Фюрер сказал ему: «Германии сейчас мертвый военный министр не нужен».
По возвращении в Берлин Вангенхайм вместе с Боденшатцем был вызван к Герингу. Тот находился в состоянии сильного раздражения и стал упрекать Вангенхайма в том, что его «самодеятельность» могла привести к чрезвычайно серьезным осложнениям. При этом Геринг добавил, что отчасти он шаг Вангенхайма понимает, но его вмешательство следует назвать необдуманным и самонадеянным. В то время как Путткамер поступок Вангенхайма одобрял, я его поездку в Рим считал ненужной и его точку зрения не разделял. Для меня было достаточно знать, что умышленно Бломберг не сделал ничего такого, что могло бы опозорить и его личную честь, и честь офицерского корпуса. История эта показала, сколь легкомысленно обошлись тогда с понятием чести. Впрочем, думаю, фельдмаршал любил свою жену и именно потому не разошелся с ней. Об этом говорит то, что они прожили вместе в Бад-Висзее до самой смерти Бломберга в 1946 г.
Шмундт
Теперь речь шла о том, чтобы найти преемника Хоссбаху. Гитлер поручил Кейтелю подыскать генштабиста, пользующегося доверием как его самого, так и Кейтеля, а не кого-либо другого. Тем самым фюрер намекал на двойственное положение Хоссбаха. Это указание Гитлера насчет преемника Хоссбаха давало понять его реакцию на события последних дней.
28 января 1938 г. «адъютантом вермахта при фюрере и рейхсканцлере» был назначен офицер генерального штаба майор Рудольф Шмундт. Ему исполнился 41 год, прибыл он из Лигница, где занимал должность начальника оперативного отдела (1а) штаба 18-й дивизии. Предложил его Кейтель, знавший этого офицера. Шмундт вступил в свою новую должность в необычайно трудных условиях. Как офицер генерального штаба, он преклонялся перед генералом Беком, однако тот при официальном представлении принял его сухо и формально. Этот прием горько разочаровал только что прибывшего в Берлин и ничего не знавшего о происходящем здесь Шмундта. Ведь генштаб был для него дом родной, а тут вдруг начальник этого штаба отнесся к нему так холодно. Аналогичным образом принял его и Хоссбах, отказавшийся передавать ему дела и переадресовавший его к Путткамеру, который случайно присутствовал при этой сцене. Более глубокая причина холодного приема Беком и нетоварищеского поведения Хоссбаха лежала в самоубийственном противостоянии ОКВ и ОКХ. С точки зрения Бека и Хоссбаха, Шмундт являлся «отступником», который при помощи приказа Гитлера избавился от подчинения начальнику генерального штаба сухопутных войск. Я был поражен низостью Хоссбаха по отношению к более молодому по стажу службы камераду. Мое уважение к нему уменьшилось даже сильнее, чем в связи с его, как мне виделось, ошибочными оценками во время кризиса Бломберг – Фрич.
Преодолеть трудности начального периода Шмундту помог Путткамер. Они знали друг друга еще по Потсдаму, где тот служил в 9-м пехотном полку, в частности в должности полкового адъютанта. Хорошим другом Шмундта еще с тех времен был полковник Хеннинг фон Тресков{91} – впоследствии принявший руководящее участие в Сопротивлении против Гитлера.
По моему первому впечатлению, Шмундт являлся полной противоположностью своему предшественнику. Если у того всякая сердечная теплота начисто отсутствовала, то Шмундт обладал явной коммуникабельностью, которую должен проявлять офицер в отношениях с сослуживцами и подчиненными. К тому же Шмундт явно умел радоваться. Как и все вышедшие из рейхсвера офицеры, он был только солдат. Теперь же в его новой должности люди и новые задачи ставили перед ним, наряду с чисто военными, проблемы и политические. Ему пришлось сильно перестраиваться, для чего у него, однако, на основе обучения и характера имелись все предпосылки.
