.. – Надо что-то сказать, чтобы заставить ее раскрыться, чтобы понять, как она это делает, и соответственно изобрести защиту.
– Простите, – сказала она и посмотрела на него действительно виновато. – Я не хочу вмешиваться в вашу жизнь. Просто иногда это само получается.
– Что получается?
Его дерзкая и страстная принцесса покраснела. Может, лучше снова сесть. Он повел ее к кушетке, сел рядом с ней, и, когда он увидел, как она поджала губы, взял обе ее руки в свои.
– Красиво и не торопясь, принцесса, скажите мне, что у вас на уме.
– А у вас?
– Вначале вы.
– Нет. Я хочу сказать, что у меня на уме примерно то же, что и у вас. Не совсем точь-в-точь, и все же... – И, словно для того чтобы разубедить его, она добавила: – Понимаете, я мысли не читаю, я просто чувствую ваше состояние. Тут скорее я не мысли ваши угадываю, а чувства, настроение.
– Так вы не умеете читать мысли? Тогда и проблем нет, не так ли? Амелия, о чем, черт возьми, вы говорите?
– Все это немного сложно объяснить. – Она пыталась убрать руки, но он их не отпускал. Выглядела она тревожной и несчастной. Потом пусть себе играет в независимость сколько влезет, но пока он твердо решил не ослаблять хватки.
Она вздохнула, оставив попытки отстраниться от него, и сказала:
– Это у нас семейное.
– Кстати, а где ваши родственники? – Инстинкт самосохранения в нем пока не умер, так что знать о местонахождении ее отца он считал для себя жизненно важным. Александр Даркурт, принц Акоры, не произвел на него впечатления снисходительного родителя, который не имел бы ничего против того, чтобы его дочь соблазнили практически под крышей его собственного дома. Весьма вероятно, ему были, как и Нилсу, известны некоторые способы умертвить совратителя.
– Мои родители во дворце. Королю стало хуже. Люк и Марк где-то ищут приключений на свою голову, Андреас, как вам известно, здесь.
– Замечательно. – Андреас и в одиночестве справился бы с задачей сделать из него, Нилса, фарш, если бы он хоть отчасти догадался о том, что он, Нилс, сотворил с его кузиной. Но тогда бы им пришлось драться один на один, что было бы справедливо. – Так вы говорили о своей семье.
– Знаете ли, у нас это в роду. Примерно через поколение в нашей семье рождаются женщины с необычным даром. Я иногда понимаю, что у человека на сердце. Я не знаю, как это объяснить, я просто знаю. У меня этот дар с самого детства.
– Вы хотите сказать, что можете неплохо судить о людях?
– Нет, не только это. Не со всеми это работает. Некоторые люди остаются для меня закрытыми, лорд Хоули, например. Но вы к ним не относитесь, да и большинство других людей тоже.
– Трудно сказать, что у Хоули на сердце, потому что у него его просто нет. – Нилс сначала сказал, а потом спохватился, что проговорился. Наверное, он сделал это под впечатлением от того, что она ему рассказала. Но что конкретно она рассказала ему о своей способности?
– Что заставляет вас так думать о Хоули?
– Ничего. Это не важно. Хорошо, наверное, иметь неплохую интуицию.
Она чуть отстранилась, посмотрев на него с упреком.
– Как вы думаете, сколько людей с развитой интуицией сказали бы точно, что вы хотели Хоули убить.
– Я не...
– Хотели. И я должна знать, за что.
– Вы все себе придумали. – Он научился лгать за годы жизни в Вашингтоне. Он сумеет ее убедить. И, кроме того, знать правду ей совершенно ни к чему. Для ее же блага. Причина, по которой он хотел убить Хоули, та же, по которой ей пришлось пережить похищение. Возможно, по той же причине начнется война между двумя их странами. И посему этот вопрос он обсуждать не желал.
– Вы лжете. Простите мне мою прямоту, но по-другому ваши действия я назвать не могу.
Он попал в беду. Черт, он просто чувствовал, что его засасывает трясина. Он никогда не ступал на топь, но слышал о том, что чувствуют люди, на нее ступившие. Нет, такое переживать ему не хотелось. Ни за что. Но никто не спрашивал о его желаниях.
Для начала он решил, что будет смотреть на ее губы. Рот у нее был красивый – крупный и сочный, и он прекрасно помнил те ощущения, что дарили ее губы, ее рот при поцелуе. И еще эта шея. Длинная и стройная. Он помнил, как покрывал ее поцелуями. А ее плечи понравились ему с самого начала.
