Я думаю, что схема действий наших «драконов» выглядела примерно так: уб
итый Анашкин принес из колонии сведения о богатом человеке, и нашлись лю
ди, готовые выбить из него деньги, не зная того, что за Котенсвым и его прия
телями стоят более могущественные силы. Если бы не мы, то эти силы сами смя
ли или поставили себе на службу Лыкова, Жедя и Кислова с Анашкиным. Им тоже
нашлось бы местечко в ничем не брезгующей системе. А когда запахло жарен
ым, когда могучие силы, опекавшие Котенева или использовавшие его, понял
и, что через него и до них могут добраться, тогда он бесследно исчез, а Луши
н с Хомчиком начали путаться и изменять показания. Котенева наверняка не
т в живых! Надо теперь искать его тело. А также искать тех, кто им руководил
в системе. Вот они Ц настоящие «драконы»!
Ц Как же тогда Лыков, Жедь? Кислов плачется в следственном изоляторе, хоч
ет прикинуться душевно больным, выставляет себя жертвой Лыкова.
Ц Жертва? Ц пожал плечами Иван и увлек Бондарева к лавочке на бульваре.
По аллеям бегала детвора, шумно играя в войну и строча из игрушечных авто
матов, а в стороне, наблюдая за ними, медленно прохаживались бабушки, суда
ча о житейских делах.
Ц Жертва? Ц раздумчиво повторил Иван. Ц Знаешь, я пытаюсь понять, почем
у он пошел на преступление. Но это непросто. Неудовлетворенность жизнью,
своим социальным положением, зависть к преуспевающим и состоятельным л
юдям, желание быстро, легко и без усилий достичь сразу всего?.. Можно долго
перечислять причины, но все они не объясняют до конца, почему человек ста
новится на преступный путь. Причем, далеко не каждый в сходных обстоятел
ьствах. К тому же, здесь в одном лице жертва и преступник. Нельзя понять Лы
кова и его компанию, не поняв Котенева и его подельников. Мне кажется, что
здесь жертвы и преступники постоянно менялись местами: каждая жертва Ц
преступник, и каждый преступник, в свою очередь, Ц жертва.
Игравшие на аллее дети убежали, завидев в конце бульвара выведенную на п
рогулку веселую собачонку. Проводив их глазами, Бондарев вздохнул:
Ц Привыкли все оправдывать бытием, и ты туда же? Украл Ц жертва системы,
убил Ц тоже жертва? Не правда ли, удобно? Если ты жертва, то и все мы в какой-
то мере жертвы, и перед нами кругом все в долгу: нас обманывали, и я обману! И
кто меня осудит? Нам не дали, и я взял сам, мне не доплатили и я «добрал» до у
ровня. Так можно объяснить, а то и оправдать любую человеческую подлость.
Вот смотри: Коренева нет, и вроде некого судить. Даже если точно известно,
что его имущество нажито нечестным путем, ничего не изымешь. И деньги, про
исхождение которых всем прекрасно известно, останутся семье.
Ц Его жена убеждена, что он сбежал с любовницей, Ц горько усмехнулся Ку
пцов, Ц а любовница уехала к родителям, сдав квартиру. Говорят, собираетс
я рожать.
Ц Ладно, Ц взяв под руку Ивана, заглянул ему в лицо Бондарев, Ц ты лучше
скажи, что собираешься делать?
Ц Что делать? Жить… Жить и работать. Если тебя интересует конкретное дел
о «драконов», то не стану скрывать: буду настаивать, чтобы дело Лыкова и ко
мпании выделили отдельным производством. Думаю, что Рогачев меня поддер
жит.
Ц Хорошо, а дальше? Ну, предположим, выделят дело о разбойных нападениях.
А другие материалы?
Ц Другие? Ц протянул Иван и хитро прищурился. Ц По ним будем работать д
альше. Надо докопаться до тех, кто стоял над Михаилом Павловичем Котенев
ым, Лушиным и Хомчиком. Надо найти настоящих «драконов»…
Ночью Ивану опять привиделся сон, будто он, в образе волка, вышел на опушку
и, подняв лобастую голову к низкому, покрытому серыми тучами небу, тихонь
ко завыл, глядя на медленно опускающиеся снежинки. Они выстилали поле бе
лым ковром, пряча под своим холодным покрывалом комья мерзлой земли, ост
ья проросших в давно испаханных бороздах стеблей полыни Ц горькой трав
ы забвения. Волк брел через бескрайнее поле, пятная его следами лап, вышел
к заброшенной деревне и постоял, чутко прислушиваясь к шуму оставшегося
сзади леса и свисту ветра, раскачивавшего колокол на покосившейся колок
оленке старой церквушки, колокол, у которого лихие люди успели вырвать м
едный язык. И колокол не мог звонить, раскачиваясь от порывов резкого вет
ра, но только тихо стонал, щемя душу печалью страданий и холодом запустен
ия.