Я познакомился со Шмундтом 30 января, когда мы вечером собрались поглядеть на факельное шествие СА. Гитлер с балкона Имперской канцелярии приветствовал марширующие колонны. Государственный министр Майсснер, обычно по поручению фюрера, приглашал по таким случаям в Имперскую канцелярию видных лиц государства и партии, а также гостей вместе с их дамами к застолью Гитлера. В этом году такое светское мероприятие в самые критические дни своеобразно и весьма сильно контрастировало с настроением в окружении фюрера. Сам он желал, чтобы это очередное празднование памятного дня взятия власти{92} прошло так же, как проходило из года в год, дабы слухи о событиях последних дней не получили питательной почвы. Естественно, всех гостей мучило любопытство и они ожидали узнать что-то новое. Я же радовался хоть какой-то возможности отвлечься от своих мыслей.
Пока Гитлер следил за прохождением СА, мы подкреплялись холодными закусками и горячительными напитками. Именно в этом кругу Шмундт впервые и появился официально в Имперской канцелярии. Он был очень рад помощи моей жены, которая незаметно разъяснила ему, кто есть кто. А еще раньше она, увидев наше подавленное состояние, выразилась довольно резко: «У вас такой вид, будто налопались блевотины!» – тем самым очень точно охарактеризовав наше настроение.
Рейхенау – главнокомандующий сухопутных войск?
В числе первых задач Шмундту выпало вместе с Кейтелем быть советчиком Гитлера при выборе нового главнокомандующего сухопутными войсками. Поначалу фюрер имел в виду Рейхенау. Но против этого выступили все генералы, с которыми он разговаривал в те дни, особенно Кейтель и Рундштедт{93}, являвшийся самым старым по выслуге армейским генералом. Они опасались, что назначение Рейхенау на этот пост вызовет кризис в такой форме, что об отставке попросит еще большее число генералов. Рейхенау считался «пронырой» и «наци-офицером», ибо поддерживал постоянный контакт с партией. Кейтель сумел уговорить Гитлера отказаться от этой идеи по той причине, что Рейхенау не обладает необходимыми качествами. У него репутация человека ленивого и поверхностного, интересующегося больше делами политическими, чем военными.
Единодушное отклонение Рейхенау генералами явилось для меня непонятным. В 1934 г. во время кризиса из-за Рема он решительно взял на себя инициативу со стороны вермахта против СА, убедив Бломберга и Гитлера в необходимости пресечь попытки главаря штурмовиков установить их влияние на сухопутные войска. Таким образом, армии следовало быть ему весьма благодарной. Но генералы, во главе с Кейтелем, расценивали деяния Рейхенау иначе. Они опасались его превосходства. Пусть Рейхенау и «наци-офицер», но он генерал современного склада, кое-что смыслящий в военной технике да и не боящийся раскрыть рот, чтобы убедительно высказывать Гитлеру свое мнение и свои взгляды. В отличие от Браухича Рейхенау держался с Гитлером уверенно и самонадеянно.
Кейтель выступал за назначение Браухича{94} и получил от Гитлера поручение обсудить с последним все связанные с этим деловые вопросы. Подробности мне неизвестны. Слышал только, что до назначения Браухича велись беседы еше с несколькими генералами, и делаю отсюда вывод, что достигнуть согласия было трудно. Определенную роль играла здесь и проблема приватного характера. Браухич развелся с женой и собирался жениться вновь. Гитлер выделил на это требующиеся средства из своего личного фонда, которым управлял начальник его личной канцелярии Бойлер. Это послужило неудачным стартом. Удивляюсь, что фюрер пошел на такой выход. Была ли альтернатива Рейхенау – Браухич единственной? Кейтель торопил: он опасался, как бы Гитлер опять не вернулся к кандидатуре Рейхенау. Меня потрясло, что генералы сухопутных войск куда более горячо добивались назначения генерала фон Браухича, чем реабилитации генерал-полковника барона фон Фрича.
Крупные перемены
Я был просто потрясен, когда 4 февраля 1938 г. узнал о масштабе перестановок и отставок. Геринг воспользовался случаем, чтобы избавиться в люфтваффе от тех старых генералов, которые были в 1934-1935 гг. возвращены на военную службу для создания этого вида вооруженных сил после того, как большинство их незадолго до того уволили из рейхсвера по сокращению штатов. Таким образом, их во второй раз отправили на пенсию. Сухопутные войска поступили так же, уволив ряд генералов старшего возраста, которым и так предстоял вскоре уход на пенсию. В генеральном штабе Бек уволил генерал-лейтенанта фон Манштейна, который занимал пост 1-го обер-квартирмейстера, а также являлся его заместителем и предназначался стать его преемником. Его место занял генерал-лейтенант Гальдер. Манштейн стал командиром дивизии в Лигнице: еще на прошлогодних маневрах вермахта Гитлер обратил на него внимание за четкие доклады обстановки.
