Молоды
х в камере трое, не считая самого Манакова. Один Ц тот самый парень, с кото
рым он успел подраться, второй Ц патлатый, в линялой футболке и рваных дж
инсах, дрыхнувший на нарах, третий Ц с татуировками на мускулистых рука
х Ц усевшись за столом, читал газету.
Снопа лязгнул замок, и в камеру вошел средних лет человек в вельветовом к
остюме. Растирая затекшие от наручников запястья, он сел напротив татуир
ованного и кивком подозвал к себе Виталия. Тот подошел, поняв: вернулся Юр
ист.
Ц Новенький? Статья?
Ц Восемьдесят восьмая, Ц запомнив первый урок, ответил Манаков.
Ц Куришь?
Виталик достал пачку «Мальборо» и протянул ее Юристу.
Ц О, Ц взяв пачку, тот провел ею около носа. Ц Богатенький. Еще пришлют?
Ц Не знаю, если разрешат, Ц пожал плечами Манаков.
Ц С Моней подрался, Ц складывая газету, буднично сообщил татуированны
й. Ц Отказался от менки. Определили место у параши.
Юрист окинул Манакова изучающим взглядом, отметив тщательно скрываему
ю растерянность, напряженное ожидание и жажду общения, поддержки. В глаз
ах новенького затаился страх, мелкий, подленький, Ц страх одиночки пере
д уже успевшей сложиться в камере общностью людей.
Ц Зря, Ц доставая из пачки сигарету, усмехнулся Юрист. Ц Парень, по всем
у видно, свой. Как зовут? Виталий? Можно без отчества, здесь не дипломатиче
ский раут. Раз судьбина забросила нас сюда, придется смириться. Моне дашь
из передачки что-нибудь получше и курева, а то у него здесь ни одного коре
ша нет, да и родни не осталось. На этом будем считать инцидент исчерпанным
, а у параши ляжет наш старикан. Ему все равно завтра-послезавтра на судил
ище, потом в собачник Ц и по этапу. Все!
Обитатели камеры молча выслушали своего старшего и освободили Манаков
у место в середине нар. Тощий пожилой человек с морщинистой шеей безропо
тно переместился поближе к параше…
Потянулись долгие тюремные дни, полные вынужденного безделья и мучител
ьной неизвестности, прерываемой вызовами на допросы к следователю. Там М
анаков узнал, что Зозуля давно был на примете у милиционеров и его все рав
но бы арестовали, но тут в поле зрения органов, на свое горе-злосчастье, по
пал и Виталик. Вспомнилось предостережение шурина Ц Мишки Котенева. Хот
я чего уж теперь? Благо, сестра не забывает, регулярно от нее поступают пер
едачи Ц сало, чеснок, лук, фирменные сигареты. Все это делил Юрист.
Постепенно Виталий привык к камерному бытию, если, конечно, к нему можно п
ривыкнуть.
Подъем, уборка камеры, очередь к параше и умывальнику, завтрак, игра в шахм
аты и шашки, надоевшая болтовня с соседями по камере Ц каждый ежедневно
убеждал себя и других, что он лишь несчастная жертва обстоятельств и нис
колько не виновен в том, что ему пытаются «пришить» бездушные следовател
и.
Потом обед, тянущееся, как патока, время до ужина, прием пищи, Ц если ей мож
но назвать то, что шлепали из черпака в миску, Ц а там и отбой. Хорошо еще, н
аучился забываться в условной, нарушаемой стонами и храпом тюремной тиш
ине, а в первые ночи никак не мог уснуть, все ждал мести Мони Ц бродяги и ху
лигана, неизвестно зачем прикатившего в Москву из города Ташкента, столи
цы всех бродяг.
Многому научился Манаков и многое узнал. Научился есть то, от чего бы рань
ше брезгливо отвернулся; научился жить и заниматься своими делами, когда
кто-то восседал на унитазе на глазах всей камеры; научился молчать на доп
росах или изворотливо лгать следователю. И все время мучила, не давала по
коя мысль: а что же драгоценный шурин, почему не хочет помочь? Ведь стоит т
олько Виталику открыть рот, и следователь будет готов простить ему много
е, если он расскажет хотя бы часть того, о чем даже не догадывается жена Ко
тенева, в девичестве Манакова. Но Виталий молчал и ждал Ц не может же Мишк
а напрочь забыть о родственнике.
