Лично меня особенно заинтриговал сюжет, где над баюкающей колыбель женщиной нависла, скалясь, черная драконья тень. Экая фантазия у художника… Болезненная.
– Похоже, они не очень любили драконов, – произнес я вслух. – Хотя, если судить по этим картинкам, у них имелись на то основания…
«У них была буйная фантазия и полностью отсутствовал здравый смысл», – проворчал дракон беззлобно. – «Те, кто пришел следом за рисоваками, воспользовались их невинностью»
Я разглядывал лица и костюмы на фресках, удивляясь все больше. Если художники рисовали с натуры, то возраст этого зала насчитывает веков девять-десять. Не так уж давно, но…
– Эти люди ненавидели драконов, так же как… Неужели и в те времена существовал Круг? – продолжал размышлять я вслух и сам себе возразил: – Нет, похоже, это не совсем Круг… Или совсем не Круг.
«Почему ты так решил?» – спросил дракон, и в его голосе мне определенно послышалось любопытство.
– Слишком много драконов здесь, – отозвался я задумчиво. – Создается впечатление, что те кто изобразил их в таком изобилии, хоть и не любили драконов, но чтили их. Боялись и вольно или невольно поклонялись им…
«Поторопись, – произнес внезапно дракон, – ты выбрал для экскурсии не самый подходящий момент»
– Куда мне спешить, – усмехнулся я. – Если уж помирать, то здесь. Лучше, чем в грязном туннеле…
«Здесь достаточно своих мертвецов», – холодно ответил дракон.
Снова окунаться во тьму проходов мне не особенно хотелось, но и задерживаться здесь было неприятно. Ледяная, гулкая пустота огромного зала смутно тревожила. Каменные изваяния не спускали с меня слепых, злобных взоров. Колодцы источали жуть и невнятную опасность. Нехорошее место. Еще не мертвое.
Из зала вело несколько выходов, и я выбрал один, даже не пытаясь руководствоваться здравым смыслом, а просто шагнув наугад. И попал во внешнюю галерею, кольцом огибающую центральный зал, потом еще в одну и еще. Здесь я впервые убедился, что подземелья и в самом деле были обитаемы когда-то. Тут жили люди не один год, в маленьких коморках за железными и деревянными дверьми, как в тюремных камерах. Большая часть дверей была плотно прикрыта до сих пор. Открытые комнатки наполнял всевозможный, отсыревший или мумифицировавшийся, полурассыпавшийся, а иногда и вполне невредимый с виду хлам, который люди норовили втиснуть в свои жилища во все века. Кроме обычных предметов быта здесь сохранились и всевозможные загадочные изделия, что меня не особенно удивило и не увлекло. Загадочных штуковин и на поверхности хватало. Некоторые из комнат были выжжены. На дверях других не выцветшими красками были намалеваны странные символы. Одна из таких дверей осталась полуоткрытой и, машинально заглянув в нее, я сразу же поспешил уйти. Пол комнаты усыпали человеческие кости – взрослые и детские.
Вдобавок запах здесь стоял чрезвычайно тошнотворный. Не гниения – за прошедшие века здесь сгнило все, что только могло, – но очень похожий. Вскоре я нашел его источник – гигантские, бледные, слегка светящиеся грибы, в высоту достигающие человеческого роста. Они непрерывно колыхались и содрогались, хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Они перегородили проход, и мне пришлось искать другой путь, как только я заметил у подножия грибов сухие, почти распавшиеся трупики светлячков-ползунов, коих здесь водилось в изобилии. Ползуны избавили меня от необходимости рыскать по туннелям в темноте. Похоже, они инстинктивно предпочитали именно те коридоры, где когда-то жили люди, видимо, по давней привычке. Скорее всего люди подкармливали и разводили их, чтобы освещать свои жилища.
«Смотри-ка!» – внезапно сказал дракон, вынудив меня остановиться перед очередной полуоткрытой дверью. Поскольку дракон еще ни разу первым не обращал мое внимание ни на что в этих подземельях, я заинтриговано огляделся. И тут же понял, что заинтересовало его.
