Фюрер отнесся к этому с недоверием. Через несколько дней картина стала полной. Сжечь бумаги офицеру связи не удалось – ему помешали. Его и пилота (тоже офицера) схватили и доставили в бельгийский военный барак. Там неудачей закончилась и вторая попытка офицера связи уничтожить документы. Бельгийцы стали обладателями действующего плана германского наступления и немедленно передали его французскому генеральному штабу.
Гитлер внешне оставался спокоен, не в последнюю очередь потому, что ответственность за этот инцидент в конечном счете нес Геринг как главнокомандующий люфтваффе. Но внутренне фюрер был крайне взволнован и взвинчен. Уже вечером 11 января после ужина в разговоре с дежурным военным адъютантом он откровенно и недвусмысленно высказался насчет того, с каким легкомыслием в люфтваффе транспортируют секретнейшие документы. Инцидент этот побудил фюрера еще 11 января издать «Основополагающий приказ № 1», согласно которому никто, ни один офицер и ни одно военное учреждение не имели права знать о секретных делах более того, чем это было безусловно необходимо из служебных соображений. На будущее запрещалась всякая «необдуманная передача по инстанции указов, распоряжений и сообщений, сохранение которых в тайне имеет решающее значение».
Пасмурная погода не менялась. Не было и никакой гарантии, что люфтваффе получит на целых три дня летную погоду. Поэтому Гитлер решил подготовку к наступлению приостановить. Необходимо было изменить ставший известным врагу план операции. Фюрер теперь твердо решил сконцентрировать основную массу танковых соединений на направлении главного удара, пробиться через Арденны к Маасу между Динаном и Седаном и оттуда дойти до устья Соммы. После мехлинского инцидента это было его твердым намерением, и он добился принятия данного плана вопреки многим трудностям с ОКХ и всяческим сомнениям.
24 января, в день рождения Фридриха Великого{189}, Гитлер выступил во Дворце спорта перед 7 тыс. кандидатов в офицеры, которые ожидали присвоения им лейтенантского чина, с изложением своих взглядов на современное положение в Европе. Он сказал, что «Европа, которая управляется по милости Франции и Англии, не дает возможности нормально жить немецкому народу… Какие бы ограничения мы для себя ни принимали, мы никогда не ублаготворим Францию и Англию. Если уж эта борьба стала для моего народа неизбежной, моя абсолютная воля – осуществить ее еще при моей жизни». Слова его молодые офицеры встретили аплодисментами более сильными, чем год назад на приеме в Имперской канцелярии.
30 января Гитлер снова стоял на трибуне Дворца спорта. Этот день очередной годовщины его прихода к власти в мирное время обязательно сопровождался речью фюрера в рейхстаге. На сей раз он воспользовался случаем обратиться непосредственно к народу. Гитлера встретили овацией, а речь его прерывалась возгласами одобрения. Сделав резкие выпады против Англии, фюрер заявил: «Герр Черчилль горит желанием перейти ко второй фазе. Он поручает своим посредникам -и делает это даже лично – выражать надежду, что наконец-то вскоре начнется борьба при помощи бомб. И они уже кричат, что борьба эта, разумеется, не остановится перед уничтожением женщин и детей. Да и когда Англия вообще щадила женщин и детей!».
Подготовка операции «Везерское учение»
Тем временем, после того как Гитлер преимущественно занимался операцией «Гельб», на первый план выдвинулась подготовка, операции «Везерское учение» («Везерюбунг»).
16 февраля интерес и раздражение у Гитлера вызвал инцидент в одном из норвежских фиордов, то есть в территориальных водах Норвегии. Германский транспорт «Альтмарк», обеспечивавший снабжение потопленного еще в декабре 1939 г. в устье реки Ла-Плата броненосца «Адмирал граф Шпее»{190}, имея на борту около 500 английских моряков с потопленных британских судов и пытаясь найти вдоль норвежского побережья путь возвращения в Германию, был взят на абордаж английским эскадренным миноносцем. Фюрер поставил вопрос так: почему команда «Альтмарка» не оказала никакого сопротивления и не донесла о передвижении английских военных кораблей в этой морской акватории?