Узнал Манаков тоже весьма многое Ц как «опускают», ставя человека на са
мую низкую ступеньку в негласной внутренней тюремной иерархии, заставл
яя его делать противное природе полов. Узнал, как переводят «опущенного»
в разряд «обиженных» и, приклеив ему этот страшный ярлык, отправляют с ни
м в зону. А тюремный телеграф работает без перебоев, и все знают все и обо в
сех Ц ничего не утаить, ничего не скрыть. Узнал, как надо говорить с адвок
атами, чего опасаться на допросах, как скрывать недозволенные предметы п
ри внезапных обысках в камерах…
Менялись обитатели нар, но Юрист оставался Ц дело его оказалось длинным
и запутанным, многоэпизодным, с «картинками», как говорил он. Время от вре
мени на него находила блаж поразглагольствовать на правовые темы, и тогд
а вся камера с интересом прислушивалась к суждениям старшего…
Ц Законодатель мудр, Ц покуривая «Мальборо» Манакова, авторитетно ве
щал Юрист. Ц Знаете ли вы, что в проклятой царской империи суды присяжных
выносили до сорока процентов оправдательных приговоров? А наши сколько
? Ноль целых, ноль десятых. Журналисты пишут в газетках об особых тройках в
ремен культа. Но разве сейчас в суде не та же самая тройка, состоящая из за
висимого от властей судьи и неграмотных в правовом отношении заседател
ей? Адвокаты? А я отвечу Ц блеф! Внесут в последний день следствия хилое х
одатайство, которое через полчаса отклонят. Они не имеют права самостоят
ельно собирать доказательства, истребовать документ, допрашивать свид
етелей защиты и процессуально оформлять их показания, не могут обжалова
ть действия следователя, отклонившего ходатайства защиты или обвиняем
ого. А почему? Потому, что у нас процессуальный кодекс лишает возможности
защищать свои интересы всех, кто участвует в процессе. В том числе и нас с
вами. Вон, Манакову нашли модного адвоката, а тот только бумажки строчит, д
а жалобно вздыхает. Как пить дать, впаяют Виталику срок. На суде огласят ре
золютивную часть определения, а само определение напишут потом. И жалова
ться некому потому, что в законе одно, а на деле совсем другое. Можешь, коне
чно, дописаться со своими жалобами аж до Верховного суда. Ну и что? Там раз
в три месяца собираются солидные дяди для рассмотрения протестов на суд
ебные решения по делам. Но рассматривают до сорока дел сразу! Вылезет как
ой-нибудь заслуженный правовед на трибуну и бодро изложит другим, сладк
о дремлющим в креслах, суть дела, а те, открытым голосованием, решат Ц удо
влетворить протест или нет. Никто из них самого дела в глаза не видел и ник
огда не увидит. О какой презумпции невиновности можно говорить здесь, в к
амере следственного изолятора? Вернее говорить о презумпции виновност
и каждого, попавшего сюда.
Манаков слушал и кивал головой Ц все так, кругом прав Юрист. Адвокат дейс
твительно только тяжко вздыхает и репетирует речь, а судебное разбирате
льство неумолимо приближается
Суд в памяти Виталия почти не отложился Ц только запомнилось заплаканн
ое лицо сестры, сидевшей в первом ряду, почти рядом со скамьей подсудимых.
Ее полные отчаяния глаза неотрывно смотрели на брата, и жалкая улыбка кр
ивила губы.
Судьей была полная пожилая женщина с растрепанным пучком на затылке, сжа
вшая в нитку и без того на редкость тонкие губы. Прежде чем сесть в судейск
ое кресло с высокой спинкой, она тщательно расправила складки платья Ц
строгого, темного, туго обтягивающего ее располневшую фигуру.
«Ведь у нее, наверное, есть муж, дети, Ц внутренне сжавшись от ожидания тя
гостной процедуры, размышлял Виталий. Ц Возвращается она вечерами домо
й, готовит ужин, кормит семью, давится, как все, в транспорте, выстаивает дл
инные хвосты очередей в магазинах, а по утрам втискивается в траурное пл
атье и едет решать судьбы неизвестных ей людей, которых она, может быть, ни
когда больше не увидит. Поставит свою подпись под приговором Ц и решена
судьба на много лет. И опять домой? Неужели она может спать спокойно, неуже
ли ей никогда не снятся лица тех, кого она осудила? Возможно, даже к высшей
мере? Ведомо ли ей чувство сострадания и жалости или все давно заслонили
сухие строчки параграфов и статей? Возник ли некий раздел между тем, что о
на делает здесь, в зале суда, и тем, как живет за его стенами?»
