Кроме того, ее слова заставили меня встрепенуться при мысли о том, как мало внимания я до сих пор уделял обстоятельствам, связанным с грядущим приездом в город моих родителей. Как говорила Фиона, здоровье обоих оставляло желать лучшего, и они едва ли были способны обойтись без чужой заботы. В самом деле, когда я глядел на переполненную транспортом улицу и стеклянные фасады, которые проплывали за окном, во мне росло желание оградить своих стариков от житейских сложностей. Несомненно, идеальным решением было поручить заботы о них группе местных дам, и я совершил крайнюю глупость, когда пренебрег возможностью встретиться с ними и поговорить. Мысли о том, что делать с родителями, вогнали меня в панику: задавая себе недоуменный вопрос, как можно было почти совершенно забыть о таком важном аспекте моего визита в этот город, я на мгновение совсем растерялся под напором разнообразных соображений. Внезапно я представил себе мать и отца – маленьких, седых и согнутых от старости; они стояли перед зданием вокзала в окружении багажа, неспособные самостоятельно с ним управиться. Я видел, как они оглядывают незнакомую местность и как отец, в котором взыграла гордость, подбирает два, потом три чемодана, а мать, тщетно пытаясь его удержать, кладет ему на руку свою тонкую ладонь со словами: «Нет-нет, тебе это не под силу. Это неподъемный груз». А отец, с решительным лицом, отстраняет ее, говоря: «Кто же тогда понесет багаж? Как мы доберемся до отеля? Нам некому помочь, нужно справляться самим». Тем временем мимо с грохотом проносятся легковые автомобили и грузовики, пробегают пригородные жители, приехавшие электричкой на работу. Мать, признав бесполезность уговоров, грустно наблюдает, как отец, пошатываясь под тяжелой ношей, делает четыре, пять шагов – и наконец сдается и опускает чемоданы на землю; его плечи ссутулены, грудь вздымается. Немного помедлив, мать приближается и ласково трогает его за локоть: «Ничего. Мы обратимся к кому-нибудь за подмогой». Отец, удовлетворившись тем, что хотя бы не сдался без боя, спокойно всматривается в мелькающие вокруг лица с надеждой на появление провожатого, который проследит за багажом и, под любезную беседу, усадит их в удобный автомобиль и отвезет в гостиницу.
Все эти картины мелькали у меня в голове, пока Фиона говорила, так что я на несколько секунд пребывал слеп и глух к пережитым ею неприятностям. Затем снова прислушался.
– Они станут повторять, что, мол, впредь нужно быть осторожней. Слышу, как они говорят: «Наша организация сделалась настолько авторитетной, что нужно быть готовым к попыткам всякой шушеры к нам втереться. Надо быть осмотрительней, тем более что на нас лежит сейчас большая ответственность. История с этой ловкачкой должна послужить нам уроком». Примерно такие речи они поведут. Бог знает, что за жизнь ждет меня теперь в этом микрорайоне. А ведь здесь придется расти моим детям…
– Послушай! – прервал я Фиону. – Мне очень жаль – словами не выразить. Но дело в том, что прошлым вечером случилось нечто непредвиденное – не буду утомлять тебя рассказом. Я, конечно, был безмерно расстроен тем, что подвел тебя, однако у меня не было никакой возможности даже позвонить. Надеюсь, я не причинил тебе слишком больших неприятностей.
– Неприятностей более чем достаточно. Знаешь, каково мне, матери, в одиночку воспитывающей двоих детей…
– Слушай, мне в самом деле ужасно жаль. Вот что я предлагаю. Сейчас я занят с теми двумя журналистами, но это ненадолго. Я разберусь с ними так быстро, как только возможно, прыгну в такси и отправлюсь к тебе домой. Я буду там через полчаса, максимум через сорок пять минут. Потом мы сделаем вот что. Мы пройдем вместе по твоему микрорайону, чтобы все соседи – Инге, Труде и прочие – своими глазами убедились в том, что мы и вправду старые друзья. Потом мы пригласим самых влиятельных, вроде этой Инге. Ты меня представишь, я извинюсь за вчерашнее и объясню, что у меня в последнюю минуту возникли неотложные дела. Постепенно мы их улестим и исправим вред, который я тебе нанес. Если мы справимся успешно, это даже придаст тебе больше веса в твоей компании. Ну, что скажешь?