Ветер выжимал из глаз слезы, и они замерзали жемчужными комочками. И не бы
ло в том ветре знакомых запахов жилья и дыма растопленных печей, запаха с
вежего хлеба… Только холод и колючие снежинки.
Повернувшись к ветру боком, волк потрусил дальше, пробираясь меж покосив
шихся изб с заколоченными досками окнами к убогому деревенскому погост
у. На бугре, посреди осевших могил, виднелась темная нора, и волк нырнул в н
ее.
И вот Иван уже не волк, но человек. Он пробирается по темному лазу туда, где
слабо брезжит ему навстречу свет.
В сухой глинистой пещерке, где едва можно приподняться, его ожидал дед, од
етый точно так, как он был снят на маленькой фронтовой карточке, ставшей о
т времени коричневой, Ц в потертую ушанку, стеганую фуфайку защитного ц
вета, подпоясанную брезентовым ремнем, ватные штаны и разбитые солдатск
ие ботинки с обмотками.
Покуривая самокрутку, он лукаво щурился, поглядывая на внука и, дождавши
сь, пока тот влезет в пещерку, заметил:
Ц Одинок ты Ваня? Как волк и рыщешь?
Ц Одинок, Ц откликнулся Иван, прислоняясь единой к жутко холодной, прос
то-таки ледяной глиняной стене.
Ц А чего, не надоело еще мучиться? Оставайся тут, со мной, Ц глядеть вмест
е станем. Отсюда далеко видно! А по весне послушаем, как травка растет…
Ц Нет! Ц почему-то испугавшись остаться здесь, в ледяном плену, попятил
ся Иван, судорожно нащупывая за спиной выход на волю.
Ц Ну и ладно, Ц вдруг согласился дед, Ц тогда иди, не задерживайся, дел у
тебя много. Повидались, и слава Богу…
Когда Иван открыл глаза, за окнами еще не рассвело, только пробивался скв
озь плотные занавески призрачный свет уличных фонарей да шуршали шинам
и бегущие по магистрали машины. Привидевшийся сон оставил на душе тревож
ное чувство, а на щеке мокрый след непрошенных слез. Купцов понял, что боль
ше не уснет, хотя время еще раннее. Укрывшись одеялом, он отдался мыслям. М
ысли стали продолжением ночного разговора с дедом, воспоминанием о нем.
Дед ушел из жизни как-то неожиданно Ц недавно был здоров, весел, рассказы
вал анекдоты и вспоминал войны, на которых ему довелось побывать. Выпало
ему на судьбу целых три войны Ц гражданская, финская и Отечественная. С г
ражданской, будучи совсем еще молодым парнем, он принес именные часы от к
омандования и штыковое ранение, полученное под Бугульмой. С финской приш
ел с обмороженными ногами и долго потом мучился от болей, но, слава Богу, о
стался цел, а на последней был ранен в плечо и грудь, отмечен орденами и ме
далями, демобилизовался в звании капитана. Почти одновременно с дедом ве
рнулся с войны отец, прихромав в родной дом на покалеченной ноге Ц задел
о осколком немецкого снаряда под Кенигсбергом.
Сначала все пошло вроде бы ничего, а потом отец женился, родился сын, но жи
ть было не на что Ц нигде не принимали на работу покалеченного парня, уме
вшего только брать языка, метать гранаты, строчить из автомата и пулемет
а да командовать взводом. Мать с бабкой шили и вязали, продавая свои издел
ия на рынке. Тем и кормилась семья.
Деду тоже приходилось туго: недоучившийся художник, он брался за любую р
аботу, только бы сын мог учиться, а внук успел встать на ноги. Потом деду по
везло Ц удалось пристроиться декоратором в один из ведущих театров сто
лицы. Все бы ничего. Да здоровье подвело. Пуля в груди, которую врачи отказ
ались вынимать, опасаясь больше навредить, чем помочь, беспокоила. Дед сл
ег, начал сильно кашлять и таять на глазах.
