В конторе Ринтыну объяснили, что базу собираются скоро закрывать. Новость эту привез из управления начальник, и теперь все работают спустя рукава.
Ринтын знал смысл этого выражения “работать спустя рукава”, но он тут же представил себе целую толпу на дощатом рыбоприемном причале в широченных камлейках с рукавами до колен. Самые длинные рукава были у начальника базы.
В тот день юноша так и не смог встретиться с начальником.
Подойдя к домику, Ринтын остановился покурить на улице, чтобы не раздражать табачным дымом уполномоченного. Окно было застеклено одной рамой, и Ринтын услышал голос Сени:
– Не знаю, как на это посмотрит мой сосед. Советую вам не раздражать корреспондента. Он хоть и чукча, но может навредить нам.
Ринтын сразу же догадался, что разговор идет о нем. Подслушивать было неловко, но и стоять ему под окном никто не запретил. Уполномоченный разговаривал заискивающе. Особенно удивительными были слова, которые говорились о Ринтыне.
– Знаете, лучше с ним не связываться. Попробуйте потом опровергнуть. Слава ведь какая об их народе идет – честные люди. Поэтому не советую вам трогать его. А то распишет так, что я вам не позавидую. Так что молодоженам придется как-нибудь потерпеть.
– Жаль мне Васю,– послышался второй голос.– Сколько он ждал этой встречи! В последние дни прямо извелся парень. Как придет с рейса, так сразу: “Леночка не приехала?” И вот уже второй день не могут вдвоем остаться. Может быть, все-таки с ним поговорить? Парень он, говорят, молодой. И Лена его знает, познакомились, когда ехали сюда, на барже.
Скрипнула кровать. Должно быть, Сенька встал.
– Прежде чем приглашать этому Васе жену, надо было подумать. У самого ни кола ни двора, а вздумал жену вызывать. И куда? На Чукотку!
Ринтын вздрогнул: недокуренная папироска догорела на ветру и обожгла ему пальцы. Он растоптал ее и вошел в домик.
На единственной табуретке сидел незнакомый Ринтыну человек. Он живо обернулся.
Сеня Котов торопливо сказал:
– Вот, Анатолий Федорович, начальник базы – товарищ Быков.
Быков долго молча разглядывал Ринтына, затем вопросительно взглянул на Сеньку Котова.
– Вы, может, хотите расположиться работать? Так мы вам не будем мешать. Пошли, товарищ Быков? – сказал Сенька.
Но директор базы уходить не собирался.
– Товарищ корреспондент, разрешите вас спросить об одном деле,– обратился он к Ринтыну.– Тут вот какая ситуация.
Ринтыну было стыдно.
– Извините меня,– перебил он Быкова,– мне невольно пришлось услышать весь разговор. Скажите, куда мне перебираться? Я совсем не нуждаюсь в отдельной комнате.
– Как же так, Анатолий Федорович! – почти закричал Сенька.– Ведь вам надо писать. Вы, так сказать, творческий работник. В общежитии вам будет неудобно, там шумно и возможен мат! Я, как представитель района, думаю, что в интересах печати вам надо оставаться здесь. Впрочем, возможно, я вам чем-нибудь мешал, так вы скажите прямо.
– Ладно,– глядя прямо в хитрые глаза Сеньки Котова, заговорил Ринтын,– вы действительно мне мешаете. Я не могу находиться с вами рядом. Коммуниста такого, как вы, я встречаю впервые. Вы, наверное, не настоящий коммунист. Я так думаю.
– Знаете, товарищ Котов,– громко сказал Быков,– чукча, пожалуй, прав. Вы и мне мешаете работать. Попрошу завтра на попутном катере отправиться отсюда обратно в район. А сегодня переспите в общежитии.
– Ах так! – стукнул кулаком по столу Сенька. Звук получился не очень громкий, зато лицо уполномоченного скорчилось от боли.– Вы еще пожалеете! Пошли на поводу у какого-то мальчишки! Мы еще поговорим с вами в надлежащем месте! Заискивали сначала передо мной, а теперь перед ним! Хо-ро-шо!
– Пойдемте, товарищ Ринтын,– сказал Быков.– Скоро придут хозяева комнаты.
Всю дорогу Быков сердито сопел и вполголоса ругался.
– Будете ночевать у меня,– объявил он вдруг.– Я не хочу, чтобы вы снова встречались с этим негодяем. Обвел ведь, собака, вокруг пальца, а я, дурак, поддался ему. Ну хороший ты мне урок преподнес, товарищ корреспондент. Век буду помнить.
…Через день после отъезда Сеньки Котова Ринтына отозвали из командировки.
