Конрад был непреклонен.
Далее чаще всего начальнику генерального штаба приходилось сталкиваться с общеимперским военным министром, министром иностранных дел и затем с другими министрами государственной машины Австро-Венгрии. В общении с этими людьми, ставившими порой Конрада на роль простого военного консультанта, начальник генерального штаба и вел тот непрерывный бой, о котором мы упоминали выше. Настойчивый в своих требованиях, стремившийся во что бы то ни стало провести свои взгляды на те или иные вопросы, Конрад не стеснялся вступать не только в жестокий словесный турнир, по свидетельству Краусса, но даже не виделся с военным министром, которому до некоторой степени также был подчинен. Здесь фигура Конрада вырисовывалась во весь рост – «самостоятельность» – был лозунг для этого «полубога» с берегов Дуная, предпочитавшего пасть в борьбе, но не сделать уступки своим врагам. Нет сомнения в том, что как бы ни были справедливы требования начальника генерального штаба такие отношения с равными ему, но власть имущими лицами, создавали еще большие трения в военной машине, за рулем которой стоял Конрад.
Неответственный перед представительными учреждениям государства, начальник генерального штаба входил в общение с политическими деятелями страны постольку, поскольку последние считали нужным по службе или из дружеских отношений обращаться к Конраду. Конечно, при таких условиях начальник генерального штаба погружался в недра политики в направлениях, соответствовавшим его личным взглядам, был далек от иных партий и группировок, считая их враждебными цельности монархии и, будучи страстной натурой, зачислял их в сонм врагов.
Поддерживание военных и политических связей Конрадом не ограничивалось пределами одной Австро-Венгрии, но выходило и за них. Прежде всего необходимо отметить частое личное общение и переписку с начальником германского генерального штаба, свидания с начальниками итальянского и румынского генеральных штабов. Наконец, личное общение с Вильгельмом, румынским Карлом, канцлером Бюловым и другими политическими фигурами Германии, а также Румынии вводило Конрада в широкий круг творцов политики Европы начала XX столетия. Со всеми из указанных лиц начальник австрийского генерального штаба был прямолинеен в своих политических и военных предложениях и пользовался среди них известным авторитетом, расцениваемый в то же время, как представитель военной партии Дунайской империи.
Выше нами отмечались отрицательные качества Конрада, а именно: его неумение выбирать людей и образование вокруг себя интимного кружка. Сам Конрад открывает нам, что в отношениях с подчиненными он предоставлял полную свободу в работе, поощрял каждое проявление инициативы и требовал от своих помощников тщательной, детальной и энергичной работы. Позднейшее наше знакомство с его ближайшими помощниками до некоторой степени подтвердит эти доводы начальника генерального штаба, хотя незнание людей было и оставалось его коренным недостатком.
Нами также было приведено распределение служебного дня Конрада и его мысли по поводу ухода с поста начальника генерального штаба, которые говорят о том, что его личная жизнь отличалась замкнутостью, посещением родных и небольшого круга знакомых. Для веселой Вены того времени такой образ жизни начальника генерального штаба мог считаться аскетическим, тем более, что ему отнюдь не следовали хотя бы министр иностранных дел и иные представители военной и гражданской машины управления, не говоря уже о рядовых работниках того же генерального штаба. С одной стороны, такой аскетизм Конрада нужно объяснить его характером, а с другой, – в достаточно большей мере, конечно, самой службой, усложняемой к тому же бюрократизмом, свойственным империи Габсбургов. Этим мы и ограничим вторжение в личную жизнь начальника генерального штаба, пусть она останется его частным делом.
Наша попытка обрисовать образ Конрада оказалась многоречивой и может быть даже излишне подробной. Мы сожалеем об этом, но не считаем возможным прервать хотя бы поверхностное знакомство с этой личностью, не сделав вывода, что же представляет собою этот человек.
Глава V
Тени прошлого
Трудность оценки Конрада. – Обращение к классикам и истории. – Шлиффен о полководце. – «Открытие начальника штаба». – Причины «пессимизма» Шлиффена. – Энгельс о гениальных полководцах. – «Коллективный» полководец. – Начальник генерального штаба – скрытый главнокомандующий. – Наполеон о полководце. – «Равновесие ума и характера». – Смелость. – Моральная храбрость. – Работоспособность полководца. – Мысли Клаузевица о полководце. – «Сплав духа с умом». – Место главнокомандующего в правительстве. – Мольтке о полководце и начальнике штаба. – «Полная свобода» полководца, «ответственность» его «перед богом и своею совестью». -Армия – фокус всей жизни государства. – «Полководец» Франции в понятии 70 годов XIX столетия. – «Полководец» но Шлиффену. – Бернгарди о полководце. – Школа Леваля. – Русские взгляды на полководца. – Гинденбург и Людендорф в рассуждениях о самих себе.
