Она казалась мне двусмысленной.
Молотов в Берлине
В полдень 12 ноября в Берлин прибыл Молотов{210}, а уже во второй половине дня состоялась его беседа с Гитлером. Молотов привез из Москвы ясные и четкие вопросы, касавшиеся всех тех проблем, которые возникли между Россией и Германией за последние месяцы. Начал он с Финляндии, а потом перешел к Румынии и Болгарии, а далее к Турции. Молотов дал понять: эти государства принадлежат к русской сфере влияния и дела России с ними Германии, так сказать, не касаются. Найти уклончивый ответ Гитлеру было трудно. Во второй день своего визита Молотов вернулся к определенным вопросам, но заключительных, исчерпывающих ответов на них не получил. Вечером 13 ноября состоялась подробная беседа с Риббентропом. Тот проявил живой интерес к тому, чтобы не допустить войны между Россией и Германией. Порывать контакт с Россией он не желал.
14 ноября Гитлер имел короткий разговор с Редером, заслушав его доклад о состоянии военно-морского флота. Бросалось в глаза, что гросс-адмирал весьма резко высказывался против войны с Россией. Он считал, что в ближайшие годы Россия к столкновению с Германией стремиться не будет. Редер предложил осуществить нападение на Россию только после победы над Англией. Гитлер призадумался.
Во второй половине ноября фюрер провел несколько дней на Оберзальцберге. Поводом послужил визит болгарского царя Бориса. Гитлер, испытывая опасение за политику на Балканах, боялся русской гарантии Болгарии, которая могла создать ему большие трудности. Он хотел привлечь монарха к Тройственному пакту. Но царь Борис проявил ко всем этим проблемам отношение выжидательное, даже отрицательное. Держался он, как всегда, очень дружественно и свои взгляды высказывал без робости.
Разочаровывающей явилась и беседа с королем бельгийцев 19 ноября. Он прибыл, чтобы просить о возвращении домой двух миллионов бельгийских военнопленных, а также для того, чтобы выяснить взгляды Гитлера на будущие германо-бельгийские отношения. Фюрер проявил себя во всех вопросах весьма сдержанно и согласия ни на что не дал. Королю Леопольду пришлось ретироваться, не получив ничего.
25 ноября Гитлер принял в Берлине маршала Антонеску, который посетил его, и был весьма поражен личностью румынского главы государства. Они долго говорили о румынских проблемах и вместе ругали соседа Румынии – Венгрию. 23 ноября в Имперской канцелярии состоялось торжественное вступление Румынии в Тройственный пакт с последующим банкетом в квартире фюрера. После отъезда Антонеску Гитлер сказал: в его лице он нашел друга Германии.
«Барбаросса»
Еще той же осенью Гитлер предпринял важный и решающий шаг. Он направил д-ра Тодта вместе со Шмундтом и Энгелем на Восток, чтобы найти место для оборудования там своей новой Ставки. Наиболее пригодным показалось ему одно место в Восточной Пруссии, которое он приказал оборудовать как служебное помещение и надежное бомбоубежище. Возвратившиеся квартирьеры предложили использовать для этого местность вблизи Растенбурга. Гитлер согласился и велел немедленно приступить к постройке штаб-квартиры к апрелю 1941 г. Как мне показалось, это решение значительно приблизило поход на Россию.
Декабрь 1940 г. принес еще несколько совершенно ясных указаний на новый год. 5 декабря Гитлер принял Браухича и Гальдера для очень подробной беседы о нынешнем положении в Европе. Взгляды по отдельным вопросам оказались у них весьма различны. Дольше всего разговоры шли об обстановке в воздухе и о России. Насчет воздушной войны против Англии фюрер сказал, что прекращение наших дневных налетов спасло англичан от уничтожения их истребителей. Своими налетами мы английскую промышленность уничтожить не смогли. Результат он назвал минимальным. Материальные потери англичан могут быть возмещены только поставками из США, но переоценивать их не следует. «В 1941 г. англичане более сильной авиации, чем сегодня, иметь не будут. Наша же люфтваффе весной станет значительно сильнее», – заявил Гитлер.