– Какую ты там кашу заварил? – Редактор был сердит и мял в руках гибкую стальную линейку – строкомер.
– Никакой я каши не варил,– ответил Ринтын.
– Выжил уполномоченного райкома, стакнулся с директором базы. Что это такое? Кто тебе дал такие полномочия? Не ожидал от тебя, Ринтын, не ожидал. Да чего ты стоишь? Сел бы хоть, что ли?
Ринтын покорно сел. Он знал, что надо дать редактору выговориться и только после этого можно спокойно ему рассказать в чем дело.
– Прямо скажу, Анатолий, ты меня подвел под монастырь. Знаешь, что это такое?
Ринтын молча кивнул.
– Дали мне по шее за тебя крепко, а я на тебя надеялся. Ты парень с головой на плечах. Сам должен был понимать, что уполномоченный есть уполномоченный. А база отстающая, неполадки там всякие. Молчишь теперь?
– Я жду, когда вы закончите,– спокойно ответил Ринтын.
– Давай выкладывай, что ты там натворил.
Ринтын все обстоятельно рассказал.
Редактор слушал внимательно и ни разу его не перебил.
Когда Ринтын закончил свой рассказ, Василий Гаврилович протянул:
– Нда?а. Оба хороши,– и, взглянув на Ринтына, пояснил: – Быков и Сенька Котов. Иди отдыхай.
На улице друга поджидал Кайон.
– Сильно попало?
Ринтын махнул рукой и поплелся в общежитие. Кайон, шедший рядом, громко возмущался вероломством Сеньки Котова.
40
Ринтына вызвали в райком партии. Он рассказал все от начала до конца и удивлялся, как это столько взрослых людей не могут разобраться в такой истории. Уходя от секретаря райкома, он с замиранием сердца спросил его:
– Может, мне получить назначение в школу и отказаться от Ленинграда?
– Вот что, Ринтын, если и раньше я думал, что именно ты тот, которого нужно посылать в Ленинград, то теперь еще более укрепился в этом,– ответил секретарь райкома.– Котов уже не уполномоченный райкома… Готовься в путь. Дорога будет дальняя и трудная, но, когда тебе потребуется помощь, настоящие коммунисты тебе всегда помогут.
Кайон, как всегда, ожидал своего друга.
– Знаешь, Кайон,– бросился Ринтын к товарищу,– самые лучшие люди – коммунисты!
– Открыл Америку! – произнес Кайон, ожидавший от Ринтына более подробного рассказа.
41
За годы, проведенные в Въэне, Ринтын отвык от первого впечатления, когда он считал этот поселок таким большим, что всех его жителей знать никогда не будешь. Но не прошло и года, как все въэнцы были уже знакомы Ринтыну не только по лицам, но и по именам и фамилиям.
Вот уже несколько недель, как в поселке становилось все больше и больше новых, незнакомых людей. Одни из них прибыли в Въэн и ожидали, так же как Ринтын и Кайон, парохода на материк, другие, наоборот, только что ступили на чукотскую землю.
– Точно так же было в моем Улаке после войны,– рассказывал Кайону Ринтын.– Многие тогда наши уехали: пекарь дядя Павел, его сын Петя, дядя Кмоль, учителя. И так каждый год. Не скоро наступит такое время, когда русские будут жить на Чукотке постоянно, всю жизнь.
– Поэтому и посылают нас учиться, чтобы были у нас свои образованные люди. Тогда не будет такого ежегодного переселения народов,– рассудительно отвечал Кайон.
Пароходы приходили, выгружали людей и грузы и отправлялись дальше на север, чтобы потом уже, забрав пассажиров, идти на юг.
В окружном отделе народного образования ребятам сообщили, чтобы они явились в пошивочную мастерскую. Там с них сняли мерки.
Седоусый закройщик мог бы вполне сойти за учителя: на носу болтались очки, пальцы были в мелу, только на шее висел матерчатый метр. Он обмерил смущенных парней, которые впервые в жизни проходили такую процедуру, и заявил:
– Все сделаем в самом лучшем виде, не хуже, чем в ателье-люкс в Питере.
Ринтын не знал, что такое ателье-люкс, но понял – это вроде академии пошивочного дела.
Только Кайон остался недовольным.
– Не могу терпеть, когда мужчина занимается женским делом – варит, шьет.
Ринтын был согласен с Кайоном, но вместе с тем радовался, что за их одежду примется такой значительный на вид человек.
