– О чем вы, мистер Хоффман?
– Всего лишь об альбомах моей жены. Помните, я говорил вам при нашей первой встрече? Моя жена многие годы была вашей восторженной поклонницей…
– Конечно, помню прекрасно. Она изготовила несколько альбомов с вырезками, посвященными моей карьере. Нет-нет, я не забыл. За всеми этими хлопотами мне очень хотелось наконец-то за них приняться.
– Она с головой уходила в это занятие, сэр. Посвятила ему не один год. Иногда требовались гигантские усилия, чтобы добыть тот или иной давний выпуск журнала или газеты со статьей о вас. В самом деле, сэр, ее старания просто завораживали. Для нее действительно так много бы значило…
– Мистер Хоффман, я непременно в скором времени их просмотрю. Право же, мне не терпится их раскрыть. Но главное, чего бы мне хотелось сейчас, это воспользоваться случаем и поговорить о некоторых подробностях сегодняшнего вечера.
– Как желаете, сэр. Но могу вас заверить, все под контролем. Вам не о чем тревожиться.
– Да-да, не сомневаюсь. Тем не менее раз концерт уже на носу, самое разумное будет на нем и сосредоточиться. Возьмем, к примеру, вопрос о моих родителях. Абсолютно уверен, что горожане сделают для них все необходимое, но все же не нужно забывать об их слабом здоровье, и поэтому мне бы очень хотелось…
– А, конечно, я прекрасно вас понимаю. Если мне будет позволено так выразиться, я нахожу очень трогательной вашу заботу о родителях. Просто счастлив вас заверить, что предусмотрено все возможное для их удобства. На все время, пока они будут здесь, к ним прикреплена группа местных дам, весьма любезных и деловых. Что же касается сегодняшнего вечера, мы приготовили нечто особенное – небольшую церемонию, которая, думаю, вам понравится. Как вам, без сомнения, известно, наша местная компания «Братья Зеелер» два столетия кряду славилась своими каретами: ими снабжались многие высокопоставленные клиенты, даже такие отдаленные, как французы и англичане. Замечательные образчики мастерства братьев Зеелер по-прежнему хранятся в городе, и мне в голову пришла идея использовать самый изысканный экземпляр, чтобы доставить ваших родителей в концертный зал. Для той же цели приготовлена пара холеных чистокровных лошадей. Представляете себе эту сцену, мистер Райдер? К назначенному часу площадка перед концертным залом будет залита светом: там соберутся все заметные члены нашего сообщества – они будут смеяться, обмениваться приветствиями, блистать удивительными нарядами среди атмосферы радостного возбуждения. Автомобили, разумеется, не смогут туда добраться, поэтому гости станут подходить через рощу пешком. А когда перед залом соберется большая толпа – воображаете себе эту картину? – за темной сенью листвы послышится громыхание приближающейся упряжки. Гости смолкнут и повернут головы. Цокот копыт становится громче, еще немного – и упряжка вкатится в озеро света. И вот они появляются в блеске огней: великолепные лошади, кучер во фраке и цилиндре, сверкающий экипаж братьев Зеелер, а в нем ваши очаровательные родители! Представляете себе возбуждение толпы, ее напряженное ожидание? Разумеется, вашим родителям не обязательно слишком долго катить в экипаже. Достаточно будет проехаться по главной аллее через рощицу. Уверяю, экипаж – шедевр удобства. Им будет там так же тепло и уютно, как в лимузине. Легкого покачивания, конечно, не избежать, но если экипаж первоклассный, езда в нем даже приятна, она убаюкивает. Надеюсь, вы нарисовали себе эту картину, сэр. Должен сознаться, первоначально я замыслил все это для вашего собственного прибытия, но потом сообразил, что вы в эти минуты предпочтете укрываться за кулисами. И в конце концов это ослабило бы эффект от вашего выхода на сцену. Затем, когда разнеслась счастливейшая новость, что ваши родители также намерены почтить наш город своим присутствием, я тотчас мысленно воскликнул: «Идеальное решение!» Да, сэр, приезд вашего отца и вашей матери придаст событиям нужный настрой. Конечно, мы не ждем, что ваши родители задержатся на площади. Их сразу проведут в помещение, на места для почетных гостей, и это послужит сигналом всем прочим, чтобы и они усаживались. А далее, в скором времени, начнется официальная