И еще была...
Нет, об этом он не станет думать. Он лучше будет думать о деле.
О том, как обманет ее.
– Зачем мне вам лгать, принцесса?
– О, прекратите, ради Бога!
Она уже была на ногах. Когда она успела встать? Он ведь ее не отпускал? Но, как бы то ни было, она стояла и зло смотрела на него сидящего. Он встал, ибо мужчина не может позволить, чтобы его застукали сидящим в такой ситуации.
– Успокойтесь. Вам не из-за чего расстраиваться.
– Не говорите мне этого. Хоули опасен. Если вы попытаетесь его убить, он может убить вас.
Нилс презрительно хмыкнул, хотя по логике делать этого совсем не стоило.
– Пусть только попробует.
– Я знала! Вы действительно хотите его убить.
– Господи, дай мне силы! Хоть один раз внемли моей молитве!
Она сменила гнев на милость и коснулась его руки.
– Вам так трудно сказать мне правду? Напротив, проблема состояла как раз в обратном.
Искушение поделиться своей тревогой с ней было слишком велико. У Амелии с избытком хватало мужества, так что у него были все основания верить, что та ноша, которую она столь настойчиво предлагала разделить, не сломила бы ее.
– Мне не нравится Хоули, – признался Нилс.
– Я не собираюсь за него замуж.
Действительно, эта женщина не любит обходных путей.
– Он об этом знает?
– У него нет причин этого не знать. Я никогда не давала ему ни малейшего намека, что он мне приятен.
И это в то время, как на него, Нилса, она буквально обрушила водопад страсти. Это она привела его в ту беседку. Это она смеялась от счастья...
– Ну что же, это уже хорошо.
– Но вы все еще хотите его убить.
– Амелия, давайте оставим этот разговор.
Он был убежден, что она, совсем напротив, собирается эту тему продолжить, когда он жестом попросил ее остановиться. По правде сказать, сейчас его занимало совсем другое. И прежде всего – невыносимое желание обладать ею, усиливающееся с каждой проведенной возле нее минутой. Он почти воочию представлял, как целует ее в губы, как обнимает ее, как тело ее, нежное и крепкое одновременно, тает от страсти, тесно прижатое к его телу... И это желание превалировало над всем тем, что он мог думать и чувствовать.
Он был, в конце концов, всего лишь смертным.
Она сопротивлялась собственной страсти лишь краткий миг. Он разжал языком ее зубы и проник внутрь. Глубже. Еще глубже. Она была такой теплой, такой податливой, такой чистой в своем полном отказе от какого бы то ни было притворства. Женщина на все времена.
Но время исчезло. Оно перестало что-либо значить. Мир со своими причинно-следственными связями подернулся зыбью. В нем осталось лишь то, что они могли найти друг в друге. Они пропали, затерялись, ушли друг в друга, когда в малиновом накале страсти до него донеслось:
– Мне эта мысль кажется занятной, Болкум... – Андреас был чуть ли не на пороге гостиной. – Дай знать, если я буду нужен.
И тогда дверь распахнулась.
Глава 11
– Вы намерены говорить с моим дядей, сэр? – Андреас стоял на пороге. Ни в тоне его, ни в выражении лица не было и следа от былой любезности.
Амелия вдруг почувствовала страх. Острый приступ паники, от которой сжимались внутренности. Она никогда в жизни не видела Андреаса таким. Он выглядел старше своих лет, и в глазах его читалась суровая решимость.
Нервничая, она отошла от Нилса, собралась с духом, насколько смогла, и попыталась изобразить улыбку. Но улыбки не получилось, возможно, потому, что Нилс не стал медлить с ответом:
– Учитывая обстоятельства, это не помешало бы.
– Что? – Должно быть, она ослышалась. – Нилс, что вы...
Андреас кивнул, но при этом облегчения, по-видимому, не испытал.
– Кажется, король действительно умирает. И в связи с этим принц Александр в течение ближайших дней будет очень занят.
– Тогда я поговорю с ним при первой возможности, – сказал Нилс.
– Хорошо... очень хорошо.
– Ничего хорошего тут нет, – перебила мужчин Амелия. – В особенности потому, что вы тут вдвоем что-то решаете, в то время как мы с Нилсом еще ничего не обсудили.
Андреас посмотрел на нее озадаченно.
– А что вам еще надо обсуждать?
– Что нам надо обсудить? Ты еще спрашиваешь?
