– Как приказать изволили! Ребятушек послал лихих, да обнаковенных. Самых что ни есть ловкачей-татишек. И то вить ни к чему пугать народишко нашими страхолюдинами, лишние толки-то гнать… – Пафнутий стрельнул глазками-бусинками на Нелли. – А сей младень, помнится мне, о прошлую встречу был девицею?
– Тебе что за печаль, о деле рассказывай, – Венедиктов положительно не утруждал себя правилами обязательности: ни с Панкратовым, ни с Гамаюновой, коей небрежным жестом приказал оставаться внизу, когда упомянул о ларце.
– Местопребывание-с они изволили иметь в местной гостинице, – угодливо зачастил Панкратов. – Священник, а при нем мальчишка.
– Или же другая девчонка в мальчишеском платьишке, темная?
– Может статься, благодетель, может статься! Кто ж недоростков-то разберет?
– И второй мужчина, вовсе молодой?
– Никак нет, только священник с недоростком.
– Странно, – Венедиктов поморщился. – Должен быть второй.
– Три дни назад, как въехали. Ящичек сей изрядно берегли, ребятушки следили. Священник выйдет прочь, мальчишка, тьфу, девчонка сидит сторожит, а как недоросток выбежит за обедом али в лавку, так уж священник из комнат ни шагу. Соскучились уж татишки мои подглядывать, а душегубствовать велено не было, чтоб, значит, неприметно дельце провернуть. А вчерашний день священник-то надолго ушел, часа на три.
– Куда? – жестко спросил Венедиктов.
– Виноваты, благодетель, ушмыгнул подворотнею так, что даже и сану неприлично. Не то чтоб слежку заметил, а просто уж больно ловок, молодой да ранний. Верно, в свычае у него криво-то ходить.
– Плохо следили.
Взгляд Нелли не мог оторваться от свертка. Да, скорей всего камни там – во что-то подобное как раз удобно было все украшения ссыпать, когда Катька их сняла.
– Наше окаянство, благодетель, вперед углядим. Только тем временем Митюшка, человечек мой, в петельки маслицем капнул да и вошел тихохонько в сапожках мягких. Уж сумерки были-с.
Нелли напряглась как струна. Катька! Жива ли Катька?!
– Глядит Митюшка, а мальчишка-то, тьфу, словом, недоросток, на столешню голову положил да и дремлет себе рядом с ящичком сном праведным, даже свечки не зажег. Понятно, скушно дитю в пустой каморке караулить. Митюшка руку-то просунул в ящичек, точно: побрякушки! А недоросток знай себе сны видит, даже всхрапнул. Обернул Митюшка ящичек тряпицею, да в дверь, да к черному ходу. А там уж со всех ног ко мне, а я в саночки да к благодетелю во всю лошадиную мочь. Изволите глянуть?
– Уж пускай природная хозяйка на место кладет. Разверни камни, Елена, – Венедиктов отошел к окну, снаружи уже запорошенному снегом по подоконнику, но еще прозрачному, не затянутому ледяными узорами.
Нелли подошла к столу, чувствуя себя механическою куклой, лишенною всякой воли. Саламандра печально глянула на нее с крышки ларца. Ларец же стоял перед бронзовой статуэткою сатира, у коего был сейчас такой вид, словно он вот-вот вскочит саламандре на спину. Экое все противное в этом дому! Нелли развернула грубую ткань, откинула крышку…
– Чему ты смеешься, девочка? Уж не больна ли ты? – Левая бровь Венедиктова в удивлении поднялась.
Но Нелли уж не смеялась, она хохотала, хохотала самым неприличным образом, точно ошалевший от игры в первые снежки дворовый мальчишка. Запустив обе руки в содержимое ящичка, она, набравши две полных горсти содержимого, соскользнула на пол, роняя дешевые безделки, что нашлись некогда в подаренном Кате цыганскою старухой узле.
Кольца, браслеты, цепи поблескивали в плотном ворсе ковра.
Панкратов в испуге зажал рукою рот.
– Что за оказия? – Венедиктов стремительно приблизился к столу, подцепил усыпанный красными камушками браслетик.
– Обманули дураков на десяток кулаков! – Нелли согнулась пополам. Отец Модест оказался хитрей, куда хитрей Венедиктова, теперь ужо поглядим, чья возьмет!
– Подделка. – Голос Венедиктова прозвучал ровно, точно бесстрастное бряцание металла.
– Батюшка, не губи!! – Панкратов, упавши на колени, проскакал на них через комнату к Венедиктову.
Венедиктов, не выпуская из руки браслетика, сильно сжал другою Нелли за плечо. Прикосновение его перстов было таким ледяным даже через суконную ткань, что Нелли перестала смеяться.
– Подделка, – повторил Венедиктов.