Познакомившись в предыдущей главе с начальником австро-венгерского генерального штаба Конрадом и распростившись с ним, мы начинаем разбираться в полученных впечатлениях, которыми и намерены поделиться, злоупотребив терпением перелистывающего эти страницы.
Сделать оценку соответствия Конрада посту начальника генерального штаба очень трудно. Мы отказываемся взять эту смелость на себя и позволим перебрать в своей памяти то, что говорят классики о людях, которые занимали или должны занимать столь высокие посты. Конечно, перебирать всех классиков по затронутому вопросу мы но собираемся– это заняло бы много места, да и отвлекло бы в сторону.
Наше намерение простирается не дальше того, чтобы наметить отправные данные дли суждения о такой крупной личности, как начальник генерального штаба. Мы берем заранее извинение, что напомним несколько истин, которые и без нас отлично известны читателю.
В своей статье «Полководец» Шлиффен говорит, что «Война является лишь средством политики. Чтобы это средство оказалось действительным, нужна подготовительная работа государственного человека… Следовательно, полководец должен быть и выдающимся государственным человеком, и дипломатом. Кроме того, он должен иметь в распоряжении те огромные суммы, которые поглощает война».
«Удовлетворить всем этим требованиям может только монарх, который располагает совокупностью всех средств государства. Следовательно, – приходит к выводу Шлиффен, полководец должен быть монархом».
Однако, наступил кризис в наличии полководцев-монархов, и он остро сказался тогда, «когда на троне наследственной монархии оказались лица, не считавшие себя способными или призванными стать во главе войска и все же хотевшие или долженствовавшие вести войну. Они оказались вынужденными доверить одному из генералов выгоднейшую прерогативу монарха. Обойтись без затруднений было нелегко. Генерал должен побеждать. Но если он побеждал слишком часто и выявлялся полководцем, то достоинство монарха оказывалось в опасности… Угроза этого соперничества уже однажды вложила в руки Саула копье, чтобы пригвоздить конкурента к стене».
Выход наметился в 1813 году, когда при одном из командующих союзных армий, действовавших против Наполеона, оказался дельный начальник штаба. «Этот полководческий дуумвират добился самостоятельности, увлек за собой вождей остальных армий и сделал возможным поражение непобедимого, но уже стареющего мирового завоевателя».
«Открытие роли начальника штаба, – по мнению Шлиффена, – привело к восстановлению положения: „король является предводителем на войне“. Монарх больше не выступает в поход зрителем, являющимся помехой для генерала, назначенного главнокомандующим, а сам берет на себя роль полководца, но имеет при себе начальника штаба, который ему докладывает обстановку и вызываемые ею требования». Говоря о разрешении полководческой проблемы в Пруссии, Шлиффен указывает: «в 1866 году король сам возглавляет созданную им же его собственную армию. При нем находятся политик и начальник генерального штаба. Ни один из этой тройки не соединяет. в себе всех данных, требующихся для полководца: но каждый обладает в большем или меньшем количестве теми качествами, которые создают полководца, и имеет возможность дополнять остальных двух».
Так Шлиффен рисует нам зарождение начальника штаба, как одной из составных частиц общего целого, именуемого полководцем. На сцену мировой истории выдвигается принцип расчленения полководца, система триумвирата, которая в наши дни переходит в систему коллективного управления.
Выше нами была брошена фраза, что начальника генерального штаба в мирное время необходимо рассматривать, как будущего главнокомандующего. Считаем себя обязанным это пояснить.
Редакция к «Стратегии в трудах военных классиков», в которой помещена цитированная нами выше статья Шлиффена, предлагает: «уметь читать между строк и понимать, что Шлиффен насмехается над фатализмом, видит бессилие монархов справиться с лежащими на них задачами, боится за тот замещающий полководца комитет из Вильгельма II с его слабым политическим советником и Мольтке-младшим, которому придется осуществлять составленный ими план войны. Значение личности не исчезает в полководческом коллективе, – хотя один из его членов должен быть отмечен печатью гения. Шлиффен его не видит ни у кого из своих заместителей – и глубокий пессимизм проникает всю статью».