Принц Акоры повернулся лицом к Нилсу, который наблюдал за происходящим с ленивой усмешкой.
– Вам надо что-то обсуждать, мистер Вулфсон?
– Да нет, все ясно. Так я думаю.
– Вот и я о том. Тогда, надеюсь, при первой же возможности вы переговорите с отцом Амелии. А теперь довольно. Я провожу вас до двери.
– Андреас, ты шутишь! – воскликнула Амелия.
– Мелли, я еще в жизни не был так серьезен. И, думаю, мистер Вулфсон отлично меня понимает.
Она обернулась и посмотрела в стальные глаза того, кто продолжал смотреть на нее с той же чуть ироничной усмешкой. Он выглядел совершенно спокойным, словно чувствовал себя здесь как дома, чего никак нельзя было сказать о ней. Сердце ее билось так, что грозило выскочить из груди, и дышала она с трудом.
– Вы понимаете, мистер Вулфсон?
Он пожал плечами: мол, чего же тут непонятного? Но в голосе его была нежность, когда он сказал:
– Будет правильно, если я поговорю с вашим отцом.
В шоке от стремительности развития событий и очевидной серьезности его намерений, она, сжав кулаки так, что ногти впились в ладонь, спросила:
– Вы намерены сделать мне предложение?
Глаза его смеялись. Это была та улыбка, которую называют обезоруживающей. И дьявольской одновременно. В этой улыбке был явный намек на то, что было между ними. Так улыбаются лишь женщине, с которой есть что вспомнить.
– Из того, что я слышал, вам это не очень по вкусу.
Как ни старался Андреас сохранять приличествующую моменту серьезность, он не выдержал и усмехнулся.
– Немало поклонников будут разочарованы.
– Смею заметить, что по крайней мере часть из них испытает облегчение, – пробормотала Амелия.
И тот и другой одновременно повернули к ней головы, но вопрос задал Нилс.
– Почему вы так думаете?
– Потому что... – Не надо было ему отвечать. Она могла сделать вид, что не слышала вопроса. Слишком откровенно, слишком вызывающе должен был прозвучать ответ, особенно для Андреаса, у которого с тактом, похоже, не все обстояло благополучно. – Потому что большинство мужчин меня боятся.
Нет, она этого не говорила! Она не могла вот так, запросто, выпалить то, что тяжким бременем лежало у нее на душе. То, что она успела понять о себе в свои двадцать пять.
– Это так? – Нилс смотрел ей прямо в глаза. Он не выглядел ни удивленным, ни шокированным ее откровением. Очевидно, он не относился к большинству. Напротив, если, конечно, страсть совсем не затуманила ей мозги, он выглядел даже довольным.
– Черт, принцесса, вам просто не те мужчины попадались на пути.
И с этим он ушел, а ее драгоценный кузен чуть ли не вытолкал его за дверь. Впрочем, исход оказался куда благоприятнее, чем она ожидала. Ведь Андреас мог бы и убить того, кто покусился на честь сестры, пусть двоюродной.
Уже на улице, глотая ртом то, что в Лондоне называлось воздухом, Нилс предпринял попытку спокойно подумать о последствиях того, что только что произошло. Он едва ли мог отрицать свое желание поговорить с принцем Александром. Тогда бы акоранцы точно на него набросились, а этого он допустить не мог. Он должен был идти по следу Хоули. Более того, он намеревался обратить ситуацию в свою пользу: растравить соперника, который к тому же явно питал отвращение к простолюдинам, к которым относился и он, Нилс, американский выскочка, и заманить Хоули в ловушку.
И все же сказать то, что он сказал, только во имя выполнения возложенной на него миссии было бы невозможно. Пока он целовал Амелию, в голову ему пришла ошеломляющая мысль. Если Хоули не работает на акоранцев, он, Нилс, будет свободен от каких бы то ни было обязательств по отношению к своей стране и сможет делать то, чего хочет его душа и тело. А тело его и душа заодно с телом хотели одного и того же – Амелию: гордую и страстную женщину, которая дала ему столько радости, столько счастья, сколько он не получил за всю жизнь.
Отсюда напрашивался вывод. До сих пор он мог властвовать над своими страстями, теперь чувство сделало его уязвимым. Если акоранцы виновны, не миновать войны. Но если нет, если Хоули действовал в одиночку...
Если... Какое хрупкое слово! Какое емкое! Больше, чем расстояние от Луны до Земли. Как там насчет той истории, о которой она ему рассказала тогда в беседке? Как бы ему самому так же не сгинуть.