Второе персональное изменение коснулось начальника Управления личного состава ОКХ. Фюрер потребовал его замены. Прежний начальник управления генерал фон Шведлер имел репутацию слишком консервативного. Снимая его, Гитлер рассчитывал на проведение нового курса в духе национал-социалистического воспитания армии. Преемником Швеллера был назначен младший брат Кейтеля генерал-майор Бодевин Кейтель. От кого исходило это предложение – от Браухича или от «большого» Кейтеля, – не знаю. Во всяком случае, последнему именно в этой напряженной ситуации следовало бы избежать упрека в семейственности. Но для доходившей до него критики он оказался слишком толстокож. Эта толстокожесть помогла ему в дальнейшем сохранить здоровье, а вот его младший брат физически своих обязанностей не выдержал. Путткамер еще тогда без обиняков разъяснил «большому» Кейтелю, что его брат начальником данного управления быть не сможет – вмешательство это оказалось тщетным.
Однако полной неожиданностью явилась для меня замена на посту имперского министра иностранных дел. Нейрату пришлось освободить свое место для Риббентропа. Таково было желание Гитлера. Но его беспокоило, как бы сообщение об этой замене в сочетании с военными перестановками не было воспринято мировой общественностью в качестве признака слабости системы. Сам же он намеревался достигнуть эффекта прямо противоположного. А потому ему показалось целесообразным вместе с персональными перемещениями в вермахте произвести и другие замены в высших имперских органах. Однако у общественности все-таки возникло впечатление, что Гитлер уволил последних консервативных министров, чтобы поставить на их место верных ему национал-социалистов. Это не отвечало действительности. Новые господа в сухопутных войсках придерживались таких же консервативных воззрений, что и их предшественники.
Риббентроп был для партии аутсайдером{95}. Ведь, являясь самостоятельным торговцем, он успешно вел свои коммерческие дела и внутри страны, и за границей и был независим; к тому же свой контакт с Гитлером он установил без содействия партии.
Итак, Риббентроп пришел на пост имперского министра иностранных дел, не имея за плечами многих лет дипломатической службы и не будучи «старым борцом». При вступлении на этот пост он был встречен в Берлине не очень-то дружественно. Новый министр производил впечатление человека высокомерного и неконтактного и не умел снискать себе друзей. Однако Бем-Теттельбах, бегло говоривший по-английски и сопровождавший весной 1937 г. Бломберга в Лондон на коронацию Георга VI, рассказывал мне о корректном поведении супружеской пары Риббентропов на этих торжествах и многих связанных с ними светских мероприятиях. По его словам, Риббентроп произвел в дипломатических кругах весьма хорошее впечатление. Но в Берлине ходили и другие слухи, и распространялись они быстрее, чем положительные{96}.
Гитлер ценил Риббентропа и его советы. На рубеже 1937-38 гг. он передал фюреру памятную записку о германо-английских отношениях, которая, по моим наблюдениям, могла оказать влияние на его решение о замене тогдашнего министра иностранных дел. Во всяком случае, в то время мне не раз доводилось слышать от фюрера, что в вопросе о пересмотре Версальского мирного договора ему приходится рассчитывать на противодействие Англии. Риббентроп тоже подтвердил ему то, что услышал от Мильха и Удета: Англия усиленно вооружается. Мол, она решилась на войну, если ее интересы в Европе окажутся задетыми. Политическое и военное равновесие всегда стоит для Англии в центре ее внешней политики.
Памятную записку Риббентропа в полном объеме я прочел спустя уже многие годы после войны, в 1972 г., и постфактум понял, какую роль для Гитлера ей предназначалось сыграть в начале 1938 г. Риббентроп знал о его симпатии к Англии и своим меморандумом хотел предостеречь фюрера от недооценки английских политиков и их решимости защищать британские интересы в Европе. Гитлер это предостережение понял, но в своем собственном духе.