В глубине крохотной комнатки, на дальней стене висела картина, написанная маслом. Масло слоилось и сыпалось от сырости, вздувалось неопрятными пузырями, но при желании все еще можно было разглядеть изображенное на полотне: несколько человек, воздев руки, танцевали под солнцем в некоем фантастическом месте, где росли деревья странной формы… Нет, пожалуй, это было не солнце, а какое-то другое светило, тусклое и бледное, рождавшее меланхолические тени. Но поразило меня не это, а непередаваемое мастерство художника, вынуждавшее зрителя, бросившего на полотно даже случайный взгляд, сдержать шаг, насыщаться картиной, как хорошим вином… Я никогда прежде не видел ничего подобного.
Кроме этой картины на стенах висели еще несколько, увы, безнадежно изуродованных временем и влагой. Полки, размещавшиеся между ними, упали на пол вместе с грязными клочьями, в которые превратились, вероятно, книги. Как развалились и трехъярусные кровати, от которых уцелели лишь стояки и крепления. Под обломками одной из кроватей светлели серые кости. Под центральной картиной стоял крепкий с виду, металлический ящик, вблизи оказавшийся насквозь проржавевшим. Трухлявый замок рассылался от первого же прикосновения. Заглянув внутрь, я обнаружил столку слипшихся тетрадей, штук сорок. Верхние и нижние превратились в бесформенные, заплесневелые комья, но серединные и те, что были завернуты в шуршащий, прозрачный материал сохранились почти удовлетворительно и при желании их можно было даже развернуть, полистать (к пальцам прилипали клочья страниц) и кое-что прочитать. Похоже, это были остатки архива нескольких поколений, и если слова из верхних бумаг я еще мог с горем пополам сложить в предложения, то страниц нижних тетрадей и, наверное, более древних хронологически, оказались заполнены абсолютной абракадаброй.
«Надеюсь, ты не потащишь все это с собой?» – осведомился дракон.
– Думаю, это заинтересует многих… – ответил я рассеянно.
«Если тебе удастся выбраться наверх!»
– А у тебя есть сомнения?
«Твое поведение заставляет меня сомневаться» – раздраженно ответил он. – «В конце концов, ты можешь вернуться сюда потом, со снаряжением и…»
– Вернуться? Да ты смеешься!
«У тебя нет даже сумки, чтобы сложить все эту дрянь!»
– Найдем…
Сумки я не нашел. Любая вещь здесь рассыпалась и расползалась если не от касания, то от малейшего усилия. Поэтому пришлось запаковать тетради в куски прозрачного материала и перетянуть моим ремнем. Не слишком удобно, но тащить можно.
Подземелье вновь наполнилось жизнью. Теоретически это должно было обрадовать меня, поскольку жизнью обычно кишели области наиболее близкие к поверхности. Однако, рассматривая очередную пугающую с виду тварь – многоногую, многоглазую, растекающуюся время от времени глянцевой лужицей, – я радовался только тому, что она слишком мала и явно не способна причинить особого вреда. После того, как я лишился ножа в кратком, но очень жарком сражения с неким суставчатым, смахивающим на ворсистого краба существом, норовившем отхватить мне голову, я стал вести себя очень осторожно. Впрочем, не спать я все равно не мог и если бы не своевременные предупреждения дракона, который чувствовал опасность инстинктивно и будил меня в нужный момент, я бы давно загнулся здесь.
Сколько прошло времени с тех пор, как я в последний раз видел небо – уже не помню точно. С какого-то момента реальность стала проваливаться, превращаясь в бред. И дело было не в усталости и обострявшемся чувстве голода. Просто я не успел заметить, как перешагнул границу, отделяющую обычный, хотя и странный лабиринт от подземного царства со своими законами и порядками. Я словно попал в чужой мир, где все было настолько ненормально, что даже не удивляло. Вдобавок испарения белесых трясущихся грибов действовали как сильный дурман, заставляя видеть то, чего не было. Если бы не дракон, я бы скорее всего заснул бы где-нибудь навсегда или свалился в незамеченную штольню.
Иногда я видел людей, но уже не пытался гоняться за ними, поскольку все равно не мог так же легко ходить сквозь стены, как шныряли они.
Однажды я встретил и настоящих людей, которых, впрочем, людьми бы называть не стоило. Странные и страшные, они пронеслись мимо, как мираж, напали на ворсистого краба и разорвали его в клочья. Краб доблестно защищался и один из охотников погиб. Его товарищи, закончив пожирать краба, слопали заодно и погибшего.
Я не стал дожидаться, пока они завершат трапезу и почуют мое присутствие. Я сбежал оттуда, несколько раз специально стараясь вброд перейти немногочисленные каналы, чтобы уничтожить след. На всякий случай.