часть. Первым мы планируем короткое сольное выступление моего сына, Штефана. Ха-ха! Возможно, я несколько злоупотребляю своим положением. Но Штефан так мечтал о сцене, и было время, когда я надеялся – вероятно, напрасно… Ладно, что толку снова в это вдаваться? Штефан исполнит небольшую пьеску – просто чтобы создать настроение. Свет пока будет гореть, дабы публика могла найти свои места, обменяться приветствиями, побеседовать в проходах и прочее. Потом, когда все усядутся, свет притушат. Последует официальное вступление – несколько слов. В положенное время выйдут оркестранты, рассядутся, настроят инструменты. После непродолжительной паузы появится мистер Бродский. Он… он выступит дирижером. Когда исполнение будет вознаграждено громом аплодисментов (будем надеяться, поверим, что так оно и произойдет) и мистер Бродский многократно раскланяется, объявят маленький перерыв. Не совсем антракт – мы не позволим публике покидать свои места. Просто минут на пять или около того прибавим света и дадим слушателям возможность собраться с мыслями. Далее, пока они будут обмениваться мнениями, на сцене перед занавесом появится мистер фон Винтерштейн. Он произнесет обычное вступительное слово. Не более пяти минут – да и есть ли необходимость в представлении? Затем он отступит за кулисы. Зал погрузится в темноту. И тогда, сэр, наступит кульминационный момент. Момент вашего появления. Об этом я как раз и хотел с вами поговорить, потому что мне, в известной мере, потребуется ваше сотрудничество. Дело в том, сэр, что наш концертный зал – здание чрезвычайно красивое, однако очень старое, и там, естественно, отсутствуют некоторые приспособления, которые имеются в современных постройках. Как я уже упоминал, условия для организации питания далеки от желаемых, поэтому мы очень зависим от кухни отеля. Но я вот о чем, сэр. Я позаимствовал из нашего спортивного центра – а он у нас суперсовременный и отлично оснащен – электронное табло, которое обычно висит в спортивном зале. Зал выглядит сейчас совсем осиротевшим! На месте табло теперь торчат уродливые черные провода. Но, сэр, вернемся к теме. Мистер фон Винтерштейн после краткого вступления удалится за кулисы. На миг все помещение потонет во тьме, и в это время будет поднят занавес. Затем вспыхнет одинокий прожектор и высветит вас, стоящего в центре сцены на возвышении. Слушатели, разумеется, начнут восторженно аплодировать. Когда рукоплескания стихнут, прежде чем вы заговорите, – если, разумеется, вы согласны – над аудиторией прозвучит голос, задающий первый вопрос. Это будет голос Хорста Яннингса, старейшего нашего актера. Хорст будет находиться в кабине звукооператора и вопрос задаст через акустическую систему. У Хорста прекрасный сочный баритон, вопросы он будет читать медленно. А пока он будет говорить – это моя идея, сэр! – его слова одновременно начнут отображаться на электронном табло прямо у вас над головой. Видите ли, до этой минуты, благодаря темноте, о нем никто даже не догадается. Всем покажется, будто надпись возникает сама собой, прямо в воздухе. Ха-ха! Простите, но я думал таким образом добиться драматического эффекта и одновременно пояснить происходящее. Слова на табло – осмелюсь сказать – помогут части присутствующих глубже прочувствовать весомость предметов, которые вы затронете. В конце концов, в сумбурной обстановке не все сумеют вовремя сконцентрироваться. А моя выдумка, сэр, настроит аудиторию на вдумчивое восприятие. Каждый вопрос возникнет у слушателей перед глазами, высвеченный гигантскими буквами. А затем, сэр, с вашего позволения, сделаем вот что: прозвучит и высветится на табло первый вопрос. Вы, стоя на возвышении, дадите ответ, а когда закончите, Хорст зачитает следующий вопрос – и так далее. Единственное, о чем мы вас попросим, мистер Райдер, это чтобы после каждого ответа вы покидали возвышение, приближались к краю сцены и кланялись. Я обращаюсь к вам с этой просьбой по двум причинам. Во-первых, имеются неустранимые технические трудности, связанные с временными свойствами электронного табло. Электрику требуется несколько секунд для введения текста вопроса, а кроме того, пройдет еще пятнадцать-двадцать секунд, прежде