Смотреть на свет все еще было больно, и Ринтын лежал с закрытыми глазами. Соседи по палате, думая, что он спит, разговаривали вполголоса. Больной, лежащий рядом с Ринтыном, часто кашлял, закрывая рот куском марли.
Принесли завтрак. Ринтын отвернулся от света и выпил кружку сладкого чая. Кашу он поковырял ложкой и оставил. Аппетита не было.
Когда унесли посуду, в палату в сопровождении медсестры вошел толстый мужчина в белом халате. В руках он вместо докторской трубочки держал обыкновенную курительную трубку. Он направился прямо к кровати Ринтына:
– Ну, как самочувствие, Анатолий Федорович?
Ринтын в первую минуту не сообразил, что это обращаются к нему. Впервые с того момента, как он получил новое имя и отчество, его так называли.
– Хорошо,– ответил Ринтын, догадавшись, что перед ним доктор.
Он выслушал Ринтына, осмотрел покрытое сыпью тело и покачал головой:
– Как тебя угораздило в таком почтенном возрасте детской болезнью заболеть? Нехорошо, Анатолий Федорович! Надо быстрее поправляться…
Соседа он осматривал долго, выслушивал, выстукивал его впалую с выпирающими ребрами грудь и тяжело вздыхал.
– Продолжать то же самое,– не оборачиваясь, сказал доктор медсестре, мягко положил больного на подушку, накрыл одеялом и перешел к другой кровати.
Там лежал здоровенный мужчина, обросший бородой до самых глаз.
– Как вы себя чувствуете?
– Отлично,– улыбнулся больной в ответ доктору.
– Перевязку сделаете в процедурной и заодно побреетесь. Нельзя же так, в самом деле. Это же не в поле.
На четвертой кровати лежал мальчик лет двенадцати. Доктор потрепал его по щеке.
– Месяц еще осталось потерпеть. Совсем немного.
– Я считаю каждый день,– ответил больной.
Ринтын приподнялся на кровати: судя по произношению, это был чукча.
– Вот твоего земляка вчера привели,– сказал доктор и показал рукой в сторону Ринтына.– Поправится, станет тебе веселее.
– А что у него сломано? – спросил мальчик.
– Ерунда, все у него цело: корь и левостороннее воспаление легких. Через три дня встанет на ноги.
Доктор вышел. Некоторое время в палате стояла тишина: каждый обдумывал слова доктора. Вдруг Ринтын услышал всхлипывания. Плакал больной на соседней кровати. Он лежал, накрывшись с головой одеялом. Его худые острые плечи вздрагивали. Ринтын с беспокойством посмотрел вокруг. Каждый занимался своим делом, все делали вид, будто ничего особенного не происходит.
– Не обращай внимания,– услышал Ринтын слова на чукотском языке: это говорил мальчик,– он плачет каждый раз после врачебного обхода…
16
На третий день, как и предсказывал доктор Мухин, Ринтын встал на ноги. К этому времени он уже успел не только со всеми познакомиться, но и узнал истории их болезней.
Сосед Ринтына, бухгалтер районной торговой конторы, был безнадежно болен – рак желудка. Все знали, что его дни сочтены, и сам больной хорошо это знал. Он часами лежал неподвижно, устремив свой взгляд в потолок. Раза два приходила к нему жена, приносила передачи. Она с нескрываемой брезгливостью садилась у кровати больного мужа, отсиживала положенные десять минут и торопливо уходила. Супруги почти не разговаривали, обменивались всего лишь несколькими словами. Жена скороговоркой сообщала новости о сослуживцах, о том, что Танечка здорова, кушает все, приехала теща Комарова, Фира Львовна купила котиковую шубу…
Во время ее посещений в палате было тихо, но как только она уходила, все облегченно вздыхали.
Петр Петрович, геолог, был жизнерадостным человеком с большим юмором. У него было огнестрельное ранение в плечо.
Самой интересной была история болезни чукотского мальчика, которого звали Амтын. Он был сыном бедного оленевода из глубинного тундрового стойбища. Родителей мальчик потерял еще в раннем детстве и воспитывался у дальнего родственника, богатого оленевода Вэльпонты, кочевавшего в районе Амгуэмской тундры.
Однажды в далекое стойбище, казалось совершенно оторванное от внешнего мира, прибыли посланцы Советской власти. Недружелюбно встретил старый Вэльпонты приезд непрошеных гостей. Но законы тундры для всех одинаковы.