И все же домой он возвращался как на крыльях. Шедоу уже поджидал его и выглядел усталым, но довольным.
– Хоули выглядел весьма раздосадованным, когда покидал акоранцев, – сообщил Шедоу.
– Неудивительно. – Нилс опустился в удобное кожаное кресло – выбор пал именно на этот дом еще и потому, что мебель в нем была на удивление добротной и удобной, а комфорт даже во временном жилье – вещь обязательная. – Куда он пошел?
– В клуб. Он пробыл там несколько часов, и большую часть времени провел с двумя джентльменами – англичанами знатного происхождения, которые до прошлого года были как-то связаны с министерством иностранных дел.
– А что произошло в прошлом году?
– Их обоих выгнали, хотя сделано это было очень осмотрительно. Надо приглядеться к этим англичанам – они похожи на тех, кто воткнет нож в спину и глазом не моргнет. Ходят слухи, что убрали их из министерства именно потому, что премьер-министру не всегда нравятся их методы.
– Как тебе удалось все это выяснить?
– Слуги болтают. Удивительно, сколько всего известно прислуге. Хоули, чей род издавна славился неразборчивостью в достижении цели, не раз замечен в контактах с теми, кого Мельбурн изгнал из правительства. И вот он, почти демонстративно, встречается с этими двумя господами в тот самый момент, когда король его страны на смертном одре, а трон вот-вот перейдет в руки неопытной девице, которая, надо полагать, станет каждый шаг сверять с Мельбурном. Как ты думаешь, зачем он это делает?
– Потому что уверен, что выиграет.
– Похоже на то. Вопрос лишь в том, что за приз ему маячит?
– А ты как думаешь?
– Если Шеренски прав, – задумчиво проговорил Нилс, – он хочет того, чего всегда хотели и, надо отдать им должное, добивались люди из его рода – богатства и власти. И никогда ни того, ни другого им не хватало.
– И еще руку прекрасной принцессы.
Нилс едва не раздавил в руке бокал с бренди.
– Амелию ему не получить.
Шедоу поднял руки ладонями вверх.
– Я просто так сказал. И все же нам еще только предстоит узнать, на кого работает Хоули. Прости, Нилс, но на сегодня наиболее вероятными его сотрудниками являются акоранцы.
– Это не так.
– Ты просто не хочешь об этом думать.
– Не хочу, это так, но послушай: если бы Хоули взорвал корабль по заказу акоранцев, они бы его так или иначе отблагодарили, но к Амелии его бы и близко не подпустили. Семья у них дружная и крепкая, и Амелию они очень любят. Ее отец и братья никогда бы не допустили, чтобы в числе претендентов на ее руку оказался убийца.
И тут Нилс вдруг подумал о том, что по той же причине они не одобрят и его кандидатуру. Но ведь нельзя приравнивать его к Хоули! Те, за кем он охотился, не только собирались убить президента, но и постоянно преступали закон. Он лишь осуществил справедливое возмездие. Он не убивал невинных людей, чьим единственным преступлением было служение родине.
Шедоу подошел к столу и вытащил папку с портретом Хоули.
– Если он работает не на акоранцев, тогда на кого?
– Не знаю, – признался Нилс. – Но у меня есть соображения. Самым вероятным результатом атаки на корабль было и, возможно, все еще остается война между Акорой и Соединенными Штатами, не так ли?
– Я тебе постоянно об этом говорю.
– Тогда вот что мне скажи: кто от такой войны выиграет?
– Мы, конечно, если победим мы, а иного и представить нельзя.
– Ну, это еще вопрос. Акоранцы – отличные воины, они несколько тысячелетий оттачивали умение защищаться. Кроме того, они выдающиеся моряки. С учетом того, что акоранцам пришлось бы сражаться на своей территории и в море, у них были бы все преимущества.
– Ты всерьез полагаешь, что нас могли бы победить?
– Я думаю, что такую возможность всегда необходимо учитывать, иначе беда. Но представь, что победим мы. Что это нам дает? Акоранцы любят свою страну и своего правителя. Ты знаешь, что означает в буквальном переводе слово «ванакс»? Избранный. Не только правитель, но и все члены правящей семьи считают себя слугами народа, и я думаю, что это не пустые слова. Мы не говорим сейчас о каком-то тиране, которого народ едва терпит. Нам придется собрать армию, вдвое более многочисленную и сильную, чем у акоранцев, чтобы сравнять шансы. А потом еще держать на Акоре солидное войско, и да поможет Бог тем, кого мы туда пошлем наводить свои порядки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Простите, – сказала она и посмотрела на него действительно виновато. – Я не хочу вмешиваться в вашу жизнь. Просто иногда это само получается.