21 февраля Гитлер принял генерала фон Фалькенхорста, которого Йодль рекомендовал ему в качестве военачальника, пригодного для боев в Норвегии, и поручил ему разработать план вторжения. в эту страну. Поскольку требовалась максимальная секретность, чтобы избежать случайной огласки, Фалькенхорст поначалу не располагал никакими служебными материалами, кроме карт. Поэтому он приобрел туристический путеводитель Бедеккера по Норвегии, заперся в номере отеля и во второй половине того же дня представил Гитлеру свои наметки. Фюрер одобрил его предложения; конфигурация страны обилия вариантов не допускала. . 23 февраля у Гитлера побывал Редер, сообщивший о гибели двух миноносцев в Северном море. Он предполагал, что оба корабля были потоплены своими же, германскими самолетами. Через несколько дней это подтвердилось, вызвав волнение в военно-морском флоте и люфтваффе. Фюрер обвинил обе эти составные части вермахта в легкомысленном проведении бесконтрольных операций и приказал принять меры к тому, чтобы такие невероятные происшествия больше не повторялись.
Споры вокруг плана операции
Главным аргументом Гитлера (несмотря на текущие меры по «Везерскому учению») по-прежнему был поход на Запад. Ежедневные обсуждения обстановки с Кейтелем и Йодлем зачастую превращались в весьма подробное рассмотрение ожидаемого сопротивления на бельгийской и голландской границах. Фюрер приказал дать ему все материалы о пограничных укреплениях, отдельных фортах и заграждениях и принялся разрабатывать собственные планы намечаемого наступления. Его предложения и ход мыслей приводили выходившего из кабинета фюрера Гальдера просто в отчаяние, поскольку он придерживался точки зрения, что это – дело самого командования. Гитлер же считал, что отдельные важнейшие элементы первого дня наступления следует точно определить и зафиксировать заранее. Отсюда проистекали бесчисленные разговоры.
Однако самой важной явилась беседа Гитлера с генералом фон Манштейном 17 февраля в Имперской канцелярии. Дело в том, что в первые дни февраля Шмундт побывал в группе армий «А» и подробно говорил с начальником штаба Рундштедта фон Манштейном, а также с его 1а (начальником оперативного отдела) – своим бывшим сослуживцем по 9-у пехотному полку Тресковым. Шмундт убедился, что эта группа армий еще с осени 1939 г. имеет иное представление о первых операциях на Западе, нежели генеральный штаб сухопутных войск. Манштейн неоднократно письменно излагал последнему свою позицию, но Гальдер каждый раз ее отвергал: операции должны вестись по плану ОКХ.
Поскольку Манштейн от своих идей не отступал, Гитлер приказал отозвать его из штаба Рундштедта и назначить командиром формирующегося 38-го армейского корпуса. Эта мера привлекла к себе всеобщее внимание: в ситуации между двумя кампаниями менять начальника штаба одной из групп армий – дело необычное! Тем более что ОКХ в предыдущие недели ничего сообщить фюреру об идеях и предложениях Манштейна не сочло нужным. Шмундт с удивлением принял к сведению параллельный ход мыслей Гитлера и Манштейна, а вернувшись, немедленно доложил фюреру соображения этого генерала и, конечно, вломился, так сказать, в открытые двери. Гитлер был точно так же поражен – правда, в меньшей степени – поведением Гальдера, которому и без того не доверял. Само собою разумеется, узнай фюрер раньше (когда ему самому еще не было ясно направление главного удара) об идеях Манштейна, он сразу вызвал бы его к себе. Теперь эта встреча состоялась в связи с новым назначением Манштейна.
Гитлер велел доложить план Манштейна. План этот полностью совпадал с его взглядами. Ядром плана Манштейна являлся перенос главного направления наступательных операций из полосы группы армий «Б» в полосу группы «А», а вместе с тем введение на этом направлении основных сил танковых и моторизованных дивизий. Теперь Гитлер настаивал на том, чтобы ОКХ немедленно разработало этот перенос.