– Отец родной, выследим, догоним, поправим ей-же-ей! – Панкратов все хватал ускользающую полу его атласного бледно-голубого камзола.
– Теперь уж и догонять ни к чему, с часу на час сами пожалуют. Кто ж таков этот жрец? Зачем суется мне поперек дороги? Надобно захватить его живьем, мне должно с ним говорить.
– Говори, Хомутабал.
К восторгу своему, Нелли увидела в руках отца Модеста новехонькой пистолет с великолепною гравировкой по стволу. Надо признаться, впрочем, что восхитила ее отнюдь не гравировка. Катя, выглянувши из-за его спины, скорчила Нелли приветственную рожицу.
– Заряжен славным серебром, а я не промахиваюсь в монету на лету.
– В монету быть может, а в меня? – Венедиктов усмехнулся с видом человека, двинувшего шахматную фигурку для шаха. К ужасу Нелли, губы его прихотливо изогнулись словно бы для свиста.
– Первое – не зови никого, не к чему. Второе – я в тебя попаду.
– Тебе нельзя, жрец.
– Гиль. Ты ж не человек, а мне нельзя стрелять в человеков.
– Я живая душа, а ты блефуешь.
– Ты живое бездушие, и я выстрелю в тебя. А блефуешь ты, Хомутабал, поскольку знаешь, что от выстрела не умрешь, даже серебряная пуля угомонит тебя ненадолго, обычную же ты выплюнешь, словно ребенок – вишневую косточку.
Презабавная получается живая картина, вот только что она означает, мелькнуло в голове у Нелли. Венедиктов все еще вертел в перстах медную безделку, Пафнутий Пантелеймонов по-прежнему стоял на коленях, а сама Нелли сидела на полу среди разбросанных украшений.
Катя прошмыгнула в комнату, а за нею вошел Роскоф.
– Девица теперь затруднена царапаться, – произнес он и превесело улыбнулся, окинувши взглядом Нелли.
– Тож еще француз, Филипп, не можешь отличить девицу от старухи, – заявила Нелли. – Ей вить шестьдесят годов!
– Экая дура болтливая, – произнес Венедиктов с видимою досадой. Нелли увидала с полу, как носок его сапога двинулся к Панкратову. Наступивши тому на ногу, Венедиктов начал с силою на нее давить. Внимание, проступившее в крысиной мордочке Панкратова, словно бы тот к чему-то прислушивался, очень не понравилось Нелли.
– Отче… – позвала она отца Модеста, все еще державшего Венедиктова под неподвижным прицелом.
Но окаянный Пафнутий опередил Нелли: вскакивая, он на ходу цепко ухватил девочку под микитки и метнулся с нею вместе, видно сдуру, в самый дальний угол комнаты.
– Пусти, ты, крыса!
Нелли принялась со всех сил рваться и лягать Панкратова каблуками. Тот подпрыгивал, но хватки не разжимал.
– Немедля выпусти дитя, негодяй! – гневно крикнул Роскоф.
В то же мгновение Венедиктов сдвинул на столе бронзового сатира, и обитая гобеленом панель рядом с Панкратовым отодвинулась. Повеяло затхлой чернотою.
– Стойте все! – Венедиктов высоко поднял белую, безукоризненной формы руку. – Ты проиграл, жрец! Мой слуга уволочет девчонку в такое место, где уж ее тебе наверное не достать. И стена за ним закроется прежде, чем вы успеете обогнуть сей обширный и неудобный стол. Изнутри там металлический засов. Покуда вы его выломаете, они уж будут далеко. Не сыщешь! Меня тебе в плен не взять, ты знаешь, что вам самим лишь бы унести ноги. Единственно, коли ты так хорошо стреляешь…
Нелли, продолжая пихаться и брыкаться, увидела, как побелело лицо отца Модеста. Аж губы посинели, словно он потерял всю кровь. Как… как Псойка. Но чего он так испугался?!
– Да стреляйте же, отче, в меня не попадете! – Нелли чувствовала, как Панкратов всем телом подался к лазу, право, точно крыса к норе.
– Да, слуга мой человек, – Венедиктов странно облизнул губы. – Но коли ты не убьешь его сейчас, девчонки тебе вовек больше не видать. Ну а убьешь, сам знаешь, не превращать тебе больше вино в кровь! Да не пробуй слегка ранить, знаю я твою повадку! Так он вить и раненый ускользнет с девчонкою, щель-то рядом!
Черные глаза отца Модеста горели на белом лице, словно оно превратилось в нецветной рисунок тушью. Дуло его пистолета потихоньку начало переползать с Венедиктова на Пафнутия.
– Тебе может еще повезти, – с расстановкою рассуждал Венедиктов, издеваясь. – Ну как человечишка выживет? Попробуй метнуть карту!