Потом живность снова сгинула и пошли мрачные, нежилые коридоры, стены которых украшали загадочные и явно официальные надписи. Здесь я наткнулся на останки человека. Человек, свернувшись калачиком, лежал прямо на полу у стены, и я бы прошел мимо, волоча так и не брошенную связку тетрадей, но металлический блеск значка до боли знакомой формы, заставил меня стряхнуть оцепенение и усталость и подойти поближе. Значок провалился через кости и доставать его я не стал, хотя рассмотрел, что он несколько другой, чем тот, что был на моей, забытой дома, куртке.
– Это Птенец? Никогда не слышал, чтобы кто-то из наших пропадал в подземелье.
«Нет», – ответил дракон. – «В его время таких, как ты, еще не называли Птенцами. Но дракон у него был»
– И когда же он родился?
«Она. Посмотри внимательнее – это девушка. По возрасту она могла бы стать бабушкой твоему дедушке».
– Любопытно, что же привело ее сюда… – произнес я, не рассчитывая на ответ, но не в силах отвести взгляд от умершей. Наверное, ей было жутко умирать здесь в темноте и одиночестве, в компании тусклых светлячков и дракона. – Ее дракон ничего не смог сделать?
«И я ничего не смогу», – угрюмо ответил дракон.
Это на какое-то время вернуло мне силы и желание вырваться отсюда во что бы то ни стало. Я помчался вперед, почти не разбирая дороги, и налетел со всего размаху на железную, отлично сохранившуюся решетку, перегородившую проход. Почему-то именно эта обычная решетка, не поддавшаяся моим усилиям, привела меня в совершенно необъяснимое замешательство и растерянность. Я и раньше шел наугад, изредка попадал в тупики и вынужден был искать обходные пути, но теперь мной завладело ощущение человека, внезапно лишившегося путеводной нити. И наверное, почти целый час я отрешенно пялился, прижав лицо к холодным прутьям, в темноту недоступного прохода, где не было даже ползунов и был не в силах покинуть это место, поискать другую дорогу или вообще плюнуть и выбрать иное направление.
… Есть хочется.
Я поймал себя на том, что с вожделением смотрю на светлячка-ползуна, прикидывая его вкус. И присматриваюсь к слизнеобразным наростам по краям некоторых пересохших водостоков. Голод еще не стал оглушающим и всепоглощающим, но основная часть моих мыслей теперь была занята едой. И тем, как здорово болят стертые ноги. Фаза галлюцинаций миновала, однако теперь из-за утомления я почти перестал воспринимать внешний мир. Я просто шел, шел, шел…
Пересекал залы и комнаты, полные непонятных вещей и, кажется, оборудования. Нашел мумифицированную оранжерею, где незнакомого вида растения рассыпались от моего дыхания. Отыскал двери, которые сами открывались при моем приближении. Нашел алтарь, на котором мятой кучкой лежали кости, а вокруг алтаря, скорчившись, валялись сожженные до блеска тела. Нашел…
А может быть, мне все это померещилось.
Потом я обнаружил новый зал, намного меньше того, что давным-давно поразил меня своими размерами, но зато ошеломивший меня иным способом. Вообще-то я пересекал очередные грандиозные сооружения, не глядя, но этот ослепил бешеным сверканием, стоило мне только переступить порог. Я уже привык к бледным светлячкам и болезненно взвыл, зажимая глаза ладонями, когда со всех сторон беспощадным потоком хлынул белый, жесткий свет, не похожий теплое мерцание огня. Чуть позже притерпевшись и оглядевшись, я с проснувшимся и ненадолго разметавшим апатию разочарованием выяснил, что ничего, кроме освещения в этом зале необычного не было. В центре высилась грубая каменная, словно наспех вылепленная и сильно стилизованная статуя взлетающего дракон, естественно, не в натуральную величину. Вдоль стен громоздились бесформенные, тоже каменные глыбы, смахивающие на заготовки для будущих изваяний. Некоторым из них будто бы пытались придать форму, но так и бросили, не доделав. Сами стены и центр потолка украшали нарисованные на фоне безобразных зеленых клякс четырехлучевые звезды, тоже символизирующие драконов. Свет неудержимо лился из круглых окошек, помещенных вверху.