Фиона молча разглядывала мелькавшие за окном здания, потом отозвалась:
– Моим первым побуждением было ответить: «Забудем об этом». Не вижу, к чему мне слава твоей старой приятельницы. Да и в кружке Инге мне, наверное, нечего делать. Просто прежде я чувствовала себя одинокой, а теперь, познакомившись с местными дамами и их привычками, начинаю думать, что лучше уж не общаться ни с кем, кроме собственных детей. Можно вечерами почитать хорошую книгу или посмотреть телевизор. Однако нужно думать не о себе, а о детях. Им придется расти в этом микрорайоне и налаживать связи с соседями. Ради них я должна принять твое предложение. Ты говоришь верно: если мы провернем этот план, от него мне будет больше пользы, чем от вчерашней вечеринки, даже если бы она прошла с оглушительным успехом. Но ты должен обещать, поклясться всем самым для тебя дорогим, что не подведешь меня во второй раз. Потому что, если мы примем этот план, мне нужно будет, срочно освободившись от работы, обзвонить соседок. У нас не такие отношения, чтобы являться к кому-нибудь домой без звонка. И ты сам понимаешь, что будет, если я с ними договорюсь, а ты исчезнешь. Придется мне в одиночку обходить квартиры и вновь извиняться за твое отсутствие. Поэтому обещай, что на сей раз не подложишь мне свинью.
– Обещаю. Я ведь сказал: улажу только одно дельце, прыгну в такси и вскоре буду у тебя. Не волнуйся, Фиона, все будет в порядке.
Произнося эти слова, я почувствовал, что кто-то трогает меня за рукав. Обернувшись, я увидел Педро, который стоял, вскинув на плечо свою гигантскую сумку.
– Мистер Райдер, прошу! – произнес он, указывая на выход.
Журналист уже стоял у передней двери, пригото вившись к выходу.
– Следующая остановка наша, мистер Райдер! – крикнул он, махая мне рукой. – Пожалуйста, сэр.
Трамвай начал тормозить. Я вскочил, протиснулся в проход и поспешил в конец вагона.
13
Трамвай с грохотом отъехал, оставив нас на открытой местности, среди полей, где свободно гулял ветер. Наслаждаясь освежающим дуновением, я следил, как трамвай пересек поле и скрылся за горизонтом.
– Мистер Райдер, сюда, пожалуйста. Журналист и Педро стояли в нескольких шагах, ожидая меня. Я присоединился к ним, и мы пустились в путь через заросшее травой поле. Порой сильные порывы ветра трепали нашу одежду, а по траве пробегали волны. У подножия холма необходимо было отдышаться.
– Осталось всего-то шага два, вон туда, в горку. – журналист указал на вершину холма.
Утомившись от ходьбы по высокой траве, я испытал облегчение при виде грунтовой тропы, которая взбиралась по склону.
– Ладно, – проговорил я, – времени у меня в обрез, так что давайте двигаться.
– Конечно, мистер Райдер.
Журналист первым ступил на крутую извилистую тропу. Я держался за ним вплотную, отставая не больше чем на два шага. Педро, обремененный сумкой, вскоре оказался далеко позади. Пока мы взбирались, я думал о Фионе, о том, как я подвел ее вчера, и в голове у меня мелькнула мысль, что при всей уверенности, с какой я вел себя в этом городе, мой подход к некоторым проблемам был, судя по результатам, отнюдь не безупречен – во всяком случае, по моим собственным меркам. Не говоря уже о неприятности, какую я причинил Фионе, я крайне досадовал на то, что накануне приезда моих родителей упустил возможность обсудить их многочисленные и замысловатые нужды с людьми, взявшимися их опекать. Дышать становилось все тяжелее, и я вновь почувствовал сильное раздражение, вспомнив о Софи, запутавшей мои дела. Разумеется, в эти важнейшие для меня дни я мог бы ожидать, чтобы она сама справлялась с неразберихой, которая не имела ко мне ни малейшего отношения. В уме у меня внезапно завертелись обращенные к ней фразы – и если бы я не сбил себе дыхание, то, пожалуй, начал бы бормотать их вслух.