Сегодня я убежден в том, что выводы Гитлера из памятной записки Риббентропа повлияли на его решения во время кризиса Бломберг – Фрич. Переход от «я могу ждать» к «я не смогу терять времени» произошел именно в те дни – между 24 января и 4 февраля 1938 г.
Активность Геринга – пассивность Гитлера
Угнетающие события конца января – начала февраля дали мне случай наблюдать поведение Гитлера в кризисной ситуации. Я увидел полную противоположность тому, что ожидал. Как и множество людей в Германии, я считал его тогда энергичным, уверенным в себе и стремящимся к решениям фюрером. Ничего подобного я в дни кризиса наблюдать не смог. Женитьба Бломберга вызвала у него настоящий шок, поставила перед неподготовленной ситуацией и потребовала от него решения. Из всего услышанного и увиденного я уяснил себе: Гитлер не знает, что ему делать. Это послужило мне доказательством, что смещения генералов он до кризиса 24 января не желал и не готовил. Имей он после беседы 5 ноября 1937 г. намерение поменять верхушку вермахта, у него было достаточно времени подыскать новых главнокомандующих. Герингу, казалось, была знакома нерешительность Гитлера в непредусмотренных ситуациях, и он знал, какой надо дать тогда совет фюреру и как повлиять на него, за исключением тех случаев, когда тот после долгих размышлений приходил к собственному мнению и затем уже с трудом поддавался или же вообще не поддавался никаким воздействиям.
Мне впервые стало ясно: экспромтом (к чему особенно имел склонность бывший летчик-истребитель Геринг) Гитлер никакого решения принять не может. Я пришел к выводу, что эта противоположная предрасположенность и есть причина их близкой доверительности и сотрудничества еще со «времен борьбы». Гитлер нуждался в Геринге для принятия своих решений. Как часто я слышал от него перед важными решениями: «Об этом я должен сначала переговорить с Герингом» или «А что говорит насчет этого Геринг?»!
Во время кризиса Бломберг – Фрич у нас поэтому часто складывалось впечатлене, словно правит Геринг, а не Гитлер. Геринг с его способностью быстро схватывать и молниеносной реакцией оказывал влияние на его действия. Что при этом Геринг преследовал и свои собственные цели, сомнений нет. Сам по себе, без влияния своих партийных советчиков, Гитлер, по здравому размышлению, возможно, принимал бы решения другие. Этому препятствовал Геринг.
В поисках объяснения недостаточной решительности Гитлера в принятии решений я столкнулся с его натурой художника. По своему темпераменту он любил непринужденную вольную жизнь человека искусства, но ему не удалось систематично посвятить себя одной профессии. Короткое время до войны он с успехом рисовал в Вене и Мюнхене акварели и на это жил. Но после Первой мировой войны и ее несчастливого исхода в нем взяло верх другое желание – его фанатическая любовь к фатерланду. Как Риенци Рихарда Вагнера, он в конце концов уверовал в то, что призван спасти свое отечество. Но от склада характера и качеств художника он избавиться не смог.
Каждый художник живет в мире интуиции и ассоциаций. Они приходят не по команде, нужно время для их созревания. Политик, в котором по-новому проявилась натура Гитлера, в большинстве случаев не может воспринимать эпоху по своей прихоти. А если он воспринимает ее так, то совершает ошибку. Все крупные успешные решения Гитлера в первые годы до 1937 г. и в последующие годы, которые я уже провел при нем, он долго обдумывал и соответственно планировал их. Лично готовил во всех деталях и прежде всего заботился о выборе подходящего момента. До 1941 г. фюрер мог себе это позволить. А дальше уже диктовал враг, вынуждавший его принимать срочные решения. Это противоречило его натуре и вело к катастрофе.