Для него не было неожиданностью собрание, которое провели среди бедных пастухов приезжие, и решение – поделить стадо между пастухами, организовать товарищество по совместному выпасу оленей. Вэльпонты предложили вступить в товарищество на равных правах вместе с другими. Не знали посланцы новой власти, что в свое время Вэльпонты откочевал в эти места, убегая в глубь материка от колхозов, от Советской власти. Приезжие отправились дальше, в другие стойбища, но не суждено им было туда добраться. По дороге их всех до одного перестреляли и утопили в проруби озера Элелылы.
Через три месяца приехала комиссия для расследования убийства. Амтын рассказал все. Он не мог забыть белокурого русского парня, который говорил с Амтыном через переводчика о школах, о больших городах, где может побывать даже чукотский пастух, потому что наступила счастливая жизнь для бедных людей, ставших хозяевами земли.
С облегчением вздохнули пастухи, когда за холмом скрылись нарты, увозившие навсегда ненавистного Вэльпонты и его приспешников. Однако в стойбище оставались еще люди, которые надеялись на возвращение Вэльпонты. Среди них был пастух по имени Тыркын. Он не скрывал своей ненависти к Амтыну. Однажды им довелось вместе идти в стадо. Амтын шел впереди, а Тыркын далеко позади. Путь проходил между высоких скал, на которых нависли тяжелые снежные козырьки, готовые при малейшем сотрясении воздуха низвергнуться вниз. Вдруг Амтын услышал выстрел и за ним в наступившей тишине зловещее шуршание. Словно ручейки потекли потоки снежной пыли, и вслед за ними огромные глыбы снега покатились вниз. Амтын бросился в сторону. Но снежная лавина настигла его, подмяла под себя. Он потерял сознание. Пастухи откопали Амтына. У него были сломаны обе ноги и два ребра.
Три дня и три ночи гнали лучших оленей, чтобы доставить Амтына в ближайший поселок. Здесь ему оказали первую помощь, а затем самолетом отправили в бухту Гуврэль.
– Доктор Мухин в первый же день обещал починить меня так, что буду бегать быстрее, чем бегал раньше,– улыбнувшись, закончил свой рассказ Амтын.
Ринтына поразила история Амтына. Он вспомнил давно прочитанную книгу о русском мальчике Павлике Морозове. Поступок Амтына чем-то напоминал Павлика Морозова. Ринтын сказал ему об этом. Мальчик улыбнулся. Улыбка у него была необыкновенно приятная, теплая, с оттенком застенчивости.
– Да, мне об этом говорил доктор Мухин. Только вот книгу никак не может разыскать.
– Мне очень запомнилась эта книга. Я расскажу тебе о Павлике Морозове все подробности,– пообещал Ринтын.
17
Жизнь в больнице текла размеренно и спокойно. Ринтын лежал здесь уже больше недели, и за это время никаких происшествий не произошло.
Теперь юноша чувствовал себя совершенно здоровым, ел в больничной столовой и выполнял нехитрые поручения своих соседей по палате.
Большая часть времени больных уходила на чтение и сон, спать можно было сколько угодно и когда угодно, только не во время врачебного обхода. Петр Петрович, узнав, что Ринтын едет в университет, много говорил о студенческой жизни. Амтын иногда по просьбе Петра Петровича рассказывал сказки, различные случаи из жизни оленеводов. В это время Ринтын неизменно выступал в качестве переводчика. Сам Ринтын вспоминал родной Улак, рисовал вслух картины охоты на моржа, школьную жизнь.
Как-то Ринтын увлекся рассказом о белых ночах в Улаке, когда солнце наполовину окунается в воду и снова поднимается над горизонтом, начиная свой безостановочный путь. Иван Петрович, так звали больного, лежащего рядом с ним, перебил его:
– Да что ты хвалишь эту безрадостную землю! Могила для человека твоя Чукотка! Картофель консервированный, компот консервированный, мясо консервированное. Да разве можно так нормально жить? – Иван Петрович закашлялся и упал на подушку.
Впервые Ринтын услышал такие слова о своем родном крае. Возмущенный, он смотрел на тонкое заостренное лицо Ивана Петровича, по которому текли мутные слезы.
– Не обращайте на него внимания,– раздался спокойный голос Петра Петровича.– Болезнь его говорит…
После этой вспышки в палате дня два было тихо. Иван Петрович часами лежал на спине и смотрел в потолок. Когда приходила жена, он молча отворачивался к стене и так лежал до тех пор, пока она не уходила. По вечерам заходил доктор Мухин. Он иногда засиживался допоздна. Больные любили такие вечера: доктор был начинен различными рассказами из своей многолетней практики.