Заседатели ему тоже не понравились. Слева от судьи сидел худощавый мужчи
на с повадками отставного военного и рядами разноцветных орденских пла
нок на сером пиджаке. Справа ерзала в кресле молоденькая девчонка с неес
тественно ярким румянцем на щеках Ц от волнения раскраснелась или неум
еренно нарумянилась?
Ц Слушается дело… Ц глуховатым голосом начала судья, и Манаков опусти
л голову, уставив глаза в плохо помытый пол.
Зачитывали какие-то бумаги Ц с точки зрения Виталия, совершенно никчем
ные, Ц но его адвокат довольно кивал лысоватой головой, тщательно запис
ывая что-то в блокнот. Бездумно следя глазами за быстрым бегом его шарико
вой ручки, Виталий вдруг почувствовал, что все происходящее вдруг перест
ало волновать его. Перегорел?
Судья вела заседание в бодром темпе, словно торопилась поскорее отправи
ть Манакова в отдаленные места, освободив себя, присутствующих в зале и о
громный город за его стенами от преступившего закон человека.
Речь прокурора была краткой. Говорил он высоким, звонким голосом любимца
учителей, хорошо вызубрившего урок. Глядя поверх голов сидящих в зале, он
просил суд назначить Манакову срок Ц пять лет лишения свободы.
Виталий отвечал на вопросы, особо не задумываясь над тем, как выглядит и ч
то говорит, правильно отвечает или делает себе хуже. Допросили свидетеле
й, зачитали характеристики и объявили перерыв. Сестра рванулась к барьер
чику, отделявшему брата от свободных людей, и милосердные конвоиры дали
ей возможность перекинуться с Виталием несколькими словами.
После перерыва заседали долго: выступал адвокат, просивший суд о снисхож
дении с учетом положительных характеристик подсудимого. Он проникнове
нно говорил о целях и задачах уголовного наказания, должного помочь осуж
денному осознать вину и твердо встать на путь исправления.
Судья слушала адвоката с непроницаемым лицом, отставник-заседатель мор
щился, как от зубной боли, и. слегка массировал кончиками пальцев левую ст
орону груди. Молоденькая заседательница прижимала ладони к щекам, и видн
о было, что ей тоже хочется что-то сказать, но она не решается.
Прокурор иронично улыбался, а сестра, по-прежнему сидевшая в первом ряду,
внимала адвокату с видом неофита, приобщившегося к истине. У Виталия соз
далось впечатление, что защитник выступает специально для нанявшей его
сестры, честно отрабатывая гонорар, но ни на йоту не веря в действенность
своих слов.
Суд удалился на совещание, и Манаков почувствовал себя жутко усталым, вк
онец опустошенным. Хотелось одного Ц скорее бы все кончилось!
Приговор слушали стоя. Виталий пытался заставить себя сдержать нервную
дрожь, судорожно глотал тягучую слюну.
Ц Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республ
ики…
До чего же противный голос у судьи. Отчего она теперь совершенно переста
ла торопиться, хотя за окнами уже синеет вечер и нормальные люди заканчи
вают рабочий день? Тянет и тянет слова, будто стремясь отдалить момент, ко
гда произнесет:
Ц К четырем годам лишения свободы…
Ц Виталик! Ц Сестра зарыдала в истерике.
Манаков закаменел. В голове вертелись цифры: он пытался сосчитать, сколь
ко же это будет дней, но никак не получалось Ц мешало нечто непонятное, вс
е время отбрасывавшее его назад, к словам «четыре года лишения свободы».
Полторы тысячи дней? Как долго придется жить за проволокой, где свои зако
ны и понятия о целях и задачах наказания, совершенно отличные от писаных
на бумаге людьми, никогда не хлебавшими тюремной баланды…
Этап для отправки в колонию общего режима собрали на удивление быстро. О
чередной медосмотр Ц и вот поздно вечером Манакова вывели и под конвоем
доставили из пересылки на глухой, скрытый от посторонних глаз перрончик
железнодорожного узла на Красной Пресне. Там уже стоял спецвагон, а с ним
другой конвой. Вагон прицепили к нужному поезду, направлявшемуся к Ураль
ским горам, и осужденный Виталий Николаевич Манаков поехал к месту отбыв
ания наказания.
Дорогой, оказавшийся с ним в одной клетушке старый бродяга-алкоголик, де
лился воспоминаниями об ЛТП, где ему довелось побывать «на лечении».