После трех или четырех поворотов тропы мы остановились передохнуть. Подняв глаза, я обнаружил, что перед нами открывается широкий вид на окружающую местность. До самых дальних пределов чередовались поля. Лишь на самом горизонте смутно различалось что-то напоминающее кучку деревенских построек.
– Великолепный вид, – заметил журналист, часто ¦ дыша, и пятерней откинул с лица волосы. – Сердце – радуется, когда сюда поднимешься. Хлебнешь свежего; воздуха – и целый день чувствуешь себя бодро. Ну ладно, здесь хорошо, однако не будем терять времени. – Он весело усмехнулся и продолжил путь в гору.
Как и прежде, я следовал за ним по пятам, а Педро плелся позади. В какой-то момент, когда мы одолевали особенно крутой участок, Педро снизу что-то выкрикнул. Я решил, что он просит нас притормозить, но журналист не замедлил поступи, просто бросив через плечо навстречу порыву ветра:
– Что ты говоришь?
Педро, стараясь сократить расстояние между нами, крикнул:
– Я говорю, что мы, кажись, умаслили этого ублюдка. Думаю, он не станет сопротивляться.
– Ну да! – прокричал в ответ журналист. – До сих пор он не артачился, но никогда не знаешь, чего ожидать от этой публики. Поэтому продолжай заговаривать ему зубы. Пока он взбирается как ни в чем не бывало – и, кажется, даже в ус не дует. Но дурень наверняка даже не имеет понятия, что означает это строение.
– А что мы скажем, если он спросит? Он ведь наверняка поинтересуется.
– Просто переведем разговор на другую тему. Попросишь его переменить позу. Поговоришь о том, как он выглядит: это непременно его отвлечет. Если же этот тип не прекратит расспросы, что ж, придется в конце концов рассказать, но тогда у нас уже будет целая куча фотографий – и ему останется только глазами хлопать.
– Скорей бы уж все это кончилось! – проговорил запыхавшийся Педро. – Боже, меня прямо-таки передергивает, когда я вижу, как он все время потирает руки.
– Мы уже почти на месте. Пока дело идет как по маслу: смотри только, чтобы не угробить всю затею в последний момент.
– Простите! – перебил я его. – Мне нужно слегка перевести дух.
– Конечно, мистер Райдер, как это я сам не подумал! – отозвался журналист, и мы остановились. – За мной мало кто может угнаться, я ведь марафонец. Но надо сказать, сэр, вы, по-видимому, находитесь в отличной форме. В вашем возрасте (а он мне известен из имеющихся при мне заметок, иначе бы я ни за что не догадался) – в вашем возрасте вы запросто обскакали беднягу Педро. – Он крикнул приближавшемуся Педро: – Ну давай, что ты как черепаха. Мистер Райдер над тобой смеется.
– Так нечестно, – с улыбкой проговорил Педро. – Плюс к таланту мистеру Райдеру достался еще и крепкий организм. Везет же некоторым.
Мы постояли, оглядывая окрестность и выравнивая дыхание. Затем журналист сказал:
– Мы уже почти пришли. Давайте двигаться. У мистера Райдера впереди уйма дел.
Последняя часть пути оказалась самой трудной. Тропа становилась все круче, тут и там попадались глинистые лужицы. Журналист шагал все так же упорно, хотя и сгибаясь от усилий. Пока я тащился за ним, в голове у меня опять зароились слова, которые я хотел обратить к Софи. «Ты хоть что-то соображаешь? – бормотал я сквозь сжатые губы в такт шагам. – Ты хоть что-то соображаешь?» Эта фраза почему-то не получала развития, однако я повторял ее шепотом про себя всякий раз, когда переставлял ноги, пока само звучание не стало подпитывать мой гнев.
Но вот подъем кончился, и я увидел на вершине холма белое здание. Мы с журналистом доковыляли до стены и прислонились к ней, тяжело дыша. Через некоторое время к нам присоединился отчаянно пыхтевший Педро. Он сполз по стенке на колени, и я даже испугался, что его хватит удар. Дыша по-прежнему с присвистом, он тем не менее начал расстегивать сумку. Он вытащил камеру, потом объектив. Тут ему, по-видимому, изменили силы; он уперся рукой в стену и, опустив голову на сгиб локтя, стал ловить ртом воздух.