Последовав советам редакции, мы углубились в чтение между строк, которое нам кое-что подсказало. Статья «Полководец» написана Шлиффеном уже в отставке, в которую он ушел не по своей воле, и ясно, что известную долю пессимизма сего автора нужно отнести к горечи оставшегося не у дел вельможи. Выше этого он и не поднялся, выискивая причины появления триумвирата, которые заключались главным образом в опасении Вильгельма II, как бы, читая между строк, гений Шлиффена не составил ему конкуренции и не заставил подражать Саулу. Мы охотно признаем опасения Шлиффена быть пронзенным библейским копьем, но все же причины расчленения полководца видим не в этом, а в самой сущности войны, которая есть не что иное, как общественно историческое явление, задевающее все стороны жизни.
При современных условиях полководец, сколько ни стой «перед алтарем Ваала», посвящаясь в полководцы; или не похищай «священного огня», подобно Наполеону, «сыну революции, который, как второй Прометей, сам похитил огонь с неба», как пишет об этом Шлиффен, все же полководцем в старом его понимании с единоначалием, как необходимым атрибутом, не сделается.
В этих видах мы бы не рекомендовали каждому честному гражданину становиться на пути, рекомендуемые Шлиффеном. Говоря о том, что: «вооружение, состав, организация, тактика и стратегия прежде всего зависят от достигнутой в данный момент ступени развития производства и от путей сообщения», – Энгельс приходит к убеждению, что «не свободное творчество разума» гениальных полководцев действовало в этом направлении преобразующим образом, но изобретение улучшенного оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полководцев, самое большее, ограничивается тем, что приспособляет ведение борьбы к новому оружию и новым борцам». Вот чем определяется влияние отдельной личности, полководца, в чисто военном деле, не говоря уже о том, что война не охватывается одной стратегией или тактикой.
С развитием экономической жизни страны такое разложение личности полководца, превращение ее в коллектив, должно было наступить неизбежно. Оно пришло с первых же лет мировой войны, когда даже триумвират оказался несостоятельным, а не только какой-либо похититель полководческого огня. Подобные личности пытались занять всецело своей персоной место «современного полководца», как, например, Людендорф, и были сброшены оттуда ничем иным, как той же экономической силой.
Таким образом, мы не намерены трактовать главнокомандующего, как полководца библейских времен, а понимаем его в современных условиях, как одного из членов коллектива, руководящего войной.
Считаем ясным без доказательств, что этот коллектив создается отнюдь не для ширмы, скрывающей гений главнокомандующего, а для действительного руководства войной, и как бы ни иронизировал Шлиффен над современным ему комитетом, таковой был естественной необходимостью. Раз это так, то думается, что гениальность может быть присуща каждому из членов коллектива, а не одному только его военному представителю. Если признать, что гений вошел в Мольтке-старшего, то по справедливости должны указать, что и Бисмарк оказался замешанным в похищении с неба огня, только но военного, а дипломатического, вследствие чего и оказался в состоянии померяться силами с таким «полубогом» как начальник германского генерального штаба.
В триумвирате, который перед войной был признан законной формой управления, по установившемся понятию, все же роль полководца, главнокомандующего, должна была составлять принадлежность монарха или того лица, преимущественно из представителей династии, на которое будет возложено командование вооруженными силами во время войны. Таким образом, на время последней начальник генерального штаба являлся снова ничем иным, как начальником штаба, но не главнокомандующим, и только во Франции и Италии он становился им фактически. Однако, при главнокомандующем-императоре, одновременно представлявшем собою наивысшую гражданскую власть, роль начальника штаба значительно менялась, переходя от преподания советов к фактическому руководству операциями. В мирное же время, когда гражданская жизнь еще более отвлекала будущего верховного главнокомандующего от военных дел, единственным фактическим ответчиком за последние являлся начальник генерального штаба, как должностное лицо, ведающее и отвечающее за подготовку страны к обороне.
Будучи, таким образом, вторым главнокомандующим, а во Франции и фактическим на время войны, начальник генерального штаба должен был обладать всеми качествами, необходимыми для полководца, так как работа в условиях подготовки войны требует тех же умственных и моральных сил, как и во время ведения боевых операции. На этом основании мы сравнили начальника генерального штаба с будущим главнокомандующим и, рассматривая последнего с теоретической стороны, будем относить изложенное в равной мере и к начальнику генерального штаба.