Несостоятельность генералов
Я пришел к горькому выводу о несостоятельности генералов. У них тоже не хватало решительности в действиях. Они имели различные взгляды насчет национал-социализма, а также и насчет собственных задач и обязанностей. Некоторые с презрением говорили о «богемском ефрейторе»{97}, но все-таки оставались на своих постах и подчинялись ему, объясняя это тем, что таким образом уберегают вермахт от худшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
По возвращении в Берлин Вангенхайм вместе с Боденшатцем был вызван к Герингу. Тот находился в состоянии сильного раздражения и стал упрекать Вангенхайма в том, что его «самодеятельность» могла привести к чрезвычайно серьезным осложнениям. При этом Геринг добавил, что отчасти он шаг Вангенхайма понимает, но его вмешательство следует назвать необдуманным и самонадеянным. В то время как Путткамер поступок Вангенхайма одобрял, я его поездку в Рим считал ненужной и его точку зрения не разделял. Для меня было достаточно знать, что умышленно Бломберг не сделал ничего такого, что могло бы опозорить и его личную честь, и честь офицерского корпуса. История эта показала, сколь легкомысленно обошлись тогда с понятием чести. Впрочем, думаю, фельдмаршал любил свою жену и именно потому не разошелся с ней. Об этом говорит то, что они прожили вместе в Бад-Висзее до самой смерти Бломберга в 1946 г.
Шмундт
Теперь речь шла о том, чтобы найти преемника Хоссбаху. Гитлер поручил Кейтелю подыскать генштабиста, пользующегося доверием как его самого, так и Кейтеля, а не кого-либо другого. Тем самым фюрер намекал на двойственное положение Хоссбаха. Это указание Гитлера насчет преемника Хоссбаха давало понять его реакцию на события последних дней.
28 января 1938 г. «адъютантом вермахта при фюрере и рейхсканцлере» был назначен офицер генерального штаба майор Рудольф Шмундт. Ему исполнился 41 год, прибыл он из Лигница, где занимал должность начальника оперативного отдела (1а) штаба 18-й дивизии. Предложил его Кейтель, знавший этого офицера. Шмундт вступил в свою новую должность в необычайно трудных условиях. Как офицер генерального штаба, он преклонялся перед генералом Беком, однако тот при официальном представлении принял его сухо и формально. Этот прием горько разочаровал только что прибывшего в Берлин и ничего не знавшего о происходящем здесь Шмундта. Ведь генштаб был для него дом родной, а тут вдруг начальник этого штаба отнесся к нему так холодно. Аналогичным образом принял его и Хоссбах, отказавшийся передавать ему дела и переадресовавший его к Путткамеру, который случайно присутствовал при этой сцене. Более глубокая причина холодного приема Беком и нетоварищеского поведения Хоссбаха лежала в самоубийственном противостоянии ОКВ и ОКХ. С точки зрения Бека и Хоссбаха, Шмундт являлся «отступником», который при помощи приказа Гитлера избавился от подчинения начальнику генерального штаба сухопутных войск. Я был поражен низостью Хоссбаха по отношению к более молодому по стажу службы камераду. Мое уважение к нему уменьшилось даже сильнее, чем в связи с его, как мне виделось, ошибочными оценками во время кризиса Бломберг – Фрич.
Преодолеть трудности начального периода Шмундту помог Путткамер. Они знали друг друга еще по Потсдаму, где тот служил в 9-м пехотном полку, в частности в должности полкового адъютанта. Хорошим другом Шмундта еще с тех времен был полковник Хеннинг фон Тресков{91} – впоследствии принявший руководящее участие в Сопротивлении против Гитлера.
По моему первому впечатлению, Шмундт являлся полной противоположностью своему предшественнику. Если у того всякая сердечная теплота начисто отсутствовала, то Шмундт обладал явной коммуникабельностью, которую должен проявлять офицер в отношениях с сослуживцами и подчиненными. К тому же Шмундт явно умел радоваться. Как и все вышедшие из рейхсвера офицеры, он был только солдат. Теперь же в его новой должности люди и новые задачи ставили перед ним, наряду с чисто военными, проблемы и политические. Ему пришлось сильно перестраиваться, для чего у него, однако, на основе обучения и характера имелись все предпосылки.
