«Нью-Йорк критик» именует его «оратором божьей милостью», «Пресс оф Америка», стремясь подчеркнуть свое восхищение его эрудицией, неизменно называет его «профессором».
В своих докладах индиец все чаще позволяет себе критические высказывания в адрес некоторых основных догм христианского вероучения (таких, как положение о сотворении мира и о первородном грехе), отрицательно оценивает деятельность миссионеров и т. д. Как вспоминает впоследствии сам Вивекананда, «падре были взбешены»… Мыслитель получает десятки писем с недвусмысленно сформулированными угрозами и требованиями немедленно прекратить «проповедь индуизма».
На десятый день работы конгресса Вивекананда выступает со своим знаменитым (и получившим немало откликов в его собственной стране) докладом, озаглавленным «Религия не является насущной нуждой Индии». Он заявляет: «Вы воздвигаете храмы в Индии, но вопиющее зло на Востоке не недостаток религии — религии там достаточно. Хлеб — вот о чем вопиют миллионы страдающих индийцев… они просят хлеба, но им дают камень».
После закрытия конгресса Вивекананда совершает ряд поездок по стране, во время которых выступает с многочисленными лекциями (порой число их доходит до 14 в неделю). Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Детройт, Вашингтон… Поездки (нередко ночные) изнурительны, публика — разношерстная. На одной из лекций слушатели развлекаются стрельбой, стараясь, чтобы пули пролетали как можно ближе к Вивекананде, дабы можно было испытать его восточную невозмутимость (последний, впрочем, с честью выходит из подобного рода испытаний).
Вивекананде приходится постоянно бороться с искаженными представлениями о своей стране, возникшими под влиянием деятельности теософов и их учения («блаватскософии», как впоследствии иронически будет говорить Вивекананда), согласно которым «индийское» приравнивается к «чудесному», «сверхъестественному», «оккультному». Вивекананда вынужден сделать заявление: «Большинство странных вещей, которые имеют место в Индии и о которых трубят в зарубежной печати, сводятся к трюкам, производимым с помощью ловкости рук, и к гипнотическим иллюзиям».
Под влиянием миссионерской пропаганды его засыпают после лекций записками с весьма типичными вопросами: правда ли, что в Индии мужья сжигают жен (доведенное до абсурда представление о сати, к тому же давно запрещенном); правда ли, что в Индии детей приносят в жертву крокодилам и хищным птицам и т. д. Однажды Вивекананда с горечью сказал: «Если бы Индия поднялась, выгребла всю грязь, которая находится на дне Индийского океана, и забросала этой грязью западные страны, то и тогда это не возместило бы и бесконечно малой части того, что сделано по отношению к нам».
К концу 1894 года Вивекананде окончательно становится ясно, что его попытка создать денежный фонд для помощи индийцам не удалась. У него зреет другой, еще более фантастический план — «духовно завоевать» западные страны, распространяя в них идеи веданты, и тем самым изменить их отношение к Индии. С этой целью он преподает в 1895–1896 годах веданту и йогу группе учеников в Нью-Йорке, а также совершает две поездки в Англию и ряд стран Европейского континента.
Во время своих поездок Вивекананда встречается с такими видными индологами, как Макс Мюллер и Пауль Дейссен. В этот период он приобретает также самых верных своих учеников и последователей-европейцев (среди них его будущий секретарь Дж. Гудвин, директор английской школы Маргарет Нобль, получившая известность как сестра Ниведита, супруги Севье). Его многочисленные лекции, доклады, выступления появляются в печати — вначале на страницах газет, а впоследствии преимущественно в записи учеников (в особенности Дж. Гудвина) и отдельными изданиями (наибольшую известность получают его лекции о йоге — «Раджа-йога», «Кхарма-йога», «Бхакти-йога» и «Джняна-йога»).
Во многих отношениях его взгляды представляют собой концептуализацию и систематизацию того, что в художественной форме было высказано в притчах Рамакришны (это относится, например, к концепции «универсальной религии» и синтеза различных видов веданты). Свою признательность Рамакришне Вивекананда выразил в статье «Мой учитель». Но его учение не просто «рамакришнаизм».