– Что получается?
Его дерзкая и страстная принцесса покраснела. Может, лучше снова сесть. Он повел ее к кушетке, сел рядом с ней, и, когда он увидел, как она поджала губы, взял обе ее руки в свои.
– Красиво и не торопясь, принцесса, скажите мне, что у вас на уме.
– А у вас?
– Вначале вы.
– Нет. Я хочу сказать, что у меня на уме примерно то же, что и у вас. Не совсем точь-в-точь, и все же... – И, словно для того чтобы разубедить его, она добавила: – Понимаете, я мысли не читаю, я просто чувствую ваше состояние. Тут скорее я не мысли ваши угадываю, а чувства, настроение.
– Так вы не умеете читать мысли? Тогда и проблем нет, не так ли? Амелия, о чем, черт возьми, вы говорите?
– Все это немного сложно объяснить. – Она пыталась убрать руки, но он их не отпускал. Выглядела она тревожной и несчастной. Потом пусть себе играет в независимость сколько влезет, но пока он твердо решил не ослаблять хватки.
Она вздохнула, оставив попытки отстраниться от него, и сказала:
– Это у нас семейное.
– Кстати, а где ваши родственники? – Инстинкт самосохранения в нем пока не умер, так что знать о местонахождении ее отца он считал для себя жизненно важным. Александр Даркурт, принц Акоры, не произвел на него впечатления снисходительного родителя, который не имел бы ничего против того, чтобы его дочь соблазнили практически под крышей его собственного дома. Весьма вероятно, ему были, как и Нилсу, известны некоторые способы умертвить совратителя.
– Мои родители во дворце. Королю стало хуже. Люк и Марк где-то ищут приключений на свою голову, Андреас, как вам известно, здесь.
– Замечательно. – Андреас и в одиночестве справился бы с задачей сделать из него, Нилса, фарш, если бы он хоть отчасти догадался о том, что он, Нилс, сотворил с его кузиной. Но тогда бы им пришлось драться один на один, что было бы справедливо. – Так вы говорили о своей семье.
– Знаете ли, у нас это в роду. Примерно через поколение в нашей семье рождаются женщины с необычным даром. Я иногда понимаю, что у человека на сердце. Я не знаю, как это объяснить, я просто знаю. У меня этот дар с самого детства.
– Вы хотите сказать, что можете неплохо судить о людях?
– Нет, не только это. Не со всеми это работает. Некоторые люди остаются для меня закрытыми, лорд Хоули, например. Но вы к ним не относитесь, да и большинство других людей тоже.
– Трудно сказать, что у Хоули на сердце, потому что у него его просто нет. – Нилс сначала сказал, а потом спохватился, что проговорился. Наверное, он сделал это под впечатлением от того, что она ему рассказала. Но что конкретно она рассказала ему о своей способности?
– Что заставляет вас так думать о Хоули?
– Ничего. Это не важно. Хорошо, наверное, иметь неплохую интуицию.
Она чуть отстранилась, посмотрев на него с упреком.
– Как вы думаете, сколько людей с развитой интуицией сказали бы точно, что вы хотели Хоули убить.
– Я не...
– Хотели. И я должна знать, за что.
– Вы все себе придумали. – Он научился лгать за годы жизни в Вашингтоне. Он сумеет ее убедить. И, кроме того, знать правду ей совершенно ни к чему. Для ее же блага. Причина, по которой он хотел убить Хоули, та же, по которой ей пришлось пережить похищение. Возможно, по той же причине начнется война между двумя их странами. И посему этот вопрос он обсуждать не желал.
– Вы лжете. Простите мне мою прямоту, но по-другому ваши действия я назвать не могу.
Он попал в беду. Черт, он просто чувствовал, что его засасывает трясина. Он никогда не ступал на топь, но слышал о том, что чувствуют люди, на нее ступившие. Нет, такое переживать ему не хотелось. Ни за что. Но никто не спрашивал о его желаниях.
Для начала он решил, что будет смотреть на ее губы. Рот у нее был красивый – крупный и сочный, и он прекрасно помнил те ощущения, что дарили ее губы, ее рот при поцелуе. И еще эта шея. Длинная и стройная. Он помнил, как покрывал ее поцелуями. А ее плечи понравились ему с самого начала.
И еще была...