Насчет России он сказал, что русский человек неполноценен, а русская армия лишена командования. При нападении на Россию надо избежать опасности толкать русских к отступлению. Наступательные операции следует вести так, чтобы расчленить русскую армию на отдельные участки и брать ее в плен. Необходимо найти такие исходные позиции, которые позволили бы осуществить крупные операции на окружение. Гитлер ожидал больших частичных успехов, которые должны привести к тому, что в определенный момент в России наступит полная дезорганизация. Нападение на Россию было для него делом решенным.
10 декабря Гитлер произнес широко задуманную речь перед рабочими одного военного предприятия в Берлине, которая, собственно, адресовалась всем военным заводам Германии и всем занятым на них. Он и здесь подчеркнул: самое трудное для нас всех – впереди.
В последние дни уходящего года Гитлер сообщил всем составным частям вермахта свое решение насчет России. 18 декабря он передал их главным командованиям «Директиву № 21. План „Барбаросса“{211}.
22 декабря 1940 г. вручил свои верительные грамоты новый японский посол Осима, фюрер приветствовал его особенно сердечно. Осима вернулся в Японию, когда Гитлер в 1939 г. заключил договор с Россией. Теперь японское правительство сочло своевременным снова назначить его своим послом в Германии. Говорили, что фюрер начал пересматривать свою политику в отношении России.
Это явилось последним «государственным актом» Гитлера в Берлине перед праздничными днями. 27 декабря мы спецпоездом прибыли в район Кале. Фюрер посетил батареи дальнобойной артиллерии сухопутных войск и военно-морского флота, которые могли обстреливать Англию, а также те сооружения, которым он летом уделял особое внимание. Произнес слова признательности за их действия в прошлые недели. Вечером, в вагоне спецпоезда, вне очереди произвел Энгеля и меня в майоры, что явилось для нас большой радостью и неожиданностью.
25 декабря Гитлер посетил бомбардировочную эскадру, а затем принял в своем спецпоезде главу французского правительства адмирала Дарлана, ставшего несколько дней назад преемником Лаваля. Беседой с ним фюрер остался недоволен и пребывал в раздражении. Он критиковал смещение Лаваля, приписывая это антигерманскому влиянию в штабе Петэна. Подробности встречи мне узнать не удалось, я мог только видеть, насколько шеф раздражен ею.
26 декабря фюрер побывал в одном пехотном полку, а в заключение – в своем лейб-штандарте «Адольф Гитлер» в Меце. Здесь он чувствовал себя особенно вольготно и в своей речи явно выразил свое удовлетворение. Его личный полк должен быть всегда готов действовать в горячих точках борьбы: «Для вас, носящих мое имя, это – честь стоять во главе нашей борьбы».
Приоритеты в вооружении
Редер не раз заговаривал с Гитлером о напряженных отношениях между военно-морским флотом и люфтваффе. Речь шла в первую очередь о торпедном оружии. Гросс-адмирал требовал, чтобы торпедными эскадрильями руководил только ВМФ. Люфтваффе не имеет для этого рода оружия специалистов. Сначала фюрер собирался обсудить данную тему с рейхсмаршалом. Затем Редер выдвинул другое пожелание военно-морского флота: увеличить выпуск подводных лодок. Ныне же их производится максимум 12-18 в месяц. Тем самым он затронул дилемму, разрешимую только решением о походе на Россию. Гитлер дал Тодту приказ всеми силами форсировать производство вооружения сухопутных войск для войны в 1941 г. Выпуск вооружения для военно-морского флота и люфтваффе следует пока отложить. Вот когда Россия окажется разбитой, тогда можно будет перестроить все производство вооружения.
