Но она, хорошо меня зная, поняла мои намерения и бросила мне быстрый предупреждающий взгляд.— Мне сказали, недели через две я смогу начать по немногу репетировать. Пожалуй, через месяц я уже вернусь на сцену. Ноги сначала будут как деревянные, — говорила Дженет.— Смотри, не перенапрягайся. Лайза Феннел вполне справляется.— Эта новенькая! Как ей повезло! Уже два выхода!— И все из-за моего желудка.— Я читала газеты. Пожалуй, это не тот случай, когда на следующее утро просыпаешься знаменитостью, да? — добавила она с нотками удовлетворения в голосе.— Такое бывает только в романтических мечтах, ты же знаешь.— Иногда так случалось. Но не с Лайзой.— Она еще совсем недавно на сцене, — сказала я в ее защиту. — И в самом деле выступала совсем неплохо.— «Совсем неплохо» говорят из вежливости, чтобы не сказать «не совсем плохо», — сказала Дженет. — Вот я бы сумела их расшевелить.— Вижу, что я допустила оплошность, — рассмеялась мама. — Мне следовало бы еще пару раз полежать с приступами.— О, нет, нет! — вскричала Дженет. — Я вовсе не то хотела сказать! Я была в ужасе, когда узнала об этом.— Все в порядке, дорогая, я понимаю. Все это вполне естественно. Как говорится, что одному на пользу, другому во вред. Что ж, в данном случае это, действительно, было во вред. Впредь буду осторожнее. А ты не волнуйся. Однажды ты станешь знаменитой, создашь себе имя. Удивительно, что значит имя. Если тебя постоянно хвалят, люди начинают считать, что ты и вправду хороша. И чем больше им об этом твердят, тем искреннее они в это верят. Эта мысль поселяется в их головах, прежде чем они успевают что-либо сообразить.Когда мы вышли от Дженет, мама сказала:— Бедная, как ей сейчас тяжело. Скорее бы она снова смогла танцевать.Лайзу очень заинтересовало известие о том, что мы ездили навестить Дженет Дэар.— Не скоро она снова сможет выйти на сцену, — сказала я.— Это, наверное, тяжело. Я знаю, что она должна сейчас испытывать.— Она думает, пройдет еще не меньше месяца. Мама считает, что целых полтора. Если бы нужно было только петь, она бы смогла. Но вот с танцами сложнее.— Родерик Клеверхем редко бывает в театре, не так ли?— Да, редко. Он приезжает в Лондон только на несколько дней. Ему приходится заниматься поместьем.— Оно, наверное, огромное.— Я никогда не была там, но, судя по тому, что он рассказывал, не маленькое.— Это, должно быть, прекрасно! Чарли, его отец, такой хороший человек. А мама у него какая?— Я не знакома с ней.Лайза понимающе улыбнулась.— Надо полагать, вы не дружите домами. То есть, я хочу сказать, когда Чарли приезжает в Лондон, он почти всегда здесь, а он ездит в Лондон часто, если учесть, что у него загородное поместье.Надо отдать ей должное, Лайза по-житейски правильно поняла ситуацию. Преданность Чарли моей маме была очевидна. Они были как супружеская чета, но не в период первой пламенной страсти, а когда она уже достигла счастливого состояния взаимопонимания и глубокой привязанности, основанной на спокойной и бескорыстной, ничего не требующей взамен дружбе.Лайза продолжала расспрашивать меня о семействе Клеверхемов и, незаметно для себя, я рассказала ей все, что знала о доме в Кенте и о леди Констанс.Она ловила каждое мое слово.— А ты, — сказала она, — ты ведь очень дружна с Родериком Клеверхемом?— Мы встречались несколько раз.— Хотя он и не приходит к вам в дом.— Он мог бы прийти. Мама была бы только рада видеть его здесь.— Но он все-таки не приходит. Только устраивает ваши встречи где-нибудь на улице?— О, нет, мы просто так встречались.— Я понимаю, — казалось, ее это забавляет. — Он теперь довольно часто бывает в Лондоне, не правда ли?— Так все делают, что в этом такого? Человеку может нравится жить за городом, но время от времени неплохо выбраться в столицу.— Ну да, как его отец, — улыбнулась она своим мыслям. — Долго он еще пробудет в Лондоне?— Не знаю.— Кажется, он упоминал, что останется здесь до конца недели.— Ах, да. Я теперь вспомнила. Вижу, он тебя очень заинтересовал.— Меня все интересуют, и он в том числе. Также, как его отец и Дезире, и ты. Меня всегда интересуют окружающие меня люди. А тебя — разве нет?— Думаю, что да.Однако я чувствовала, что ее особенно занимает Родерик Клеверхем.