Ц Худо, Ц показывая в жалкой улыбке синеватые беззубые десны, доверите
льно жаловался он Виталию. Ц Водочки, знаешь, как хочется? Аж скулы своди
т, и дрожишь. А тебя обыскивают, жратву, какая от родни передана, силком отб
ирают. Голодно. Работаешь частенько по двенадцать часов, а только заереп
енился, попробовал права качать, так вгонят насильно двадцать кубиков су
льфазина и «задеревенел». Не приведи господь, так лечиться. Выходных, поч
итай, и не бывало, а вечером, того и гляди, на «продленку» погонят, то бишь на
сверхурочные. Но денежек, какие ты заработал, если начальство прижало за
дницей картотеку и «сидит» на ней, и не думай потом получить!
Ц Но там же не тюрьма? Ц удивился Манаков.
Ц Не тюрьма, Ц горестно вздохнув, согласился бродяга, Ц однако, иные ЛТ
П похуже, чем крытки.
Ц Чего? Ц не понял Виталий.
Ц Крытка Ц тюрьма значит, Ц с усмешкой пояснил невольный попутчик. Ц
Ты лучше скажи, чего делать умеешь? Без рукоделия, парень, в зоне худо. Я вот
, к примеру, раньше художником по металлу был, потому надеюсь нормально пр
истроиться. Чеканку отобью для клуба или начальника отряда, замполиту по
могу стенгазетки нарисовать на три года вперед. За это мене и пачка чайку
перепадет, и сигареток дадут.
Ц Ничего не умею, Ц отвернулся к решетке двери Манаков.
Ц Худо, Ц опять вздохнул бродяга, устраиваясь подремать…
В зоне опять медосмотр, неизбежный изолятор Ц для карантина. Холодно, го
лые, давно не крашеные стены, остывший суп из вонючего сала, который хочет
ся выплеснуть в парашу, но приходится есть, чтобы не потерять силы. Изучен
ие правил внутреннего распорядка учреждения, тоска, бессонные ночи, загл
ядывающие в узкое, зарешеченное оконце чужие колючие звезды и злобный ла
й сторожевых собак.
Через десять дней он попал в отряд, получил место на двухъярусных нарах и
«прописку» Ц ночью потихоньку вставили между пальцев ног скрученные ж
гутиками бумажки и подожгли, устроив новичку «велосипед».
Вскоре его зачислили в разряд «мужиков», покорно тянущих лямку и не прим
ыкающих ни к активу Ц группе осужденных, входивших в секцию профилактик
и правопорядка, ни к верховодившим в отряде «культурным мальчикам» Ц кр
епким ребятам с накаченными мышцами, исповедовавшим культ грубой физич
еской силы. Все теплые места Ц в каптерке, банщиком, нарядчиком, Ц были з
ахвачены ими, и зачастую офицеры прислушивались к мнению этой группы, св
оими методами помогавшей им держать отряд в повиновении. И вообще, отряд
ные офицеры с осужденными старались почти не общаться, опираясь на брига
диров и завхозов. Не общались до тех пор, пока осужденный не совершит прос
тупок. Тогда, в наказание, Ц шизо, Ц штрафной изолятор, или ПКТ Ц помещен
ие камерного типа. Близкие к начальству не забывали выдвинуть себя на до
ску передовиков, что казалось Манакову жутким извращением и кощунством
Ц зона, осуждение и Доска почета? Ц внести свои фамилии в список на поощ
рение, получение разрешения на свидания.
Посылки, приходившие от сестры, как правило, отбирали «мальчики», но Вита
лий не пытался вступить с ними в конфликт: он видел, как заставляют выполн
ять норму за себя, принуждают к гомосексуализму. Однако нервы начали сда
вать, он понимал, что может не выдержать, сорваться, и тогда неизвестно как
повернется все дальше. Оставалась единственная надежда Ц сестра может
уговорить, умолить своего муженька, а у того есть связи. Он должен хоть чем
-то помочь: перевести на хорошее место, замолвить слово перед начальство
м. Но как дать знать сестре, как попросить ее о помощи?
Начинаешь в редкие свободные минуты писать письмо, а в голове бьется мыс
ль, что все твои послания пройдут через чужие руки. Как забыть об этом? Да и
скажешь ли все в письме? Получить свидание? Практически несбыточная мечт
а Ц кто же его даст, если не можешь выбиться в «передовики», не получается
контакт с начальством, которое похоже маленько сдвинулось умом от много
летнего общения с зэками. А войти с начальством в контакт, не одобряемый д
ругими осужденными, и того хуже…
Но ведь он смолчал, ни разу не вякнул о Мишке Ц «никого не взял с собой», ка
к говорят в зоне, Неужели Котенев этого не оценит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
х в камере трое, не считая самого Манакова. Один Ц тот самый парень, с кото
рым он успел подраться, второй Ц патлатый, в линялой футболке и рваных дж
инсах, дрыхнувший на нарах, третий Ц с татуировками на мускулистых рука
х Ц усевшись за столом, читал газету.