Немного опомнившись, я отошел от здания на несколько шагов с целью его разглядеть. Порыв ветра едва не припечатал меня обратно к стене, но я все же добрался до места, откуда был виден высокий цилиндр из белого кирпича, в котором имелся единственный оконный проем – узкая вертикальная щель у самой верхушки. Строение походило на башенку, снятую со средневекового замка и перенесенную сюда, на гребень холма.
– Мистер Райдер, приготовьтесь, сэр!
Журналист и Педро заняли позицию приблизительно в десяти метрах от башни. Педро, который, судя по всему, успел отдышаться, расставил свой штатив и глядел в видоискатель.
– Будьте добры, мистер Райдер, встаньте прямо напротив стены, – выкрикнул журналист.
Я вернулся к постройке.
– Господа! – заговорил я, стараясь перекричать гул ветра. – Прежде чем мы начнем, я хотел бы услышать объяснения, каков смысл выбранного антуража.
– Мистер Райдер, прошу вас, – крикнул Педро, махая рукой. – Повернитесь спиной к стене и, пожалуй, обопритесь на нее рукой. Примерно так. – Он поднял локоть.
Я подошел ближе к стене и встал как было велено. Педро сделал несколько снимков, время от времени то перемещая треногу, то меняя объектив. Журналист оставался рядом с ним, заглядывал ему через плечо и что-то говорил.
– Господа! – обратился я к ним. – Нет, конечно, ничего противоестественного в моем желании знать…
– Мистер Райдер, прошу вас, – произнес Педро, выныривая из-за камеры. – Ваш галстук!
Мой галстук забросило ветром на плечо. Я поправил его, а попутно пригладил и волосы.
– Будьте добры, мистер Райдер! – крикнул Педро. – Еще немного подержите вот так руку. Да-да! Как будто приглашаете кого-то войти. Да, превосходно, превосходно. Но, будьте добры, изобразите гордую улыбку. Предельно гордую, словно здание – ваше детище. Ага, превосходно. Выглядите вы просто классно.
Я выполнил инструкции со всем старанием, хотя из-за порыва ветра было нелегко придать лицу непринужденное выражение.
Через некоторое время я краем глаза заметил, что слева от меня кто-то есть. Стоя в позе, я не мог его разглядеть как следует и только боковым зрением различил, что это мужчина в темной одежде, притулившийся к стене. Педро продолжал, надрывая голос, давать указания – чуть переместить подбородок, шире улыбнуться, – и мне не сразу удалось повернуть голову к соседу. Когда я наконец сделал это, он – высокий, прямой как жердь, с лысой головой и костлявым лицом – тут же двинулся ко мне. Он придерживал полы своего дождевика, но когда приблизился, высвободил руку и протянул ее мне:
– Мистер Райдер, здравствуйте. Польщен знакомством.
– Да-да, – протянул я, изучая его. – Очень рад познакомиться с вами, мистер… мистер?
Собеседник, озадаченно помолчав, назвал себя:
– Кристофф. Я Кристофф.
– А, мистер Кристофф! – Особенно сильный порыв ветра заставил нас ненадолго схватиться друг за друга, и это помогло мне прийти в себя. – А, ну да, мистер Кристофф. Конечно. Много о вас наслышан.
– Мистер Райдер, – произнес Кристофф, наклонившись ко мне. – Разрешите мне прежде всего высказать, как я вам благодарен за то, что вы приняли приглашение на ланч. Я наслышан о вашей любезности, поэтому ничуть не был удивлен положительным ответом. Я знал: вы из тех людей, кто по крайней мере никогда не откажется выслушать. Более того, вы даже захотите ознакомиться с нашей точкой зрения. Нет, я нисколько не был удивлен, однако от этого моя благодарность лишь возросла. Ну, а теперь, – он взглянул на часы, – мы немного задержались, но неважно. На улицах сейчас не должно быть пробок. Прошу сюда.
Вслед за Кристоффом я обогнул белое здание. Здесь ветер был не такой сильный, и множество труб, торчавших из кирпичной стены, издавали тихое жужжание. Кристофф вел меня к двум деревянным стойкам на краю вершины. Я полагал, что за ними находится крутой обрыв, но когда добрался туда и взглянул вниз, обнаружил длинную череду расшатанных каменных ступеней, от вида которых кружилась голова. Вдали, у подножия холма, лестница выходила к мощеной дороге; там я различил очертания черного автомобиля – вероятно, ожидавшего нас.