При утренних обходах доктор Мухин не задерживался возле Ринтына, так как Ринтын уже был совершенно здоров и ждал выписки со дня на день.
Ринтын догадывался, что его держат в больнице вопреки всяким правилам, просил, чтобы его выписали, но каждый раз в ответ доктор сердито говорил:
– Позвольте мне самому судить, когда выписывать больного.
Теперь каждый день превратился для Ринтына в настоящую пытку. Он с неохотой просыпался, долго валялся в постели, стараясь снова уснуть. Сквозь ресницы прищуренных глаз он наблюдал за остальными. Вот Петр Петрович берет с тумбочки часы, смотрит на них и начинает заводить. Пока он заводит часы, просыпается Амтын и шепотом спрашивает, который час. Затем приходила нянечка. Она приносила “утку” Амтыну и каждому по градуснику. К этому времени поднимался с постели Петр Петрович, уходил умываться Иван Петрович. Ринтын отворачивался к стенке и закрывал глаза. Иногда он слышал гудки пароходов. Они звали Ринтына в дорогу. Сердце его сжималось от тоски.
От доктора не ускользнуло подавленное настроение Ринтына. Однажды после обеда он вызвал его к себе в кабинет. Ринтын уселся на холодную скользкую клеенку кушетки.
Доктор Мухин медленно набил трубку, раскурил ее.
– Хандришь, молодой человек?
– Да,– согласился Ринтын.– Ведь и так опоздал на занятия.
– Давай поговорим серьезно,– сказал доктор Мухин и пододвинул свой стул к клеенчатой кушетке.– Начал ты свой путь в науку весьма легкомысленно. А у твоего народа еще немного людей, которые имеют такое образование, как у тебя.
– Почему я начал легкомысленно свой путь? – обиделся Ринтын.
– Ты меня не перебивай,– сердито сказал доктор и со свистом втянул в себя из трубки табачный дым.– Я не первый год на Чукотке и знаю, что говорю. Кроме того, пойми, что я, как говорят, материковский и знаю лучше тебя, что это за штука. Для того чтобы проделать путь до Ленинграда, кроме денег, требуется еще знание реальных трудностей, которые тебе могут встретиться. Насколько я знаю, ты не так богат, чтобы оплатить билет даже на пароход до Владивостока: твой бумажник у меня, извини, что я ознакомился с его содержимым. Сейчас поздняя осень. Занятия во всех учебных заведениях давно начались, и мало найдется охотников собирать заново приемную комиссию. Я хочу посоветовать тебе. Завтра приходит пароход “Анадырь”. Он идет в Въэн, где есть педагогическое училище. Закончив это училище, ты сможешь спокойненько ехать в университет. Я тебе, Анатолий, советую подумать над этим. А из больницы я тебя не выписывал, во-первых, потому, что не было пароходов, а во-вторых, чтобы ты сгоряча не совершил какой-нибудь глупости…– Доктор хитро прищурил глаза.
Ринтын вернулся в палату и лег на кровать. Он понимал, что доктор дал ему самый правильный совет, но трудно было отказаться от мысли попасть в Ленинград именно в этом году. И теперь стало ясно, что учеба в педагогическом училище не была отступлением от намеченного пути.
– Я решил последовать вашему совету,– сказал Ринтын доктору, когда тот снова вызвал его.
– Вот и отлично. Я навел справки. Пароход уходит завтра во второй половине дня. Переночуешь здесь, а с завтрашнего дня ты свободный и здоровый человек!
– А нельзя ли с сегодняшнего? – спросил Ринтын.– Надо купить билет и взять из палатки чемоданчик.
– Все твои вещи давно здесь. Я договорился с капитаном, он тебя бесплатно довезет до Въэна. Но если хочешь погулять, можешь взять одежду и выйти на улицу, только приходи ужинать и ночевать.
– Спасибо,– сказал Ринтын и выбежал из кабинета доктора.
18
Стоял яркий солнечный день, но было очень холодно. Ринтын в сопровождении доктора спускался к причалу. Тускло блестела ледяная вода, порт был непривычно тихим. У первого причала высилась громада парохода “Анадырь” – черный корпус и белые надпалубные постройки.
Возле ворот порта Ринтын попрощался с доктором.