Есть в наше время военные исследователи, кои начинают свою работу с древнейших времен военной истории и доходят до «рациональной» стратегии. Мы боимся последовать их примеру, ибо «к сожалению, писатели очень склонны ссылаться на события древних времен», говорит Клаузевиц. «Оставим в стороне вопрос, какую роль играет тут тщеславие и шарлатанство; с своей же стороны, не видим в большинстве честного желания убедить и поучить, а потому считаем все подобные намеки не более, как узорчатыми заплатами, наложенными на вопиющих прорехи», поучает философ войны. Поэтому, оставив в покос Ганнибалов, Александров Македонских и других прославленных полководцев древности. обратимся к сему сорту людей ближайших нам времен.
Начнем с «сына революции» – Наполеона, который был обвинен Шлиффеном в таком преступлении, как в похищении «священного огня». Приводить все мысли маленького капрала о полководце мы отнюдь не собираемся, ибо отвлеклись бы слишком в сторону, а потому ограничиваемся лишь основными.
Несмотря на столь удачно совершенное, по мнению Шлиффена, посвящение в полководцы, Наполеон, однако, не сознавался и говорил: «Война – дело серьезное, в котором можно умалить свою репутацию и значение своей страны. Если быть рассудительным, то надо сoзнать и уяснить: создан ли я для войны или нет». Очень хороший совет не только для генералов наполеоновской эпохи, но и для наших дней.
Похитив огонь, Наполеон не думал отрицать значение «гения» в полководческом искусстве, но на одинаковую ступень ставил и опытность.
Дорога в полководцы, по мнению Наполеона, открыта не для одних только гениев, но и для людей, которые подзаймутся военной историей и из нее познают сущность войны. «Познание высшей стороны войны приобретается только опытом и изучением истории войн, веденных великими полководцами», учит маленький капрал. Однако, история дает лишь отправные данные для познания войны, а отнюдь не готовые рецепты. «В книгах пишут, что Фридрих или Наполеон смолоду изучали походы Цезаря и Евгения и тем подготовили себя к своему великому призванию полководца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Далее чаще всего начальнику генерального штаба приходилось сталкиваться с общеимперским военным министром, министром иностранных дел и затем с другими министрами государственной машины Австро-Венгрии. В общении с этими людьми, ставившими порой Конрада на роль простого военного консультанта, начальник генерального штаба и вел тот непрерывный бой, о котором мы упоминали выше. Настойчивый в своих требованиях, стремившийся во что бы то ни стало провести свои взгляды на те или иные вопросы, Конрад не стеснялся вступать не только в жестокий словесный турнир, по свидетельству Краусса, но даже не виделся с военным министром, которому до некоторой степени также был подчинен. Здесь фигура Конрада вырисовывалась во весь рост – «самостоятельность» – был лозунг для этого «полубога» с берегов Дуная, предпочитавшего пасть в борьбе, но не сделать уступки своим врагам. Нет сомнения в том, что как бы ни были справедливы требования начальника генерального штаба такие отношения с равными ему, но власть имущими лицами, создавали еще большие трения в военной машине, за рулем которой стоял Конрад.
Неответственный перед представительными учреждениям государства, начальник генерального штаба входил в общение с политическими деятелями страны постольку, поскольку последние считали нужным по службе или из дружеских отношений обращаться к Конраду. Конечно, при таких условиях начальник генерального штаба погружался в недра политики в направлениях, соответствовавшим его личным взглядам, был далек от иных партий и группировок, считая их враждебными цельности монархии и, будучи страстной натурой, зачислял их в сонм врагов.
Поддерживание военных и политических связей Конрадом не ограничивалось пределами одной Австро-Венгрии, но выходило и за них. Прежде всего необходимо отметить частое личное общение и переписку с начальником германского генерального штаба, свидания с начальниками итальянского и румынского генеральных штабов. Наконец, личное общение с Вильгельмом, румынским Карлом, канцлером Бюловым и другими политическими фигурами Германии, а также Румынии вводило Конрада в широкий круг творцов политики Европы начала XX столетия. Со всеми из указанных лиц начальник австрийского генерального штаба был прямолинеен в своих политических и военных предложениях и пользовался среди них известным авторитетом, расцениваемый в то же время, как представитель военной партии Дунайской империи.