Потом это случилось снова. Было около трех часов пополудни. Мама отдыхала, как она это обычно делала перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.Она лежала на кровати и, войдя в комнату, я сразу заметила, что с ней что-то не так.— Что с тобой? — спросила я.— Опять эта дурацкая тошнота подкатывает.Меня охватила тревога.— Ах, нет! — вскрикнула я.— Сейчас пройдет. Когда это случается, кажется, что приступ обязательно повторится. Но это просто воображение, вот и все.— Тогда лежи и не двигайся, может быть, оно и пройдет.— Да, дорогая. Я надеюсь, что пройдет. Наверное, это на нервной почве. Эта противная графиня слишком на долгое время вошла в мою жизнь.— Но спектакль идет еще не так уж долго.— Со мной так бывает. Через какое-то время роль начинает надоедать, и уже хочется чего-то нового. Я по натуре непоседа. Не волнуйся, все будет хорошо. Тебе что-нибудь нужно? Поэтому ты пришла?— Нет, ничего. Я просто хотела проверить, не спишь ли ты. Тебе сейчас лучше?— Пожалуй, нет, дорогая. Я уже начинаю опасаться, что это опять повторение тех же приступов, что раньше.— Может быть, послать за доктором?— Нет, нет. Он опять скажет, что я что-то съела.— А что ты ела?— С прошлого обеда и стакана молока после спектакля почти ничего. Только кофе с тостами на первый завтрак и немного рыбы — на второй.— Опять рыба?— Но я часто ем рыбу.— Очень странно. Меня это беспокоит.— Ах, моя дорогая, не стоит волноваться. Все пройдет. Я ведь здорова, как лошадь.— Но эти приступы. Они становятся слишком частыми.— Дорогая, я вижу, тут уже ничего не поделаешь. Придется сообщить Долли.Теперь уж я разволновалась не на шутку. Это уже в третий раз в течение сравнительно короткого промежутка времени. Что-то нужно делать.Долли был в отчаянии. Ему и без того пришлось дважды переживать эту неприятность и вот сейчас — в третий раз. Похоже, это становится традицией.В пять часов дня у мамы уже не оставалось сомнений в том, что играть она сегодня не сможет. К этому моменту Долли был уже вне себя от гнева. Что скажут зрители на этот раз? Они решат, что нет смысла заказывать билеты — все равно никогда не знаешь, на что попадешь. Газеты получат возможность сполна насладиться скандалом. Они и без того уже намекали, что недомогание Дезире объясняется ее пристрастием к алкоголю. Такие вещи не проходят даром для репутации актрисы. Кто снова поверит в эти приступы разлития желчи?Я тоже в них не верила и ужасно боялась, что настоящая причина кроется в чем-то другом, а вовсе не в съеденной плохой пище. Марту мучили те же опасения. Она отводила взгляд, бормоча что-то себе под нос.— Завтра мы пригласим другого доктора, — заявила она. — Хватит с нас этого трясущегося старика, доктора Грина.Но главной заботой был вечерний спектакль.Лайза нервничала. Как любая актриса, она, конечно, мечтала о мгновенной славе. Едва ли у нее это получилось. Мне даже казалось, что ее выступления принесли ей больше вреда, чем пользы. Но она не теряла надежды. Сегодня должна была состояться ее третья попытка. И я знала, что она все время репетирует роль.Мама сказала мне:— Сегодня поезжай обязательно. Думаю, это поможет Лайзе, если она будет знать, что ты там. Робер в Лондоне, он поедет с тобой.Я не хотела показывать ей, насколько меня встревожило ее состояние, поэтому согласилась. На следующий день мы с Мартой вместе решим, что же нам следует делать. Вызовем специалиста и попытаемся выяснить, нет ли тут чего-то серьезного.Перед самым отъездом Лайзы в театр я переговорила с ней.Она была бледной и напряженной.— Ты знаешь, я решилась на один отважный поступок, — сказала она. — Не знаю, что меня толкнуло на это. Я написала записку Родерику Клеверхему и пригласила его прийти сегодня в театр, так как я буду играть главную роль.Я была поражена.— Как ты полагаешь, что он подумает? — продолжала она. — Наверное, не придет?— Но почему ты это сделала? — спросила я.— Просто я чувствую, что мне необходимо, чтобы в зале были все мои друзья. Все, кого я смогу собрать.— У тебя все будет хорошо, — сказала я. — Но не знаю, придет ли он.— Он же говорил однажды, что хотел бы посмотреть мое выступление.