Отец, Ц к тому времени давно успевший закончить институт, зарекомендов
ать себя отличным специалистом, но не наживший ни каменных хором, ни кучи
добра, не занявший ни высоких постов, ни престижных должностей, Ц ходил п
о инстанциям, ругался, стуча об пол толстой тростью, с которой не расстава
лся с сорок пятого. Его вежливо выслушивали и сочувственно кивали. Да, пон
имаем, участник трех войн, проливавший кровь на полях сражений, но… самим
не хватает! Молодые, которым еще работать и работать, не могут получить то
го, что вы просите, а ваш Ц э-э-э, простите, отец? Ц конечно, прожил большую
и яркую жизнь, но…
Деда положили в городскую больницу и вскоре перевели в реанимационное о
тделение. Бабушки уже не было в живых, а сын, внук и невестка метались по го
роду в поисках дефицитных лекарств.
Пытка неизвестностью тянулась две недели. Навсегда, до своего смертного
часа, запомнил Иван последний разговор с дедом в больничной палате. Дед л
ежал тогда в терапевтическом отделении, поскольку подозрение на инфарк
т не подтвердилось и семья уже готовилась вздохнуть с облегчением, надея
сь, что, может быть, и на этот раз судьба смилостивится над старым солдатом
и все обойдется.
Ц О теле думаем, Ц держа в ослабевших ладонях руку внука, тихо говорил д
ед, Ц а надо бы о душе! Всем надо о душе подумать, время такое пришло. Помни
шь, как в сказке Шварца? Каждому надо убить в себе дракона… А то души стали
глухонемые, цепные, лягавые, окаянные…
Под утро следующего дня деда не стало. Похороны лучше не вспоминать Ц ме
рзость и вымогательство, начиная с морга и кончая кладбищем…
Протрещал будильник. Тяжело вздохнув, Иван откинул одеяло и встал. Подош
ел к окну, отдернул занавеску Ц за окном, как на душе Ц серо, муторно. Идет
дождь, пробегают под зонтами пешеходы, обходя лужи на тротуарах. Набухли
сыростью, поникли и почернели уже начинающие желтеть листья лип, и висит
дымка тумана между домами. Машины, дома, люди Ц словно река в городе.
Может быть, так оно и есть: улицы Ц реки, а переулки Ц ручейки, площади Ц з
апруды или озера; и по ним течет нескончаемый поток, олицетворяющий собо
й жизнь города, являясь одновременно и его кровью. Разве не люди дают горо
ду жизнь? И от того, какие люди живут в этом городе и живут ли в них, в их душа
х «драконы», зависит и сам город, его лицо и здоровье.
Как же хочется, чтобы каждый город на земле был здоров…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
итый Анашкин принес из колонии сведения о богатом человеке, и нашлись лю
ди, готовые выбить из него деньги, не зная того, что за Котенсвым и его прия
телями стоят более могущественные силы. Если бы не мы, то эти силы сами смя
ли или поставили себе на службу Лыкова, Жедя и Кислова с Анашкиным. Им тоже
нашлось бы местечко в ничем не брезгующей системе. А когда запахло жарен
ым, когда могучие силы, опекавшие Котенева или использовавшие его, понял
и, что через него и до них могут добраться, тогда он бесследно исчез, а Луши
н с Хомчиком начали путаться и изменять показания. Котенева наверняка не
т в живых! Надо теперь искать его тело. А также искать тех, кто им руководил
в системе. Вот они Ц настоящие «драконы»!
Ц Как же тогда Лыков, Жедь? Кислов плачется в следственном изоляторе, хоч
ет прикинуться душевно больным, выставляет себя жертвой Лыкова.
Ц Жертва? Ц пожал плечами Иван и увлек Бондарева к лавочке на бульваре.
По аллеям бегала детвора, шумно играя в войну и строча из игрушечных авто
матов, а в стороне, наблюдая за ними, медленно прохаживались бабушки, суда
ча о житейских делах.
Ц Жертва? Ц раздумчиво повторил Иван. Ц Знаешь, я пытаюсь понять, почем
у он пошел на преступление. Но это непросто. Неудовлетворенность жизнью,
своим социальным положением, зависть к преуспевающим и состоятельным л
юдям, желание быстро, легко и без усилий достичь сразу всего?.. Можно долго
перечислять причины, но все они не объясняют до конца, почему человек ста
новится на преступный путь. Причем, далеко не каждый в сходных обстоятел
ьствах. К тому же, здесь в одном лице жертва и преступник. Нельзя понять Лы
кова и его компанию, не поняв Котенева и его подельников. Мне кажется, что
здесь жертвы и преступники постоянно менялись местами: каждая жертва Ц
преступник, и каждый преступник, в свою очередь, Ц жертва.