Я говорил на эту тему и с Ешоннеком, который относился к такому ходу развития с величайшим опасением. Потери люфтваффе в последние месяцы воздушных боев над Англией постоянно увеличивались, а нынешнее производство самолетов едва покрывало их. Создание новых бомбардировочных соединений в настоящее время невозможно, ибо все еще не преодолены трудности с выпуском «Ю-88». Я проинформировал фюрера о состоянии вооружения люфтваффе и просил его обсудить эту тему с рейхсмаршалом. Я видел здесь большую проблему на будущее. Гитлер признал, что вооружение авиации – дело важное, но весной 1941 г. ему нужно задействовать все мощности военной промышленности для сухопутных войск. Но уже летом военное производство нужно будет перестроить. Однако так или иначе он хочет поговорить с рейхсмаршалом. Я был этим решением очень подавлен, так как знал о постоянном совершенствовании британских военно-воздушных сил и видел в предстоящей войне на два фронта огромную опасность для рейха. Ешоннек, оценивавший ситуацию так же, указывал на нее Герингу, но ввиду указания Гитлера Тодту ничего добиться не смог. Геринг же, скрепя сердце, подчинился фюреру.
Критические голоса
В течение зимы 1940-41 г. мне приходилось в кругу как военных, так и штатских выслушивать все больше опасений насчет дальнейшего ведения войны. Наряду с безобидной критикой руководства звучали и такие реплики, как «война проиграна». Гитлера упрекали в том, что, будучи впечатлительным и эмоционально реагирующим политиком, он постоянно чувствует себя униженным и оскорбленным англичанами. А теперь еще хочет затеять без какой-либо необходимости и войну на два фронта, не имея для того в достаточном объеме прежде всего производственных мощностей и сырья.
Таких критических голосов было меньше, но не прислушиваться к ним я не мог, потому что в большинстве случаев критики отстаивали этот взгляд всерьез и упорно. Убедить меня они тогда не смогли. Несмотря на некоторые сомнения, я стоял на той точке зрения, что Гитлер закалькулировал все настолько четко и трезво, что никакой катастрофы произойти не может. На мой взгляд, эти оппоненты – критики и скептики – хотя и причисляли себя по большей части к «высшим кругам», допускали коренную ошибку. Они презрительно глядели на фюрера сверху вниз, отказывая ему в позитивном сотрудничестве; более того, некоторые даже боролись против него, полагая, что тем самым могут уберечь страну от беды. Они либо не осознавали, либо не хотели видеть, что народ стоял за Гитлера, тем самым делая его в этом конфликте сильнее оппонентов.
Эти впечатления укрепили мое положительное отношение к Гитлеру. Путь негативной оппозиции казался мне совершенно ложным, особенно после того, как я не раз убеждался, что с фюрером можно говорить; его даже, при верном подходе, удавалось убедить. Я часто становился очевидцем того (или слышал собственными ушами), как генералы, офицеры высоких чинов, говоря с ним, не могли найти правильного тона. После того как он неоднократно (перед Польской кампанией или перед войной против Франции) ощущал оппозиционность к себе именно со стороны сухопутных войск (хотя после этих походов правота его блестяще подтверждалась), Гитлер стал склоняться к тому, чтобы воспринимать критическую установку старого, особенно консервативного, офицерства как пораженчество. Он лично говорил мне: «Просто не могу понять этого; ведь если человек выбирает себе профессию солдата, офицера, то война должна быть его самым страстным стремлением, она же позволяет ему однажды применить свою профессию! Это издавна было традицией прусского офицера. Солдат, генерал не может делать своей задачей удержать меня от войны, тормозя формирование войск и вооружение. Это же саботаж! Все должно быть совсем наоборот: солдаты обязаны так добиваться войны, чтобы именно политики их сдерживали. Но мне кажется, генералы боятся противника. Неужели они считают меня столь глупым, что я не способен верно осознать или оценить его сильные и слабые стороны?».
В течение первых лет войны все явственнее ощущалось противодействие церквей, особенно протестантской{212}; они отвергали планы Гитлера, причем так поступали не только священнослужители, но и, в большей мере, землевладельцы, аристократия и дворянство, офицеры и чиновники высоких рангов. В их среде этой зимой возникали перед походом на Россию отдельные группы, пытавшиеся сорвать планы Гитлера. Они считали его позицию совершенно антихристианской: он, мол, против церквей и хочет их упразднить. Во время войны фюрер неоднократно говорил, что и не помышляет ликвидировать церкви. Он ясно осознавал естественное желание народа иметь твердую веру, а также и то, что для этого необходима организация, которая поможет народу ее обрести. Гитлер подвергал критике только антинациональное мировоззрение священнослужителей: они не связаны с народом и не знают, чего тот хочет.