В тот момент я не могла думать ни о чем другом, кроме болезни мамы. Я жалела, что не могу немедленно обсудить это с Мартой. Чарли в это время в Лондоне не было. Он бы все понял и помог найти нужного специалиста. А мы собирались это сделать. Так решила Марта и я тоже.В тот вечер я была довольна Робером. Он имел обыкновение заказывать ложу на все мамины спектакли заранее, так что мы могли использовать ее в любой момент по своему желанию.Робера очень беспокоило состояние мамы, и я поняла, что могу быть с ним так же откровенна, как с Чарли.— Меня это очень тревожит, — произнес Робер.Я рассказала ему, что завтра мы собираемся настоять, чтобы мама показалась специалисту. Мы считаем, что доктор Грин не достаточно хорошо в этом разбирается.— Ты думаешь, это в самом деле что-то очень серьезное?— Видите ли, это повторялось уже трижды за такой короткий срок. Если она отказалась от сегодняшнего спектакля, значит действительно почувствовала себя совершенно больной. Так не может больше продолжаться. Мы боимся, что тому может быть какая-то причина, какая-то внутренняя болезнь.— Она всегда выглядит такой жизнелюбивой.— Здоровой, энергичной, — подсказала я. — Мне лучше было бы остаться с ней, но она и слышать об этом не хотела. Говорит, Лайзе будет нужна моя поддержка.— Вот и мне она сказала то же самое. Ах, милая Дезире, она всегда думает только о других.— Да. Я так за нее волнуюсь.Он взял мою руку в свою и сжал ее.— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал он.Я посмотрела вниз. В десятом ряду партера я заметила Родерика. Он взглянул вверх, на нашу ложу и помахал рукой. Значит, он все-таки пришел посмотреть Лайзу.Я пыталась представить себе, что же будет дальше. В этот момент Долли вышел на сцену и произнес свою речь. Зрители были ошеломлены. По залу прокатился ропот.Казалось, Долли потерял рассудок от горя: прижав ладонь ко лбу, он застыл в позе глубокой печали, потом отважно взглянул в зал.— Дезире в отчаянии. Она надеется, что вы сможете ее простить. Поверьте, если бы она была в состоянии ступить на эти подмостки, она бы это сделала.Один-два зрителя вышли из зала. С замиранием сердца мы ждали, что за ними последуют другие. Прошло несколько секунд в напряженном ожидании. Потом зал успокоился.Зрители пришли насладиться спектаклем, это было частью их вечерней развлекательной программы и хотя, возможно, они не получат того, на что рассчитывали, все решили остаться.Занавес поднялся. Запели хористки, ряд их разделился надвое и перед зрителями предстала Лайза. «Мадам, что вам угодно?» Она вложила в роль все, что могла. По-моему, у нее хорошо получилось.«Господи, пусть она им понравится, » — молилась я.В ложу бесшумно вошел Долли. Он молча сел, глядя больше на зрителей, чем на сцену.Через некоторое время напряжение спало. Все шло не так уж плохо. Я почувствовала, что Долли позволил себе немного расслабиться.В антракте он вышел. Робер сказал:— Все идет хорошо, как ты считаешь? Эта молоденькая девушка… Она, конечно, не Дезире, но молодец, а?— Да. Она в этой роли всего третий раз и с каждым разом все лучше и лучше, — согласилась я.— Это для нее серьезное испытание.Дверь приоткрылась, и в ложу заглянул Родерик.— Привет! — воскликнула я. — Я видела тебя внизу, в партере. Робер, познакомьтесь, это Родерик Клеверхем, сын Чарли. Родерик, это мсье Робер Бушер.Они обменялись рукопожатиями.— Ты хорошо сделал, что пришел, — сказала я. — Лайза будет рада.— Как себя чувствует твоя мама?— Опять такой же ужасный приступ. Мы хотим уговорить ее показаться специалисту. Марта настаивает на этом и я с ней полностью согласна. Так больше продолжаться не может. Как тебе нравится спектакль?— Очень нравится. Правда, я сижу далековато от сцены, но это лучшее, что я сумел достать почти перед самым началом спектакля.Я взглянула на Робера и сказала:— Это ложа мсье Бушера, и он любезно позволяет нам пользоваться ею.— Конечно же, переходите к нам, — поспешил пригласить его Робер. — Здесь очень хорошо видно сцену, за исключением одного угла — правого. Но обычно ничего важного там не происходит.— Это очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием так и сделаю.— Ты надолго в Лондоне? — спросила я Родерика.— Нет. Я всегда приезжаю на короткое время. Много дел дома.— А твой отец?— Он сейчас дома. Думаю, скоро он приедет в Лондон.