Игравшие на аллее дети убежали, завидев в конце бульвара выведенную на п
рогулку веселую собачонку. Проводив их глазами, Бондарев вздохнул:
Ц Привыкли все оправдывать бытием, и ты туда же? Украл Ц жертва системы,
убил Ц тоже жертва? Не правда ли, удобно? Если ты жертва, то и все мы в какой-
то мере жертвы, и перед нами кругом все в долгу: нас обманывали, и я обману! И
кто меня осудит? Нам не дали, и я взял сам, мне не доплатили и я «добрал» до у
ровня. Так можно объяснить, а то и оправдать любую человеческую подлость.
Вот смотри: Коренева нет, и вроде некого судить. Даже если точно известно,
что его имущество нажито нечестным путем, ничего не изымешь. И деньги, про
исхождение которых всем прекрасно известно, останутся семье.
Ц Его жена убеждена, что он сбежал с любовницей, Ц горько усмехнулся Ку
пцов, Ц а любовница уехала к родителям, сдав квартиру. Говорят, собираетс
я рожать.
Ц Ладно, Ц взяв под руку Ивана, заглянул ему в лицо Бондарев, Ц ты лучше
скажи, что собираешься делать?
Ц Что делать? Жить… Жить и работать. Если тебя интересует конкретное дел
о «драконов», то не стану скрывать: буду настаивать, чтобы дело Лыкова и ко
мпании выделили отдельным производством. Думаю, что Рогачев меня поддер
жит.
Ц Хорошо, а дальше? Ну, предположим, выделят дело о разбойных нападениях.
А другие материалы?
Ц Другие? Ц протянул Иван и хитро прищурился. Ц По ним будем работать д
альше. Надо докопаться до тех, кто стоял над Михаилом Павловичем Котенев
ым, Лушиным и Хомчиком. Надо найти настоящих «драконов»…
Ночью Ивану опять привиделся сон, будто он, в образе волка, вышел на опушку
и, подняв лобастую голову к низкому, покрытому серыми тучами небу, тихонь
ко завыл, глядя на медленно опускающиеся снежинки. Они выстилали поле бе
лым ковром, пряча под своим холодным покрывалом комья мерзлой земли, ост
ья проросших в давно испаханных бороздах стеблей полыни Ц горькой трав
ы забвения. Волк брел через бескрайнее поле, пятная его следами лап, вышел
к заброшенной деревне и постоял, чутко прислушиваясь к шуму оставшегося
сзади леса и свисту ветра, раскачивавшего колокол на покосившейся колок
оленке старой церквушки, колокол, у которого лихие люди успели вырвать м
едный язык. И колокол не мог звонить, раскачиваясь от порывов резкого вет
ра, но только тихо стонал, щемя душу печалью страданий и холодом запустен
ия.
Ветер выжимал из глаз слезы, и они замерзали жемчужными комочками. И не бы
ло в том ветре знакомых запахов жилья и дыма растопленных печей, запаха с
вежего хлеба… Только холод и колючие снежинки.
Повернувшись к ветру боком, волк потрусил дальше, пробираясь меж покосив
шихся изб с заколоченными досками окнами к убогому деревенскому погост
у. На бугре, посреди осевших могил, виднелась темная нора, и волк нырнул в н
ее.
И вот Иван уже не волк, но человек. Он пробирается по темному лазу туда, где
слабо брезжит ему навстречу свет.
В сухой глинистой пещерке, где едва можно приподняться, его ожидал дед, од
етый точно так, как он был снят на маленькой фронтовой карточке, ставшей о
т времени коричневой, Ц в потертую ушанку, стеганую фуфайку защитного ц
вета, подпоясанную брезентовым ремнем, ватные штаны и разбитые солдатск
ие ботинки с обмотками.
Покуривая самокрутку, он лукаво щурился, поглядывая на внука и, дождавши
сь, пока тот влезет в пещерку, заметил:
Ц Одинок ты Ваня? Как волк и рыщешь?
Ц Одинок, Ц откликнулся Иван, прислоняясь единой к жутко холодной, прос
то-таки ледяной глиняной стене.
Ц А чего, не надоело еще мучиться? Оставайся тут, со мной, Ц глядеть вмест
е станем. Отсюда далеко видно! А по весне послушаем, как травка растет…
Ц Нет! Ц почему-то испугавшись остаться здесь, в ледяном плену, попятил
ся Иван, судорожно нащупывая за спиной выход на волю.
Ц Ну и ладно, Ц вдруг согласился дед, Ц тогда иди, не задерживайся, дел у
тебя много. Повидались, и слава Богу…
Когда Иван открыл глаза, за окнами еще не рассвело, только пробивался скв
озь плотные занавески призрачный свет уличных фонарей да шуршали шинам
и бегущие по магистрали машины. Привидевшийся сон оставил на душе тревож
ное чувство, а на щеке мокрый след непрошенных слез. Купцов понял, что боль
ше не уснет, хотя время еще раннее. Укрывшись одеялом, он отдался мыслям. М
ысли стали продолжением ночного разговора с дедом, воспоминанием о нем.