чем текст появится на табло. Так что, сами понимаете, сэр, выходя на край сцены, раскланиваясь и принимая неминуемые аплодисменты, вы поможете нам избежать досадных пауз, нарушающих ход выступления. Затем, когда аплодисменты стихнут, Хорст, в сопровождении табло, произнесет следующий вопрос, а у вас будет более чем достаточно времени, чтобы вернуться на возвышение. Имеется, сэр, и другая причина, делающая желательной эту процедуру. Ваше перемещение и поклон послужат электрику недвусмысленным знаком, что вы закончили отвечать на вопрос. Мы желаем любой ценой предотвратить неловкую ситуацию, которая возникнет, если, например, табло начнет печатать следующий вопрос до того, как вы успеете ответить на предыдущий. Я уже объяснил, что из-за временного отставания подобное развитие событий вполне вероятно. Для этого достаточно, чтобы создалось впечатление, будто вы закончили отвечать: например, вы помедлите, желая обдумать, что сказать напоследок. И вот вы произносите заключительные фразы, а электрик уже начал… Ух! Беда – да и только! Не будем об этом даже думать! Итак, сэр, с вашего разрешения, я предлагаю простой, но эффективный способ: закончив отвечать, вы подходите к краю сцены. Собственно, сэр, электрику, дабы он успел ввести текст вопроса, не помешали бы еще несколько дополнительных секунд, и было бы крайне полезно, если б вы, подойдя к концу ответа, подали незаметно какой-нибудь условный знак. Предположим, слегка дернули плечом. Конечно, мистер Райдер, все эти меры нуждаются в вашем одобрении. Если та или иная из этих идей представляется вам сомнительной – пожалуйста, так и скажите.
Пока Хоффман говорил, у меня перед глазами начала в ярких красках вырисовываться картина предстоящего вечера. Я слышал гром оваций, жужжание электронного табло у себя над головой. Видел себя, дергающего плечом, а потом выходящего в сиянии огней на край рампы. Странное, смутное чувство нереальности овладело мной, и только тут я понял, насколько ко всему этому не готов. Я поднял глаза на Хоффмана, который ждал ответа, и вяло пробормотал:
– По-видимому, это великолепно, мистер Хоффман. Вы превосходно все продумали.
– Ага. Значит, вы одобряете? Все детали, все они…
– Да-да, – произнес я, нетерпеливо махнув рукой. – Электронное табло, выход к рампе, знак плечом – да, да, да, превосходно продумано.
– Ага. – Секунду Хоффман глядел нерешительно,! но затем, кажется, уверился в том, что я говорю искренне. – Отлично, отлично. Итак, все согласовано. – Он задумчиво кивнул и некоторое время молчал. Затем, не отрывая глаз от дороги, снова забормотал: – Да-да. Все согласовано.
Хоффман, не обращаясь ко мне, по-прежнему шептал что-то себе под нос. Большая часть неба покрылась багрянцем; дорога петляла меж полей, и солнце время от времени заглядывало в переднее стекло, заставляя нас щуриться. Внезапно, когда я смотрел в боковое стекло, послышались судорожные восклицания Хоффмана:
– Вол! Вол, вол, вол!
Произнесено это было все так же негромко, но я повернулся и удивленно на него воззрился. Хоффман все еще был погружен в свои мысли, смотрел прямо перед собой и сам себе кивал. Я оглядел окружающие поля, но, при великом множестве овец, не обнаружил ни одного вола. Мне смутно припомнилось, что Хоффман и прежде, путешествуя со мной в автомобиле, позволял себе подобные выходки, но постепенно я начал отвлекаться и терять интерес к этому вопросу.
Вскоре мы вновь оказались на городских улицах, где пришлось почти ползти. Тротуары кишели народом, возвращавшимся с работы; во многих витринах зажглось вечернее освещение. В городе я почувствовал себя более уверенно. Мне подумалось, что когда я окажусь в концертном зале, выйду на сцену и осмотрю публику, многое встанет на свои места.
– В самом деле, сэр, – вдруг заговорил Хоффман, – все идет нормально. Совершенно не о чем тревожиться. Увидите, город примет вас на ура. Что касается мистера Бродского, я по-прежнему в нем не сомневаюсь.
Я решил, что должен по крайней мере казаться оптимистом.
– Да, – отозвался я весело, – мистер Бродский покажет себя в полном блеске. Определенно, он сегодня в прекрасной форме.
– Да? – Хоффман выглядел ошеломленным. – Вы с ним недавно виделись?