Я ушел оттуда со слезящимися глазами, с ощущением звона в ушах, хотя тишину нарушало только мое неуклюжее шарканье подошвами о каменный пол, и настолько подавленный световым шоком, что завалился спать в следующем же помещении, где среди древнего хлама отыскался относительно удобный топчан. А проснувшись, нащупал под ухом некий расползающийся, но вполне опознаваемый предмет, сшитый, как книга, однако исписанный от руки незнакомыми значками. Его я, поколебавшись, тоже присоединил к своей коллекции. Дракон промолчал.
Что было дальше – плохо помню. Куда-то я шел, точнее плелся. Очень много блуждал кругами, то и дело возвращаясь и светящемуся залу, как к заколдованной поляне. Какое-то время я еще пытался помечать свой маршрут, но последняя монетка выскользнула из непослушных пальцев, и я не стал ее искать. Потом…
А потом я нашел выход. Щель, мерцающую призрачно-белым светом, не мертвенным, как светляки, не обжигающим, как странные светильники, хотя поначалу и этот блеклый свет причинил боль моим глазам. Но свет пах землей, травой и чистой водой. Свет обжигал лицо свежестью ветра. И расцарапывая пальцы до крови, я ринулся к нему, втискиваясь в слишком узкий пролом и осознавая с отчаянием, что если я не смогу пролезть, то уже вряд ли найду в себе силы уйти отсюда. Так и умру, рассматривая небо через щель.
Вырвавшись на свободу, я ничего не видел, кроме неба. Передвигал ноги, бессмысленно, как марионетка, а смотрел вверх, неотрывно, через прищуренные веки, через слипшиеся ресницы…
Хроники охотника за драконами. Сейчас.
Снова пахло сыростью. На этот раз не затхло и стыло, а пронзительно и свежо. Стало легче дышать. В прозрачном, очистившемся воздухе замелькали первые белые хлопья, невесомо и бесшумно посыпавшиеся с небес. Рыхлые, большие…
Падали, забеляя развороченную черную землю, пожухлую траву, грязь на камнях. Празднично опушая белым шитьем зыбкие древесные кроны. Колко и холодно касаясь теплой кожи людей.
– Ну вот и все, – произнес следователь, щурясь и поднимая воротник куцего пальто. Выглядел он раздерганным, потрепанным и обессиленным, как марионетка с обвисшими нитями. И смотрел так же – пустым, печальным, слегка обреченным взглядом.
– Все? – вежливо переспросил стажер, отвлекаясь от попыток стряхнуть со своих записей стремительно сыплющиеся снежные хлопья.
– Больше он, скорее всего, не появится. Он и в прошлом году лег на дно с первым снегом. И вернулся, только, когда все стаяло… – пояснил следователь равнодушно. Где-то в его интонациях едва обозначились нотки сожаления и облегчения, но тусклые и неявные, как отблески потемневшей от времени монеты на илистом дне пруда. А над сожалением и облегчением тухлой водой стояла многодневная, тягучая усталость. Как и у всех здесь. Кто слишком долго и слишком тщетно гонялся за призраками.
– Он может и пересмотреть свои планы, – без особого энтузиазма возразил стажер, размазывая по листу записей чернильную кляксу, оставленную растаявшей снежинкой.
– Да не услышат тебя снизу, – проворчал вполголоса старший из стражников, подошедший доложить о свидетелях. Точнее, об их отсутствии. Как всегда.
Робьяр, смахивая с лица влагу, посмотрел влево, где толпились подчиненные мрачного стража, окружив знакомый продолговатый сверток. Их тоже засыпало потихоньку снегом. Белое покрывало затягивало страшную картину, как бинт накрывал рану.
Нет, скорее всего, это и впрямь последняя жертва в этом сезоне. Во-первых, подобные монстры редко изменяют своим привычкам, а во-вторых, о промежуточном финале говорила и сама жертва… Кричала всем своим видом, каждой особенностью беспощадного разреза на теле, каждой тщательной деталью антуража, которым Он не поленился окружить ее…
Робьяр мучительно кривился, пытаясь выбросить из памяти увиденное.