Попрощавшись с Манштейном, фюрер еще долго разговаривал со Шмундтом, не скупясь на резкие слова по адресу Браухича и Гальдера. Оба эти генерала, говорил он, наверняка станут саботировать осуществление его идей и представлений и крайне затруднять ему работу. Но сейчас он никаких изменений в Главном командовании сухопутных сил предпринимать не хочет, однако обязательно сделает это после наступления на Западе.
Тодт – министр вооружения и боеприпасов
Недовольство Гитлера действиями ОКХ получило в ближайшие дни новую пищу. Со всех сторон он слышал жалобы на снабжение и обеспечение вермахта вооружением и боеприпасами и находился под впечатлением, что полностью устаревший генеральный штаб в лице ОКХ занимается этой своей задачей прежними методами в обычном бюрократическом стиле. Поэтому фюрер счел необходимым изменить положение. Антипатия к сухопутным войскам побудила его передать эту задачу гражданскому министру, и он создал имперское министерство вооружения и боеприпасов, дав ему широкие полномочия и указание объединить все соответствующие ведомства и учреждения.
17 марта выполнение данной задачи было поручено генеральному инспектору дорожного хозяйства доктору инженерных наук Тодту. Назначение его произвело в сухопутных войсках эффект разорвавшейся бомбы. При создании министерства и укреплении своего положения Тодту пришлось нелегко. Для того, чтобы найти верный путь и установить доверительный контакт со всеми ответственными инстанциями столь широкого круга деятельности, ему потребовался целый год. 24 февраля мы выехали в Мюнхен. Там Гитлер выступил в «Хофброй-хаузе» перед своими старыми партайгеноссен с речью по случаю 20-летия провозглашения Программы НСДАП. Лейтмотивом его речи была предстоящая схватка с государствами Западной Европы. Фюрер говорил откровенно, не избегая самых резких враждебных выпадов против англичан и упомянув при этом влияние на них евреев.
Миссия Самнера Уэллеса
О своем намеченном на начало марта приезде в Берлин объявил специальный представитель Рузвельта Самнер Уэллес. Он объезжал столицы европейских государств – маршрут его проходил через Рим и Берлин и далее в Лондон и Париж с последующим возвращением в Рим. В Берлине он имел беседы с Герингом, Риббентропом и Гессом, содержание которых диктовал фюрер. Он предписал продемонстрировать американцу крайнюю сдержанность. Пусть говорит сам Уэллес. Отношения Германии с Соединенными Штатами в данный момент хорошими никак не назовешь. Если Уэллес послан с намерением положить начало их повороту, это отвечает интересам обоих народов. Далее Гитлер подчеркивал хорошие отношения с Россией. В октябре он направил Англии и Франции свое последнее предложение мира, но в ответ получил насмешку. Если же англо-французская воля к уничтожению Германии будет сломлена, станет возможным построить умиротворенную Европу. Германский рейх полон решимости закончить эту войну победой. 2 и 4 марта фюрер принял специального представителя президента США в присутствии Риббентропа, Майсснера и американского поверенного в делах.
8 марта Гитлер написал письмо Муссолини с подробным изложением всех политических проблем и собственной позиции по ним. Ему было важно иметь Италию на своей стороне именно сейчас, когда Уэллес ездит по Европе. Риббентроп передал это письмо в Риме 10 марта и притом имел с Муссолини долгую беседу, из которой заключил: американскому представителю повлиять на дуче не удалось. Сам Муссолини был заинтересован во встрече с Гитлером, которая и состоялась 18 марта на Бреннерском перевале. В первой половине 19 марта фюрер уже находился снова в Берлине и на сразу же состоявшемся совещании с Герингом, Кейтелем и Йодлем говорил о беседе с дуче не только с удовлетворением, но и воодушевлением. Особенно радовался он тому, что Муссолини и далее делал ставку на германские вооруженные силы и по-прежнему был готов участвовать своими солдатами в борьбе против Франции. Но в этом пункте Гитлер проявлял сдержанность.