Нет, об этом он не станет думать. Он лучше будет думать о деле.
О том, как обманет ее.
– Зачем мне вам лгать, принцесса?
– О, прекратите, ради Бога!
Она уже была на ногах. Когда она успела встать? Он ведь ее не отпускал? Но, как бы то ни было, она стояла и зло смотрела на него сидящего. Он встал, ибо мужчина не может позволить, чтобы его застукали сидящим в такой ситуации.
– Успокойтесь. Вам не из-за чего расстраиваться.
– Не говорите мне этого. Хоули опасен. Если вы попытаетесь его убить, он может убить вас.
Нилс презрительно хмыкнул, хотя по логике делать этого совсем не стоило.
– Пусть только попробует.
– Я знала! Вы действительно хотите его убить.
– Господи, дай мне силы! Хоть один раз внемли моей молитве!
Она сменила гнев на милость и коснулась его руки.
– Вам так трудно сказать мне правду? Напротив, проблема состояла как раз в обратном.
Искушение поделиться своей тревогой с ней было слишком велико. У Амелии с избытком хватало мужества, так что у него были все основания верить, что та ноша, которую она столь настойчиво предлагала разделить, не сломила бы ее.
– Мне не нравится Хоули, – признался Нилс.
– Я не собираюсь за него замуж.
Действительно, эта женщина не любит обходных путей.
– Он об этом знает?
– У него нет причин этого не знать. Я никогда не давала ему ни малейшего намека, что он мне приятен.
И это в то время, как на него, Нилса, она буквально обрушила водопад страсти. Это она привела его в ту беседку. Это она смеялась от счастья...
– Ну что же, это уже хорошо.
– Но вы все еще хотите его убить.
– Амелия, давайте оставим этот разговор.
Он был убежден, что она, совсем напротив, собирается эту тему продолжить, когда он жестом попросил ее остановиться. По правде сказать, сейчас его занимало совсем другое. И прежде всего – невыносимое желание обладать ею, усиливающееся с каждой проведенной возле нее минутой. Он почти воочию представлял, как целует ее в губы, как обнимает ее, как тело ее, нежное и крепкое одновременно, тает от страсти, тесно прижатое к его телу... И это желание превалировало над всем тем, что он мог думать и чувствовать.
Он был, в конце концов, всего лишь смертным.
Она сопротивлялась собственной страсти лишь краткий миг. Он разжал языком ее зубы и проник внутрь. Глубже. Еще глубже. Она была такой теплой, такой податливой, такой чистой в своем полном отказе от какого бы то ни было притворства. Женщина на все времена.
Но время исчезло. Оно перестало что-либо значить. Мир со своими причинно-следственными связями подернулся зыбью. В нем осталось лишь то, что они могли найти друг в друге. Они пропали, затерялись, ушли друг в друга, когда в малиновом накале страсти до него донеслось:
– Мне эта мысль кажется занятной, Болкум... – Андреас был чуть ли не на пороге гостиной. – Дай знать, если я буду нужен.
И тогда дверь распахнулась.
Глава 11
– Вы намерены говорить с моим дядей, сэр? – Андреас стоял на пороге. Ни в тоне его, ни в выражении лица не было и следа от былой любезности.
Амелия вдруг почувствовала страх. Острый приступ паники, от которой сжимались внутренности. Она никогда в жизни не видела Андреаса таким. Он выглядел старше своих лет, и в глазах его читалась суровая решимость.
Нервничая, она отошла от Нилса, собралась с духом, насколько смогла, и попыталась изобразить улыбку. Но улыбки не получилось, возможно, потому, что Нилс не стал медлить с ответом:
– Учитывая обстоятельства, это не помешало бы.
– Что? – Должно быть, она ослышалась. – Нилс, что вы...
Андреас кивнул, но при этом облегчения, по-видимому, не испытал.
– Кажется, король действительно умирает. И в связи с этим принц Александр в течение ближайших дней будет очень занят.
– Тогда я поговорю с ним при первой возможности, – сказал Нилс.
– Хорошо... очень хорошо.
– Ничего хорошего тут нет, – перебила мужчин Амелия. – В особенности потому, что вы тут вдвоем что-то решаете, в то время как мы с Нилсом еще ничего не обсудили.
Андреас посмотрел на нее озадаченно.
– А что вам еще надо обсуждать?
– Что нам надо обсудить? Ты еще спрашиваешь?
Принц Акоры повернулся лицом к Нилсу, который наблюдал за происходящим с ленивой усмешкой.
