– Ну и что? – выразил кто-то вслух общее недоумение. – Не она первая… И явно не последняя.
– Жалко девчонку, – тихо сказала Джеанна. – Она же больше ничего в этой жизни не хочет, только танцевать… Там балетмейстер на себе волосы рвет. Говорит, она лучшая из всех, кого ему повидать удалось за всю жизнь… А они ее в деревню.
– Ну, что ж наставники-то…
– У нее сердце больное, – медленно пояснила Джеанна, машинально прикоснувшись ладонью к своей груди, к пришитой слева металлической пластинке, и мимолетно поморщилась. Привычка, от которой ей, видно, никогда не избавиться. – Даже у нас ничем ей помочь не смогли.
– Так ведь тогда и не поделаешь ничего…
– Не в этом беда, – сказала девушка. – Она знает, что может умереть. Но все равно хочет танцевать во что бы то ни стало. Понимаешь? Это сильнее ее… Дракон может ее убить, но она говорит, что это будет счастливая смерть и другого ничего ей не хочется…
– Сумасшедшая, – тихонько, с трепетной завистью пискнула какая-то первокурсница.
– И родители ее тоже знали об этом… – продолжила Джеанна. – Привезли ее сюда три года назад, гордые были. А вот теперь потащили домой… Думаешь, о дочке заботятся? Или, может, боятся, что соседи напомнят, что их дочка в Гнезде?
– Злая ты, Джеанна, – проворчал кто-то. – И в людей не веришь.
– А с чего мне в них верить?
Со стороны Гнезда, широко шагая и не замечая никого вокруг появился наставник Крато, самый молодой из всех преподавателей Гнезда. Позапрошлогодний выпускник. Подошел к нам, остановился рядом, разжигая узкую трубку. При этом руки у него заметно тряслись, а на щеках таяли пунцовые, лихорадочные пятна,
– Провались оно все, – невнятно проговорил он, ни к кому особенно не обращаясь. – Провались…
Никто ни о чем не стал переспрашивать. Все и так знали, что о чем идет речь. Сегодня утром к нам, в Гнездо явилась целая толпа людей, требующих или просящих немедленно вернуть им детей, поступивших с весенним набором. Событие по любым масштабам небывалое. Отдать своего ребенка в Гнезде издавна считалось почетным и престижным делом, особенно если речь шла о нашем учебном заведении. Гораздо чаще наставникам приходилось слышать слезные мольбы родителей о принятии их чада сюда. И если мальчик или девочка покидали Гнездо, то только по собственной воле или получив выпускной диплом. Даже лишившиеся драконов дети очень редко отправлялись домой, оставаясь в Университете при Гнезде. Возможно, в нашем Гнезде проблем особых не возникало просто потому, что большинство здешних Птенцов были или сиротами, или отказниками. Многие родители, особенно из глухих провинции, спешили избавиться от детей с проклятой, по их мнению, кровью и сами отдавали малышей, чтобы больше никогда не вспоминать о них. Впрочем, были и нормальные люди, которые время от времени навещали своих ребят, беспокоились о них, но никому как-то в голову не приходило забрать свое чадо обратно. Честно говоря, у меня лично давно сложилось впечатление, что предложи большинству из них забрать домой Птенца, чтобы тот снова жил с ними под одной крышей, ел ту же пищу, зарабатывал себе на жизнь как все – так они отшатнутся от тебя, как от прокаженного. Как Птенец может жить обычной жизнь? Он же Птенец! У него же дракон!.. Ну, и так далее. Словно речь идет о заразном больном. Или сумасшедшем.
– Они погубят их, – уныло продолжил Крато, поглаживая свою так и не разожженную трубку. – Погубят, и сами не заметят… Если, кто и способен придушить новорожденного дракона, так это самые близкие к будущему всаднику люди. Любовью, заботами или упреками и ненавистью они уничтожат их… А среди новичков есть такие ребятишки!.. – Он тяжко вздохнул, обвел нас погасшими глазами, вздохнул. Взгляд его остановился на мне и ненадолго прояснился: – Какое счастье, что твои родители, Кир, никогда не объявлялись.
– Гм, – слегка опешил я. – У нас с вами разные представления о счастье…
Он меня не слышал. Махнул рукой и побрел, глядя в никуда. Мы переглянулись.