– Скажешь вахтенному, что от доктора Мухина,– еще раз напомнил Ринтыну доктор.– Напиши, как приедешь в Въэн. Ну, прощай! – Мухин крепко пожал Ринтыну руку.
– Большое спасибо за все, доктор,– взволнованно сказал юноша.– Я никогда не забуду вас.
У трапа толпились пассажиры. Тяжелые тюки лежали на сетке возле носовой стрелы. На палубе стоял человек в морской форме и проверял у пассажиров билеты.
Ринтын положил чемодан на землю и присел на него. Около часа длилась посадка. В этом году, как и в прошлом, было много отъезжающих на Большую землю, или, как они говорили, на материк. Многие из них всю войну проработали на Чукотке, стосковались по теплой, родной земле, по большим деревьям.
– Эй, парень! – Ринтыну с палубы парохода махал человек в морской форме.
Ринтын поднял чемоданчик и направился к трапу.
– Я от доктора Мухина,– храбро объявил он, ступив на палубу.
– Пройдите в капитанский салон.
Ринтын почесал затылок: он не знал, что это такое.
Моряк окликнул проходящего мимо матроса и велел отвести Ринтына.
Они пошли по узкому коридору со множеством дверей. Медная ручка каждой двери ослепительно блестела. Во всем чувствовалась настоящая моряцкая аккуратность.
Капитанский салон представлял собой обширную каюту с мягкими диванами и большим овальным столом посередине. Круглые иллюминаторы отражали солнечные блики на белом потолке каюты. В шкафу из темного дерева за стеклом виднелись корешки книг.
– Подождите здесь,– сказал матрос,– я доложу капитану.
В ожидании капитана Ринтын подошел к книжному шкафу. Среди книг на русском языке виднелись корешки томов на иностранных языках.
– Здравствуйте, чукотский Ломоносов,– раздался голос сзади Ринтына. Толстый ковер заглушал шаги капитана, и он неслышно вошел в салон.
Ринтын поздоровался.
– Идем на мостик,– пригласил капитан,– скоро будем отшвартовываться.
Капитан встал у окна, открыл его, рядом с рупором встал его помощник. Раздались слова команды. Причем капитан молчал. Командовал помощник.
Ринтын стоял сбоку и разочарованно наблюдал за капитаном. Чтобы не мешать, он незаметно вышел на палубу. Отсюда с высоты было очень интересно наблюдать за отходом корабля. Пароход медленно, словно нехотя, оторвался от причала и задом попятился в сторону. Затем замедлил ход, остановился и еле-еле двинулся вперед, одновременно поворачиваясь носом к выходу из бухты. Совсем рядом прошло гидрографическое судно “Темп”, несколько барж и буксирных катеров. “Анадырь” не спеша, на малом ходу выходил из бухты. Прошел мимо “мигалки” – маяка – у левого берега; поворот – и пароход обогнул мыс. Ринтын оглянулся назад. Ни одного домика Гуврэля не было видно, а впереди расстилался океан.
Прилипшие к бортам пассажиры молча прощались с Чукоткой. По железным ступенькам трапа Ринтын спустился на нижнюю палубу и пробрался на нос. Перегнувшись через фальшборт, он долго, пока не закружилась голова, смотрел, как все быстрее и быстрее резал воду нос корабля. За кормой запенилась проложенная пароходом дорога.
Ринтын ходил по кораблю, наблюдал, как укрепляли счетчик лага, похожий на будильник, опускали на подставки грузовые стрелы.
Берега Чукотки покрылись уже синей дымкой, когда Ринтына разыскал матрос и сказал, что капитан зовет его к себе.
В капитанском салоне был накрыт стол. За ним уже сидели несколько человек и капитан, без кителя, в белой рубашке.
– Садись, будем обедать,– пригласил капитан.
За едой капитан расспрашивал Ринтына о его жизни.
– Доктор говорил, что вы собираетесь в Ленинград?
– После окончания педагогического училища обязательно поступлю в университет,– ответил Ринтын.
– А кем вы хотите стать? – спросил помощник капитана.
– Я еще не решил,– покраснев, ответил Ринтын.
– Как же так? – удивился капитан.– Пора выбрать дорогу в жизнь. Почему бы тебе не стать моряком? Ведь чукчи прирожденные моряки. Между прочим, в Ленинграде есть учебное заведение, которое готовит специалистов арктического флота. Наш старший механик, Василий Степанович,– выпускник Арктического мореходного училища. А теперь вот здесь работает.
– Я уже был моряком,– ответил Ринтын и тут же поправился: – Правда, на маленькой шхуне.