– Вам надо что-то обсуждать, мистер Вулфсон?
– Да нет, все ясно. Так я думаю.
– Вот и я о том. Тогда, надеюсь, при первой же возможности вы переговорите с отцом Амелии. А теперь довольно. Я провожу вас до двери.
– Андреас, ты шутишь! – воскликнула Амелия.
– Мелли, я еще в жизни не был так серьезен. И, думаю, мистер Вулфсон отлично меня понимает.
Она обернулась и посмотрела в стальные глаза того, кто продолжал смотреть на нее с той же чуть ироничной усмешкой. Он выглядел совершенно спокойным, словно чувствовал себя здесь как дома, чего никак нельзя было сказать о ней. Сердце ее билось так, что грозило выскочить из груди, и дышала она с трудом.
– Вы понимаете, мистер Вулфсон?
Он пожал плечами: мол, чего же тут непонятного? Но в голосе его была нежность, когда он сказал:
– Будет правильно, если я поговорю с вашим отцом.
В шоке от стремительности развития событий и очевидной серьезности его намерений, она, сжав кулаки так, что ногти впились в ладонь, спросила:
– Вы намерены сделать мне предложение?
Глаза его смеялись. Это была та улыбка, которую называют обезоруживающей. И дьявольской одновременно. В этой улыбке был явный намек на то, что было между ними. Так улыбаются лишь женщине, с которой есть что вспомнить.
– Из того, что я слышал, вам это не очень по вкусу.
Как ни старался Андреас сохранять приличествующую моменту серьезность, он не выдержал и усмехнулся.
– Немало поклонников будут разочарованы.
– Смею заметить, что по крайней мере часть из них испытает облегчение, – пробормотала Амелия.
И тот и другой одновременно повернули к ней головы, но вопрос задал Нилс.
– Почему вы так думаете?
– Потому что... – Не надо было ему отвечать. Она могла сделать вид, что не слышала вопроса. Слишком откровенно, слишком вызывающе должен был прозвучать ответ, особенно для Андреаса, у которого с тактом, похоже, не все обстояло благополучно. – Потому что большинство мужчин меня боятся.
Нет, она этого не говорила! Она не могла вот так, запросто, выпалить то, что тяжким бременем лежало у нее на душе. То, что она успела понять о себе в свои двадцать пять.
– Это так? – Нилс смотрел ей прямо в глаза. Он не выглядел ни удивленным, ни шокированным ее откровением. Очевидно, он не относился к большинству. Напротив, если, конечно, страсть совсем не затуманила ей мозги, он выглядел даже довольным.
– Черт, принцесса, вам просто не те мужчины попадались на пути.
И с этим он ушел, а ее драгоценный кузен чуть ли не вытолкал его за дверь. Впрочем, исход оказался куда благоприятнее, чем она ожидала. Ведь Андреас мог бы и убить того, кто покусился на честь сестры, пусть двоюродной.
Уже на улице, глотая ртом то, что в Лондоне называлось воздухом, Нилс предпринял попытку спокойно подумать о последствиях того, что только что произошло. Он едва ли мог отрицать свое желание поговорить с принцем Александром. Тогда бы акоранцы точно на него набросились, а этого он допустить не мог. Он должен был идти по следу Хоули. Более того, он намеревался обратить ситуацию в свою пользу: растравить соперника, который к тому же явно питал отвращение к простолюдинам, к которым относился и он, Нилс, американский выскочка, и заманить Хоули в ловушку.
И все же сказать то, что он сказал, только во имя выполнения возложенной на него миссии было бы невозможно. Пока он целовал Амелию, в голову ему пришла ошеломляющая мысль. Если Хоули не работает на акоранцев, он, Нилс, будет свободен от каких бы то ни было обязательств по отношению к своей стране и сможет делать то, чего хочет его душа и тело. А тело его и душа заодно с телом хотели одного и того же – Амелию: гордую и страстную женщину, которая дала ему столько радости, столько счастья, сколько он не получил за всю жизнь.
Отсюда напрашивался вывод. До сих пор он мог властвовать над своими страстями, теперь чувство сделало его уязвимым. Если акоранцы виновны, не миновать войны. Но если нет, если Хоули действовал в одиночку...
Если... Какое хрупкое слово! Какое емкое! Больше, чем расстояние от Луны до Земли. Как там насчет той истории, о которой она ему рассказала тогда в беседке? Как бы ему самому так же не сгинуть.
И все же домой он возвращался как на крыльях. Шедоу уже поджидал его и выглядел усталым, но довольным.
