес Джон. – Посмотрите на жилище обитателя Арктики, на его одежду – все сделано для защиты от холода. Я не отрицаю, что некоторая невосприимчивость у него с веками выработалась, но говорить о том, что выработался особый человеческий тип – это вздор.
– Мистер Макленнан, – вежливо выслушав Джона, заговорил Бартлетт, – я повторяю, задача нашей экспедиции – добыть сведения для цивилизованного человечества, а не решать спор о том, насколько близок к остальному человечеству обитатель Арктики. Я не отрицаю важности этой проблемы, и даже больше – я самого высокого мнения о физических и душевных качествах северянина. Задача нашей экспедиции – открыть для всего человечества Арктику, доказать возможность существования человека в этом районе без помощи извне.
– Зачем? – нетерпеливо выслушав капитана, спросил Джон.
– Для того чтобы объяснить вам, мне придется заново повторить все, что я вам только что сказал, – вежливо отвечал капитан Бартлетт.
– Насколько я понял, вся эта затея с дорогостоящей экспедицией предпринята для того, чтобы доказать жителям более южных широт возможность их существования в Арктике?
– Совершенно верно, – подтвердил капитан Бартлетт.
– Для того чтобы они могли безбоязненно двинуться в Арктику, – продолжал Джон.
– Да, – откликнулся капитан.
– А кто их зовет сюда? Почему они бесцеремонно лезут на ту землю, которая по самому высшему праву принадлежит народам, отказавшимся от местностей, более пригодных для человеческого существования, нежели арктические области? Почему открытия, принадлежащие этим народам, вы присваиваете себе, даже не упоминая о тех, кто сделал эти открытия задолго до так называемых героических полярных экспедиций? Мало того, вы даже меняете названия этих земель и преподносите так называемому цивилизованному человечеству как новооткрытые земли… С вами идет эскимос Катактовик. Он не только ваши глаза и уши, а еще и нянька, каюр и добытчик еды. Но я уверен – когда будете докладывать об итогах вашей экспедиции, скажем на географическом факультете Торонтского университета, Катактовику вы отведете лишь вспомогательную роль…
– Мистер Макленнан, – сдерживая себя, ответил капитан Бартлетт, – я не давал вам оснований высказывать такие предположения в мой адрес.
– Простите меня. – Джон опустил голову. – Сегодня я похоронил дочь. Она умерла от голода и неизвестной болезни. Она похоронена на той вершине, откуда я вас увидел… Простите меня.
– Мы глубоко и искренне сочувствуем вам, – в голосе капитана Бартлетта слышалось подлинное сочувствие. – Наше появление, когда вы в таком горе, оправдывается лишь исключительными обстоятельствами, в которых мы оказались…
– Еще раз прошу прощения, – Джон поднял голову и посмотрел в глаза капитану Бартлетту. – В том споре, который мы ведем, мне приходится задевать вашу личность, но еще раз прошу не обращать на это внимания. Проблема гораздо важнее. Речь идет о сохранении народов, и их право вести такую жизнь, которую они сами избрали… Помню, когда впервые я оказался здесь, я спросил старого Орво, чем объяснить, что он так любит эту землю, которая с точки зрения так называемого цивилизованного человека не представляет никаких удобств и не блещет особыми красотами. Он мне ответил тогда, что эта земля никому больше не нужна, кроме его народа… А теперь вот она понадобилась другим, и я боюсь за будущее людей, которые здесь живут.
Капитан Бартлетт выдержал взгляд Джона.
– Я понимаю и, более того, разделяю ваши чувства. Но я надеюсь, что в мире найдется достаточно разумных людей, чтобы воспрепятствовать силам, которые могли бы погубить арктические народы. В план нашей экспедиции входит задача широкого изучения языка, этнографии народов, населяющих окрестности полюса относительной недоступности.
– Изучение во имя чего? – перебил Джон.
– В первую очередь во имя науки, – секунду подумав, ответил капитан Бартлетт. – Возможно, что в итоге наших исследований мы дадим рекомендации нашему правительству.