Выше нами отмечались отрицательные качества Конрада, а именно: его неумение выбирать людей и образование вокруг себя интимного кружка. Сам Конрад открывает нам, что в отношениях с подчиненными он предоставлял полную свободу в работе, поощрял каждое проявление инициативы и требовал от своих помощников тщательной, детальной и энергичной работы. Позднейшее наше знакомство с его ближайшими помощниками до некоторой степени подтвердит эти доводы начальника генерального штаба, хотя незнание людей было и оставалось его коренным недостатком.
Нами также было приведено распределение служебного дня Конрада и его мысли по поводу ухода с поста начальника генерального штаба, которые говорят о том, что его личная жизнь отличалась замкнутостью, посещением родных и небольшого круга знакомых. Для веселой Вены того времени такой образ жизни начальника генерального штаба мог считаться аскетическим, тем более, что ему отнюдь не следовали хотя бы министр иностранных дел и иные представители военной и гражданской машины управления, не говоря уже о рядовых работниках того же генерального штаба. С одной стороны, такой аскетизм Конрада нужно объяснить его характером, а с другой, – в достаточно большей мере, конечно, самой службой, усложняемой к тому же бюрократизмом, свойственным империи Габсбургов. Этим мы и ограничим вторжение в личную жизнь начальника генерального штаба, пусть она останется его частным делом.
Наша попытка обрисовать образ Конрада оказалась многоречивой и может быть даже излишне подробной. Мы сожалеем об этом, но не считаем возможным прервать хотя бы поверхностное знакомство с этой личностью, не сделав вывода, что же представляет собою этот человек.
Глава V
Тени прошлого
Трудность оценки Конрада. – Обращение к классикам и истории. – Шлиффен о полководце. – «Открытие начальника штаба». – Причины «пессимизма» Шлиффена. – Энгельс о гениальных полководцах. – «Коллективный» полководец. – Начальник генерального штаба – скрытый главнокомандующий. – Наполеон о полководце. – «Равновесие ума и характера». – Смелость. – Моральная храбрость. – Работоспособность полководца. – Мысли Клаузевица о полководце. – «Сплав духа с умом». – Место главнокомандующего в правительстве. – Мольтке о полководце и начальнике штаба. – «Полная свобода» полководца, «ответственность» его «перед богом и своею совестью». -Армия – фокус всей жизни государства. – «Полководец» Франции в понятии 70 годов XIX столетия. – «Полководец» но Шлиффену. – Бернгарди о полководце. – Школа Леваля. – Русские взгляды на полководца. – Гинденбург и Людендорф в рассуждениях о самих себе.
Познакомившись в предыдущей главе с начальником австро-венгерского генерального штаба Конрадом и распростившись с ним, мы начинаем разбираться в полученных впечатлениях, которыми и намерены поделиться, злоупотребив терпением перелистывающего эти страницы.
Сделать оценку соответствия Конрада посту начальника генерального штаба очень трудно. Мы отказываемся взять эту смелость на себя и позволим перебрать в своей памяти то, что говорят классики о людях, которые занимали или должны занимать столь высокие посты. Конечно, перебирать всех классиков по затронутому вопросу мы но собираемся– это заняло бы много места, да и отвлекло бы в сторону.
Наше намерение простирается не дальше того, чтобы наметить отправные данные дли суждения о такой крупной личности, как начальник генерального штаба. Мы берем заранее извинение, что напомним несколько истин, которые и без нас отлично известны читателю.
В своей статье «Полководец» Шлиффен говорит, что «Война является лишь средством политики. Чтобы это средство оказалось действительным, нужна подготовительная работа государственного человека… Следовательно, полководец должен быть и выдающимся государственным человеком, и дипломатом. Кроме того, он должен иметь в распоряжении те огромные суммы, которые поглощает война».
«Удовлетворить всем этим требованиям может только монарх, который располагает совокупностью всех средств государства. Следовательно, – приходит к выводу Шлиффен, полководец должен быть монархом».
Однако, наступил кризис в наличии полководцев-монархов, и он остро сказался тогда, «когда на троне наследственной монархии оказались лица, не считавшие себя способными или призванными стать во главе войска и все же хотевшие или долженствовавшие вести войну. Они оказались вынужденными доверить одному из генералов выгоднейшую прерогативу монарха. Обойтись без затруднений было нелегко. Генерал должен побеждать. Но если он побеждал слишком часто и выявлялся полководцем, то достоинство монарха оказывалось в опасности… Угроза этого соперничества уже однажды вложила в руки Саула копье, чтобы пригвоздить конкурента к стене».