– Тем более,– убежденно сказал капитан,– и опыт, значит, есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Принесли завтрак. Ринтын отвернулся от света и выпил кружку сладкого чая. Кашу он поковырял ложкой и оставил. Аппетита не было.
Когда унесли посуду, в палату в сопровождении медсестры вошел толстый мужчина в белом халате. В руках он вместо докторской трубочки держал обыкновенную курительную трубку. Он направился прямо к кровати Ринтына:
– Ну, как самочувствие, Анатолий Федорович?
Ринтын в первую минуту не сообразил, что это обращаются к нему. Впервые с того момента, как он получил новое имя и отчество, его так называли.
– Хорошо,– ответил Ринтын, догадавшись, что перед ним доктор.
Он выслушал Ринтына, осмотрел покрытое сыпью тело и покачал головой:
– Как тебя угораздило в таком почтенном возрасте детской болезнью заболеть? Нехорошо, Анатолий Федорович! Надо быстрее поправляться…
Соседа он осматривал долго, выслушивал, выстукивал его впалую с выпирающими ребрами грудь и тяжело вздыхал.
– Продолжать то же самое,– не оборачиваясь, сказал доктор медсестре, мягко положил больного на подушку, накрыл одеялом и перешел к другой кровати.
Там лежал здоровенный мужчина, обросший бородой до самых глаз.
– Как вы себя чувствуете?
– Отлично,– улыбнулся больной в ответ доктору.
– Перевязку сделаете в процедурной и заодно побреетесь. Нельзя же так, в самом деле. Это же не в поле.
На четвертой кровати лежал мальчик лет двенадцати. Доктор потрепал его по щеке.
– Месяц еще осталось потерпеть. Совсем немного.
– Я считаю каждый день,– ответил больной.
Ринтын приподнялся на кровати: судя по произношению, это был чукча.
– Вот твоего земляка вчера привели,– сказал доктор и показал рукой в сторону Ринтына.– Поправится, станет тебе веселее.
– А что у него сломано? – спросил мальчик.
– Ерунда, все у него цело: корь и левостороннее воспаление легких. Через три дня встанет на ноги.
Доктор вышел. Некоторое время в палате стояла тишина: каждый обдумывал слова доктора. Вдруг Ринтын услышал всхлипывания. Плакал больной на соседней кровати. Он лежал, накрывшись с головой одеялом. Его худые острые плечи вздрагивали. Ринтын с беспокойством посмотрел вокруг. Каждый занимался своим делом, все делали вид, будто ничего особенного не происходит.
– Не обращай внимания,– услышал Ринтын слова на чукотском языке: это говорил мальчик,– он плачет каждый раз после врачебного обхода…
16
На третий день, как и предсказывал доктор Мухин, Ринтын встал на ноги. К этому времени он уже успел не только со всеми познакомиться, но и узнал истории их болезней.
Сосед Ринтына, бухгалтер районной торговой конторы, был безнадежно болен – рак желудка. Все знали, что его дни сочтены, и сам больной хорошо это знал. Он часами лежал неподвижно, устремив свой взгляд в потолок. Раза два приходила к нему жена, приносила передачи. Она с нескрываемой брезгливостью садилась у кровати больного мужа, отсиживала положенные десять минут и торопливо уходила. Супруги почти не разговаривали, обменивались всего лишь несколькими словами. Жена скороговоркой сообщала новости о сослуживцах, о том, что Танечка здорова, кушает все, приехала теща Комарова, Фира Львовна купила котиковую шубу…
Во время ее посещений в палате было тихо, но как только она уходила, все облегченно вздыхали.
Петр Петрович, геолог, был жизнерадостным человеком с большим юмором. У него было огнестрельное ранение в плечо.
Самой интересной была история болезни чукотского мальчика, которого звали Амтын. Он был сыном бедного оленевода из глубинного тундрового стойбища. Родителей мальчик потерял еще в раннем детстве и воспитывался у дальнего родственника, богатого оленевода Вэльпонты, кочевавшего в районе Амгуэмской тундры.
Однажды в далекое стойбище, казалось совершенно оторванное от внешнего мира, прибыли посланцы Советской власти. Недружелюбно встретил старый Вэльпонты приезд непрошеных гостей. Но законы тундры для всех одинаковы.