– А вы спросили этих людей – нуждаются ли они во вмешательстве правительства, о котором они имеют самое смутное представление и которое они не выбирали? Может быть, самое лучшее – оставить в покое эти народы и обходить за многие сотни миль пространства, которые они освоили и назвали родиной?
– Мистер Макленнан, – голос капитана Бартлетта зазвучал торжественно и строго, – народы, населяющие северные территории Канады, являются частью канадского народа и не могут оставаться в стороне от того прогресса, который неизбежно придет и на эти земли. Дело заключается в том, чтобы путь, который предстоя) проделать этим племенам, не был мучительным и трагическим…
– Позвольте, однако, – прервал его еще раз Джон. – Желателен ли им тот прогресс?
– Мистер Макленнан, – ответил капитан Бартлетт, – честно говоря, меня политика мало интересует. Возможно, что вы правы, возможно, право и правительство Канады. Лично я – американец и нанят Вильялмуром Стефанссоном в качестве служащего, капитаном погибшего корабля «Карлук». Давайте оставим этот беспредметный для нас обоих и не имеющий никакой перспективы спор… Я очень рад нашей встрече, и если это не является секретом, мне бы хотелось узнать, как вы сюда попали и что вас держит здесь?

Джон, не вдаваясь в подробности, рассказал свою историю. Даже в сжатом и скупом пересказе она взволновала капитана Бартлетта.
– Я все понял, – задумчиво произнес капитан Бартлетт. – Но не имеют ли права ваши близкие, оставшиеся в Порт-Хоупе, знать о том, что вы живы? Ваша мать, ваши родные?
Джон опустил голову.
– Не знаю, – тихо проговорил он. – Возможно, что они свыклись с мыслью о том, что меня нет в живых. Для них я мертв, и это на самом деле так. Ведь я все равно не смогу вернуться к прошлому…
– Матери никогда не верят в смерть своих детей, если они теряют их вдали, – заметил Бартлетт. – Дайте мне адрес ваших родителей. Я только сообщу им, что вы живы, что вы нашли здесь свое счастье и не хотите возвращаться. Я думаю, что тогда им легче будет.
Джон поднял голову, обвел глазами свое жилище, стены, сшитые из оленьих шкур, лежащих в углу и затаивших дыхание Пыльмау и Яко и промолвил:
– Не стоит. Пусть все останется так, как есть.
Он отодвинулся от капитана Бартлетта, пожелал ему спокойной ночи и лег рядом с Пыльмау.
– Он звал тебя с собой? – тихо спросила Пыльмау.
– Спи, – откликнулся Джон.
– Я все поняла, – продолжала Пыльмау. – Он звал тебя, напоминал тебе мать… Я заметила, когда ты разговариваешь с белым человеком, ты становишься совсем чужой, словно вместо тебя появляется другой Сон… Что ты ответил ему?
Джон тяжело вздохнул:
– Ты же знаешь, что я могу ответить…
Пыльмау подхватила его вздох:
– А может быть, тебе и вправду вернуться на свою родину? Что у тебя здесь осталось? Холодная могила Тынэвиринэу-Мери и больше ничего…
– А ты, а маленький Яко?
– Что мы? – Пыльмау всхлипнула. – Мы здешние, здесь наша земля, усыпанная костями наших предков. Уезжай домой, Сон, где тепло, где всегда много еды, где твои родные. Когда ты уедешь, ты все равно останешься у меня в сердце, я тебя никогда не забуду. В темные вечера, когда не видно, с кем говоришь, буду разговаривать с тобой и радоваться, что тебе хорошо. Уезжай, Сон!
– Тише, – Джон положил руку на плечо жены. – Не могу я уехать отсюда. Это так же невозможно, как если бы я вздумал стать совсем другим человеком. Спи спокойно.
Просыпаясь среди ночи, Джон чувствовал, как сдержанно вздрагивало под ладонью тело Пыльмау – она плакала.
Тяжелый топот в чоттагине разбудил обитателей яранги.
Пришли Орво и Армоль.