Во-первых, Вивекананда выступает как выразитель основных, наиболее влиятельных прогрессивных тенденций в индийской философии прошлого века. Некоторые из них почти не прослеживаются у Рамакришны, но весьма ярко выражены у его талантливого ученика. Такова просветительская тенденция: борьба Вивекананды с оккультизмом, равно как и с традиционными предрассудками и суевериями, высокая оценка роли наук, светского образования.
Во-вторых, Вивекананда разрабатывает ряд проблем, которыми попросту не мог заниматься Рамакришна, не получивший соответствующего образования. Таково сопоставление ряда аспектов исторического развития культуры в Индии и Европе (постоянно проводимое Вивеканандой с целью критики европоцентризма).
Наконец, в-третьих (и это, пожалуй, самое главное), у Вивекананды произошло весьма характерное изменение акцентов по сравнению с Рамакришной; социальные вопросы все более выдвигаются у него на первый план. Впоследствии некоторые ученики Рамакришны будут упрекать Вивекананду в отходе от мыслей учителя, выразившемся в преувеличении значения национальных проблем, в излишнем настаивании на необходимости служения обществу и т. д. Отвечая на эти упреки, Вивекананда всегда подчеркивал, что интересы Индии для него важнее всего, в том числе даже авторитета Рамакришны.
Выступления Вивекананды в Америке оказали влияние на пробуждение национального самосознания в Индии. Десятки индийских газет разнесли слова Вивекананды по всему Индостанскому полуострову. Деятельность Вивекананды вызвала ожесточение у ряда сторонников индуистского традиционализма, равно как и в кругах, близких к миссионерам. Впоследствии в одном из своих интервью Вивекананда иронически суммирует высказывания противников о его моральном облике: «Они утверждали, что у меня гарем из жен и с полбатальона детей».
Но популярность Вивекананды растет. По всей Индии прокатывается волна митингов в его поддержку, ему посылают многочисленные приветственные адреса. Вот характерный отрывок из выступления Нарендранатха Сена на митинге в Калькутте (сентябрь 1894 году):
«Успехи Вивекананды воодушевили индийскую нацию. Это — проблеск света на мрачных страницах современной индийской истории, и он преисполнил сердца индийцев такой надеждой, которой они еще не испытывали… Индийцы забыли все свои сектантские различия и объединились, чтобы почтить великого индийского посланца на Запад… Национальная жизнь проявляется повсюду, и никто не может сказать, что индийцы — мертвая или инертная нация…».
Возвращение Вивекананды в Индию (15 января 1897 года) стало событием общенационального значения, подлинным триумфом. По словам «Индиан нейшн», «он оставил Индию как нищий, а вернулся как принц». Огромные толпы народа встречают Вивекананду на всем пути его следования — «от Коломбо до Альморы» (так будет назван впоследствии сборник его выступлений на митингах в различных городах Индии). Люди ложатся на железнодорожные пути, по которым следует его поезд, чтобы хоть ненадолго задержать его и выслушать от него несколько слов, раджи впрягаются вместо лошадей в колесницу, в которой он едет, на пути его следования воздвигаются десятки триумфальных арок…
По приезде в Индию Вивекананда основывает миссию Рамакришны (1 мая 1897 года) и «обители» в Белуре (январь 1897 года) и затем вместе с учениками, супругами Севье, в Альморе, выпускает ряд газет. Наиболее важное из этих начинаний «Миссия Рамакришны», в уставе которой записаны следующие цели:
«1) приготовлять людей к преподаванию знаний и наук, могущих служить к увеличению материального и духовного благосостояния масс»;
2) «поощрять искусства и ремесла и оказывать им поддержку». И, наконец, третий пункт гласит:
3) внедрять и распространять в массах ведантические и иные религиозные идеи в том виде, как они были разъяснены в жизни Рамакришны».
«Миссия» открывает ряд школ и больниц, а в 1898–1899 годах активно борется с эпидемиями холеры и чумы.