– Идем, – велел Робьяр, и двинулся прочь от суеты, увлекая за собой разочарованного стажера. Стоило завернуть за угол, удаляясь от места скорбной находки, и декорации разом сменились. Некоторое время они шли молча, наблюдая за мирной суетой городских улиц, оживившихся по случаю первого снега. Неторопливо дефилировали взрослые, слегка рассеянные и на редкость улыбчивые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Похоже, они не очень любили драконов, – произнес я вслух. – Хотя, если судить по этим картинкам, у них имелись на то основания…
«У них была буйная фантазия и полностью отсутствовал здравый смысл», – проворчал дракон беззлобно. – «Те, кто пришел следом за рисоваками, воспользовались их невинностью»
Я разглядывал лица и костюмы на фресках, удивляясь все больше. Если художники рисовали с натуры, то возраст этого зала насчитывает веков девять-десять. Не так уж давно, но…
– Эти люди ненавидели драконов, так же как… Неужели и в те времена существовал Круг? – продолжал размышлять я вслух и сам себе возразил: – Нет, похоже, это не совсем Круг… Или совсем не Круг.
«Почему ты так решил?» – спросил дракон, и в его голосе мне определенно послышалось любопытство.
– Слишком много драконов здесь, – отозвался я задумчиво. – Создается впечатление, что те кто изобразил их в таком изобилии, хоть и не любили драконов, но чтили их. Боялись и вольно или невольно поклонялись им…
«Поторопись, – произнес внезапно дракон, – ты выбрал для экскурсии не самый подходящий момент»
– Куда мне спешить, – усмехнулся я. – Если уж помирать, то здесь. Лучше, чем в грязном туннеле…
«Здесь достаточно своих мертвецов», – холодно ответил дракон.
Снова окунаться во тьму проходов мне не особенно хотелось, но и задерживаться здесь было неприятно. Ледяная, гулкая пустота огромного зала смутно тревожила. Каменные изваяния не спускали с меня слепых, злобных взоров. Колодцы источали жуть и невнятную опасность. Нехорошее место. Еще не мертвое.
Из зала вело несколько выходов, и я выбрал один, даже не пытаясь руководствоваться здравым смыслом, а просто шагнув наугад. И попал во внешнюю галерею, кольцом огибающую центральный зал, потом еще в одну и еще. Здесь я впервые убедился, что подземелья и в самом деле были обитаемы когда-то. Тут жили люди не один год, в маленьких коморках за железными и деревянными дверьми, как в тюремных камерах. Большая часть дверей была плотно прикрыта до сих пор. Открытые комнатки наполнял всевозможный, отсыревший или мумифицировавшийся, полурассыпавшийся, а иногда и вполне невредимый с виду хлам, который люди норовили втиснуть в свои жилища во все века. Кроме обычных предметов быта здесь сохранились и всевозможные загадочные изделия, что меня не особенно удивило и не увлекло. Загадочных штуковин и на поверхности хватало. Некоторые из комнат были выжжены. На дверях других не выцветшими красками были намалеваны странные символы. Одна из таких дверей осталась полуоткрытой и, машинально заглянув в нее, я сразу же поспешил уйти. Пол комнаты усыпали человеческие кости – взрослые и детские.
Вдобавок запах здесь стоял чрезвычайно тошнотворный. Не гниения – за прошедшие века здесь сгнило все, что только могло, – но очень похожий. Вскоре я нашел его источник – гигантские, бледные, слегка светящиеся грибы, в высоту достигающие человеческого роста. Они непрерывно колыхались и содрогались, хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Они перегородили проход, и мне пришлось искать другой путь, как только я заметил у подножия грибов сухие, почти распавшиеся трупики светлячков-ползунов, коих здесь водилось в изобилии. Ползуны избавили меня от необходимости рыскать по туннелям в темноте. Похоже, они инстинктивно предпочитали именно те коридоры, где когда-то жили люди, видимо, по давней привычке. Скорее всего люди подкармливали и разводили их, чтобы освещать свои жилища.
«Смотри-ка!» – внезапно сказал дракон, вынудив меня остановиться перед очередной полуоткрытой дверью. Поскольку дракон еще ни разу первым не обращал мое внимание ни на что в этих подземельях, я заинтриговано огляделся. И тут же понял, что заинтересовало его.
В глубине крохотной комнатки, на дальней стене висела картина, написанная маслом. Масло слоилось и сыпалось от сырости, вздувалось неопрятными пузырями, но при желании все еще можно было разглядеть изображенное на полотне: несколько человек, воздев руки, танцевали под солнцем в некоем фантастическом месте, где росли деревья странной формы… Нет, пожалуй, это было не солнце, а какое-то другое светило, тусклое и бледное, рождавшее меланхолические тени. Но поразило меня не это, а непередаваемое мастерство художника, вынуждавшее зрителя, бросившего на полотно даже случайный взгляд, сдержать шаг, насыщаться картиной, как хорошим вином… Я никогда прежде не видел ничего подобного.