– Только что на кладбище. Я говорю, держался он как нельзя более уверенно…
– Мистер Бродский был на кладбище? Интересно, что он там делал.
Хоффман смотрел вопросительно, и я хотел было поведать ему всю историю с похоронами и сентиментальной выдумкой Бродского, но в конечном счете поленился и сказал просто:
– Думаю, у него там была назначена встреча. С мисс Коллинз.
– С мисс Коллинз? Боже милостивый! С чего бы это? Несколько удивленный его реакцией, я поднял глаза:
– Кажется, примирение более чем вероятно. Если дело сложится счастливо, можно будет с полным основанием ожидать дальнейшего развития событий.
– Да-да! – Хоффман задумался, и на его лице появилась хмурая гримаса. – Мистер Бродский сейчас на кладбище? Ожидает мисс Коллинз? Странно. Очень странно.
По мере того как мы приближались к центру города, движение делалось все более интенсивным, пока наконец мы не застряли в узком переулке. Хоффман, в ком явно нарастало беспокойство, снова обернулся ко мне:
– Мистер Райдер, мне требуется кое-что устроить. Я, конечно, присоединюсь к вам в концертном зале, однако в эту минуту… – Он взглянул на часы, и на его лице отразился ужас. – Видите ли, мне нужно кое-что… устроить… – Он стиснул руль и уставился мне прямо в лицо. – Мистер Райдер, дело вот в чем. Из-за этого окаянного одностороннего движения в час пик – чтоб ему! – нам еще долго пришлось бы добираться до концертного зала на машине. Однако пешком… – Он внезапно ткнул пальцем в окно. – Вот он. У вас перед глазами. Всего минута-другая ходьбы. Да, сэр, та самая крыша.
Я видел обширную крышу в форме купола, которая громоздилась невдалеке над соседними строениями. В самом деле, от концертного зала нас отделяли, видимо, не более трех-четырех кварталов.
– Мистер Хоффман, – предложил я, – если у вас неотложные дела, я ничего не имею против того, чтобы пройтись пешком.
– Действительно? Вы на меня не обидитесь?
Мы продвинулись еще на несколько дюймов и вновь застыли на месте.
– Собственно, мне даже хочется пройтись, – продолжал я. – Вечер прекрасный. И идти, как вы говорите, всего ничего.
– Это проклятое одностороннее движение! Мы можем проторчать здесь битый час! Мистер Райдер, буду вам бесконечно благодарен, если вы меня извините. Знаете, я должен кое о чем… кое о чем позаботиться…
– Да-да, разумеется. Я выйду здесь. С вашей стороны было очень любезно подвезти меня, да еще в час пик. Я вам крайне благодарен.
– Вы подойдете к концертному залу сзади. Это если станете ориентироваться на купол. Не теряйте его из виду и тогда не заблудитесь.
– Пожалуйста, не тревожьтесь. Со мной все будет в порядке. – Прервав его извинения, я снова сказал «спасибо» и вышел из машины.

Я зашагал по узкой улочке, мимо специализированных книжных лавок, потом мимо уютных на вид туристических гостиниц. Было совсем не трудно ориентироваться на куполообразную крышу, и я порадовался, что получил возможность подышать свежим воздухом.
Стоило мне миновать два-три квартала, как в голове всплыли тревожные мысли, отделаться от которых не удавалось. Прежде всего, я сознавал, что процедура вопросов и ответов вряд ли пройдет гладко. В самом деле, если разгул страстей, с каким я столкнулся на кладбище, и не достигнет того же накала в концертном зале, кто знает, что за безобразные сцены могут там произойти. Более того, вопросы-ответы могут просто-напросто провалиться – и тогда мои родители, охваченные все возрастающим ужасом и смятением, потребуют, чтобы их увели из зала. Иными словами, они удалятся прежде, чем я доберусь до рояля, и останется только гадать, явятся ли они когда-нибудь снова послушать мое выступление. И, еще хуже, если вечер не удастся вконец, как бы у отца или у матери не случился приступ. Я был совершенно уверен, что стоит мне ударить по клавишам, и мать с отцом объединятся в порыве восхищения, но пока не закончатся вопросы и ответы, путь к инструменту будет заказан.
Тут я заметил, что, целиком поглощенный своими мыслями, я упустил из виду купол, и он скрылся за соседними зданиями. Вначале меня это мало тревожило:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63