Пасху Гитлер провел на Оберзальцберге. Дежурным адъютантом был я. 22 марта мы, вылетев с берлинского аэродрома Темпельхоф, сделали посадку в Айнринге около Зальцбурга. Это были приятные дни отдыха. Со времени начала войны фюрер прекратил вечерние просмотры кинофильмов и проводил вечера со своими гостями в «Бергхофе» у камина в большом холле. В остальном же все текло по-прежнему. Главными темами служили Муссолини и итальянцы, а кроме того, планы Гитлера по перестройке Мюнхена и Берлина. В пасхальный понедельник он беседовал с Тодтом о его новых задачах и вооружении сухопутных войск. Фюрер не раз вовлекал меня все эти четыре дня в продолжительные разговоры. Его самой сильной головной болью было командование сухопутных войск. Так, однажды вечером он заговорил о своих представлениях и планах насчет их вооружения. Главным для него являлось эффективное танковое вооружение с применением 88-миллиметровых зенитных орудий. Он интенсивно занимался также вопросом производства длинноствольных противотанковых пушек и оснащения ими танков. Разговоры продолжались порой два-три часа. А гости фюрера в это время играли в кегли.
«Везерское учение»
1 марта Гитлер дал директиву о «Везерском учении». К тому времени стало очевидным, что англичане тоже принимают меры для оккупации Норвегии. Он захотел их упредить.
5 марта фюрер собрал главнокомандующих составных частей вермахта на совещание по «Везерскому учению». Только тут Геринг впервые подробно узнал о намеченной операции и, соответственно, отреагировал на это бурно и гневно; он даже попытался (правда, тщетно) воздействовать на ее планирование. Геринг был разочарован, если не сказать оскорблен, тем, что Гитлер не поручил выполнение этой задачи ему лично.
1 и 2 апреля Гитлер имел последнюю беседу с Фалькенхорстом, Герингом и Редером и дал приказ на проведение 9 апреля подготовленной операции по захвату Дании и Норвегии. Уже 5 апреля в направлении Норвегии в море вышли первые транспортные суда. Фюрер сообщил, что англичане нас все-таки не упредили. В ночь с 6 на 7 апреля операция военно-морского флота развернулась в полном объеме. Предназначенные для захвата Нарвика войска были погружены на миноносцы и теперь плыли к цели. 8 апреля в море находилась уже вся кригсмарине.
В полдень 8 апреля англичане и французы своими нотами норвежскому министерству иностранных дел известили, что приступают к минированию территориальных вод Норвегии. В Осло этот шаг вызвал возмущение. Но Гитлер его приветствовал, ибо этим шагом мог теперь обосновать свои меры против Норвегии.
Утром 9 апреля в министерства иностранных дел Осло и Копенгагена явились германские посланники и передали идентичные заявления, в которых от Дании и Норвегии требовалось признать свою оккупацию германскими войсками. Датчане подчинились, а король Норвегии и его правительство воспротивились. В документе германского правительства указывалось, что во главе правительства в Осло должен быть поставлен Квислинг. Норвежское правительство этому требованию подчиниться не пожелало.
Одновременно начался захват портов Осло, Кристиансунн, Ставангер, Берген, Тронхейм и Нарвик. Люфтваффе совершила налеты на аэропорт Осло и на Ставангер. Захват обоих городов никаких трудностей не представил. Атаки с моря шли с переменным успехом. Тяжелее всего пришлось с Нарвиком. 10 германских миноносцев высадили на сушу 2000 наших горных стрелков под командованием генерала Дитля. Никакого сопротивления они не встретили. Но ожидаемая поддержка двумя транспортами снабжения и танкером «Каттегат» не удалась. Английские миноносцы стали преследовать германский конвой и в морских боях за первые три дня потопили все наши миноносцы.