Кроме этой картины на стенах висели еще несколько, увы, безнадежно изуродованных временем и влагой. Полки, размещавшиеся между ними, упали на пол вместе с грязными клочьями, в которые превратились, вероятно, книги. Как развалились и трехъярусные кровати, от которых уцелели лишь стояки и крепления. Под обломками одной из кроватей светлели серые кости. Под центральной картиной стоял крепкий с виду, металлический ящик, вблизи оказавшийся насквозь проржавевшим. Трухлявый замок рассылался от первого же прикосновения. Заглянув внутрь, я обнаружил столку слипшихся тетрадей, штук сорок. Верхние и нижние превратились в бесформенные, заплесневелые комья, но серединные и те, что были завернуты в шуршащий, прозрачный материал сохранились почти удовлетворительно и при желании их можно было даже развернуть, полистать (к пальцам прилипали клочья страниц) и кое-что прочитать. Похоже, это были остатки архива нескольких поколений, и если слова из верхних бумаг я еще мог с горем пополам сложить в предложения, то страниц нижних тетрадей и, наверное, более древних хронологически, оказались заполнены абсолютной абракадаброй.
«Надеюсь, ты не потащишь все это с собой?» – осведомился дракон.
– Думаю, это заинтересует многих… – ответил я рассеянно.
«Если тебе удастся выбраться наверх!»
– А у тебя есть сомнения?
«Твое поведение заставляет меня сомневаться» – раздраженно ответил он. – «В конце концов, ты можешь вернуться сюда потом, со снаряжением и…»
– Вернуться? Да ты смеешься!
«У тебя нет даже сумки, чтобы сложить все эту дрянь!»
– Найдем…
Сумки я не нашел. Любая вещь здесь рассыпалась и расползалась если не от касания, то от малейшего усилия. Поэтому пришлось запаковать тетради в куски прозрачного материала и перетянуть моим ремнем. Не слишком удобно, но тащить можно.
Подземелье вновь наполнилось жизнью. Теоретически это должно было обрадовать меня, поскольку жизнью обычно кишели области наиболее близкие к поверхности. Однако, рассматривая очередную пугающую с виду тварь – многоногую, многоглазую, растекающуюся время от времени глянцевой лужицей, – я радовался только тому, что она слишком мала и явно не способна причинить особого вреда. После того, как я лишился ножа в кратком, но очень жарком сражения с неким суставчатым, смахивающим на ворсистого краба существом, норовившем отхватить мне голову, я стал вести себя очень осторожно. Впрочем, не спать я все равно не мог и если бы не своевременные предупреждения дракона, который чувствовал опасность инстинктивно и будил меня в нужный момент, я бы давно загнулся здесь.
Сколько прошло времени с тех пор, как я в последний раз видел небо – уже не помню точно. С какого-то момента реальность стала проваливаться, превращаясь в бред. И дело было не в усталости и обострявшемся чувстве голода. Просто я не успел заметить, как перешагнул границу, отделяющую обычный, хотя и странный лабиринт от подземного царства со своими законами и порядками. Я словно попал в чужой мир, где все было настолько ненормально, что даже не удивляло. Вдобавок испарения белесых трясущихся грибов действовали как сильный дурман, заставляя видеть то, чего не было. Если бы не дракон, я бы скорее всего заснул бы где-нибудь навсегда или свалился в незамеченную штольню.
Иногда я видел людей, но уже не пытался гоняться за ними, поскольку все равно не мог так же легко ходить сквозь стены, как шныряли они.
Однажды я встретил и настоящих людей, которых, впрочем, людьми бы называть не стоило. Странные и страшные, они пронеслись мимо, как мираж, напали на ворсистого краба и разорвали его в клочья. Краб доблестно защищался и один из охотников погиб. Его товарищи, закончив пожирать краба, слопали заодно и погибшего.
Я не стал дожидаться, пока они завершат трапезу и почуют мое присутствие. Я сбежал оттуда, несколько раз специально стараясь вброд перейти немногочисленные каналы, чтобы уничтожить след. На всякий случай.