Для него не было неожиданностью собрание, которое провели среди бедных пастухов приезжие, и решение – поделить стадо между пастухами, организовать товарищество по совместному выпасу оленей. Вэльпонты предложили вступить в товарищество на равных правах вместе с другими. Не знали посланцы новой власти, что в свое время Вэльпонты откочевал в эти места, убегая в глубь материка от колхозов, от Советской власти. Приезжие отправились дальше, в другие стойбища, но не суждено им было туда добраться. По дороге их всех до одного перестреляли и утопили в проруби озера Элелылы.
Через три месяца приехала комиссия для расследования убийства. Амтын рассказал все. Он не мог забыть белокурого русского парня, который говорил с Амтыном через переводчика о школах, о больших городах, где может побывать даже чукотский пастух, потому что наступила счастливая жизнь для бедных людей, ставших хозяевами земли.
С облегчением вздохнули пастухи, когда за холмом скрылись нарты, увозившие навсегда ненавистного Вэльпонты и его приспешников. Однако в стойбище оставались еще люди, которые надеялись на возвращение Вэльпонты. Среди них был пастух по имени Тыркын. Он не скрывал своей ненависти к Амтыну. Однажды им довелось вместе идти в стадо. Амтын шел впереди, а Тыркын далеко позади. Путь проходил между высоких скал, на которых нависли тяжелые снежные козырьки, готовые при малейшем сотрясении воздуха низвергнуться вниз. Вдруг Амтын услышал выстрел и за ним в наступившей тишине зловещее шуршание. Словно ручейки потекли потоки снежной пыли, и вслед за ними огромные глыбы снега покатились вниз. Амтын бросился в сторону. Но снежная лавина настигла его, подмяла под себя. Он потерял сознание. Пастухи откопали Амтына. У него были сломаны обе ноги и два ребра.
Три дня и три ночи гнали лучших оленей, чтобы доставить Амтына в ближайший поселок. Здесь ему оказали первую помощь, а затем самолетом отправили в бухту Гуврэль.
– Доктор Мухин в первый же день обещал починить меня так, что буду бегать быстрее, чем бегал раньше,– улыбнувшись, закончил свой рассказ Амтын.
Ринтына поразила история Амтына. Он вспомнил давно прочитанную книгу о русском мальчике Павлике Морозове. Поступок Амтына чем-то напоминал Павлика Морозова. Ринтын сказал ему об этом. Мальчик улыбнулся. Улыбка у него была необыкновенно приятная, теплая, с оттенком застенчивости.
– Да, мне об этом говорил доктор Мухин. Только вот книгу никак не может разыскать.
– Мне очень запомнилась эта книга. Я расскажу тебе о Павлике Морозове все подробности,– пообещал Ринтын.
17
Жизнь в больнице текла размеренно и спокойно. Ринтын лежал здесь уже больше недели, и за это время никаких происшествий не произошло.
Теперь юноша чувствовал себя совершенно здоровым, ел в больничной столовой и выполнял нехитрые поручения своих соседей по палате.
Большая часть времени больных уходила на чтение и сон, спать можно было сколько угодно и когда угодно, только не во время врачебного обхода. Петр Петрович, узнав, что Ринтын едет в университет, много говорил о студенческой жизни. Амтын иногда по просьбе Петра Петровича рассказывал сказки, различные случаи из жизни оленеводов. В это время Ринтын неизменно выступал в качестве переводчика. Сам Ринтын вспоминал родной Улак, рисовал вслух картины охоты на моржа, школьную жизнь.
Как-то Ринтын увлекся рассказом о белых ночах в Улаке, когда солнце наполовину окунается в воду и снова поднимается над горизонтом, начиная свой безостановочный путь. Иван Петрович, так звали больного, лежащего рядом с ним, перебил его:
– Да что ты хвалишь эту безрадостную землю! Могила для человека твоя Чукотка! Картофель консервированный, компот консервированный, мясо консервированное. Да разве можно так нормально жить? – Иван Петрович закашлялся и упал на подушку.
Впервые Ринтын услышал такие слова о своем родном крае. Возмущенный, он смотрел на тонкое заостренное лицо Ивана Петровича, по которому текли мутные слезы.
– Не обращайте на него внимания,– раздался спокойный голос Петра Петровича.– Болезнь его говорит…
После этой вспышки в палате дня два было тихо. Иван Петрович часами лежал на спине и смотрел в потолок. Когда приходила жена, он молча отворачивался к стене и так лежал до тех пор, пока она не уходила. По вечерам заходил доктор Мухин. Он иногда засиживался допоздна. Больные любили такие вечера: доктор был начинен различными рассказами из своей многолетней практики.