Войска, которые Фалькенхорст двинул из Осло к шоссе, ведущему на Тронхейм, продвигались очень медленно; это объяснялось не только плохой погодой, но и упорным сопротивлением норвежцев. Эффективных успехов не наблюдалось. Такой ход военных действий пугал Гитлера. Ведь западнее Рейна стояла целая армия, которая изо дня в день ожидала приказа на наступление. Сам же фюрер выражал крайнее нетерпение, ибо терялись ценные для его похода на Францию дни. Проявляя сильную нервозность и даже рассеянность, он уже склонялся к тому, чтобы оставить район Нарвика и даже, если придется, сдать Тронхейм. Если бы метеоусловия нормализовались и установилось высокое атмосферное давление, онг предположительно, смог бы добиться своего. Теперь его главным собеседником стал Йодль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Гитлер внешне оставался спокоен, не в последнюю очередь потому, что ответственность за этот инцидент в конечном счете нес Геринг как главнокомандующий люфтваффе. Но внутренне фюрер был крайне взволнован и взвинчен. Уже вечером 11 января после ужина в разговоре с дежурным военным адъютантом он откровенно и недвусмысленно высказался насчет того, с каким легкомыслием в люфтваффе транспортируют секретнейшие документы. Инцидент этот побудил фюрера еще 11 января издать «Основополагающий приказ № 1», согласно которому никто, ни один офицер и ни одно военное учреждение не имели права знать о секретных делах более того, чем это было безусловно необходимо из служебных соображений. На будущее запрещалась всякая «необдуманная передача по инстанции указов, распоряжений и сообщений, сохранение которых в тайне имеет решающее значение».
Пасмурная погода не менялась. Не было и никакой гарантии, что люфтваффе получит на целых три дня летную погоду. Поэтому Гитлер решил подготовку к наступлению приостановить. Необходимо было изменить ставший известным врагу план операции. Фюрер теперь твердо решил сконцентрировать основную массу танковых соединений на направлении главного удара, пробиться через Арденны к Маасу между Динаном и Седаном и оттуда дойти до устья Соммы. После мехлинского инцидента это было его твердым намерением, и он добился принятия данного плана вопреки многим трудностям с ОКХ и всяческим сомнениям.
24 января, в день рождения Фридриха Великого{189}, Гитлер выступил во Дворце спорта перед 7 тыс. кандидатов в офицеры, которые ожидали присвоения им лейтенантского чина, с изложением своих взглядов на современное положение в Европе. Он сказал, что «Европа, которая управляется по милости Франции и Англии, не дает возможности нормально жить немецкому народу… Какие бы ограничения мы для себя ни принимали, мы никогда не ублаготворим Францию и Англию. Если уж эта борьба стала для моего народа неизбежной, моя абсолютная воля – осуществить ее еще при моей жизни». Слова его молодые офицеры встретили аплодисментами более сильными, чем год назад на приеме в Имперской канцелярии.
30 января Гитлер снова стоял на трибуне Дворца спорта. Этот день очередной годовщины его прихода к власти в мирное время обязательно сопровождался речью фюрера в рейхстаге. На сей раз он воспользовался случаем обратиться непосредственно к народу. Гитлера встретили овацией, а речь его прерывалась возгласами одобрения. Сделав резкие выпады против Англии, фюрер заявил: «Герр Черчилль горит желанием перейти ко второй фазе. Он поручает своим посредникам -и делает это даже лично – выражать надежду, что наконец-то вскоре начнется борьба при помощи бомб. И они уже кричат, что борьба эта, разумеется, не остановится перед уничтожением женщин и детей. Да и когда Англия вообще щадила женщин и детей!».
Подготовка операции «Везерское учение»
Тем временем, после того как Гитлер преимущественно занимался операцией «Гельб», на первый план выдвинулась подготовка, операции «Везерское учение» («Везерюбунг»).
16 февраля интерес и раздражение у Гитлера вызвал инцидент в одном из норвежских фиордов, то есть в территориальных водах Норвегии. Германский транспорт «Альтмарк», обеспечивавший снабжение потопленного еще в декабре 1939 г. в устье реки Ла-Плата броненосца «Адмирал граф Шпее»{190}, имея на борту около 500 английских моряков с потопленных британских судов и пытаясь найти вдоль норвежского побережья путь возвращения в Германию, был взят на абордаж английским эскадренным миноносцем. Фюрер поставил вопрос так: почему команда «Альтмарка» не оказала никакого сопротивления и не донесла о передвижении английских военных кораблей в этой морской акватории?