Потом живность снова сгинула и пошли мрачные, нежилые коридоры, стены которых украшали загадочные и явно официальные надписи. Здесь я наткнулся на останки человека. Человек, свернувшись калачиком, лежал прямо на полу у стены, и я бы прошел мимо, волоча так и не брошенную связку тетрадей, но металлический блеск значка до боли знакомой формы, заставил меня стряхнуть оцепенение и усталость и подойти поближе. Значок провалился через кости и доставать его я не стал, хотя рассмотрел, что он несколько другой, чем тот, что был на моей, забытой дома, куртке.
– Это Птенец? Никогда не слышал, чтобы кто-то из наших пропадал в подземелье.
«Нет», – ответил дракон. – «В его время таких, как ты, еще не называли Птенцами. Но дракон у него был»
– И когда же он родился?
«Она. Посмотри внимательнее – это девушка. По возрасту она могла бы стать бабушкой твоему дедушке».
– Любопытно, что же привело ее сюда… – произнес я, не рассчитывая на ответ, но не в силах отвести взгляд от умершей. Наверное, ей было жутко умирать здесь в темноте и одиночестве, в компании тусклых светлячков и дракона. – Ее дракон ничего не смог сделать?
«И я ничего не смогу», – угрюмо ответил дракон.
Это на какое-то время вернуло мне силы и желание вырваться отсюда во что бы то ни стало. Я помчался вперед, почти не разбирая дороги, и налетел со всего размаху на железную, отлично сохранившуюся решетку, перегородившую проход. Почему-то именно эта обычная решетка, не поддавшаяся моим усилиям, привела меня в совершенно необъяснимое замешательство и растерянность. Я и раньше шел наугад, изредка попадал в тупики и вынужден был искать обходные пути, но теперь мной завладело ощущение человека, внезапно лишившегося путеводной нити. И наверное, почти целый час я отрешенно пялился, прижав лицо к холодным прутьям, в темноту недоступного прохода, где не было даже ползунов и был не в силах покинуть это место, поискать другую дорогу или вообще плюнуть и выбрать иное направление.
… Есть хочется.
Я поймал себя на том, что с вожделением смотрю на светлячка-ползуна, прикидывая его вкус. И присматриваюсь к слизнеобразным наростам по краям некоторых пересохших водостоков. Голод еще не стал оглушающим и всепоглощающим, но основная часть моих мыслей теперь была занята едой. И тем, как здорово болят стертые ноги. Фаза галлюцинаций миновала, однако теперь из-за утомления я почти перестал воспринимать внешний мир. Я просто шел, шел, шел…
Пересекал залы и комнаты, полные непонятных вещей и, кажется, оборудования. Нашел мумифицированную оранжерею, где незнакомого вида растения рассыпались от моего дыхания. Отыскал двери, которые сами открывались при моем приближении. Нашел алтарь, на котором мятой кучкой лежали кости, а вокруг алтаря, скорчившись, валялись сожженные до блеска тела. Нашел…
А может быть, мне все это померещилось.
Потом я обнаружил новый зал, намного меньше того, что давным-давно поразил меня своими размерами, но зато ошеломивший меня иным способом. Вообще-то я пересекал очередные грандиозные сооружения, не глядя, но этот ослепил бешеным сверканием, стоило мне только переступить порог. Я уже привык к бледным светлячкам и болезненно взвыл, зажимая глаза ладонями, когда со всех сторон беспощадным потоком хлынул белый, жесткий свет, не похожий теплое мерцание огня. Чуть позже притерпевшись и оглядевшись, я с проснувшимся и ненадолго разметавшим апатию разочарованием выяснил, что ничего, кроме освещения в этом зале необычного не было. В центре высилась грубая каменная, словно наспех вылепленная и сильно стилизованная статуя взлетающего дракон, естественно, не в натуральную величину. Вдоль стен громоздились бесформенные, тоже каменные глыбы, смахивающие на заготовки для будущих изваяний. Некоторым из них будто бы пытались придать форму, но так и бросили, не доделав. Сами стены и центр потолка украшали нарисованные на фоне безобразных зеленых клякс четырехлучевые звезды, тоже символизирующие драконов. Свет неудержимо лился из круглых окошек, помещенных вверху.