Дуло пистолета переместилось.
Нелли рванулась вновь, но тут прогремел выстрел.
Безграничное изумление в лице отца Модеста успела заметить Нелли, прежде чем рухнула на пол вместе со взвизгнувшим Панкратовым.
Зазвенели шпаги, в комнате шумели и топали, а Пафнутий, упавший сверху на Нелли, завывал, прижимая руки к груди. Противные брызги летели прямо в лицо, но Нелли понемногу выдиралась из-под придавившего ее раненого.
– А сие неплохо! – весело кричал где-то рядом Роскоф. – Давненько я не упражнялся с таким противником!
– Ой, лишенько, ой, насмерть поубивал! – причитал над ухом Панкратов. Поднявшись, Нелли увидела, что Роскоф бьется с кинувшимся на него
Венедиктовым, пытающемся прорваться к дверям. До чихоты пахло порохом. Позади отца Модеста стояла Катя, и пистолет в ее руках дымился.
– Пропустите его, Филипп! – крикнул священник. – Вы слабы после раны, а шпага Ваша его не сразит! Пусть уходит покуда, слышите?!
Роскоф повиновался с большой неохотою.
Венедиктов выскользнул в дверь. В комнатах остался только истекающий кровью Панкратов.
– Ой, лишеньки, беда-горюшко, – безостановочно бормотал он.
– Выживет, пожалуй, – с сожалением предположила Катя. – Больно уж жиловатый.
– Но вить он найдет какую подмогу либо оружие в доме! – воскликнул Роскоф, обращаясь к отцу Модесту.
– Пусть его находит, – отец Модест, ухвативши вычурный табурет на тонких ножках, забил его меж косяком и ручкою двери. – Веревка при Вас, Филипп?
– Не лучше ль воспользоваться ходом?
– Ты чего, барин, с дуба упал, он, может, в двух верстах от лошадей! – гневно воскликнула Катя.
– Бог знает, куда он ведет, – отец Модест легко улыбнулся.
Откуда-то промеж пуговиц на животе камзола Роскофа заскользила толстая веревка. Ровно паутинка из паука – Нелли фыркнула.
Отец Модест, не дожидаясь, покуда вервие появится целиком, ухватил конец и принялся прилаживать его к козлобородой горгуле, украшавшей оконную раму.
Катя дернула створки: снежный буран ворвался внутрь, словно неся в себе что-то чистое и живое. Белоснежные звезды крупных снежинок вмиг легли на толстые ковры и парчовые драпировки.
– Вона твои плащ с шапкою, – ворчливо заметила Катя, когда Нелли кинулась к окну, с ей самой непонятной жадностью во все легкие вдыхая морозную прохладу.
– А ваши-то где?! – Только сейчас Нелли заметила, что все трое ее избавителей были без верхнего платья и с непокрытыми головами.
– Внизу остались, Его Преподобье сказал, лишняя одёжа в потасовке мешается.
Повязавши веревку на шею горгулы, словно собирался ее повесить насмерть, отец Модест прыгнул на подоконник. Веревочный моток со свистом полетел наземь.
– Нелли, гляди! Ты перебираешь веревку и идешь по стене, словно по ровному месту. Это вовсе не сложно. Только не наступи на стекло, как дойдешь до нижнего окна. Ступай по раме! Примечай, как я пройду.
Отец Модест, упершись снаружи о подоконник, откинулся спиною назад, скользя ладонями по веревке.
Нелли, свесившись из окна, наблюдала, как он пошел вниз, осторожно переступая сапогами по стене.
– Теперь ты! – Катя слегка подтолкнула подругу. – Давай живей, времени нету!
– А ларец? – забеспокоилась Нелли. – Я его не оставлю Венедиктову!
– Да ладно, я с ларцом твоим спущусь, не впервой! – Катя расхохоталась. – А ему уж, так и быть, подарим побрякушки старой Зилы.
Натянувшаяся веревка жгла руки, и было странно идти спиною вперед, ступая по вертикали. Отец Модест подхватил Нелли много раньше, чем ноги ее добрались до земли.
Следом уже лезла Катя, обремененная шкатулкой. Роскоф спустился последним.
– Скорей к лошадям! Вот-вот он устроит погоню!
И беглецы со всех ног пустились бежать по белому парку, словно ничего не было проще и никогда не шастала в тени его деревьев пиявкоподобная нечисть.

Глава L

По дороге Нелли начал колотить озноб. Под плащом Роскофа, на чьей лошади она скакала впереди седла, не было беспокойства от ветра, да и собственный плащ вполне ее грел. Однако дрожь все усиливалась, хуже того, руки и ноги сделались какими-то тряпочными.