– Прошу вперед, мистер Райдер, – сказал Кристофф. – Пожалуйста, спускайтесь без спешки. Торопиться незачем.
Тем не менее он снова бросил озабоченный взгляд на часы.
– Мне очень жаль, что мы опаздываем, – заметил я. – Фотографирование заняло больше времени, чем я рассчитывал.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Райдер. верен, мы успеем. Пожалуйста, я за вами.
На первых ступеньках у меня слегка закружилась голова. Перил не было ни с одной стороны, ни с другой, и мне пришлось собрать все свое внимание: ведь, оступившись, я бы слетел вниз к самому подножию. По счастью, ветер здесь не причинял особого неудобства, и вскоре, убедившись, что эта лестница не сложнее других, я стал чувствовать себя уверенней и временами набирался смелости оторвать взгляд от ступенек и обозреть расстилавшуюся внизу панораму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Все эти картины мелькали у меня в голове, пока Фиона говорила, так что я на несколько секунд пребывал слеп и глух к пережитым ею неприятностям. Затем снова прислушался.
– Они станут повторять, что, мол, впредь нужно быть осторожней. Слышу, как они говорят: «Наша организация сделалась настолько авторитетной, что нужно быть готовым к попыткам всякой шушеры к нам втереться. Надо быть осмотрительней, тем более что на нас лежит сейчас большая ответственность. История с этой ловкачкой должна послужить нам уроком». Примерно такие речи они поведут. Бог знает, что за жизнь ждет меня теперь в этом микрорайоне. А ведь здесь придется расти моим детям…
– Послушай! – прервал я Фиону. – Мне очень жаль – словами не выразить. Но дело в том, что прошлым вечером случилось нечто непредвиденное – не буду утомлять тебя рассказом. Я, конечно, был безмерно расстроен тем, что подвел тебя, однако у меня не было никакой возможности даже позвонить. Надеюсь, я не причинил тебе слишком больших неприятностей.
– Неприятностей более чем достаточно. Знаешь, каково мне, матери, в одиночку воспитывающей двоих детей…
– Слушай, мне в самом деле ужасно жаль. Вот что я предлагаю. Сейчас я занят с теми двумя журналистами, но это ненадолго. Я разберусь с ними так быстро, как только возможно, прыгну в такси и отправлюсь к тебе домой. Я буду там через полчаса, максимум через сорок пять минут. Потом мы сделаем вот что. Мы пройдем вместе по твоему микрорайону, чтобы все соседи – Инге, Труде и прочие – своими глазами убедились в том, что мы и вправду старые друзья. Потом мы пригласим самых влиятельных, вроде этой Инге. Ты меня представишь, я извинюсь за вчерашнее и объясню, что у меня в последнюю минуту возникли неотложные дела. Постепенно мы их улестим и исправим вред, который я тебе нанес. Если мы справимся успешно, это даже придаст тебе больше веса в твоей компании. Ну, что скажешь?
Фиона молча разглядывала мелькавшие за окном здания, потом отозвалась:
– Моим первым побуждением было ответить: «Забудем об этом». Не вижу, к чему мне слава твоей старой приятельницы. Да и в кружке Инге мне, наверное, нечего делать. Просто прежде я чувствовала себя одинокой, а теперь, познакомившись с местными дамами и их привычками, начинаю думать, что лучше уж не общаться ни с кем, кроме собственных детей. Можно вечерами почитать хорошую книгу или посмотреть телевизор. Однако нужно думать не о себе, а о детях. Им придется расти в этом микрорайоне и налаживать связи с соседями. Ради них я должна принять твое предложение. Ты говоришь верно: если мы провернем этот план, от него мне будет больше пользы, чем от вчерашней вечеринки, даже если бы она прошла с оглушительным успехом. Но ты должен обещать, поклясться всем самым для тебя дорогим, что не подведешь меня во второй раз. Потому что, если мы примем этот план, мне нужно будет, срочно освободившись от работы, обзвонить соседок. У нас не такие отношения, чтобы являться к кому-нибудь домой без звонка. И ты сам понимаешь, что будет, если я с ними договорюсь, а ты исчезнешь. Придется мне в одиночку обходить квартиры и вновь извиняться за твое отсутствие. Поэтому обещай, что на сей раз не подложишь мне свинью.