Разбить Россию, чтобы ударить по Англии?
Как пришел Гитлер к решению напасть на Россию, еще не победив Англию? Это, казалось мне, – главный вопрос войны. Он был убежден в том, что Англия ожидает помощи в своей борьбе за Европу и, судя по ходу войны в эти зимние месяцы, видит ее в лице Америки и России. Его оценка Америки привела фюрера к твердому заключению: США окажутся в состоянии помочь Англии в войне в Европе только в 1943 г.
Положение же в России Гитлер оценивал так: русские смогут активно вмешаться в ход войны уже осенью 1942 г. Германо-русский союз он отнюдь не рассматривал как гарантию мира на многие годы. Сталин хочет дождаться того момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на Западе, и тогда без всякой опасности для себя вмешаться в европейские сражения. В любом случае, фюрер хотел русское наступление упредить, ибо знал, что одновременно Германия на все стороны сражаться не может. Поэтому план его состоял в том, чтобы убирать одного противника за другим – будь то переговорами, будь то войной. Но втайне он все еще надеялся на достижение взаимопонимания с англосаксами, хотя преимущественно антигерманская политика англичан ему была известна уже с осени 1937 г. К этому добавлялась тревога из-за своего «старения», а также и понимание того, что после него никто в Германии его работу продолжить не сможет. Внутренние враги фюрера называли это переоценкой собственной личности, зазнайством, манией величия и т.п. Все это Гитлер знал. На сей счет у него имелась полная ясность, и он не раз упоминал об этом в кругу участников ежедневных обсуждений военной обстановки.
1941-у году предназначалось стать исключительно годом вооруженного столкновения с Россией. Гитлер построил приготовления к нему так, что был готов напасть примерно в середине мая. План его был таков: осуществить операции в двух главных направлениях – на север и юг России, а после захвата Ленинграда и Ростова, заходя обоими флангами, завершить ее разгром крупным наступлением с целью замкнуть кольцо окружения восточнее Москвы. Таким образом фюрер намеревался ослабить русских настолько, что они прекратят борьбу и он сможет сосредоточить все силы для удара по Англии.
Решения
Зима 1940-41 г. была временем размышлений, планов и решений. Гитлер много времени проводил на Оберзальцберге, поскольку здесь можно было работать спокойно. В Новогодних обращениях к вермахту и немецкому народу фюрер говорил о ходе войны в 1940 г. и высказывался насчет положения на мировой арене. Германские сухопутные войска, германские военно-морской флот и люфтваффе, провозглашал он, вступают в 1941-й год значительно усиленными и с улучшенным вооружением. О воздушной войне высказался так: «Герр Черчилль – тот человек, который вдруг изобрел неограниченную воздушную войну, выдавая ее за великую тайну британской победы. Вот уже три с половиной месяца этот преступник приказывает в ночных налетах забрасывать германские города бомбами… В этом я вижу жестокость, являющуюся сущим бесчинством…»
Обращения фюрера намекали на продолжение войны еще более жестокими методами и действовали на народ парализующе. Но удивительно, сколь терпеливо вела себя масса. Большинство говорило: уж фюрер-то знает, что надо делать! Весь народ был впряжен в работу на войну и трудился с огромным рвением и добросовестностью.
8 и 9 января Гитлер вызвал в «Бергхоф» все военное руководство на одно из самых важных и решающих совещаний, которые проводил в этом кругу за весь 1941 г. Сначала он обрисовал положение в Европе: «Испания как помощник отпадает. Франция – против нас. По отношению к ней у нас никаких обязательств нет. Россия недавно выдвинула требования, которых раньше у нее не имелось: Финляндия, Балканы и Мариамполь{213}. Румыния – на нашей стороне. Венгрия – никаких помех. В Югославии – все вопросы еще открыты. Болгария – очень осторожна. Не желает рисковать своей династией».