И все же самым важным были не организационные начинания Вивекананды, а его многочисленные выступления, в которых он резко осуждал систему кастовых привилегий, отстаивал необходимость всеобщего образования, призывал к прекращению религиозной розни, к национальному единству, к широкому участию масс в общественной жизни, к гражданскому мужеству и, если необходимо, самопожертвованию. Вивекананда, более чем кто-либо иной, в эти годы способствовал тому преобразованию традиционного религиозного идеала, которое так ярко проявилось в начале XX века в колоритных фигурах ряда радикальных политических деятелей Индии…
Это хорошо уловила одна из популярных индийских газет «Махратта», давшая ему такую характеристику: «Вивекананда — саньяси, но это не аскет старого типа, для которого мир — ничто, а саньяси нового типа, следующий «Бхагавадгите», для которого мир — все и кому его страна и народ дороже, чем все остальное. Главный, ключевой мотив его философии — духовность не созерцательная, а практическая. «Чтобы наводнить страну социалистическими и политическими идеями, наводните ее идеями духовными», — говорит Свами. И это дает нам — в двух словах — суть его философии и его патриотических устремлений».
В июне 1899 года Вивекананда, здоровье которого сильно пошатнулось, отплывает из Калькутты на пароходе «Голконда» в Европу (одна из целей поездки — поправить здоровье). Он вновь посещает Англию, США, а также Францию и ряд других стран континентальной Европы, выступает на конгрессе по истории религий в Париже (август 1900 года) с критикой европоцентристских теорий, встречается с такими знаменитостями в мире искусств, как певица Эмма Кальве и актриса Сарра Бернар. В Париже он беседует с Кропоткиным, который, возможно, оказал какое-то влияние на утопически-социалистические элементы его мировоззрения (впрочем, социалистические идеи Вивекананда высказывал и до знакомства с Кропоткиным). Другой знаменитый собеседник Вивекананды в Париже — изобретатель станкового пулемета Максим. Любопытно, что Максим пытается сделать темой беседы «духовные» вопросы, Вивекананду же интересует новейшая военная техника. И дело не в том, что в нем «заговорила кровь» кшатрия. Вивекананда чувствует приближение войны. По его словам, «Европа — обширный военный лагерь».
В декабре 1900 года Вивекананда возвращается в Индию, он большей частью безвыездно живет в Белуре. Здоровье его постепенно ухудшается, и 4 июля 1902 года в возрасте 39 лет (еще в 1890-е годы он предсказывал, что не доживет до 40) Вивекананда умирает. Смерть его овеяна легендами, его ученики не хотели верить в естественность этого события и постарались окружить его ореолом таинственности. Сам Вивекананда категорически отказывался обсуждать тему о посмертном существовании. Он говорил ученикам: «… бросим все эти сказки религии, раковины, в которые трубят, колокола, в которые звонят, факелы, которыми размахивают перед изображением божества. Бросим всю ученую гордость шастры, все эти садханы, чтобы достигнуть самого мукти! Будем ходить из деревни в деревню и посвятим нашу жизнь служению бедным!» И, наконец, он заявил: «Чем старше я становлюсь, тем глубже я понимаю смысл индийской идеи, что самое высшее из существ — это человек!». Таково было завещание Вивекананды.
Теперь в Индии его знают практически все. Одна из первых книг, с которыми знакомятся миллионы индийских детей в начальных классах школы, — это «Вивекананда для детей». Сочинения Вивекананды опубликованы на 15 языках мира. Но, быть может, более всего способствовала известности Вивекананды та дань благодарности и уважения, которую отдали ему самые выдающиеся индийцы XX века — Ганди: «Слова Вивекананды зажгли во мне пламя любви к Индии»; Неру: «Вивекананда… был одним из великих основателей современного национального движения в Индии»; Тагор: «Если вы хотите знать Индию, читайте Вивекананду».
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ВЕРНАДСКИЙ
(1863–1945)
Русский естествоиспытатель и мыслитель. Основоположник комплекса современных наук о Земле — геохимии, биогеохимии, радиологии, гидрогеологии и др. В центре его естественнонаучных и философских интересов — разработка целостного учения о биосфере, живом веществе и эволюции биосферы в ноосферу. Вернадский — один из создателей антропокосмизма — системы, в которой природная (космическая) и человеческая тенденция развития науки сливаются в единое целое. Основные произведения: «Биогеохимические очерки» (1922–1932, 1940), «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» (1965), «Живое вещество» (1978).