– Обещаю. Я ведь сказал: улажу только одно дельце, прыгну в такси и вскоре буду у тебя. Не волнуйся, Фиона, все будет в порядке.
Произнося эти слова, я почувствовал, что кто-то трогает меня за рукав. Обернувшись, я увидел Педро, который стоял, вскинув на плечо свою гигантскую сумку.
– Мистер Райдер, прошу! – произнес он, указывая на выход.
Журналист уже стоял у передней двери, пригото вившись к выходу.
– Следующая остановка наша, мистер Райдер! – крикнул он, махая мне рукой. – Пожалуйста, сэр.
Трамвай начал тормозить. Я вскочил, протиснулся в проход и поспешил в конец вагона.
13
Трамвай с грохотом отъехал, оставив нас на открытой местности, среди полей, где свободно гулял ветер. Наслаждаясь освежающим дуновением, я следил, как трамвай пересек поле и скрылся за горизонтом.
– Мистер Райдер, сюда, пожалуйста. Журналист и Педро стояли в нескольких шагах, ожидая меня. Я присоединился к ним, и мы пустились в путь через заросшее травой поле. Порой сильные порывы ветра трепали нашу одежду, а по траве пробегали волны. У подножия холма необходимо было отдышаться.
– Осталось всего-то шага два, вон туда, в горку. – журналист указал на вершину холма.
Утомившись от ходьбы по высокой траве, я испытал облегчение при виде грунтовой тропы, которая взбиралась по склону.
– Ладно, – проговорил я, – времени у меня в обрез, так что давайте двигаться.
– Конечно, мистер Райдер.
Журналист первым ступил на крутую извилистую тропу. Я держался за ним вплотную, отставая не больше чем на два шага. Педро, обремененный сумкой, вскоре оказался далеко позади. Пока мы взбирались, я думал о Фионе, о том, как я подвел ее вчера, и в голове у меня мелькнула мысль, что при всей уверенности, с какой я вел себя в этом городе, мой подход к некоторым проблемам был, судя по результатам, отнюдь не безупречен – во всяком случае, по моим собственным меркам. Не говоря уже о неприятности, какую я причинил Фионе, я крайне досадовал на то, что накануне приезда моих родителей упустил возможность обсудить их многочисленные и замысловатые нужды с людьми, взявшимися их опекать. Дышать становилось все тяжелее, и я вновь почувствовал сильное раздражение, вспомнив о Софи, запутавшей мои дела. Разумеется, в эти важнейшие для меня дни я мог бы ожидать, чтобы она сама справлялась с неразберихой, которая не имела ко мне ни малейшего отношения. В уме у меня внезапно завертелись обращенные к ней фразы – и если бы я не сбил себе дыхание, то, пожалуй, начал бы бормотать их вслух.
После трех или четырех поворотов тропы мы остановились передохнуть. Подняв глаза, я обнаружил, что перед нами открывается широкий вид на окружающую местность. До самых дальних пределов чередовались поля. Лишь на самом горизонте смутно различалось что-то напоминающее кучку деревенских построек.
– Великолепный вид, – заметил журналист, часто ¦ дыша, и пятерней откинул с лица волосы. – Сердце – радуется, когда сюда поднимешься. Хлебнешь свежего; воздуха – и целый день чувствуешь себя бодро. Ну ладно, здесь хорошо, однако не будем терять времени. – Он весело усмехнулся и продолжил путь в гору.
Как и прежде, я следовал за ним по пятам, а Педро плелся позади. В какой-то момент, когда мы одолевали особенно крутой участок, Педро снизу что-то выкрикнул. Я решил, что он просит нас притормозить, но журналист не замедлил поступи, просто бросив через плечо навстречу порыву ветра:
– Что ты говоришь?
Педро, стараясь сократить расстояние между нами, крикнул:
– Я говорю, что мы, кажись, умаслили этого ублюдка. Думаю, он не станет сопротивляться.