– Хоули выглядел весьма раздосадованным, когда покидал акоранцев, – сообщил Шедоу.
– Неудивительно. – Нилс опустился в удобное кожаное кресло – выбор пал именно на этот дом еще и потому, что мебель в нем была на удивление добротной и удобной, а комфорт даже во временном жилье – вещь обязательная. – Куда он пошел?
– В клуб. Он пробыл там несколько часов, и большую часть времени провел с двумя джентльменами – англичанами знатного происхождения, которые до прошлого года были как-то связаны с министерством иностранных дел.
– А что произошло в прошлом году?
– Их обоих выгнали, хотя сделано это было очень осмотрительно. Надо приглядеться к этим англичанам – они похожи на тех, кто воткнет нож в спину и глазом не моргнет. Ходят слухи, что убрали их из министерства именно потому, что премьер-министру не всегда нравятся их методы.
– Как тебе удалось все это выяснить?
– Слуги болтают. Удивительно, сколько всего известно прислуге. Хоули, чей род издавна славился неразборчивостью в достижении цели, не раз замечен в контактах с теми, кого Мельбурн изгнал из правительства. И вот он, почти демонстративно, встречается с этими двумя господами в тот самый момент, когда король его страны на смертном одре, а трон вот-вот перейдет в руки неопытной девице, которая, надо полагать, станет каждый шаг сверять с Мельбурном. Как ты думаешь, зачем он это делает?
– Потому что уверен, что выиграет.
– Похоже на то. Вопрос лишь в том, что за приз ему маячит?
– А ты как думаешь?
– Если Шеренски прав, – задумчиво проговорил Нилс, – он хочет того, чего всегда хотели и, надо отдать им должное, добивались люди из его рода – богатства и власти. И никогда ни того, ни другого им не хватало.
– И еще руку прекрасной принцессы.
Нилс едва не раздавил в руке бокал с бренди.
– Амелию ему не получить.
Шедоу поднял руки ладонями вверх.
– Я просто так сказал. И все же нам еще только предстоит узнать, на кого работает Хоули. Прости, Нилс, но на сегодня наиболее вероятными его сотрудниками являются акоранцы.
– Это не так.
– Ты просто не хочешь об этом думать.
– Не хочу, это так, но послушай: если бы Хоули взорвал корабль по заказу акоранцев, они бы его так или иначе отблагодарили, но к Амелии его бы и близко не подпустили. Семья у них дружная и крепкая, и Амелию они очень любят. Ее отец и братья никогда бы не допустили, чтобы в числе претендентов на ее руку оказался убийца.
И тут Нилс вдруг подумал о том, что по той же причине они не одобрят и его кандидатуру. Но ведь нельзя приравнивать его к Хоули! Те, за кем он охотился, не только собирались убить президента, но и постоянно преступали закон. Он лишь осуществил справедливое возмездие. Он не убивал невинных людей, чьим единственным преступлением было служение родине.
Шедоу подошел к столу и вытащил папку с портретом Хоули.
– Если он работает не на акоранцев, тогда на кого?
– Не знаю, – признался Нилс. – Но у меня есть соображения. Самым вероятным результатом атаки на корабль было и, возможно, все еще остается война между Акорой и Соединенными Штатами, не так ли?
– Я тебе постоянно об этом говорю.
– Тогда вот что мне скажи: кто от такой войны выиграет?
– Мы, конечно, если победим мы, а иного и представить нельзя.
– Ну, это еще вопрос. Акоранцы – отличные воины, они несколько тысячелетий оттачивали умение защищаться. Кроме того, они выдающиеся моряки. С учетом того, что акоранцам пришлось бы сражаться на своей территории и в море, у них были бы все преимущества.
– Ты всерьез полагаешь, что нас могли бы победить?
– Я думаю, что такую возможность всегда необходимо учитывать, иначе беда. Но представь, что победим мы. Что это нам дает? Акоранцы любят свою страну и своего правителя. Ты знаешь, что означает в буквальном переводе слово «ванакс»? Избранный. Не только правитель, но и все члены правящей семьи считают себя слугами народа, и я думаю, что это не пустые слова. Мы не говорим сейчас о каком-то тиране, которого народ едва терпит. Нам придется собрать армию, вдвое более многочисленную и сильную, чем у акоранцев, чтобы сравнять шансы. А потом еще держать на Акоре солидное войско, и да поможет Бог тем, кого мы туда пошлем наводить свои порядки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28