Родился будущий ученый 12 марта 1863 года в Петербурге, в семье профессора политической экономии Ивана Васильевича Вернадского от второго его брака с Анной Петровной Константинович, дочерью малороссийского помещика, бывшей в молодости хоровой певицей и вокальным педагогом.
Когда Владимиру было всего пять лет, семья перебралась на родную для отца и матери Украину. Детство свое, проведенное в Харькове, Вернадский считал одним из счастливейших периодов жизни. Именно тогда он не просто увидел природу во всем ее естестве, а вжился в нее. Большое влияние на него оказали близкие люди. Это и няня с ее добротой, житейской мудростью, естественностью культурно-религиозных традиций; и дядя Евграф Максимович Короленко (писатель В. Г. Короленко был троюродным братом Владимира Ивановича) с его богатым воображением, увлеченностью эволюционной теорией и поэзией звездного неба и космоса; и старший сводный брат Николай, с его необычайно широкой одаренностью, который для младшего стал первым учителем в мире культуры; и баловавшие его сестры, и любящая мать, и отец, сумевший привить любовь к Родине и уважение к иным странам и народам.
Однако детские годы Вернадского не были сплошным праздником. Тяжелая болезнь отца, чуть не стоившая ему жизни, и другое потрясение — смерть Николая — вызвали глубокие переживания и раздумья. «Мои заметки и воспоминания 1874 года» — такое название носят его записи в год, когда он теряет брата и начинает систематически вести дневник. В них есть такое признание: «Да, есть две вещи, которые нелегко перенести, — горе, постигшее семейство, и потерю Отечества». Как это ни странно, но, возможно, в переживаниях этого времени лежит глубинная первопричина его будущей всецелой обращенности к науке. Оказывается, с детства Владимир был наделен странными, пугавшими его самого качествами: он страдал наследственным лунатизмом, ему было дано во сне и наяву вызывать образы дорогих людей, в том числе умерших, причем в яркой, галлюцинаторной форме, и вступать с ними в контакт. Сразу после смерти брата, с которым его соединяла такая интимная, душевная связь, он вначале «из-за страха» (его собственное объяснение в поздних дневниках) стал решительно глушить в себе такого рода мистические рецепторы.
Учеба в гимназии, сначала харьковской, а затем петербургской, не вызвала у него энтузиазма и осталась в памяти в связи с устойчивым чувством несвободы. Он находил отдушину в чтении и беседах с отцом и друзьями. Две темы волновали Вернадского более всего: судьба славянства и его будущее (в эти годы шла русско-турецкая война) и природоведение (гимназии давали естественные дисциплины в крайне ограниченной и примитивной форме). Решив, что «по двум путям углубляться невозможно», увлеченный миром, открывшимся ему на страницах книг А. Гумбольдта, Ч Дарвина, Владимир делает свой выбор. Студентом естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета Вернадский становится в восемнадцать лет. И еще одна удача в жизни — учителя. Ими оказались люди творчески свободные, волевые, порядочные: химики Д. Менделеев и А. Бутлеров, физиолог И. Сеченов, ботаник А. Бекетов и особенно В. Докучаев, почвовед, давший толчок к созданию синтетического естествознания, соединяющего в систему природу живую и мертвую. Кроме обязательных предметов Вернадский посещает лекции на других отделениях; намечает обширную программу самообразования, в которую входит значительный блок наук общественных история, демография, философия, политэкономия. Его интересуют нестандартные концепции в естествознании, истории науки, художественном творчестве, религиеведении; он сотрудничает в научно-литературном обществе; участвует в экспедициях и полевых наблюдениях.