Я познакомился со Шмундтом 30 января, когда мы вечером собрались поглядеть на факельное шествие СА. Гитлер с балкона Имперской канцелярии приветствовал марширующие колонны. Государственный министр Майсснер, обычно по поручению фюрера, приглашал по таким случаям в Имперскую канцелярию видных лиц государства и партии, а также гостей вместе с их дамами к застолью Гитлера. В этом году такое светское мероприятие в самые критические дни своеобразно и весьма сильно контрастировало с настроением в окружении фюрера. Сам он желал, чтобы это очередное празднование памятного дня взятия власти{92} прошло так же, как проходило из года в год, дабы слухи о событиях последних дней не получили питательной почвы. Естественно, всех гостей мучило любопытство и они ожидали узнать что-то новое. Я же радовался хоть какой-то возможности отвлечься от своих мыслей.
Пока Гитлер следил за прохождением СА, мы подкреплялись холодными закусками и горячительными напитками. Именно в этом кругу Шмундт впервые и появился официально в Имперской канцелярии. Он был очень рад помощи моей жены, которая незаметно разъяснила ему, кто есть кто. А еще раньше она, увидев наше подавленное состояние, выразилась довольно резко: «У вас такой вид, будто налопались блевотины!» – тем самым очень точно охарактеризовав наше настроение.
Рейхенау – главнокомандующий сухопутных войск?
В числе первых задач Шмундту выпало вместе с Кейтелем быть советчиком Гитлера при выборе нового главнокомандующего сухопутными войсками. Поначалу фюрер имел в виду Рейхенау. Но против этого выступили все генералы, с которыми он разговаривал в те дни, особенно Кейтель и Рундштедт{93}, являвшийся самым старым по выслуге армейским генералом. Они опасались, что назначение Рейхенау на этот пост вызовет кризис в такой форме, что об отставке попросит еще большее число генералов. Рейхенау считался «пронырой» и «наци-офицером», ибо поддерживал постоянный контакт с партией. Кейтель сумел уговорить Гитлера отказаться от этой идеи по той причине, что Рейхенау не обладает необходимыми качествами. У него репутация человека ленивого и поверхностного, интересующегося больше делами политическими, чем военными.
Единодушное отклонение Рейхенау генералами явилось для меня непонятным. В 1934 г. во время кризиса из-за Рема он решительно взял на себя инициативу со стороны вермахта против СА, убедив Бломберга и Гитлера в необходимости пресечь попытки главаря штурмовиков установить их влияние на сухопутные войска. Таким образом, армии следовало быть ему весьма благодарной. Но генералы, во главе с Кейтелем, расценивали деяния Рейхенау иначе. Они опасались его превосходства. Пусть Рейхенау и «наци-офицер», но он генерал современного склада, кое-что смыслящий в военной технике да и не боящийся раскрыть рот, чтобы убедительно высказывать Гитлеру свое мнение и свои взгляды. В отличие от Браухича Рейхенау держался с Гитлером уверенно и самонадеянно.
Кейтель выступал за назначение Браухича{94} и получил от Гитлера поручение обсудить с последним все связанные с этим деловые вопросы. Подробности мне неизвестны. Слышал только, что до назначения Браухича велись беседы еше с несколькими генералами, и делаю отсюда вывод, что достигнуть согласия было трудно. Определенную роль играла здесь и проблема приватного характера. Браухич развелся с женой и собирался жениться вновь. Гитлер выделил на это требующиеся средства из своего личного фонда, которым управлял начальник его личной канцелярии Бойлер. Это послужило неудачным стартом. Удивляюсь, что фюрер пошел на такой выход. Была ли альтернатива Рейхенау – Браухич единственной? Кейтель торопил: он опасался, как бы Гитлер опять не вернулся к кандидатуре Рейхенау. Меня потрясло, что генералы сухопутных войск куда более горячо добивались назначения генерала фон Браухича, чем реабилитации генерал-полковника барона фон Фрича.
Крупные перемены
Я был просто потрясен, когда 4 февраля 1938 г. узнал о масштабе перестановок и отставок. Геринг воспользовался случаем, чтобы избавиться в люфтваффе от тех старых генералов, которые были в 1934-1935 гг. возвращены на военную службу для создания этого вида вооруженных сил после того, как большинство их незадолго до того уволили из рейхсвера по сокращению штатов. Таким образом, их во второй раз отправили на пенсию. Сухопутные войска поступили так же, уволив ряд генералов старшего возраста, которым и так предстоял вскоре уход на пенсию. В генеральном штабе Бек уволил генерал-лейтенанта фон Манштейна, который занимал пост 1-го обер-квартирмейстера, а также являлся его заместителем и предназначался стать его преемником. Его место занял генерал-лейтенант Гальдер. Манштейн стал командиром дивизии в Лигнице: еще на прошлогодних маневрах вермахта Гитлер обратил на него внимание за четкие доклады обстановки.