– Сон! – взволнованно сообщил Армоль. – Утки полетели. С голодухи мы и не заметили, как пришла весна! Если у ваших гостей есть дробовики – мы спасены! В небе черно от утиных стай.
Прислушавшись, Джон уловил шелест тысячи крыльев над крышей яранги. Он торопливо оделся. За ним потянулись капитан Бартлетт и эскимос Катактовик. Они вытащили свои дробовики, и безмолвие голодного Энмына раскололось от грома ружейных залпов.
Утки летели такими густыми стаями, что можно было стрелять зажмурясь. С глухим стуком падали на снег убитые птицы. Безжизненный Энмын огласился громким лаем невесть откуда взявшихся собак, криками людей, бросавшихся в гущу дерущихся собак, чтобы отобрать от них уток. Собаки рвали на людях одежду, кусали их, но те не обращали на это внимания, сами колотили их, вырывали из пастей еще теплые утиные тела и уносили в яранги.
Джон бегал вместе со всеми, орал на собак, рычал. Руки его покрылись царапинами от собачьих зубов, одежда висела лохмотьями.
Когда стрельба прекратилась и поздние сумерки спустились на землю, в чоттагинах запылали костры и меж ярангами поплыл давно неведомый голодным людям запах вареного мяса, запах еды и жизни.
Нетерпение было так сильно, что женщины не ощипывали уток, а просто обдирали их. Над жарким огнем клокотали котлы.
– Ваше прибытие стало для нас спасением, – сказал Джон капитану Бартлетту. – Утятина прибавит силы тем, кто отощал, и мужчины смогут снова выйти на охоту. Спасибо вам большое.
– Не стоит благодарности, – ответил капитан Бартлетт, прочищая шомполом ружье и разглядывая ствол на свет от костра. – Я рад, что нам удалось помочь вам, что наши ружья наконец-то пригодились. Во время гибели «Карлука» в Ледовитом океане исчезли у нас запасы патронов для нарезного оружия. Остались только дробовые. С ними мы ходили и на белого медведя, и на тюленей.
Эскимос Катактовик с невозмутимым видом срезал с птичьих голов разноцветно оперенные шкурки. На его родине из них делают нарядные одежды, головные уборы, которые потом за большие деньги продают белым людям.
Пробыв еще два дня в Энмыне, капитан Бартлетт и Катактовик обеспечили жителей селения утятиной на несколько дней. На промысел уже вышли охотники. Армоль притащил двух нерп, сообщил, что лед испещрен большими полыньями и разводьями, в которых резвятся жирные весенние нерпы.
Гостям надо было отправляться дальше, к Берингову проливу, откуда они намеревались перебраться на свой, американский берег.
Джон поймал несколько десятков отощавших собак и собрал из них две сносные упряжки.
Ранним весенним утром, когда из-за дальних холмов поднялось ослепительное солнце, упряжки двинулись вдоль побережья к старинному чукотскому селению Уэлен. Второй нартой правил невозмутимый, еще более замкнувшийся в себе после долгой голодной зимы Тнарат. Он даже не покрикивал на собак, а лишь смотрел на них каким-то одному ему присущим пристальным взглядом, и вожак, встретившись с его глазами, съеживался, словно от удара, и тянул всех остальных собак.
Капитан Бартлетт сидел на нарте Джона. Его суровое, выдубленное северными ветрами лицо было озабочено. Он рассказал Джону, что на острове Врангеля остались люди, которые ждут помощи.
На пути в Уэлен останавливались в небольших селениях, где люди только начинали оправляться от долгой голодной зимы. Бедствие затронуло все пространство от Энмына до мыса Дежнева.
Между селениями Нешкан и Инчоун, на одной из кос, далеко вдающихся в Ледовитый океан, путники наткнулись на одинокую полузанесенную снегом ярангу. На лай собак никто не вышел. Когда, откопав вход, люди вошли внутрь, их глазам предстала страшная картина: из-под рухнувшего полога торчали полуобглоданные человеческие кости. Когда Джон осторожно приподнял шкуры, он увидел тела мужчины и женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63