Гитлер продолжал: «Англия хочет господствовать на всем континенте». А следовательно, хочет нас там побить. Сам же он желает быть настолько сильным, чтобы эта цель не была достигнута никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Молотов в Берлине
В полдень 12 ноября в Берлин прибыл Молотов{210}, а уже во второй половине дня состоялась его беседа с Гитлером. Молотов привез из Москвы ясные и четкие вопросы, касавшиеся всех тех проблем, которые возникли между Россией и Германией за последние месяцы. Начал он с Финляндии, а потом перешел к Румынии и Болгарии, а далее к Турции. Молотов дал понять: эти государства принадлежат к русской сфере влияния и дела России с ними Германии, так сказать, не касаются. Найти уклончивый ответ Гитлеру было трудно. Во второй день своего визита Молотов вернулся к определенным вопросам, но заключительных, исчерпывающих ответов на них не получил. Вечером 13 ноября состоялась подробная беседа с Риббентропом. Тот проявил живой интерес к тому, чтобы не допустить войны между Россией и Германией. Порывать контакт с Россией он не желал.
14 ноября Гитлер имел короткий разговор с Редером, заслушав его доклад о состоянии военно-морского флота. Бросалось в глаза, что гросс-адмирал весьма резко высказывался против войны с Россией. Он считал, что в ближайшие годы Россия к столкновению с Германией стремиться не будет. Редер предложил осуществить нападение на Россию только после победы над Англией. Гитлер призадумался.
Во второй половине ноября фюрер провел несколько дней на Оберзальцберге. Поводом послужил визит болгарского царя Бориса. Гитлер, испытывая опасение за политику на Балканах, боялся русской гарантии Болгарии, которая могла создать ему большие трудности. Он хотел привлечь монарха к Тройственному пакту. Но царь Борис проявил ко всем этим проблемам отношение выжидательное, даже отрицательное. Держался он, как всегда, очень дружественно и свои взгляды высказывал без робости.
Разочаровывающей явилась и беседа с королем бельгийцев 19 ноября. Он прибыл, чтобы просить о возвращении домой двух миллионов бельгийских военнопленных, а также для того, чтобы выяснить взгляды Гитлера на будущие германо-бельгийские отношения. Фюрер проявил себя во всех вопросах весьма сдержанно и согласия ни на что не дал. Королю Леопольду пришлось ретироваться, не получив ничего.
25 ноября Гитлер принял в Берлине маршала Антонеску, который посетил его, и был весьма поражен личностью румынского главы государства. Они долго говорили о румынских проблемах и вместе ругали соседа Румынии – Венгрию. 23 ноября в Имперской канцелярии состоялось торжественное вступление Румынии в Тройственный пакт с последующим банкетом в квартире фюрера. После отъезда Антонеску Гитлер сказал: в его лице он нашел друга Германии.
«Барбаросса»
Еще той же осенью Гитлер предпринял важный и решающий шаг. Он направил д-ра Тодта вместе со Шмундтом и Энгелем на Восток, чтобы найти место для оборудования там своей новой Ставки. Наиболее пригодным показалось ему одно место в Восточной Пруссии, которое он приказал оборудовать как служебное помещение и надежное бомбоубежище. Возвратившиеся квартирьеры предложили использовать для этого местность вблизи Растенбурга. Гитлер согласился и велел немедленно приступить к постройке штаб-квартиры к апрелю 1941 г. Как мне показалось, это решение значительно приблизило поход на Россию.
Декабрь 1940 г. принес еще несколько совершенно ясных указаний на новый год. 5 декабря Гитлер принял Браухича и Гальдера для очень подробной беседы о нынешнем положении в Европе. Взгляды по отдельным вопросам оказались у них весьма различны. Дольше всего разговоры шли об обстановке в воздухе и о России. Насчет воздушной войны против Англии фюрер сказал, что прекращение наших дневных налетов спасло англичан от уничтожения их истребителей. Своими налетами мы английскую промышленность уничтожить не смогли. Результат он назвал минимальным. Материальные потери англичан могут быть возмещены только поставками из США, но переоценивать их не следует. «В 1941 г. англичане более сильной авиации, чем сегодня, иметь не будут. Наша же люфтваффе весной станет значительно сильнее», – заявил Гитлер.