При утренних обходах доктор Мухин не задерживался возле Ринтына, так как Ринтын уже был совершенно здоров и ждал выписки со дня на день.
Ринтын догадывался, что его держат в больнице вопреки всяким правилам, просил, чтобы его выписали, но каждый раз в ответ доктор сердито говорил:
– Позвольте мне самому судить, когда выписывать больного.
Теперь каждый день превратился для Ринтына в настоящую пытку. Он с неохотой просыпался, долго валялся в постели, стараясь снова уснуть. Сквозь ресницы прищуренных глаз он наблюдал за остальными. Вот Петр Петрович берет с тумбочки часы, смотрит на них и начинает заводить. Пока он заводит часы, просыпается Амтын и шепотом спрашивает, который час. Затем приходила нянечка. Она приносила “утку” Амтыну и каждому по градуснику. К этому времени поднимался с постели Петр Петрович, уходил умываться Иван Петрович. Ринтын отворачивался к стенке и закрывал глаза. Иногда он слышал гудки пароходов. Они звали Ринтына в дорогу. Сердце его сжималось от тоски.
От доктора не ускользнуло подавленное настроение Ринтына. Однажды после обеда он вызвал его к себе в кабинет. Ринтын уселся на холодную скользкую клеенку кушетки.
Доктор Мухин медленно набил трубку, раскурил ее.
– Хандришь, молодой человек?
– Да,– согласился Ринтын.– Ведь и так опоздал на занятия.
– Давай поговорим серьезно,– сказал доктор Мухин и пододвинул свой стул к клеенчатой кушетке.– Начал ты свой путь в науку весьма легкомысленно. А у твоего народа еще немного людей, которые имеют такое образование, как у тебя.
– Почему я начал легкомысленно свой путь? – обиделся Ринтын.
– Ты меня не перебивай,– сердито сказал доктор и со свистом втянул в себя из трубки табачный дым.– Я не первый год на Чукотке и знаю, что говорю. Кроме того, пойми, что я, как говорят, материковский и знаю лучше тебя, что это за штука. Для того чтобы проделать путь до Ленинграда, кроме денег, требуется еще знание реальных трудностей, которые тебе могут встретиться. Насколько я знаю, ты не так богат, чтобы оплатить билет даже на пароход до Владивостока: твой бумажник у меня, извини, что я ознакомился с его содержимым. Сейчас поздняя осень. Занятия во всех учебных заведениях давно начались, и мало найдется охотников собирать заново приемную комиссию. Я хочу посоветовать тебе. Завтра приходит пароход “Анадырь”. Он идет в Въэн, где есть педагогическое училище. Закончив это училище, ты сможешь спокойненько ехать в университет. Я тебе, Анатолий, советую подумать над этим. А из больницы я тебя не выписывал, во-первых, потому, что не было пароходов, а во-вторых, чтобы ты сгоряча не совершил какой-нибудь глупости…– Доктор хитро прищурил глаза.
Ринтын вернулся в палату и лег на кровать. Он понимал, что доктор дал ему самый правильный совет, но трудно было отказаться от мысли попасть в Ленинград именно в этом году. И теперь стало ясно, что учеба в педагогическом училище не была отступлением от намеченного пути.
– Я решил последовать вашему совету,– сказал Ринтын доктору, когда тот снова вызвал его.
– Вот и отлично. Я навел справки. Пароход уходит завтра во второй половине дня. Переночуешь здесь, а с завтрашнего дня ты свободный и здоровый человек!
– А нельзя ли с сегодняшнего? – спросил Ринтын.– Надо купить билет и взять из палатки чемоданчик.
– Все твои вещи давно здесь. Я договорился с капитаном, он тебя бесплатно довезет до Въэна. Но если хочешь погулять, можешь взять одежду и выйти на улицу, только приходи ужинать и ночевать.
– Спасибо,– сказал Ринтын и выбежал из кабинета доктора.
18
Стоял яркий солнечный день, но было очень холодно. Ринтын в сопровождении доктора спускался к причалу. Тускло блестела ледяная вода, порт был непривычно тихим. У первого причала высилась громада парохода “Анадырь” – черный корпус и белые надпалубные постройки.
Возле ворот порта Ринтын попрощался с доктором.
– Скажешь вахтенному, что от доктора Мухина,– еще раз напомнил Ринтыну доктор.– Напиши, как приедешь в Въэн. Ну, прощай! – Мухин крепко пожал Ринтыну руку.