Ничего нет хуже ожидания. Ребята сотни раз перекладывали нехитрые пожитки в своих фанерных чемоданах, слонялись без дела по поселку и часами фантазировали вслух о будущей жизни в Ленинграде. Всем знакомым были посланы письма с радостным известием о поездке, а парохода на юг все не было. Желая утешить товарища, Ринтын рассказывал Кайону, как три года назад с таким же нетерпением ожидал парохода сначала в Кытрыне, а затем в бухте Гуврэль.
Каждый дымок на горизонте пробуждал надежду. Однажды они стояли на причале, ожидая кунгаса с пассажирами. Встречающих было мало. Ринтын рассматривал торчащий из воды скалистый островок Алюмку, казавшийся необыкновенным судном, вечно стоящим на якоре при входе в Въэнский лиман. Неподалеку от острова виднелся прибывший пароход, и от него к берегу медленно шел катер, таща за собой большой кунгас. Ринтыну нравилось наблюдать за прибытием парохода. Любопытно было смотреть на новые лица, рассматривать людей, которые недавно видели зеленый лес, волнующуюся ниву, теплое южное солнце. И поведение этих людей было интересным. Одни из них растерянно оглядывались, сойдя на землю, и не скрывали своего замешательства. Другие бодрились, но за напускной молодцеватостью нетрудно было разглядеть настороженность перед новой, совсем не похожей на другие землей. Третьи ступали на берег уверенно и деловито. Эти люди не впервые приезжали на Чукотку. Они радостно смотрели на встречающих, стараясь найти знакомых.
Кунгас причалил бортом к доскам, настланным на сваи, которые должен был унести осенний ледоход. Толпа пассажиров хлынула на берег. Вдруг Ринтын увидел удивительно знакомое лицо. И на миг показалось, что он стоит на берегу в Улаке. На память пришла давнишняя картина. Как и тогда, на берег сошел высокий красивый мужчина. Только виски у него припорошило и на лице обозначились морщины.
Прежде чем Ринтын бросился к нему, приезжий остановил взгляд на нем и стал пристально его разглядывать.
“Да это же Василий Львович!” – мелькнуло у Ринтына. И он сделал шаг навстречу.
– Смотрю и никак не могу догадаться, кто же ты,– проговорил Василий Львович.– Очень знакомое лицо…
– Это ведь я, Ринтын, улакский…
– Да, помню, помню. Дай-ка рассмотреть тебя как следует. Тогда ты был маленький, тихий. И прятался под дверью, чтобы подслушать урок литературного чтения… А этот,– он кивнул в сторону Кайона,– тоже улакский?
– Нет, он из чаунских, мой друг. Вместе с ним еду в Ленинград,– ответил Ринтын.
– Вот как! – сказал Василий Львович.– Сбывается все-таки твоя мечта!
– А где вы хотите остановиться? – спросил Ринтын.
– Куда поместит ваше начальство. Окружной исполком на прежнем месте?
Ребята подхватили чемоданы Василия Львовича.
– Как теперь в Улаке, интересно посмотреть,– по дороге в окрисполком без умолку говорил Василий Львович.– Наверное, сильно изменился?
– Я сам там не был уже три года,– ответил Ринтын.– Очень хочется там побывать, да пора уже ехать.
– А вот я теперь поеду в Улак,– сказал Василий Львович.– Институт языка и мышления послал в командировку.
Отке не было. Его замещал длиннолицый секретарь, который посоветовал Василию Львовичу самому поискать место для ночлега.
– Можно устроиться у нас в общежитии! – обрадовался этому Ринтын.– Сейчас народу пока мало, и можно найти даже отдельную комнату.
Быстро договорились с директором, и Василий Львович, отказавшись от отдельной комнаты, поселился вместе с Ринтыном и Кайоном.
42
Василий Львович прожил в Въэне три дня и попутным сейнером уехал на север.
В первый вечер Ринтын и Кайон долго не давали ему спать, буквально засыпали его вопросами.
Кайон был не на шутку огорчен, что в Институт языка и мышления учиться не принимают. Там можно было работать научным сотрудником или же поступить и аспирантуру после окончания высшего учебного заведения.
– Институт языка и мышления! Ты слышишь, Ринтын,– мыш-ле-ния! – говорил Кайон и мечтательно закрывал глаза.– Люди там только и делают, что мыслят, то есть рассуждают о сложных проблемах…
– Они ходят сонные, полузакрыв глаза. Размышления не оставляют им времени одеться и поесть – они просто закутаны в одеяла, худые, с грязными, босыми ногами,– дорисовывал картину Ринтын, которого обижала такая легкая измена университету со стороны Кайона.
– Но ты же видел Василия Львовича! – упрекал Кайон товарища.– Он совсем нормальный человек, бреется каждый день. Носит кирзовые сапоги, а ноги обматывает портянками. И ноги у него чистые.