Со всего нашего курса, из одиннадцати человек, настоящие родители были только у троих – у Вейто, Имеритты и Нихора. Мать Вейто раз или два приезжала, навестить его. Имеритту родители отдали навсегда и больше не вспоминали о ней. Нихор летом ездил домой, к своей многочисленной родне. У Чаро родители погибли во время наводнения, но родственников у него осталось предостаточно и те часто звали его к себе в гости. О родичах вечной троицы – Каляки, Мелемины и Шаура никто никогда ничего путного не знал. Аяра продал Гнезду дядя, спешивший избавиться от наследства своего сгинувшего брата-разбойника, Джеанну привезли двое заезжих торговцев, перекупив ее в доме свиданий. Аллиу нашли на дороге (ей было лет пять), а меня отыскали в лесу.
Конечно, не на всех курсах картина была столь же удручающей. Были и вполне благополучные семьи, имелись и бабушки с дедушками. Кое-кто из Птенцов даже жил в Городе, являясь в Гнездо только на занятия. Видимо, нашей компании особенно не повезло.
Впрочем, быть может, не зря твердят, что драконы охотнее рождаются в несчастье? Не зря же пресловутое Око Драконов символизирует неустроенность и смуту?
Хроники охотника за драконами. Сейчас.
Ароматный, горьковатый и хмельной дым разрежал сумрачные недра заведения, придавая окружающей атмосфере зыбкость и необязательность. Сидели рядом люди, выпивали, болтали, перемещались – их присутствие рядом уместно и ощутимо, но ненавязчиво, как грамотная театральная декорация…
– Так теперь вы определенно намерены уехать? – с заметным огорчением и уже в который раз спросил стажер (Хотя какой он теперь стажер? Он теперь полноправный член коллегии следователей и в кармане хранит собственноручно подписанный главой Коллегии патент. Но привычка называть его так осталась… ).
– Да, мои дела здесь окончены, – отозвался Робьяр, откидываясь на спинку жесткого деревянного кресла.
– Жаль, жаль, – произнес доктор Бумбен, также расплывшийся в своем кресле с максимальным комфортом и плотоядно наблюдавший, как служитель расставляет на столешнице вторую порцию напитков. – Нам определенно будет вас не хватать… Да и в городе осталось немало занятных дел.
– Это уж вы как-нибудь сами… – пробормотал Робьяр, с опаской пробуя только что поданное вино.
Нет, знакомый мерзкий привкус не вернулся. Да и с чего бы? Он ведь одержал очередную убедительную победу. Газеты, кипу которых притащил сияющий стажер, кричат об этом на разные голоса, но одинаково восторженно. Только отчего ему все кажется, что он потерпел поражение? И радость какая-то блеклая, словно разведенная ядовитой темной краской. Той самой, что напечатаны газетные тексты…
«Новый триумф знаменитого сыщика Робьяра!» – вопили газетные заголовки. – «Чудовище из подземелий наконец поймано!» – Каждый восклицательный знак забивается, как гвоздь прямо куда-то в переносицу. – «Он ходил среди нас! Он такой же как мы?», «Охотник настиг добычу!..»
Робьяр ощутил привычный ноющий укол, словно дернуло больной зуб. Развернул ближайшую газету, стремясь избавиться от мельтешения крупных заголовочных букв.
«Неужто он и впрямь оказался эдаким чудовищем? И кто бы мог подумать? Такой смирный с виду, вежливый… – в беседе с нашим корреспондентом делится воспоминаниями сосед убийцы. – А что я могу рассказать? Да мы с ним не дружили вовсе. Ну, так что, что дома рядом? Соседи, и только. И что он за человек – я не скажу…» А вот что говорят по месту службы: «…работник, как работник. Не прогуливал, трудился добросовестно… Да, кажется, у него есть семья. Мы не спрашивали, а он не рассказывал… Что? Дочка больная? Да откуда нам знать?..»; «…да ничего особенного, человек, как человек. Ну мы общались иногда, да все больше о делах посторонних… Ну как его описать? Ну… обыкновенный, как все. Что тут еще сказать?..»
– Как уныло… Человек, о котором никто ничего не может рассказать. И прославился-то не он сам, а его… другое Я, – заметил, меланхолично прихлебывая свое пиво, Бумбен.
– Значит, теперь можно считать доказанным, что у этого чудовища есть дракон? – жадно полюбопытствовал непосредственный стажер.