Снопа лязгнул замок, и в камеру вошел средних лет человек в вельветовом к
остюме. Растирая затекшие от наручников запястья, он сел напротив татуир
ованного и кивком подозвал к себе Виталия. Тот подошел, поняв: вернулся Юр
ист.
Ц Новенький? Статья?
Ц Восемьдесят восьмая, Ц запомнив первый урок, ответил Манаков.
Ц Куришь?
Виталик достал пачку «Мальборо» и протянул ее Юристу.
Ц О, Ц взяв пачку, тот провел ею около носа. Ц Богатенький. Еще пришлют?
Ц Не знаю, если разрешат, Ц пожал плечами Манаков.
Ц С Моней подрался, Ц складывая газету, буднично сообщил татуированны
й. Ц Отказался от менки. Определили место у параши.
Юрист окинул Манакова изучающим взглядом, отметив тщательно скрываему
ю растерянность, напряженное ожидание и жажду общения, поддержки. В глаз
ах новенького затаился страх, мелкий, подленький, Ц страх одиночки пере
д уже успевшей сложиться в камере общностью людей.
Ц Зря, Ц доставая из пачки сигарету, усмехнулся Юрист. Ц Парень, по всем
у видно, свой. Как зовут? Виталий? Можно без отчества, здесь не дипломатиче
ский раут. Раз судьбина забросила нас сюда, придется смириться. Моне дашь
из передачки что-нибудь получше и курева, а то у него здесь ни одного коре
ша нет, да и родни не осталось. На этом будем считать инцидент исчерпанным
, а у параши ляжет наш старикан. Ему все равно завтра-послезавтра на судил
ище, потом в собачник Ц и по этапу. Все!
Обитатели камеры молча выслушали своего старшего и освободили Манаков
у место в середине нар. Тощий пожилой человек с морщинистой шеей безропо
тно переместился поближе к параше…
Потянулись долгие тюремные дни, полные вынужденного безделья и мучител
ьной неизвестности, прерываемой вызовами на допросы к следователю. Там М
анаков узнал, что Зозуля давно был на примете у милиционеров и его все рав
но бы арестовали, но тут в поле зрения органов, на свое горе-злосчастье, по
пал и Виталик. Вспомнилось предостережение шурина Ц Мишки Котенева. Хот
я чего уж теперь? Благо, сестра не забывает, регулярно от нее поступают пер
едачи Ц сало, чеснок, лук, фирменные сигареты. Все это делил Юрист.
Постепенно Виталий привык к камерному бытию, если, конечно, к нему можно п
ривыкнуть.
Подъем, уборка камеры, очередь к параше и умывальнику, завтрак, игра в шахм
аты и шашки, надоевшая болтовня с соседями по камере Ц каждый ежедневно
убеждал себя и других, что он лишь несчастная жертва обстоятельств и нис
колько не виновен в том, что ему пытаются «пришить» бездушные следовател
и.
Потом обед, тянущееся, как патока, время до ужина, прием пищи, Ц если ей мож
но назвать то, что шлепали из черпака в миску, Ц а там и отбой. Хорошо еще, н
аучился забываться в условной, нарушаемой стонами и храпом тюремной тиш
ине, а в первые ночи никак не мог уснуть, все ждал мести Мони Ц бродяги и ху
лигана, неизвестно зачем прикатившего в Москву из города Ташкента, столи
цы всех бродяг.
Многому научился Манаков и многое узнал. Научился есть то, от чего бы рань
ше брезгливо отвернулся; научился жить и заниматься своими делами, когда
кто-то восседал на унитазе на глазах всей камеры; научился молчать на доп
росах или изворотливо лгать следователю. И все время мучила, не давала по
коя мысль: а что же драгоценный шурин, почему не хочет помочь? Ведь стоит т
олько Виталику открыть рот, и следователь будет готов простить ему много
е, если он расскажет хотя бы часть того, о чем даже не догадывается жена Ко
тенева, в девичестве Манакова. Но Виталий молчал и ждал Ц не может же Мишк
а напрочь забыть о родственнике.