– Вот в том-то и дело. Все, что рассказывал Василий Львович о работе института, ты пропустил мимо ушей. В голове у тебя осталось только название: “язык и мышление…”
– А все-таки после окончания университета я поступлю в этот институт!
– А в милицию не хочешь? – с ехидцей спросил его Ринтын, вспомнив, как сам однажды чуть не сменил мечту об университете на милицейскую форму.
Кайон не понял намека и озадаченно посмотрел на Ринтына.
Наконец костюмы и пальто были готовы и ребят вызвали в мастерскую. По такому торжественному случаю с ними отправился и Филипп Филиппыч.
В том, что человек надевает новую одежду, ничего особенного нет. В мастерской ли она сшита или то изделие так называемого массового пошива – это тоже не имеет значения. Но если тебе впервые в жизни сшили специально для тебя матерчатую одежду – это уже заметное событие, которое волнует, как предстоящий экзамен.
Когда ребята натянули на себя новенькие костюмы, Филипп Филиппыч начал вертеть их перед зеркалом, критически оглядывая каждую складку и шов.
– В плечах не тянет? – озадаченно допрашивал Филипп Филиппыч.
Но Ринтын и Кайон с нескрываемым удовольствием разглядывали себя в большие зеркала. Оттуда на них смотрели черноволосые нарядные парни.
– Элегантно, ничего не скажешь,– подал голос, наконец, закройщик.
От этого слова пахнуло на Ринтына чем-то чужим, очень далеким. Оно почему-то напомнило ему ярко раскрашенные жестяные банки, которые выбрасывало море на улакский берег.
– Элегантность тут ни при чем,– сердито сказал Филипп Филиппыч.– Важно, чтобы костюм хорошо сидел.
Но как он ни придирался, видно было, что портной постарался на совесть.
Под присмотром Филиппа Филиппыча всю новую одежду сложили в чемодан. Теперь дорожные чемоданы Ринтына и Кайона приобрели солидный вес.
У ребят было новое занятие: чтоб скоротать время, они вслух повторяли адрес Василия Львовича.
– На троллейбусе номер пять нужно доехать до остановки Кирочная, выйти там и идти пешком до улицы Красной Конницы. Напротив входа в большой разрушенный дом. Подняться на третий этаж и нажать на звонок двери с цифрой “семь”,– закрыв глаза, повторял Ринтын, а Кайон следил по бумажке.
43
Пароход назывался “Двина”. Он пришел с севера, выгрузив по стойбищам и полярным станциям продовольствие. Высоко над водой виднелась красная черта – ватерлиния. Теперь на пароход грузили пушнину, бочки с жиром морского зверя. Основной груз – пассажиры расположились на берегу и ожидали команды, когда дадут разрешение на посадку.
Ринтын и Кайон с первой партией пассажиров взобрались на борт судна. Пароход был грузопассажирский. Немногие каюты предназначались пассажирам с маленькими детьми.
Ребята спустились в трюм, где были устроены деревянные нары. Здесь они облюбовали себе место и сложили чемоданы.
Позабыв о наставлениях Филиппа Филиппыча – смотреть в оба и ни в коем случае не оставлять чемоданы,– они поспешили на палубу. Им хотелось увидеть, как пароход будет отчаливать от родной земли.
Матросы гоняли ребят с одного борта к другому, но Кайон и Ринтын не уходили с палубы до самой ночи.
Утомленные сутолокой, они в полночь спустились в трюм, чемоданы были на месте. Ребята быстро уснули.
Среди ночи их разбудил непривычный шум. Наспех сколоченные деревянные стойки нар и холодные металлические стены дрожали.
– Плывем,– шепнул Ринтын Кайону и вскочил с нар.
Через минуту они уже были на мокрой холодной палубе.
Пароход шел в ночь. Кругом ничего не было видно, лишь за кормой тянулась вспененная винтами белая дорожка, теряющаяся в кромешной тьме. Справа должен быть берег. Тщетно друзья вглядывались, напрягая зрение. Им так и не удалось увидеть еще раз родные берега, которые они покидали так надолго.
Продрогшие ребята вернулись в трюм, и оба уснули тревожным, часто прерываемым сном.
Наутро началась пароходная сутолока. Ревизор с помощью нескольких матросов проверил у пассажиров билеты и “утешил” всех новостью, что команда сможет обеспечить горячей пищей только женщин и маленьких детей. Зато кипятку предлагалось сколько угодно: на корме из большого крана все время текла горячая вода, оставалось только заварить чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62