– Чу! – укоризненно поднял палец Бумбен. – Вслух ни о каких драконах!.. Никому не известно, дракон ли это был… То есть, можно ли это назвать драконом в общепринятом смысле этого термина. Понимаете, этот мелкий человечишка обладает талантом к убийству. Мы привыкли к тому, что дракон – это сила созидательная. В данном случае мы имеет противоположный случай. Этот дракон не способен к созиданию, но сила его требовала выхода и она обратилась к разрушению…
– Значит, старые сказки не врут и действительно дракон способен заставить человека убивать?
– Дракон ли? Мы, как всегда, возвращаемся к бесконечным разговорам, что первично – дракон или его владелец. Кто знает, что произошло с этим человеком, что его талант извратился настолько, что стал чудовищем? Может, это патология, а может… Я не знаю. Может, нам повезло, что в какой-то степени этот человек безумен, и мы можем назвать порожденное им чудовище аномалией. А ведь он мог это делать в трезвой уме и здравой памяти. С тем же изощренный талантом к убийству… Страшно, не так ли?.. – внушительно проговорил доктор.
– В трезвом уме и здравой памяти – это не дракон, – серьезно заметил стажер. – Это слишком рационально.
Бумбен отхлебнул из своей кружки и прищурился на сидящего напротив:
– Вот любезный господин Робьяр до сих пор утверждает, что не охотился ни за какими драконами. Что искал человека. И нашел его. То есть того, кто внешне выглядит как человек…
– Он человек и есть, – неохотно отозвался Робьяр. – Только человек способен… на такое.
– А он утверждает, что всему виной его «повелитель».
Робьяр поморщился.
– Почему его «повелитель» не нашел для себя занятие менее кровавое? Видите ли… Его «повелитель» обладал знанием «как» делать. А вот «что» делать – выбрал однажды сам человек.
– А почему? – сумрачно спросил стажер.
– Кто знает, – пожал плечами Робьяр.
– «Говорят, если люди злы и безжалостны друг к другу, то они и порождают этих темных тварей», – с явным удовольствием процитировал доктор. – Я бы еще добавил – если люди равнодушны друг к другу…
– Ну да… – недоверчиво пробормотал стажер. – Мы, значит, виноваты.
– Кто знает, – повторил слегка насмешливо Бумбен вслед за Робьяром.
Все ненадолго замолкают, пока хозяин заведения прекрасно осведомленный, что за гости пожаловали к нему, самолично приближается к их столу и предлагает фирменные поджаренные с орехами и цветками польника свиные ребрышки.
– Странно, что ни одна из газет не припомнила «темного дракона» и… – спихнуть неукротимого стажера с полюбившейся темы оказались не способны даже фантастические аппетитные, нежные, хрустящие ребрышки.
– И тебе ни к чему вспоминать, – прервал серьезно доктор, недовольно отвлекаясь от еды, и укоризненно покачал испачканным жиром пальцем. – Не волнуйся, найдется идиот, который растревожит эту нору. И еще неизвестно, что за чудища оттуда полезут.
… А пока всем газетам строго-настрого запретили поминать драконов. Что ж, у них и без того сейчас есть о чем поговорить.
«И наконец, мы спешим донести до наших читателей только что ставшие известными факты о биографии этого монстра. Оказывается, его родственник заседает в городском совете. И хотя его имя нам не позволено разглашать, нашему корреспонденту удалось узнать, что именно этот заседатель продвинул несколько непопулярных среди горожан проектов… Что ж, невольно напрашивается вывод о традициях этой семьи вредить ближним своим по мере сил…», – газетная страница казалась влажной. Хотелось вымыть руки от чужой слюны, азартно брызжущей из строчек печатного текста.
«Жена и дочь находятся под охраной муниципальной стражи, поскольку уже неоднократно случались попытки нападения на семью подозреваемого. Горожане считают недостаточным для помилования жены душителя тот факт, что женщина оказала помощь следствию и готова выступить свидетелем на суде…»
«Не смейте приходить в мой дом! – требует жена убийцы, которая по непонятной медлительности или снисходительности городских властей все еще находится на свободе!» – верещит заголовок следующей газеты.
Робьяр сворачивает ее, перекладывая подальше от себя. И как назло, она тут же попадает в поле зрения захмелевшего стажера, который явно оживляется, узрев заголовок, усиливший его собственное недоумение.
– Мне кажется, что эта женщина заслужила наказание не меньшее, чем ее муж. Она ж покрывала его…
– Она его не покрывала, – с неожиданной резкостью возразил Робьяр.