– Филипп, я не могу держаться сама, – растерянно воскликнула она.
– Я удержу тебя! – Роскоф перехватил поводья. – Потерпи, уж скоро мы будем на месте.
Дороги Нелли не увидала, задремав в полукольце надежной дружеской руки. Скок усыплял, а остановка ее разбудила.
– Ну слава Богу, добрались, – донесся до Нелли голос отца Модеста, но откуда-то издалека.
Филипп спрыгнул с лошади, не выпуская Нелли из рук. Она увидела только высокие ветлы, припорошенные снегом.
– Господи, неужто и она израненная?! – встревоженно воскликнула Параша, выскочившая на крыльцо.
– Не пугайся, Прасковия, с Нелли все хорошо, – отозвался отец Модест.
– Не думаю, чтобы хорошо, – Роскоф озабоченно укладывал девочку на тот самый диван, на котором дней за десять до того едва не истек кровью.
– Это пройдет, – отец Модест опустился на колени у изголовья. – Что с тобою сейчас, маленькая Нелли?
– Это смех, только мне страшно, – слабо откликнулась Нелли. – Ужас как страшно, его-то слуги вить кровопийцы. Там я не боялась, а теперь отчего-то боюсь.
– Просто умеешь ты собирать силы душевные в тяжелый час. Хорошее качество, маленькая Нелли. Не стыдись своего страху. Прасковия, сварила бы ты горячего питья.
– Да уж поставлено, – Параша чем-то гремела у печи.
Экое блаженство! Дружеские руки заботливо освобождали Нелли от намокшего плаща и сапог, грели ее ладони в своих, подтыкали подушки под голову, подносили к губам горячий серебряный стакан, исходящий соблазнительным паром. Поначалу Нелли не могла даже различить, кто что делал вокруг нее, все руки, все лица были равно отрадны зрению и телу.
– Отче, а как же Вы управились с асакками? – спросила она, едва животворное тепло напитка начало оказывать свое действие. – Их кишмя кишело в парке, я не чаяла, что до меня можно добраться живыми.
– Да наверное ли ты можешь слушать? – отец Модест сидел на дощатом полу с мальчишескою непринужденностью. Роскоф уселся в изножии, переложив озябшие ступни Нелли себе на колени, Катя же, обойдя с другой стороны, склонилась над нею, облокотясь о диванную спинку. Что до Параши, то она сновала по всему дому, подтапливая печь, от которой шел головокружительный дух упревающего гречневого варева.
– Я хочу слушать, – капризно возразила Нелли.
Ноздри ее все втягивали запах Парашиной стряпни. Греча пахла так обыденно, и сие так противуречило изысканным странным блюдам, подававшимся в усадьбе Венедиктова, что Нелли казалось, она пробуждается от тяжелого, небывалого сна.
– Разговор непростой. Видишь ли, дитя, вить вся эта мелюзга нечисть, иначе – нежить. Люди не так уж часто сталкиваются с нежитью, чтобы хорошенько помнить, что усмирить ее можно прежде всего молитвой.
– Всего-то навсего? Если асакка захочет высосать твою кровь, довольно прочитать молитву?
– Не так просто, но в общем да, довольно. Во всяком случае, мне удалося их усмирить на время.
– Постойте-ка! – Нелли даже приподнялась. – А от плохого человека молитва поможет? Хотя бы от грабителя на дороге?
– Нет, – холодно отрезал священник. – То есть не можем мы, как христиане, сего вовсе исключить, но рассчитывать лучше на шпагу.
– Но почему?!
– Да потому, маленькая Нелли, что грабитель – такой же человек, что и ты. Слишком выгодно и просто было бы следовать правилам религиозным, когда б возможно было уповать на пользу молитв. Слишком невыгодно и неосмысленно было бы совершать зло, когда б воздаяние неминуемо настигало грешника на земле. Изгнавши нас из садов Эдема, Господь наделил нас свободою выбора. Сие в том числе свобода быть добрыми либо дурными. И она дорогого стоит, маленькая Нелли. Если сердце наше утверждается в Добре, то не из-под палки, не из страха наказания, а в преодолении собственного греха. Помните, кстати, Филипп, наш разговор в Новгороде? – отец Модест с живостью оборотился к Роскофу.
– Что все чаще поговаривают католические богословы о том, будто-де дева Мария рождена не обыкновенною девушкой, а очищенной от греха? Отец упоминал, что, покуда стоит орден благочестивых доминиканцев, сия ересь не пройдет.
– Все величие подвига обыкновенной земной девушки, познавшей Благовещенье, постигшей предначертание родить Бога, сводят они к пустяку! – глаза отца Модеста сверкнули гневом. – Экая заслуга совершить подвиг, когда тебя заранее очистили от всего греховного!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69