Я ушел оттуда со слезящимися глазами, с ощущением звона в ушах, хотя тишину нарушало только мое неуклюжее шарканье подошвами о каменный пол, и настолько подавленный световым шоком, что завалился спать в следующем же помещении, где среди древнего хлама отыскался относительно удобный топчан. А проснувшись, нащупал под ухом некий расползающийся, но вполне опознаваемый предмет, сшитый, как книга, однако исписанный от руки незнакомыми значками. Его я, поколебавшись, тоже присоединил к своей коллекции. Дракон промолчал.
Что было дальше – плохо помню. Куда-то я шел, точнее плелся. Очень много блуждал кругами, то и дело возвращаясь и светящемуся залу, как к заколдованной поляне. Какое-то время я еще пытался помечать свой маршрут, но последняя монетка выскользнула из непослушных пальцев, и я не стал ее искать. Потом…
А потом я нашел выход. Щель, мерцающую призрачно-белым светом, не мертвенным, как светляки, не обжигающим, как странные светильники, хотя поначалу и этот блеклый свет причинил боль моим глазам. Но свет пах землей, травой и чистой водой. Свет обжигал лицо свежестью ветра. И расцарапывая пальцы до крови, я ринулся к нему, втискиваясь в слишком узкий пролом и осознавая с отчаянием, что если я не смогу пролезть, то уже вряд ли найду в себе силы уйти отсюда. Так и умру, рассматривая небо через щель.
Вырвавшись на свободу, я ничего не видел, кроме неба. Передвигал ноги, бессмысленно, как марионетка, а смотрел вверх, неотрывно, через прищуренные веки, через слипшиеся ресницы…
Хроники охотника за драконами. Сейчас.
Снова пахло сыростью. На этот раз не затхло и стыло, а пронзительно и свежо. Стало легче дышать. В прозрачном, очистившемся воздухе замелькали первые белые хлопья, невесомо и бесшумно посыпавшиеся с небес. Рыхлые, большие…
Падали, забеляя развороченную черную землю, пожухлую траву, грязь на камнях. Празднично опушая белым шитьем зыбкие древесные кроны. Колко и холодно касаясь теплой кожи людей.
– Ну вот и все, – произнес следователь, щурясь и поднимая воротник куцего пальто. Выглядел он раздерганным, потрепанным и обессиленным, как марионетка с обвисшими нитями. И смотрел так же – пустым, печальным, слегка обреченным взглядом.
– Все? – вежливо переспросил стажер, отвлекаясь от попыток стряхнуть со своих записей стремительно сыплющиеся снежные хлопья.
– Больше он, скорее всего, не появится. Он и в прошлом году лег на дно с первым снегом. И вернулся, только, когда все стаяло… – пояснил следователь равнодушно. Где-то в его интонациях едва обозначились нотки сожаления и облегчения, но тусклые и неявные, как отблески потемневшей от времени монеты на илистом дне пруда. А над сожалением и облегчением тухлой водой стояла многодневная, тягучая усталость. Как и у всех здесь. Кто слишком долго и слишком тщетно гонялся за призраками.
– Он может и пересмотреть свои планы, – без особого энтузиазма возразил стажер, размазывая по листу записей чернильную кляксу, оставленную растаявшей снежинкой.
– Да не услышат тебя снизу, – проворчал вполголоса старший из стражников, подошедший доложить о свидетелях. Точнее, об их отсутствии. Как всегда.
Робьяр, смахивая с лица влагу, посмотрел влево, где толпились подчиненные мрачного стража, окружив знакомый продолговатый сверток. Их тоже засыпало потихоньку снегом. Белое покрывало затягивало страшную картину, как бинт накрывал рану.
Нет, скорее всего, это и впрямь последняя жертва в этом сезоне. Во-первых, подобные монстры редко изменяют своим привычкам, а во-вторых, о промежуточном финале говорила и сама жертва… Кричала всем своим видом, каждой особенностью беспощадного разреза на теле, каждой тщательной деталью антуража, которым Он не поленился окружить ее…
Робьяр мучительно кривился, пытаясь выбросить из памяти увиденное.
– Идем, – велел Робьяр, и двинулся прочь от суеты, увлекая за собой разочарованного стажера. Стоило завернуть за угол, удаляясь от места скорбной находки, и декорации разом сменились. Некоторое время они шли молча, наблюдая за мирной суетой городских улиц, оживившихся по случаю первого снега. Неторопливо дефилировали взрослые, слегка рассеянные и на редкость улыбчивые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52