Насчет России он сказал, что русский человек неполноценен, а русская армия лишена командования. При нападении на Россию надо избежать опасности толкать русских к отступлению. Наступательные операции следует вести так, чтобы расчленить русскую армию на отдельные участки и брать ее в плен. Необходимо найти такие исходные позиции, которые позволили бы осуществить крупные операции на окружение. Гитлер ожидал больших частичных успехов, которые должны привести к тому, что в определенный момент в России наступит полная дезорганизация. Нападение на Россию было для него делом решенным.
10 декабря Гитлер произнес широко задуманную речь перед рабочими одного военного предприятия в Берлине, которая, собственно, адресовалась всем военным заводам Германии и всем занятым на них. Он и здесь подчеркнул: самое трудное для нас всех – впереди.
В последние дни уходящего года Гитлер сообщил всем составным частям вермахта свое решение насчет России. 18 декабря он передал их главным командованиям «Директиву № 21. План „Барбаросса“{211}.
22 декабря 1940 г. вручил свои верительные грамоты новый японский посол Осима, фюрер приветствовал его особенно сердечно. Осима вернулся в Японию, когда Гитлер в 1939 г. заключил договор с Россией. Теперь японское правительство сочло своевременным снова назначить его своим послом в Германии. Говорили, что фюрер начал пересматривать свою политику в отношении России.
Это явилось последним «государственным актом» Гитлера в Берлине перед праздничными днями. 27 декабря мы спецпоездом прибыли в район Кале. Фюрер посетил батареи дальнобойной артиллерии сухопутных войск и военно-морского флота, которые могли обстреливать Англию, а также те сооружения, которым он летом уделял особое внимание. Произнес слова признательности за их действия в прошлые недели. Вечером, в вагоне спецпоезда, вне очереди произвел Энгеля и меня в майоры, что явилось для нас большой радостью и неожиданностью.
25 декабря Гитлер посетил бомбардировочную эскадру, а затем принял в своем спецпоезде главу французского правительства адмирала Дарлана, ставшего несколько дней назад преемником Лаваля. Беседой с ним фюрер остался недоволен и пребывал в раздражении. Он критиковал смещение Лаваля, приписывая это антигерманскому влиянию в штабе Петэна. Подробности встречи мне узнать не удалось, я мог только видеть, насколько шеф раздражен ею.
26 декабря фюрер побывал в одном пехотном полку, а в заключение – в своем лейб-штандарте «Адольф Гитлер» в Меце. Здесь он чувствовал себя особенно вольготно и в своей речи явно выразил свое удовлетворение. Его личный полк должен быть всегда готов действовать в горячих точках борьбы: «Для вас, носящих мое имя, это – честь стоять во главе нашей борьбы».
Приоритеты в вооружении
Редер не раз заговаривал с Гитлером о напряженных отношениях между военно-морским флотом и люфтваффе. Речь шла в первую очередь о торпедном оружии. Гросс-адмирал требовал, чтобы торпедными эскадрильями руководил только ВМФ. Люфтваффе не имеет для этого рода оружия специалистов. Сначала фюрер собирался обсудить данную тему с рейхсмаршалом. Затем Редер выдвинул другое пожелание военно-морского флота: увеличить выпуск подводных лодок. Ныне же их производится максимум 12-18 в месяц. Тем самым он затронул дилемму, разрешимую только решением о походе на Россию. Гитлер дал Тодту приказ всеми силами форсировать производство вооружения сухопутных войск для войны в 1941 г. Выпуск вооружения для военно-морского флота и люфтваффе следует пока отложить. Вот когда Россия окажется разбитой, тогда можно будет перестроить все производство вооружения.