Выход наметился в 1813 году, когда при одном из командующих союзных армий, действовавших против Наполеона, оказался дельный начальник штаба. «Этот полководческий дуумвират добился самостоятельности, увлек за собой вождей остальных армий и сделал возможным поражение непобедимого, но уже стареющего мирового завоевателя».
«Открытие роли начальника штаба, – по мнению Шлиффена, – привело к восстановлению положения: „король является предводителем на войне“. Монарх больше не выступает в поход зрителем, являющимся помехой для генерала, назначенного главнокомандующим, а сам берет на себя роль полководца, но имеет при себе начальника штаба, который ему докладывает обстановку и вызываемые ею требования». Говоря о разрешении полководческой проблемы в Пруссии, Шлиффен указывает: «в 1866 году король сам возглавляет созданную им же его собственную армию. При нем находятся политик и начальник генерального штаба. Ни один из этой тройки не соединяет. в себе всех данных, требующихся для полководца: но каждый обладает в большем или меньшем количестве теми качествами, которые создают полководца, и имеет возможность дополнять остальных двух».
Так Шлиффен рисует нам зарождение начальника штаба, как одной из составных частиц общего целого, именуемого полководцем. На сцену мировой истории выдвигается принцип расчленения полководца, система триумвирата, которая в наши дни переходит в систему коллективного управления.
Выше нами была брошена фраза, что начальника генерального штаба в мирное время необходимо рассматривать, как будущего главнокомандующего. Считаем себя обязанным это пояснить.
Редакция к «Стратегии в трудах военных классиков», в которой помещена цитированная нами выше статья Шлиффена, предлагает: «уметь читать между строк и понимать, что Шлиффен насмехается над фатализмом, видит бессилие монархов справиться с лежащими на них задачами, боится за тот замещающий полководца комитет из Вильгельма II с его слабым политическим советником и Мольтке-младшим, которому придется осуществлять составленный ими план войны. Значение личности не исчезает в полководческом коллективе, – хотя один из его членов должен быть отмечен печатью гения. Шлиффен его не видит ни у кого из своих заместителей – и глубокий пессимизм проникает всю статью».
Последовав советам редакции, мы углубились в чтение между строк, которое нам кое-что подсказало. Статья «Полководец» написана Шлиффеном уже в отставке, в которую он ушел не по своей воле, и ясно, что известную долю пессимизма сего автора нужно отнести к горечи оставшегося не у дел вельможи. Выше этого он и не поднялся, выискивая причины появления триумвирата, которые заключались главным образом в опасении Вильгельма II, как бы, читая между строк, гений Шлиффена не составил ему конкуренции и не заставил подражать Саулу. Мы охотно признаем опасения Шлиффена быть пронзенным библейским копьем, но все же причины расчленения полководца видим не в этом, а в самой сущности войны, которая есть не что иное, как общественно историческое явление, задевающее все стороны жизни.
При современных условиях полководец, сколько ни стой «перед алтарем Ваала», посвящаясь в полководцы; или не похищай «священного огня», подобно Наполеону, «сыну революции, который, как второй Прометей, сам похитил огонь с неба», как пишет об этом Шлиффен, все же полководцем в старом его понимании с единоначалием, как необходимым атрибутом, не сделается.
В этих видах мы бы не рекомендовали каждому честному гражданину становиться на пути, рекомендуемые Шлиффеном. Говоря о том, что: «вооружение, состав, организация, тактика и стратегия прежде всего зависят от достигнутой в данный момент ступени развития производства и от путей сообщения», – Энгельс приходит к убеждению, что «не свободное творчество разума» гениальных полководцев действовало в этом направлении преобразующим образом, но изобретение улучшенного оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полководцев, самое большее, ограничивается тем, что приспособляет ведение борьбы к новому оружию и новым борцам». Вот чем определяется влияние отдельной личности, полководца, в чисто военном деле, не говоря уже о том, что война не охватывается одной стратегией или тактикой.
С развитием экономической жизни страны такое разложение личности полководца, превращение ее в коллектив, должно было наступить неизбежно. Оно пришло с первых же лет мировой войны, когда даже триумвират оказался несостоятельным, а не только какой-либо похититель полководческого огня. Подобные личности пытались занять всецело своей персоной место «современного полководца», как, например, Людендорф, и были сброшены оттуда ничем иным, как той же экономической силой.