Узнал Манаков тоже весьма многое Ц как «опускают», ставя человека на са
мую низкую ступеньку в негласной внутренней тюремной иерархии, заставл
яя его делать противное природе полов. Узнал, как переводят «опущенного»
в разряд «обиженных» и, приклеив ему этот страшный ярлык, отправляют с ни
м в зону. А тюремный телеграф работает без перебоев, и все знают все и обо в
сех Ц ничего не утаить, ничего не скрыть. Узнал, как надо говорить с адвок
атами, чего опасаться на допросах, как скрывать недозволенные предметы п
ри внезапных обысках в камерах…
Менялись обитатели нар, но Юрист оставался Ц дело его оказалось длинным
и запутанным, многоэпизодным, с «картинками», как говорил он. Время от вре
мени на него находила блаж поразглагольствовать на правовые темы, и тогд
а вся камера с интересом прислушивалась к суждениям старшего…
Ц Законодатель мудр, Ц покуривая «Мальборо» Манакова, авторитетно ве
щал Юрист. Ц Знаете ли вы, что в проклятой царской империи суды присяжных
выносили до сорока процентов оправдательных приговоров? А наши сколько
? Ноль целых, ноль десятых. Журналисты пишут в газетках об особых тройках в
ремен культа. Но разве сейчас в суде не та же самая тройка, состоящая из за
висимого от властей судьи и неграмотных в правовом отношении заседател
ей? Адвокаты? А я отвечу Ц блеф! Внесут в последний день следствия хилое х
одатайство, которое через полчаса отклонят. Они не имеют права самостоят
ельно собирать доказательства, истребовать документ, допрашивать свид
етелей защиты и процессуально оформлять их показания, не могут обжалова
ть действия следователя, отклонившего ходатайства защиты или обвиняем
ого. А почему? Потому, что у нас процессуальный кодекс лишает возможности
защищать свои интересы всех, кто участвует в процессе. В том числе и нас с
вами. Вон, Манакову нашли модного адвоката, а тот только бумажки строчит, д
а жалобно вздыхает. Как пить дать, впаяют Виталику срок. На суде огласят ре
золютивную часть определения, а само определение напишут потом. И жалова
ться некому потому, что в законе одно, а на деле совсем другое. Можешь, коне
чно, дописаться со своими жалобами аж до Верховного суда. Ну и что? Там раз
в три месяца собираются солидные дяди для рассмотрения протестов на суд
ебные решения по делам. Но рассматривают до сорока дел сразу! Вылезет как
ой-нибудь заслуженный правовед на трибуну и бодро изложит другим, сладк
о дремлющим в креслах, суть дела, а те, открытым голосованием, решат Ц удо
влетворить протест или нет. Никто из них самого дела в глаза не видел и ник
огда не увидит. О какой презумпции невиновности можно говорить здесь, в к
амере следственного изолятора? Вернее говорить о презумпции виновност
и каждого, попавшего сюда.
Манаков слушал и кивал головой Ц все так, кругом прав Юрист. Адвокат дейс
твительно только тяжко вздыхает и репетирует речь, а судебное разбирате
льство неумолимо приближается
Суд в памяти Виталия почти не отложился Ц только запомнилось заплаканн
ое лицо сестры, сидевшей в первом ряду, почти рядом со скамьей подсудимых.
Ее полные отчаяния глаза неотрывно смотрели на брата, и жалкая улыбка кр
ивила губы.
Судьей была полная пожилая женщина с растрепанным пучком на затылке, сжа
вшая в нитку и без того на редкость тонкие губы. Прежде чем сесть в судейск
ое кресло с высокой спинкой, она тщательно расправила складки платья Ц
строгого, темного, туго обтягивающего ее располневшую фигуру.
«Ведь у нее, наверное, есть муж, дети, Ц внутренне сжавшись от ожидания тя
гостной процедуры, размышлял Виталий. Ц Возвращается она вечерами домо
й, готовит ужин, кормит семью, давится, как все, в транспорте, выстаивает дл
инные хвосты очередей в магазинах, а по утрам втискивается в траурное пл
атье и едет решать судьбы неизвестных ей людей, которых она, может быть, ни
когда больше не увидит. Поставит свою подпись под приговором Ц и решена
судьба на много лет. И опять домой? Неужели она может спать спокойно, неуже
ли ей никогда не снятся лица тех, кого она осудила? Возможно, даже к высшей
мере? Ведомо ли ей чувство сострадания и жалости или все давно заслонили
сухие строчки параграфов и статей? Возник ли некий раздел между тем, что о
на делает здесь, в зале суда, и тем, как живет за его стенами?»