Зазвенел звонок. Занавес вот-вот должен был подняться. Я с интересом наблюдала, как Родерик следит за Лайзой.— У нее хорошо получается, я рада, — сказала я.Он кивнул.И вот занавес опустился в последний раз. Лайза с нескрываемой благодарностью принимала аплодисменты. Они не были слишком долгими. Будь на ее месте мама, овациям не было бы конца.Мы пошли к Лайзе в гримерную, чтобы поздравить ее с успехом. Она пребывала в странном состоянии, то и дело переходя от радости к отчаянию, и казалась очень хрупкой и легко ранимой. Мне стало жаль ее, и я чувствовала, что Родерик испытывает то же самое. Случай, на который она возлагала столько надежд, видимо, не оправдал ее ожиданий.— А что, если я приглашу вас на небольшой ужин, — предложил Родерик, — вас, Ноэль и, может быть, мсье Бушера?— Великолепная идея! — воскликнула Лайза.Робер с извинениями отказался, а я сказала, что хочу поскорее вернуться домой, узнать, как себя чувствует мама.У Лайзы вытянулось лицо, Родерик тоже выглядел расстроенным.Робер сказал:— А почему бы вам не пойти вдвоем? Именно это вам сейчас нужно, мадемуазель Феннел. Посидеть за ужином, расслабиться, снять напряжение. Ведь то, что вам сегодня пришлось пережить, это настоящий стресс, не так ли? Да, это пойдет вам на пользу — поболтать, посмеяться, забыться. Я отвезу Ноэль домой.— За Мартой и мной должен заехать Томас, — сказала я.— Тогда мы втроем поедем в экипаже. А эти двое отправятся ужинать.Родерик выжидательно посмотрел на Лайзу. Я поняла, что всем своим видом он показывает, что тоже хотел бы поехать с нами, узнать, как здоровье мамы, но Лайза выглядела такой подавленной. И Робер был, конечно, прав, говоря, что ей нужно расслабиться. Что же касается Родерика, сделав предложение, вряд ли он мог взять теперь свои слова назад. Таким образом, было решено, что Родерик и Лайза отправятся ужинать, а мы поедем к нам домой.Когда мы приехали, Робер сказал, что подождет наших сообщений о здоровье мамы, и мы сразу же пошли к ней в комнату.Марта постучала в дверь. Ответа не было.— Заснула, — шепнула она. — Хороший признак.Она приоткрыла дверь и заглянула в комнату. В лунном свете я разглядела, что постель мамы пуста. Мы в страхе вбежали в комнату. И тут мы ее увидели. Она лежала на полу. Мне сразу бросилось в глаза, что голова ее как-то неестественно запрокинута. Потом я заметила на ее лице кровь.Я бросилась вперед и опустилась перед ней на колени.Она выглядела очень странно, совсем непохожей на себя. В отчаянии я окликнула ее. Она не двинулась, не ответила мне, и что-то смутно подсказало мне, что я уже никогда не услышу ее голоса.Сейчас ту ночь я вспоминаю, как беспорядочную цепь событий. Помню, все, кто был в доме, столпились в этой комнате. Среди них был Робер. Все были потрясены и не могли заставить себя осознать случившееся. Приехал доктор Грин.— Видимо, она упала и поранила себе лоб о край туалетного столика… и нанесла себе другие повреждения.Ее отвезли в больницу, но к этому времени мы все уже понимали, что ничего нельзя сделать. Мы потеряли ее. Я пыталась себе представить, как буду без нее жить, без ее голоса, смеха, шуток, без ее жизнерадостности. Мы лишились всего этого за несколько часов.Сначала сознание отказывалось воспринимать случившееся. Мне казалось, что я никогда не смогу этого сделать. И жизнь уже никогда не станет для меня прежней. Я просто не могла себе представить мою жизнь без нее, мысль эта казалась невыносимой. Мама была центром моего существования, и вот ее не стало за одну ночь.Почему я не была с ней тогда? Я бы поддержала ее, не дала ей упасть. Все это случилось, когда я сидела в театре и, ничего не зная, беседовала с Родериком, Лайзой и Робером. И вот ее нет. Навеки.Было уже за полночь, когда вернулась Лайза, веселая и оживленная. Несомненно вечер с Родериком доставил ей большое удовольствие. Лишь только взглянув на меня, она спросила:— Что случилось? В чем дело?Я ответила:— Мама умерла.Побледнев, она смотрела на меня широко открытыми глазами.— Она встала с постели, должно быть, у нее закружилась голова. Она упала. И от сильного удара… она умерла.— Нет! — закричала Лайза. — О, нет!Она потеряла сознание.Придя в себя, она все повторяла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41