– Большое спасибо за все, доктор,– взволнованно сказал юноша.– Я никогда не забуду вас.
У трапа толпились пассажиры. Тяжелые тюки лежали на сетке возле носовой стрелы. На палубе стоял человек в морской форме и проверял у пассажиров билеты.
Ринтын положил чемодан на землю и присел на него. Около часа длилась посадка. В этом году, как и в прошлом, было много отъезжающих на Большую землю, или, как они говорили, на материк. Многие из них всю войну проработали на Чукотке, стосковались по теплой, родной земле, по большим деревьям.
– Эй, парень! – Ринтыну с палубы парохода махал человек в морской форме.
Ринтын поднял чемоданчик и направился к трапу.
– Я от доктора Мухина,– храбро объявил он, ступив на палубу.
– Пройдите в капитанский салон.
Ринтын почесал затылок: он не знал, что это такое.
Моряк окликнул проходящего мимо матроса и велел отвести Ринтына.
Они пошли по узкому коридору со множеством дверей. Медная ручка каждой двери ослепительно блестела. Во всем чувствовалась настоящая моряцкая аккуратность.
Капитанский салон представлял собой обширную каюту с мягкими диванами и большим овальным столом посередине. Круглые иллюминаторы отражали солнечные блики на белом потолке каюты. В шкафу из темного дерева за стеклом виднелись корешки книг.
– Подождите здесь,– сказал матрос,– я доложу капитану.
В ожидании капитана Ринтын подошел к книжному шкафу. Среди книг на русском языке виднелись корешки томов на иностранных языках.
– Здравствуйте, чукотский Ломоносов,– раздался голос сзади Ринтына. Толстый ковер заглушал шаги капитана, и он неслышно вошел в салон.
Ринтын поздоровался.
– Идем на мостик,– пригласил капитан,– скоро будем отшвартовываться.
Капитан встал у окна, открыл его, рядом с рупором встал его помощник. Раздались слова команды. Причем капитан молчал. Командовал помощник.
Ринтын стоял сбоку и разочарованно наблюдал за капитаном. Чтобы не мешать, он незаметно вышел на палубу. Отсюда с высоты было очень интересно наблюдать за отходом корабля. Пароход медленно, словно нехотя, оторвался от причала и задом попятился в сторону. Затем замедлил ход, остановился и еле-еле двинулся вперед, одновременно поворачиваясь носом к выходу из бухты. Совсем рядом прошло гидрографическое судно “Темп”, несколько барж и буксирных катеров. “Анадырь” не спеша, на малом ходу выходил из бухты. Прошел мимо “мигалки” – маяка – у левого берега; поворот – и пароход обогнул мыс. Ринтын оглянулся назад. Ни одного домика Гуврэля не было видно, а впереди расстилался океан.
Прилипшие к бортам пассажиры молча прощались с Чукоткой. По железным ступенькам трапа Ринтын спустился на нижнюю палубу и пробрался на нос. Перегнувшись через фальшборт, он долго, пока не закружилась голова, смотрел, как все быстрее и быстрее резал воду нос корабля. За кормой запенилась проложенная пароходом дорога.
Ринтын ходил по кораблю, наблюдал, как укрепляли счетчик лага, похожий на будильник, опускали на подставки грузовые стрелы.
Берега Чукотки покрылись уже синей дымкой, когда Ринтына разыскал матрос и сказал, что капитан зовет его к себе.
В капитанском салоне был накрыт стол. За ним уже сидели несколько человек и капитан, без кителя, в белой рубашке.
– Садись, будем обедать,– пригласил капитан.
За едой капитан расспрашивал Ринтына о его жизни.
– Доктор говорил, что вы собираетесь в Ленинград?
– После окончания педагогического училища обязательно поступлю в университет,– ответил Ринтын.
– А кем вы хотите стать? – спросил помощник капитана.
– Я еще не решил,– покраснев, ответил Ринтын.
– Как же так? – удивился капитан.– Пора выбрать дорогу в жизнь. Почему бы тебе не стать моряком? Ведь чукчи прирожденные моряки. Между прочим, в Ленинграде есть учебное заведение, которое готовит специалистов арктического флота. Наш старший механик, Василий Степанович,– выпускник Арктического мореходного училища. А теперь вот здесь работает.
– Я уже был моряком,– ответил Ринтын и тут же поправился: – Правда, на маленькой шхуне.
– Тем более,– убежденно сказал капитан,– и опыт, значит, есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62