Таким образом, мы не намерены трактовать главнокомандующего, как полководца библейских времен, а понимаем его в современных условиях, как одного из членов коллектива, руководящего войной.
Считаем ясным без доказательств, что этот коллектив создается отнюдь не для ширмы, скрывающей гений главнокомандующего, а для действительного руководства войной, и как бы ни иронизировал Шлиффен над современным ему комитетом, таковой был естественной необходимостью. Раз это так, то думается, что гениальность может быть присуща каждому из членов коллектива, а не одному только его военному представителю. Если признать, что гений вошел в Мольтке-старшего, то по справедливости должны указать, что и Бисмарк оказался замешанным в похищении с неба огня, только но военного, а дипломатического, вследствие чего и оказался в состоянии померяться силами с таким «полубогом» как начальник германского генерального штаба.
В триумвирате, который перед войной был признан законной формой управления, по установившемся понятию, все же роль полководца, главнокомандующего, должна была составлять принадлежность монарха или того лица, преимущественно из представителей династии, на которое будет возложено командование вооруженными силами во время войны. Таким образом, на время последней начальник генерального штаба являлся снова ничем иным, как начальником штаба, но не главнокомандующим, и только во Франции и Италии он становился им фактически. Однако, при главнокомандующем-императоре, одновременно представлявшем собою наивысшую гражданскую власть, роль начальника штаба значительно менялась, переходя от преподания советов к фактическому руководству операциями. В мирное же время, когда гражданская жизнь еще более отвлекала будущего верховного главнокомандующего от военных дел, единственным фактическим ответчиком за последние являлся начальник генерального штаба, как должностное лицо, ведающее и отвечающее за подготовку страны к обороне.
Будучи, таким образом, вторым главнокомандующим, а во Франции и фактическим на время войны, начальник генерального штаба должен был обладать всеми качествами, необходимыми для полководца, так как работа в условиях подготовки войны требует тех же умственных и моральных сил, как и во время ведения боевых операции. На этом основании мы сравнили начальника генерального штаба с будущим главнокомандующим и, рассматривая последнего с теоретической стороны, будем относить изложенное в равной мере и к начальнику генерального штаба.
Есть в наше время военные исследователи, кои начинают свою работу с древнейших времен военной истории и доходят до «рациональной» стратегии. Мы боимся последовать их примеру, ибо «к сожалению, писатели очень склонны ссылаться на события древних времен», говорит Клаузевиц. «Оставим в стороне вопрос, какую роль играет тут тщеславие и шарлатанство; с своей же стороны, не видим в большинстве честного желания убедить и поучить, а потому считаем все подобные намеки не более, как узорчатыми заплатами, наложенными на вопиющих прорехи», поучает философ войны. Поэтому, оставив в покос Ганнибалов, Александров Македонских и других прославленных полководцев древности. обратимся к сему сорту людей ближайших нам времен.
Начнем с «сына революции» – Наполеона, который был обвинен Шлиффеном в таком преступлении, как в похищении «священного огня». Приводить все мысли маленького капрала о полководце мы отнюдь не собираемся, ибо отвлеклись бы слишком в сторону, а потому ограничиваемся лишь основными.
Несмотря на столь удачно совершенное, по мнению Шлиффена, посвящение в полководцы, Наполеон, однако, не сознавался и говорил: «Война – дело серьезное, в котором можно умалить свою репутацию и значение своей страны. Если быть рассудительным, то надо сoзнать и уяснить: создан ли я для войны или нет». Очень хороший совет не только для генералов наполеоновской эпохи, но и для наших дней.
Похитив огонь, Наполеон не думал отрицать значение «гения» в полководческом искусстве, но на одинаковую ступень ставил и опытность.
Дорога в полководцы, по мнению Наполеона, открыта не для одних только гениев, но и для людей, которые подзаймутся военной историей и из нее познают сущность войны. «Познание высшей стороны войны приобретается только опытом и изучением истории войн, веденных великими полководцами», учит маленький капрал. Однако, история дает лишь отправные данные для познания войны, а отнюдь не готовые рецепты. «В книгах пишут, что Фридрих или Наполеон смолоду изучали походы Цезаря и Евгения и тем подготовили себя к своему великому призванию полководца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49