21 февраля Гитлер принял генерала фон Фалькенхорста, которого Йодль рекомендовал ему в качестве военачальника, пригодного для боев в Норвегии, и поручил ему разработать план вторжения. в эту страну. Поскольку требовалась максимальная секретность, чтобы избежать случайной огласки, Фалькенхорст поначалу не располагал никакими служебными материалами, кроме карт. Поэтому он приобрел туристический путеводитель Бедеккера по Норвегии, заперся в номере отеля и во второй половине того же дня представил Гитлеру свои наметки. Фюрер одобрил его предложения; конфигурация страны обилия вариантов не допускала. . 23 февраля у Гитлера побывал Редер, сообщивший о гибели двух миноносцев в Северном море. Он предполагал, что оба корабля были потоплены своими же, германскими самолетами. Через несколько дней это подтвердилось, вызвав волнение в военно-морском флоте и люфтваффе. Фюрер обвинил обе эти составные части вермахта в легкомысленном проведении бесконтрольных операций и приказал принять меры к тому, чтобы такие невероятные происшествия больше не повторялись.
Споры вокруг плана операции
Главным аргументом Гитлера (несмотря на текущие меры по «Везерскому учению») по-прежнему был поход на Запад. Ежедневные обсуждения обстановки с Кейтелем и Йодлем зачастую превращались в весьма подробное рассмотрение ожидаемого сопротивления на бельгийской и голландской границах. Фюрер приказал дать ему все материалы о пограничных укреплениях, отдельных фортах и заграждениях и принялся разрабатывать собственные планы намечаемого наступления. Его предложения и ход мыслей приводили выходившего из кабинета фюрера Гальдера просто в отчаяние, поскольку он придерживался точки зрения, что это – дело самого командования. Гитлер же считал, что отдельные важнейшие элементы первого дня наступления следует точно определить и зафиксировать заранее. Отсюда проистекали бесчисленные разговоры.
Однако самой важной явилась беседа Гитлера с генералом фон Манштейном 17 февраля в Имперской канцелярии. Дело в том, что в первые дни февраля Шмундт побывал в группе армий «А» и подробно говорил с начальником штаба Рундштедта фон Манштейном, а также с его 1а (начальником оперативного отдела) – своим бывшим сослуживцем по 9-у пехотному полку Тресковым. Шмундт убедился, что эта группа армий еще с осени 1939 г. имеет иное представление о первых операциях на Западе, нежели генеральный штаб сухопутных войск. Манштейн неоднократно письменно излагал последнему свою позицию, но Гальдер каждый раз ее отвергал: операции должны вестись по плану ОКХ.
Поскольку Манштейн от своих идей не отступал, Гитлер приказал отозвать его из штаба Рундштедта и назначить командиром формирующегося 38-го армейского корпуса. Эта мера привлекла к себе всеобщее внимание: в ситуации между двумя кампаниями менять начальника штаба одной из групп армий – дело необычное! Тем более что ОКХ в предыдущие недели ничего сообщить фюреру об идеях и предложениях Манштейна не сочло нужным. Шмундт с удивлением принял к сведению параллельный ход мыслей Гитлера и Манштейна, а вернувшись, немедленно доложил фюреру соображения этого генерала и, конечно, вломился, так сказать, в открытые двери. Гитлер был точно так же поражен – правда, в меньшей степени – поведением Гальдера, которому и без того не доверял. Само собою разумеется, узнай фюрер раньше (когда ему самому еще не было ясно направление главного удара) об идеях Манштейна, он сразу вызвал бы его к себе. Теперь эта встреча состоялась в связи с новым назначением Манштейна.
Гитлер велел доложить план Манштейна. План этот полностью совпадал с его взглядами. Ядром плана Манштейна являлся перенос главного направления наступательных операций из полосы группы армий «Б» в полосу группы «А», а вместе с тем введение на этом направлении основных сил танковых и моторизованных дивизий. Теперь Гитлер настаивал на том, чтобы ОКХ немедленно разработало этот перенос.
Попрощавшись с Манштейном, фюрер еще долго разговаривал со Шмундтом, не скупясь на резкие слова по адресу Браухича и Гальдера. Оба эти генерала, говорил он, наверняка станут саботировать осуществление его идей и представлений и крайне затруднять ему работу. Но сейчас он никаких изменений в Главном командовании сухопутных сил предпринимать не хочет, однако обязательно сделает это после наступления на Западе.