Я говорил на эту тему и с Ешоннеком, который относился к такому ходу развития с величайшим опасением. Потери люфтваффе в последние месяцы воздушных боев над Англией постоянно увеличивались, а нынешнее производство самолетов едва покрывало их. Создание новых бомбардировочных соединений в настоящее время невозможно, ибо все еще не преодолены трудности с выпуском «Ю-88». Я проинформировал фюрера о состоянии вооружения люфтваффе и просил его обсудить эту тему с рейхсмаршалом. Я видел здесь большую проблему на будущее. Гитлер признал, что вооружение авиации – дело важное, но весной 1941 г. ему нужно задействовать все мощности военной промышленности для сухопутных войск. Но уже летом военное производство нужно будет перестроить. Однако так или иначе он хочет поговорить с рейхсмаршалом. Я был этим решением очень подавлен, так как знал о постоянном совершенствовании британских военно-воздушных сил и видел в предстоящей войне на два фронта огромную опасность для рейха. Ешоннек, оценивавший ситуацию так же, указывал на нее Герингу, но ввиду указания Гитлера Тодту ничего добиться не смог. Геринг же, скрепя сердце, подчинился фюреру.
Критические голоса
В течение зимы 1940-41 г. мне приходилось в кругу как военных, так и штатских выслушивать все больше опасений насчет дальнейшего ведения войны. Наряду с безобидной критикой руководства звучали и такие реплики, как «война проиграна». Гитлера упрекали в том, что, будучи впечатлительным и эмоционально реагирующим политиком, он постоянно чувствует себя униженным и оскорбленным англичанами. А теперь еще хочет затеять без какой-либо необходимости и войну на два фронта, не имея для того в достаточном объеме прежде всего производственных мощностей и сырья.
Таких критических голосов было меньше, но не прислушиваться к ним я не мог, потому что в большинстве случаев критики отстаивали этот взгляд всерьез и упорно. Убедить меня они тогда не смогли. Несмотря на некоторые сомнения, я стоял на той точке зрения, что Гитлер закалькулировал все настолько четко и трезво, что никакой катастрофы произойти не может. На мой взгляд, эти оппоненты – критики и скептики – хотя и причисляли себя по большей части к «высшим кругам», допускали коренную ошибку. Они презрительно глядели на фюрера сверху вниз, отказывая ему в позитивном сотрудничестве; более того, некоторые даже боролись против него, полагая, что тем самым могут уберечь страну от беды. Они либо не осознавали, либо не хотели видеть, что народ стоял за Гитлера, тем самым делая его в этом конфликте сильнее оппонентов.
Эти впечатления укрепили мое положительное отношение к Гитлеру. Путь негативной оппозиции казался мне совершенно ложным, особенно после того, как я не раз убеждался, что с фюрером можно говорить; его даже, при верном подходе, удавалось убедить. Я часто становился очевидцем того (или слышал собственными ушами), как генералы, офицеры высоких чинов, говоря с ним, не могли найти правильного тона. После того как он неоднократно (перед Польской кампанией или перед войной против Франции) ощущал оппозиционность к себе именно со стороны сухопутных войск (хотя после этих походов правота его блестяще подтверждалась), Гитлер стал склоняться к тому, чтобы воспринимать критическую установку старого, особенно консервативного, офицерства как пораженчество. Он лично говорил мне: «Просто не могу понять этого; ведь если человек выбирает себе профессию солдата, офицера, то война должна быть его самым страстным стремлением, она же позволяет ему однажды применить свою профессию! Это издавна было традицией прусского офицера. Солдат, генерал не может делать своей задачей удержать меня от войны, тормозя формирование войск и вооружение. Это же саботаж! Все должно быть совсем наоборот: солдаты обязаны так добиваться войны, чтобы именно политики их сдерживали. Но мне кажется, генералы боятся противника. Неужели они считают меня столь глупым, что я не способен верно осознать или оценить его сильные и слабые стороны?».
В течение первых лет войны все явственнее ощущалось противодействие церквей, особенно протестантской{212}; они отвергали планы Гитлера, причем так поступали не только священнослужители, но и, в большей мере, землевладельцы, аристократия и дворянство, офицеры и чиновники высоких рангов. В их среде этой зимой возникали перед походом на Россию отдельные группы, пытавшиеся сорвать планы Гитлера. Они считали его позицию совершенно антихристианской: он, мол, против церквей и хочет их упразднить. Во время войны фюрер неоднократно говорил, что и не помышляет ликвидировать церкви. Он ясно осознавал естественное желание народа иметь твердую веру, а также и то, что для этого необходима организация, которая поможет народу ее обрести. Гитлер подвергал критике только антинациональное мировоззрение священнослужителей: они не связаны с народом и не знают, чего тот хочет.