Дед ушел из жизни как-то неожиданно Ц недавно был здоров, весел, рассказы
вал анекдоты и вспоминал войны, на которых ему довелось побывать. Выпало
ему на судьбу целых три войны Ц гражданская, финская и Отечественная. С г
ражданской, будучи совсем еще молодым парнем, он принес именные часы от к
омандования и штыковое ранение, полученное под Бугульмой. С финской приш
ел с обмороженными ногами и долго потом мучился от болей, но, слава Богу, о
стался цел, а на последней был ранен в плечо и грудь, отмечен орденами и ме
далями, демобилизовался в звании капитана. Почти одновременно с дедом ве
рнулся с войны отец, прихромав в родной дом на покалеченной ноге Ц задел
о осколком немецкого снаряда под Кенигсбергом.
Сначала все пошло вроде бы ничего, а потом отец женился, родился сын, но жи
ть было не на что Ц нигде не принимали на работу покалеченного парня, уме
вшего только брать языка, метать гранаты, строчить из автомата и пулемет
а да командовать взводом. Мать с бабкой шили и вязали, продавая свои издел
ия на рынке. Тем и кормилась семья.
Деду тоже приходилось туго: недоучившийся художник, он брался за любую р
аботу, только бы сын мог учиться, а внук успел встать на ноги. Потом деду по
везло Ц удалось пристроиться декоратором в один из ведущих театров сто
лицы. Все бы ничего. Да здоровье подвело. Пуля в груди, которую врачи отказ
ались вынимать, опасаясь больше навредить, чем помочь, беспокоила. Дед сл
ег, начал сильно кашлять и таять на глазах.
Отец, Ц к тому времени давно успевший закончить институт, зарекомендов
ать себя отличным специалистом, но не наживший ни каменных хором, ни кучи
добра, не занявший ни высоких постов, ни престижных должностей, Ц ходил п
о инстанциям, ругался, стуча об пол толстой тростью, с которой не расстава
лся с сорок пятого. Его вежливо выслушивали и сочувственно кивали. Да, пон
имаем, участник трех войн, проливавший кровь на полях сражений, но… самим
не хватает! Молодые, которым еще работать и работать, не могут получить то
го, что вы просите, а ваш Ц э-э-э, простите, отец? Ц конечно, прожил большую
и яркую жизнь, но…
Деда положили в городскую больницу и вскоре перевели в реанимационное о
тделение. Бабушки уже не было в живых, а сын, внук и невестка метались по го
роду в поисках дефицитных лекарств.
Пытка неизвестностью тянулась две недели. Навсегда, до своего смертного
часа, запомнил Иван последний разговор с дедом в больничной палате. Дед л
ежал тогда в терапевтическом отделении, поскольку подозрение на инфарк
т не подтвердилось и семья уже готовилась вздохнуть с облегчением, надея
сь, что, может быть, и на этот раз судьба смилостивится над старым солдатом
и все обойдется.
Ц О теле думаем, Ц держа в ослабевших ладонях руку внука, тихо говорил д
ед, Ц а надо бы о душе! Всем надо о душе подумать, время такое пришло. Помни
шь, как в сказке Шварца? Каждому надо убить в себе дракона… А то души стали
глухонемые, цепные, лягавые, окаянные…
Под утро следующего дня деда не стало. Похороны лучше не вспоминать Ц ме
рзость и вымогательство, начиная с морга и кончая кладбищем…
Протрещал будильник. Тяжело вздохнув, Иван откинул одеяло и встал. Подош
ел к окну, отдернул занавеску Ц за окном, как на душе Ц серо, муторно. Идет
дождь, пробегают под зонтами пешеходы, обходя лужи на тротуарах. Набухли
сыростью, поникли и почернели уже начинающие желтеть листья лип, и висит
дымка тумана между домами. Машины, дома, люди Ц словно река в городе.
Может быть, так оно и есть: улицы Ц реки, а переулки Ц ручейки, площади Ц з
апруды или озера; и по ним течет нескончаемый поток, олицетворяющий собо
й жизнь города, являясь одновременно и его кровью. Разве не люди дают горо
ду жизнь? И от того, какие люди живут в этом городе и живут ли в них, в их душа
х «драконы», зависит и сам город, его лицо и здоровье.
Как же хочется, чтобы каждый город на земле был здоров…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35