Тодт – министр вооружения и боеприпасов
Недовольство Гитлера действиями ОКХ получило в ближайшие дни новую пищу. Со всех сторон он слышал жалобы на снабжение и обеспечение вермахта вооружением и боеприпасами и находился под впечатлением, что полностью устаревший генеральный штаб в лице ОКХ занимается этой своей задачей прежними методами в обычном бюрократическом стиле. Поэтому фюрер счел необходимым изменить положение. Антипатия к сухопутным войскам побудила его передать эту задачу гражданскому министру, и он создал имперское министерство вооружения и боеприпасов, дав ему широкие полномочия и указание объединить все соответствующие ведомства и учреждения.
17 марта выполнение данной задачи было поручено генеральному инспектору дорожного хозяйства доктору инженерных наук Тодту. Назначение его произвело в сухопутных войсках эффект разорвавшейся бомбы. При создании министерства и укреплении своего положения Тодту пришлось нелегко. Для того, чтобы найти верный путь и установить доверительный контакт со всеми ответственными инстанциями столь широкого круга деятельности, ему потребовался целый год. 24 февраля мы выехали в Мюнхен. Там Гитлер выступил в «Хофброй-хаузе» перед своими старыми партайгеноссен с речью по случаю 20-летия провозглашения Программы НСДАП. Лейтмотивом его речи была предстоящая схватка с государствами Западной Европы. Фюрер говорил откровенно, не избегая самых резких враждебных выпадов против англичан и упомянув при этом влияние на них евреев.
Миссия Самнера Уэллеса
О своем намеченном на начало марта приезде в Берлин объявил специальный представитель Рузвельта Самнер Уэллес. Он объезжал столицы европейских государств – маршрут его проходил через Рим и Берлин и далее в Лондон и Париж с последующим возвращением в Рим. В Берлине он имел беседы с Герингом, Риббентропом и Гессом, содержание которых диктовал фюрер. Он предписал продемонстрировать американцу крайнюю сдержанность. Пусть говорит сам Уэллес. Отношения Германии с Соединенными Штатами в данный момент хорошими никак не назовешь. Если Уэллес послан с намерением положить начало их повороту, это отвечает интересам обоих народов. Далее Гитлер подчеркивал хорошие отношения с Россией. В октябре он направил Англии и Франции свое последнее предложение мира, но в ответ получил насмешку. Если же англо-французская воля к уничтожению Германии будет сломлена, станет возможным построить умиротворенную Европу. Германский рейх полон решимости закончить эту войну победой. 2 и 4 марта фюрер принял специального представителя президента США в присутствии Риббентропа, Майсснера и американского поверенного в делах.
8 марта Гитлер написал письмо Муссолини с подробным изложением всех политических проблем и собственной позиции по ним. Ему было важно иметь Италию на своей стороне именно сейчас, когда Уэллес ездит по Европе. Риббентроп передал это письмо в Риме 10 марта и притом имел с Муссолини долгую беседу, из которой заключил: американскому представителю повлиять на дуче не удалось. Сам Муссолини был заинтересован во встрече с Гитлером, которая и состоялась 18 марта на Бреннерском перевале. В первой половине 19 марта фюрер уже находился снова в Берлине и на сразу же состоявшемся совещании с Герингом, Кейтелем и Йодлем говорил о беседе с дуче не только с удовлетворением, но и воодушевлением. Особенно радовался он тому, что Муссолини и далее делал ставку на германские вооруженные силы и по-прежнему был готов участвовать своими солдатами в борьбе против Франции. Но в этом пункте Гитлер проявлял сдержанность.