– Ну да, сейчас вы повторите эту слезливую историю о том, как она не хотела ничего видеть и слышать… Ох, простите… – смешался стажер, почувствовав, что перегнул палку. Почесал оттопыренное ухо и все-таки решился продолжить одолевавшую его в последние дни мысль: – О, конечно, она несчастная женщина. Но из-за ее молчания погибло столько людей!
– Я не оправдываю ее. Не мне кого-то судить. Она сделала свой выбор… Хотя, возможно, совсем напротив, если бы не она, то жертв было бы гораздо больше.
– То есть?
– То есть она, как могла, сражалась с чудовищем, живущем в ее муже. И возможно, лишь благодаря ее усилиям это чудовище не выбралось на охоту лишний раз…
Стажер упрямо покачал головой.
– Расскажите это родным тех людей, что так и не дошли до дома… Почему она молчала? Может и не зря они призывают судей назначить и ей такую же суровую кару, как ее мужу, И мне не жаль ее.
– Вот, может, поэтому она и молчала… – утомленно произнес Робьяр, глядя на просвет наполненный вином бокал. Густая жидкость переливалась рубиновыми всполохами. – Никому ее не жаль. Возможно, справедливо…
– Жалость – не тот предмет, к которому уместно употреблять категорию «справедливо» и «несправедливо», – заметил доктор Бумбен, также расслабленно щурясь на свою кружку. – Жалость иррациональна по определению. И чем больше людей поддаются этому чувству, тем меньше в мире разумного… и жестокого, – добавил он вполголоса.
Робьяр поставил бокал на распластанную на столе газету. И глаза невольно заскользили по выделенным особым шрифтом строчкам на первой полосе: «Охотничий сезон сыщиков завершен. Теперь город объявляет свою собственную охоту?»
«По мнению жителей города, вся семья душителя должна быть изгнана в кратчайшие сроки…», «…на нашей улице нет места гнезду ядовитых пауков!.. – говорят в один голос соседи», «…и отродье поганого монстра нужно изолировать! Никто не знает, что вырастет из гнилого семени, и во что превратится ребенок, когда станет взрослым…», «…наши дети не могут учиться спокойно, если рядом с ними в школе будет находиться отвратительная дочка этого убийцы – письмо такого содержания принесли родители школьников, где учится дочь душителя»
Робьяр вспомнил блеклую, хрупкую, как росший в тени цветок, девочку, молча и выжидательно смотревшую на него. И россыпь разноцветных бумажных зверей на каминной полке – слепых, но при этом обладающих странно живым взором. Таким же внимательным и грустным, как и у их создательницы.
Печальный синий бумажный пес все еще дремал в его бумажнике.
Потом Робьяр поднялся, отхлебнув напоследок из стакана и мельком пожалев, что вместо вина там не травяное молоко его квартирной хозяйки.
Пора в дорогу.
Люди и нелюди под сводом камней. Где-то в Городе…
– Думаю, все готово. У нас есть еще несколько недель, чтобы закончить некоторые приготовления и начать воплощение в жизнь наших замыслов. Обращаю внимание – только начать…
– Боюсь, как бы обстоятельства не поторопили вас всех, – отозвался лениво Маляр. – Вы же знаете, что творится в Городе. – Вот чует мое сердце, что скоро все пойдет вскачь…
– Мы пытаемся спустить пар, где это только возможно.
– Разумеется, и именно по этой причине допустили утечку информации о темном драконе.
– Это не наша вина.
– А отчего наши уважаемые коллеги помалкивают по этому поводу? Как ни крути, речь идет о драконе!
– Это не дракон, – угрюмо отозвался Невидимка. – Это неизвестно что. То, что вы сами породили.
– Теперь не отвертитесь, – хмыкнул Маляр.
– После возвращения вы стали слишком нетерпеливы.
– Я видел то, что уже происходит в других городах. Мне бы не хотелось увидеть это здесь. Только в десяти кратном увеличении и в сопровождении свежего запаха крови и гари… Вы не забыли, что это за город? Здесь всегда все начинается и кончается…
– Горожане – это наименьшая из наших сегодняшних проблем. Хуже то, что некоторые из наших бывших… м-м, друзей уже проведали, как далеко нам удалось зайти. Вам доводилось слышать, какие ползут слухи? Мол, зреет заговор в результате которого погибнет весь мир… Это все пока цветочки. Пока мало кто в это верит, но одна-две грамотно проведенные акции, да еще на базе тех сведений, которые проклятым крысам удалось увести у нас и…
– Если вы станете долго раскачиваться, то так оно и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52