Заседатели ему тоже не понравились. Слева от судьи сидел худощавый мужчи
на с повадками отставного военного и рядами разноцветных орденских пла
нок на сером пиджаке. Справа ерзала в кресле молоденькая девчонка с неес
тественно ярким румянцем на щеках Ц от волнения раскраснелась или неум
еренно нарумянилась?
Ц Слушается дело… Ц глуховатым голосом начала судья, и Манаков опусти
л голову, уставив глаза в плохо помытый пол.
Зачитывали какие-то бумаги Ц с точки зрения Виталия, совершенно никчем
ные, Ц но его адвокат довольно кивал лысоватой головой, тщательно запис
ывая что-то в блокнот. Бездумно следя глазами за быстрым бегом его шарико
вой ручки, Виталий вдруг почувствовал, что все происходящее вдруг перест
ало волновать его. Перегорел?
Судья вела заседание в бодром темпе, словно торопилась поскорее отправи
ть Манакова в отдаленные места, освободив себя, присутствующих в зале и о
громный город за его стенами от преступившего закон человека.
Речь прокурора была краткой. Говорил он высоким, звонким голосом любимца
учителей, хорошо вызубрившего урок. Глядя поверх голов сидящих в зале, он
просил суд назначить Манакову срок Ц пять лет лишения свободы.
Виталий отвечал на вопросы, особо не задумываясь над тем, как выглядит и ч
то говорит, правильно отвечает или делает себе хуже. Допросили свидетеле
й, зачитали характеристики и объявили перерыв. Сестра рванулась к барьер
чику, отделявшему брата от свободных людей, и милосердные конвоиры дали
ей возможность перекинуться с Виталием несколькими словами.
После перерыва заседали долго: выступал адвокат, просивший суд о снисхож
дении с учетом положительных характеристик подсудимого. Он проникнове
нно говорил о целях и задачах уголовного наказания, должного помочь осуж
денному осознать вину и твердо встать на путь исправления.
Судья слушала адвоката с непроницаемым лицом, отставник-заседатель мор
щился, как от зубной боли, и. слегка массировал кончиками пальцев левую ст
орону груди. Молоденькая заседательница прижимала ладони к щекам, и видн
о было, что ей тоже хочется что-то сказать, но она не решается.
Прокурор иронично улыбался, а сестра, по-прежнему сидевшая в первом ряду,
внимала адвокату с видом неофита, приобщившегося к истине. У Виталия соз
далось впечатление, что защитник выступает специально для нанявшей его
сестры, честно отрабатывая гонорар, но ни на йоту не веря в действенность
своих слов.
Суд удалился на совещание, и Манаков почувствовал себя жутко усталым, вк
онец опустошенным. Хотелось одного Ц скорее бы все кончилось!
Приговор слушали стоя. Виталий пытался заставить себя сдержать нервную
дрожь, судорожно глотал тягучую слюну.
Ц Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республ
ики…
До чего же противный голос у судьи. Отчего она теперь совершенно переста
ла торопиться, хотя за окнами уже синеет вечер и нормальные люди заканчи
вают рабочий день? Тянет и тянет слова, будто стремясь отдалить момент, ко
гда произнесет:
Ц К четырем годам лишения свободы…
Ц Виталик! Ц Сестра зарыдала в истерике.
Манаков закаменел. В голове вертелись цифры: он пытался сосчитать, сколь
ко же это будет дней, но никак не получалось Ц мешало нечто непонятное, вс
е время отбрасывавшее его назад, к словам «четыре года лишения свободы».
Полторы тысячи дней? Как долго придется жить за проволокой, где свои зако
ны и понятия о целях и задачах наказания, совершенно отличные от писаных
на бумаге людьми, никогда не хлебавшими тюремной баланды…
Этап для отправки в колонию общего режима собрали на удивление быстро. О
чередной медосмотр Ц и вот поздно вечером Манакова вывели и под конвоем
доставили из пересылки на глухой, скрытый от посторонних глаз перрончик
железнодорожного узла на Красной Пресне. Там уже стоял спецвагон, а с ним
другой конвой. Вагон прицепили к нужному поезду, направлявшемуся к Ураль
ским горам, и осужденный Виталий Николаевич Манаков поехал к месту отбыв
ания наказания.
Дорогой, оказавшийся с ним в одной клетушке старый бродяга-алкоголик, де
лился воспоминаниями об ЛТП, где ему довелось побывать «на лечении».