– Ну да! – прокричал в ответ журналист. – До сих пор он не артачился, но никогда не знаешь, чего ожидать от этой публики. Поэтому продолжай заговаривать ему зубы. Пока он взбирается как ни в чем не бывало – и, кажется, даже в ус не дует. Но дурень наверняка даже не имеет понятия, что означает это строение.
– А что мы скажем, если он спросит? Он ведь наверняка поинтересуется.
– Просто переведем разговор на другую тему. Попросишь его переменить позу. Поговоришь о том, как он выглядит: это непременно его отвлечет. Если же этот тип не прекратит расспросы, что ж, придется в конце концов рассказать, но тогда у нас уже будет целая куча фотографий – и ему останется только глазами хлопать.
– Скорей бы уж все это кончилось! – проговорил запыхавшийся Педро. – Боже, меня прямо-таки передергивает, когда я вижу, как он все время потирает руки.
– Мы уже почти на месте. Пока дело идет как по маслу: смотри только, чтобы не угробить всю затею в последний момент.
– Простите! – перебил я его. – Мне нужно слегка перевести дух.
– Конечно, мистер Райдер, как это я сам не подумал! – отозвался журналист, и мы остановились. – За мной мало кто может угнаться, я ведь марафонец. Но надо сказать, сэр, вы, по-видимому, находитесь в отличной форме. В вашем возрасте (а он мне известен из имеющихся при мне заметок, иначе бы я ни за что не догадался) – в вашем возрасте вы запросто обскакали беднягу Педро. – Он крикнул приближавшемуся Педро: – Ну давай, что ты как черепаха. Мистер Райдер над тобой смеется.
– Так нечестно, – с улыбкой проговорил Педро. – Плюс к таланту мистеру Райдеру достался еще и крепкий организм. Везет же некоторым.
Мы постояли, оглядывая окрестность и выравнивая дыхание. Затем журналист сказал:
– Мы уже почти пришли. Давайте двигаться. У мистера Райдера впереди уйма дел.
Последняя часть пути оказалась самой трудной. Тропа становилась все круче, тут и там попадались глинистые лужицы. Журналист шагал все так же упорно, хотя и сгибаясь от усилий. Пока я тащился за ним, в голове у меня опять зароились слова, которые я хотел обратить к Софи. «Ты хоть что-то соображаешь? – бормотал я сквозь сжатые губы в такт шагам. – Ты хоть что-то соображаешь?» Эта фраза почему-то не получала развития, однако я повторял ее шепотом про себя всякий раз, когда переставлял ноги, пока само звучание не стало подпитывать мой гнев.
Но вот подъем кончился, и я увидел на вершине холма белое здание. Мы с журналистом доковыляли до стены и прислонились к ней, тяжело дыша. Через некоторое время к нам присоединился отчаянно пыхтевший Педро. Он сполз по стенке на колени, и я даже испугался, что его хватит удар. Дыша по-прежнему с присвистом, он тем не менее начал расстегивать сумку. Он вытащил камеру, потом объектив. Тут ему, по-видимому, изменили силы; он уперся рукой в стену и, опустив голову на сгиб локтя, стал ловить ртом воздух.
Немного опомнившись, я отошел от здания на несколько шагов с целью его разглядеть. Порыв ветра едва не припечатал меня обратно к стене, но я все же добрался до места, откуда был виден высокий цилиндр из белого кирпича, в котором имелся единственный оконный проем – узкая вертикальная щель у самой верхушки. Строение походило на башенку, снятую со средневекового замка и перенесенную сюда, на гребень холма.
– Мистер Райдер, приготовьтесь, сэр!
Журналист и Педро заняли позицию приблизительно в десяти метрах от башни. Педро, который, судя по всему, успел отдышаться, расставил свой штатив и глядел в видоискатель.
– Будьте добры, мистер Райдер, встаньте прямо напротив стены, – выкрикнул журналист.
Я вернулся к постройке.
– Господа! – заговорил я, стараясь перекричать гул ветра. – Прежде чем мы начнем, я хотел бы услышать объяснения, каков смысл выбранного антуража.
– Мистер Райдер, прошу вас, – крикнул Педро, махая рукой. – Повернитесь спиной к стене и, пожалуй, обопритесь на нее рукой. Примерно так. – Он поднял локоть.