Пасху Гитлер провел на Оберзальцберге. Дежурным адъютантом был я. 22 марта мы, вылетев с берлинского аэродрома Темпельхоф, сделали посадку в Айнринге около Зальцбурга. Это были приятные дни отдыха. Со времени начала войны фюрер прекратил вечерние просмотры кинофильмов и проводил вечера со своими гостями в «Бергхофе» у камина в большом холле. В остальном же все текло по-прежнему. Главными темами служили Муссолини и итальянцы, а кроме того, планы Гитлера по перестройке Мюнхена и Берлина. В пасхальный понедельник он беседовал с Тодтом о его новых задачах и вооружении сухопутных войск. Фюрер не раз вовлекал меня все эти четыре дня в продолжительные разговоры. Его самой сильной головной болью было командование сухопутных войск. Так, однажды вечером он заговорил о своих представлениях и планах насчет их вооружения. Главным для него являлось эффективное танковое вооружение с применением 88-миллиметровых зенитных орудий. Он интенсивно занимался также вопросом производства длинноствольных противотанковых пушек и оснащения ими танков. Разговоры продолжались порой два-три часа. А гости фюрера в это время играли в кегли.
«Везерское учение»
1 марта Гитлер дал директиву о «Везерском учении». К тому времени стало очевидным, что англичане тоже принимают меры для оккупации Норвегии. Он захотел их упредить.
5 марта фюрер собрал главнокомандующих составных частей вермахта на совещание по «Везерскому учению». Только тут Геринг впервые подробно узнал о намеченной операции и, соответственно, отреагировал на это бурно и гневно; он даже попытался (правда, тщетно) воздействовать на ее планирование. Геринг был разочарован, если не сказать оскорблен, тем, что Гитлер не поручил выполнение этой задачи ему лично.
1 и 2 апреля Гитлер имел последнюю беседу с Фалькенхорстом, Герингом и Редером и дал приказ на проведение 9 апреля подготовленной операции по захвату Дании и Норвегии. Уже 5 апреля в направлении Норвегии в море вышли первые транспортные суда. Фюрер сообщил, что англичане нас все-таки не упредили. В ночь с 6 на 7 апреля операция военно-морского флота развернулась в полном объеме. Предназначенные для захвата Нарвика войска были погружены на миноносцы и теперь плыли к цели. 8 апреля в море находилась уже вся кригсмарине.
В полдень 8 апреля англичане и французы своими нотами норвежскому министерству иностранных дел известили, что приступают к минированию территориальных вод Норвегии. В Осло этот шаг вызвал возмущение. Но Гитлер его приветствовал, ибо этим шагом мог теперь обосновать свои меры против Норвегии.
Утром 9 апреля в министерства иностранных дел Осло и Копенгагена явились германские посланники и передали идентичные заявления, в которых от Дании и Норвегии требовалось признать свою оккупацию германскими войсками. Датчане подчинились, а король Норвегии и его правительство воспротивились. В документе германского правительства указывалось, что во главе правительства в Осло должен быть поставлен Квислинг. Норвежское правительство этому требованию подчиниться не пожелало.
Одновременно начался захват портов Осло, Кристиансунн, Ставангер, Берген, Тронхейм и Нарвик. Люфтваффе совершила налеты на аэропорт Осло и на Ставангер. Захват обоих городов никаких трудностей не представил. Атаки с моря шли с переменным успехом. Тяжелее всего пришлось с Нарвиком. 10 германских миноносцев высадили на сушу 2000 наших горных стрелков под командованием генерала Дитля. Никакого сопротивления они не встретили. Но ожидаемая поддержка двумя транспортами снабжения и танкером «Каттегат» не удалась. Английские миноносцы стали преследовать германский конвой и в морских боях за первые три дня потопили все наши миноносцы.
Войска, которые Фалькенхорст двинул из Осло к шоссе, ведущему на Тронхейм, продвигались очень медленно; это объяснялось не только плохой погодой, но и упорным сопротивлением норвежцев. Эффективных успехов не наблюдалось. Такой ход военных действий пугал Гитлера. Ведь западнее Рейна стояла целая армия, которая изо дня в день ожидала приказа на наступление. Сам же фюрер выражал крайнее нетерпение, ибо терялись ценные для его похода на Францию дни. Проявляя сильную нервозность и даже рассеянность, он уже склонялся к тому, чтобы оставить район Нарвика и даже, если придется, сдать Тронхейм. Если бы метеоусловия нормализовались и установилось высокое атмосферное давление, онг предположительно, смог бы добиться своего. Теперь его главным собеседником стал Йодль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76