Второе персональное изменение коснулось начальника Управления личного состава ОКХ. Фюрер потребовал его замены. Прежний начальник управления генерал фон Шведлер имел репутацию слишком консервативного. Снимая его, Гитлер рассчитывал на проведение нового курса в духе национал-социалистического воспитания армии. Преемником Швеллера был назначен младший брат Кейтеля генерал-майор Бодевин Кейтель. От кого исходило это предложение – от Браухича или от «большого» Кейтеля, – не знаю. Во всяком случае, последнему именно в этой напряженной ситуации следовало бы избежать упрека в семейственности. Но для доходившей до него критики он оказался слишком толстокож. Эта толстокожесть помогла ему в дальнейшем сохранить здоровье, а вот его младший брат физически своих обязанностей не выдержал. Путткамер еще тогда без обиняков разъяснил «большому» Кейтелю, что его брат начальником данного управления быть не сможет – вмешательство это оказалось тщетным.
Однако полной неожиданностью явилась для меня замена на посту имперского министра иностранных дел. Нейрату пришлось освободить свое место для Риббентропа. Таково было желание Гитлера. Но его беспокоило, как бы сообщение об этой замене в сочетании с военными перестановками не было воспринято мировой общественностью в качестве признака слабости системы. Сам же он намеревался достигнуть эффекта прямо противоположного. А потому ему показалось целесообразным вместе с персональными перемещениями в вермахте произвести и другие замены в высших имперских органах. Однако у общественности все-таки возникло впечатление, что Гитлер уволил последних консервативных министров, чтобы поставить на их место верных ему национал-социалистов. Это не отвечало действительности. Новые господа в сухопутных войсках придерживались таких же консервативных воззрений, что и их предшественники.
Риббентроп был для партии аутсайдером{95}. Ведь, являясь самостоятельным торговцем, он успешно вел свои коммерческие дела и внутри страны, и за границей и был независим; к тому же свой контакт с Гитлером он установил без содействия партии.
Итак, Риббентроп пришел на пост имперского министра иностранных дел, не имея за плечами многих лет дипломатической службы и не будучи «старым борцом». При вступлении на этот пост он был встречен в Берлине не очень-то дружественно. Новый министр производил впечатление человека высокомерного и неконтактного и не умел снискать себе друзей. Однако Бем-Теттельбах, бегло говоривший по-английски и сопровождавший весной 1937 г. Бломберга в Лондон на коронацию Георга VI, рассказывал мне о корректном поведении супружеской пары Риббентропов на этих торжествах и многих связанных с ними светских мероприятиях. По его словам, Риббентроп произвел в дипломатических кругах весьма хорошее впечатление. Но в Берлине ходили и другие слухи, и распространялись они быстрее, чем положительные{96}.
Гитлер ценил Риббентропа и его советы. На рубеже 1937-38 гг. он передал фюреру памятную записку о германо-английских отношениях, которая, по моим наблюдениям, могла оказать влияние на его решение о замене тогдашнего министра иностранных дел. Во всяком случае, в то время мне не раз доводилось слышать от фюрера, что в вопросе о пересмотре Версальского мирного договора ему приходится рассчитывать на противодействие Англии. Риббентроп тоже подтвердил ему то, что услышал от Мильха и Удета: Англия усиленно вооружается. Мол, она решилась на войну, если ее интересы в Европе окажутся задетыми. Политическое и военное равновесие всегда стоит для Англии в центре ее внешней политики.
Памятную записку Риббентропа в полном объеме я прочел спустя уже многие годы после войны, в 1972 г., и постфактум понял, какую роль для Гитлера ей предназначалось сыграть в начале 1938 г. Риббентроп знал о его симпатии к Англии и своим меморандумом хотел предостеречь фюрера от недооценки английских политиков и их решимости защищать британские интересы в Европе. Гитлер это предостережение понял, но в своем собственном духе.