Ц Худо, Ц показывая в жалкой улыбке синеватые беззубые десны, доверите
льно жаловался он Виталию. Ц Водочки, знаешь, как хочется? Аж скулы своди
т, и дрожишь. А тебя обыскивают, жратву, какая от родни передана, силком отб
ирают. Голодно. Работаешь частенько по двенадцать часов, а только заереп
енился, попробовал права качать, так вгонят насильно двадцать кубиков су
льфазина и «задеревенел». Не приведи господь, так лечиться. Выходных, поч
итай, и не бывало, а вечером, того и гляди, на «продленку» погонят, то бишь на
сверхурочные. Но денежек, какие ты заработал, если начальство прижало за
дницей картотеку и «сидит» на ней, и не думай потом получить!
Ц Но там же не тюрьма? Ц удивился Манаков.
Ц Не тюрьма, Ц горестно вздохнув, согласился бродяга, Ц однако, иные ЛТ
П похуже, чем крытки.
Ц Чего? Ц не понял Виталий.
Ц Крытка Ц тюрьма значит, Ц с усмешкой пояснил невольный попутчик. Ц
Ты лучше скажи, чего делать умеешь? Без рукоделия, парень, в зоне худо. Я вот
, к примеру, раньше художником по металлу был, потому надеюсь нормально пр
истроиться. Чеканку отобью для клуба или начальника отряда, замполиту по
могу стенгазетки нарисовать на три года вперед. За это мене и пачка чайку
перепадет, и сигареток дадут.
Ц Ничего не умею, Ц отвернулся к решетке двери Манаков.
Ц Худо, Ц опять вздохнул бродяга, устраиваясь подремать…
В зоне опять медосмотр, неизбежный изолятор Ц для карантина. Холодно, го
лые, давно не крашеные стены, остывший суп из вонючего сала, который хочет
ся выплеснуть в парашу, но приходится есть, чтобы не потерять силы. Изучен
ие правил внутреннего распорядка учреждения, тоска, бессонные ночи, загл
ядывающие в узкое, зарешеченное оконце чужие колючие звезды и злобный ла
й сторожевых собак.
Через десять дней он попал в отряд, получил место на двухъярусных нарах и
«прописку» Ц ночью потихоньку вставили между пальцев ног скрученные ж
гутиками бумажки и подожгли, устроив новичку «велосипед».
Вскоре его зачислили в разряд «мужиков», покорно тянущих лямку и не прим
ыкающих ни к активу Ц группе осужденных, входивших в секцию профилактик
и правопорядка, ни к верховодившим в отряде «культурным мальчикам» Ц кр
епким ребятам с накаченными мышцами, исповедовавшим культ грубой физич
еской силы. Все теплые места Ц в каптерке, банщиком, нарядчиком, Ц были з
ахвачены ими, и зачастую офицеры прислушивались к мнению этой группы, св
оими методами помогавшей им держать отряд в повиновении. И вообще, отряд
ные офицеры с осужденными старались почти не общаться, опираясь на брига
диров и завхозов. Не общались до тех пор, пока осужденный не совершит прос
тупок. Тогда, в наказание, Ц шизо, Ц штрафной изолятор, или ПКТ Ц помещен
ие камерного типа. Близкие к начальству не забывали выдвинуть себя на до
ску передовиков, что казалось Манакову жутким извращением и кощунством
Ц зона, осуждение и Доска почета? Ц внести свои фамилии в список на поощ
рение, получение разрешения на свидания.
Посылки, приходившие от сестры, как правило, отбирали «мальчики», но Вита
лий не пытался вступить с ними в конфликт: он видел, как заставляют выполн
ять норму за себя, принуждают к гомосексуализму. Однако нервы начали сда
вать, он понимал, что может не выдержать, сорваться, и тогда неизвестно как
повернется все дальше. Оставалась единственная надежда Ц сестра может
уговорить, умолить своего муженька, а у того есть связи. Он должен хоть чем
-то помочь: перевести на хорошее место, замолвить слово перед начальство
м. Но как дать знать сестре, как попросить ее о помощи?
Начинаешь в редкие свободные минуты писать письмо, а в голове бьется мыс
ль, что все твои послания пройдут через чужие руки. Как забыть об этом? Да и
скажешь ли все в письме? Получить свидание? Практически несбыточная мечт
а Ц кто же его даст, если не можешь выбиться в «передовики», не получается
контакт с начальством, которое похоже маленько сдвинулось умом от много
летнего общения с зэками. А войти с начальством в контакт, не одобряемый д
ругими осужденными, и того хуже…
Но ведь он смолчал, ни разу не вякнул о Мишке Ц «никого не взял с собой», ка
к говорят в зоне, Неужели Котенев этого не оценит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35