Я подошел ближе к стене и встал как было велено. Педро сделал несколько снимков, время от времени то перемещая треногу, то меняя объектив. Журналист оставался рядом с ним, заглядывал ему через плечо и что-то говорил.
– Господа! – обратился я к ним. – Нет, конечно, ничего противоестественного в моем желании знать…
– Мистер Райдер, прошу вас, – произнес Педро, выныривая из-за камеры. – Ваш галстук!
Мой галстук забросило ветром на плечо. Я поправил его, а попутно пригладил и волосы.
– Будьте добры, мистер Райдер! – крикнул Педро. – Еще немного подержите вот так руку. Да-да! Как будто приглашаете кого-то войти. Да, превосходно, превосходно. Но, будьте добры, изобразите гордую улыбку. Предельно гордую, словно здание – ваше детище. Ага, превосходно. Выглядите вы просто классно.
Я выполнил инструкции со всем старанием, хотя из-за порыва ветра было нелегко придать лицу непринужденное выражение.
Через некоторое время я краем глаза заметил, что слева от меня кто-то есть. Стоя в позе, я не мог его разглядеть как следует и только боковым зрением различил, что это мужчина в темной одежде, притулившийся к стене. Педро продолжал, надрывая голос, давать указания – чуть переместить подбородок, шире улыбнуться, – и мне не сразу удалось повернуть голову к соседу. Когда я наконец сделал это, он – высокий, прямой как жердь, с лысой головой и костлявым лицом – тут же двинулся ко мне. Он придерживал полы своего дождевика, но когда приблизился, высвободил руку и протянул ее мне:
– Мистер Райдер, здравствуйте. Польщен знакомством.
– Да-да, – протянул я, изучая его. – Очень рад познакомиться с вами, мистер… мистер?
Собеседник, озадаченно помолчав, назвал себя:
– Кристофф. Я Кристофф.
– А, мистер Кристофф! – Особенно сильный порыв ветра заставил нас ненадолго схватиться друг за друга, и это помогло мне прийти в себя. – А, ну да, мистер Кристофф. Конечно. Много о вас наслышан.
– Мистер Райдер, – произнес Кристофф, наклонившись ко мне. – Разрешите мне прежде всего высказать, как я вам благодарен за то, что вы приняли приглашение на ланч. Я наслышан о вашей любезности, поэтому ничуть не был удивлен положительным ответом. Я знал: вы из тех людей, кто по крайней мере никогда не откажется выслушать. Более того, вы даже захотите ознакомиться с нашей точкой зрения. Нет, я нисколько не был удивлен, однако от этого моя благодарность лишь возросла. Ну, а теперь, – он взглянул на часы, – мы немного задержались, но неважно. На улицах сейчас не должно быть пробок. Прошу сюда.
Вслед за Кристоффом я обогнул белое здание. Здесь ветер был не такой сильный, и множество труб, торчавших из кирпичной стены, издавали тихое жужжание. Кристофф вел меня к двум деревянным стойкам на краю вершины. Я полагал, что за ними находится крутой обрыв, но когда добрался туда и взглянул вниз, обнаружил длинную череду расшатанных каменных ступеней, от вида которых кружилась голова. Вдали, у подножия холма, лестница выходила к мощеной дороге; там я различил очертания черного автомобиля – вероятно, ожидавшего нас.
– Прошу вперед, мистер Райдер, – сказал Кристофф. – Пожалуйста, спускайтесь без спешки. Торопиться незачем.
Тем не менее он снова бросил озабоченный взгляд на часы.
– Мне очень жаль, что мы опаздываем, – заметил я. – Фотографирование заняло больше времени, чем я рассчитывал.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Райдер. верен, мы успеем. Пожалуйста, я за вами.
На первых ступеньках у меня слегка закружилась голова. Перил не было ни с одной стороны, ни с другой, и мне пришлось собрать все свое внимание: ведь, оступившись, я бы слетел вниз к самому подножию. По счастью, ветер здесь не причинял особого неудобства, и вскоре, убедившись, что эта лестница не сложнее других, я стал чувствовать себя уверенней и временами набирался смелости оторвать взгляд от ступенек и обозреть расстилавшуюся внизу панораму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63