Сегодня я убежден в том, что выводы Гитлера из памятной записки Риббентропа повлияли на его решения во время кризиса Бломберг – Фрич. Переход от «я могу ждать» к «я не смогу терять времени» произошел именно в те дни – между 24 января и 4 февраля 1938 г.
Активность Геринга – пассивность Гитлера
Угнетающие события конца января – начала февраля дали мне случай наблюдать поведение Гитлера в кризисной ситуации. Я увидел полную противоположность тому, что ожидал. Как и множество людей в Германии, я считал его тогда энергичным, уверенным в себе и стремящимся к решениям фюрером. Ничего подобного я в дни кризиса наблюдать не смог. Женитьба Бломберга вызвала у него настоящий шок, поставила перед неподготовленной ситуацией и потребовала от него решения. Из всего услышанного и увиденного я уяснил себе: Гитлер не знает, что ему делать. Это послужило мне доказательством, что смещения генералов он до кризиса 24 января не желал и не готовил. Имей он после беседы 5 ноября 1937 г. намерение поменять верхушку вермахта, у него было достаточно времени подыскать новых главнокомандующих. Герингу, казалось, была знакома нерешительность Гитлера в непредусмотренных ситуациях, и он знал, какой надо дать тогда совет фюреру и как повлиять на него, за исключением тех случаев, когда тот после долгих размышлений приходил к собственному мнению и затем уже с трудом поддавался или же вообще не поддавался никаким воздействиям.
Мне впервые стало ясно: экспромтом (к чему особенно имел склонность бывший летчик-истребитель Геринг) Гитлер никакого решения принять не может. Я пришел к выводу, что эта противоположная предрасположенность и есть причина их близкой доверительности и сотрудничества еще со «времен борьбы». Гитлер нуждался в Геринге для принятия своих решений. Как часто я слышал от него перед важными решениями: «Об этом я должен сначала переговорить с Герингом» или «А что говорит насчет этого Геринг?»!
Во время кризиса Бломберг – Фрич у нас поэтому часто складывалось впечатлене, словно правит Геринг, а не Гитлер. Геринг с его способностью быстро схватывать и молниеносной реакцией оказывал влияние на его действия. Что при этом Геринг преследовал и свои собственные цели, сомнений нет. Сам по себе, без влияния своих партийных советчиков, Гитлер, по здравому размышлению, возможно, принимал бы решения другие. Этому препятствовал Геринг.
В поисках объяснения недостаточной решительности Гитлера в принятии решений я столкнулся с его натурой художника. По своему темпераменту он любил непринужденную вольную жизнь человека искусства, но ему не удалось систематично посвятить себя одной профессии. Короткое время до войны он с успехом рисовал в Вене и Мюнхене акварели и на это жил. Но после Первой мировой войны и ее несчастливого исхода в нем взяло верх другое желание – его фанатическая любовь к фатерланду. Как Риенци Рихарда Вагнера, он в конце концов уверовал в то, что призван спасти свое отечество. Но от склада характера и качеств художника он избавиться не смог.
Каждый художник живет в мире интуиции и ассоциаций. Они приходят не по команде, нужно время для их созревания. Политик, в котором по-новому проявилась натура Гитлера, в большинстве случаев не может воспринимать эпоху по своей прихоти. А если он воспринимает ее так, то совершает ошибку. Все крупные успешные решения Гитлера в первые годы до 1937 г. и в последующие годы, которые я уже провел при нем, он долго обдумывал и соответственно планировал их. Лично готовил во всех деталях и прежде всего заботился о выборе подходящего момента. До 1941 г. фюрер мог себе это позволить. А дальше уже диктовал враг, вынуждавший его принимать срочные решения. Это противоречило его натуре и вело к катастрофе.
Несостоятельность генералов
Я пришел к горькому выводу о несостоятельности генералов. У них тоже не хватало решительности в действиях. Они имели различные взгляды насчет национал-социализма, а также и насчет собственных задач и обязанностей. Некоторые с презрением говорили о «богемском ефрейторе»{97}, но все-таки оставались на своих постах и подчинялись ему, объясняя это тем, что таким образом уберегают вермахт от худшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76