Разбить Россию, чтобы ударить по Англии?
Как пришел Гитлер к решению напасть на Россию, еще не победив Англию? Это, казалось мне, – главный вопрос войны. Он был убежден в том, что Англия ожидает помощи в своей борьбе за Европу и, судя по ходу войны в эти зимние месяцы, видит ее в лице Америки и России. Его оценка Америки привела фюрера к твердому заключению: США окажутся в состоянии помочь Англии в войне в Европе только в 1943 г.
Положение же в России Гитлер оценивал так: русские смогут активно вмешаться в ход войны уже осенью 1942 г. Германо-русский союз он отнюдь не рассматривал как гарантию мира на многие годы. Сталин хочет дождаться того момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на Западе, и тогда без всякой опасности для себя вмешаться в европейские сражения. В любом случае, фюрер хотел русское наступление упредить, ибо знал, что одновременно Германия на все стороны сражаться не может. Поэтому план его состоял в том, чтобы убирать одного противника за другим – будь то переговорами, будь то войной. Но втайне он все еще надеялся на достижение взаимопонимания с англосаксами, хотя преимущественно антигерманская политика англичан ему была известна уже с осени 1937 г. К этому добавлялась тревога из-за своего «старения», а также и понимание того, что после него никто в Германии его работу продолжить не сможет. Внутренние враги фюрера называли это переоценкой собственной личности, зазнайством, манией величия и т.п. Все это Гитлер знал. На сей счет у него имелась полная ясность, и он не раз упоминал об этом в кругу участников ежедневных обсуждений военной обстановки.
1941-у году предназначалось стать исключительно годом вооруженного столкновения с Россией. Гитлер построил приготовления к нему так, что был готов напасть примерно в середине мая. План его был таков: осуществить операции в двух главных направлениях – на север и юг России, а после захвата Ленинграда и Ростова, заходя обоими флангами, завершить ее разгром крупным наступлением с целью замкнуть кольцо окружения восточнее Москвы. Таким образом фюрер намеревался ослабить русских настолько, что они прекратят борьбу и он сможет сосредоточить все силы для удара по Англии.
Решения
Зима 1940-41 г. была временем размышлений, планов и решений. Гитлер много времени проводил на Оберзальцберге, поскольку здесь можно было работать спокойно. В Новогодних обращениях к вермахту и немецкому народу фюрер говорил о ходе войны в 1940 г. и высказывался насчет положения на мировой арене. Германские сухопутные войска, германские военно-морской флот и люфтваффе, провозглашал он, вступают в 1941-й год значительно усиленными и с улучшенным вооружением. О воздушной войне высказался так: «Герр Черчилль – тот человек, который вдруг изобрел неограниченную воздушную войну, выдавая ее за великую тайну британской победы. Вот уже три с половиной месяца этот преступник приказывает в ночных налетах забрасывать германские города бомбами… В этом я вижу жестокость, являющуюся сущим бесчинством…»
Обращения фюрера намекали на продолжение войны еще более жестокими методами и действовали на народ парализующе. Но удивительно, сколь терпеливо вела себя масса. Большинство говорило: уж фюрер-то знает, что надо делать! Весь народ был впряжен в работу на войну и трудился с огромным рвением и добросовестностью.
8 и 9 января Гитлер вызвал в «Бергхоф» все военное руководство на одно из самых важных и решающих совещаний, которые проводил в этом кругу за весь 1941 г. Сначала он обрисовал положение в Европе: «Испания как помощник отпадает. Франция – против нас. По отношению к ней у нас никаких обязательств нет. Россия недавно выдвинула требования, которых раньше у нее не имелось: Финляндия, Балканы и Мариамполь{213}. Румыния – на нашей стороне. Венгрия – никаких помех. В Югославии – все вопросы еще открыты. Болгария – очень осторожна. Не желает рисковать своей династией».
Гитлер продолжал: «Англия хочет господствовать на всем континенте». А следовательно, хочет нас там побить. Сам же он желает быть настолько сильным, чтобы эта цель не была достигнута никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76