В университетской среде он находит людей, близких по духу. Кружок, который со временем стал называться «Братством», сложился к окончанию Владимиром университета, и тридцать пять лет его члены находились в постоянной переписке и встречались, когда такая возможность представлялась, 30 декабря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
В своих докладах индиец все чаще позволяет себе критические высказывания в адрес некоторых основных догм христианского вероучения (таких, как положение о сотворении мира и о первородном грехе), отрицательно оценивает деятельность миссионеров и т. д. Как вспоминает впоследствии сам Вивекананда, «падре были взбешены»… Мыслитель получает десятки писем с недвусмысленно сформулированными угрозами и требованиями немедленно прекратить «проповедь индуизма».
На десятый день работы конгресса Вивекананда выступает со своим знаменитым (и получившим немало откликов в его собственной стране) докладом, озаглавленным «Религия не является насущной нуждой Индии». Он заявляет: «Вы воздвигаете храмы в Индии, но вопиющее зло на Востоке не недостаток религии — религии там достаточно. Хлеб — вот о чем вопиют миллионы страдающих индийцев… они просят хлеба, но им дают камень».
После закрытия конгресса Вивекананда совершает ряд поездок по стране, во время которых выступает с многочисленными лекциями (порой число их доходит до 14 в неделю). Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Детройт, Вашингтон… Поездки (нередко ночные) изнурительны, публика — разношерстная. На одной из лекций слушатели развлекаются стрельбой, стараясь, чтобы пули пролетали как можно ближе к Вивекананде, дабы можно было испытать его восточную невозмутимость (последний, впрочем, с честью выходит из подобного рода испытаний).
Вивекананде приходится постоянно бороться с искаженными представлениями о своей стране, возникшими под влиянием деятельности теософов и их учения («блаватскософии», как впоследствии иронически будет говорить Вивекананда), согласно которым «индийское» приравнивается к «чудесному», «сверхъестественному», «оккультному». Вивекананда вынужден сделать заявление: «Большинство странных вещей, которые имеют место в Индии и о которых трубят в зарубежной печати, сводятся к трюкам, производимым с помощью ловкости рук, и к гипнотическим иллюзиям».
Под влиянием миссионерской пропаганды его засыпают после лекций записками с весьма типичными вопросами: правда ли, что в Индии мужья сжигают жен (доведенное до абсурда представление о сати, к тому же давно запрещенном); правда ли, что в Индии детей приносят в жертву крокодилам и хищным птицам и т. д. Однажды Вивекананда с горечью сказал: «Если бы Индия поднялась, выгребла всю грязь, которая находится на дне Индийского океана, и забросала этой грязью западные страны, то и тогда это не возместило бы и бесконечно малой части того, что сделано по отношению к нам».
К концу 1894 года Вивекананде окончательно становится ясно, что его попытка создать денежный фонд для помощи индийцам не удалась. У него зреет другой, еще более фантастический план — «духовно завоевать» западные страны, распространяя в них идеи веданты, и тем самым изменить их отношение к Индии. С этой целью он преподает в 1895–1896 годах веданту и йогу группе учеников в Нью-Йорке, а также совершает две поездки в Англию и ряд стран Европейского континента.
Во время своих поездок Вивекананда встречается с такими видными индологами, как Макс Мюллер и Пауль Дейссен. В этот период он приобретает также самых верных своих учеников и последователей-европейцев (среди них его будущий секретарь Дж. Гудвин, директор английской школы Маргарет Нобль, получившая известность как сестра Ниведита, супруги Севье). Его многочисленные лекции, доклады, выступления появляются в печати — вначале на страницах газет, а впоследствии преимущественно в записи учеников (в особенности Дж. Гудвина) и отдельными изданиями (наибольшую известность получают его лекции о йоге — «Раджа-йога», «Кхарма-йога», «Бхакти-йога» и «Джняна-йога»).
Во многих отношениях его взгляды представляют собой концептуализацию и систематизацию того, что в художественной форме было высказано в притчах Рамакришны (это относится, например, к концепции «универсальной религии» и синтеза различных видов веданты). Свою признательность Рамакришне Вивекананда выразил в статье «Мой учитель». Но его учение не просто «рамакришнаизм».
Во-первых, Вивекананда выступает как выразитель основных, наиболее влиятельных прогрессивных тенденций в индийской философии прошлого века. Некоторые из них почти не прослеживаются у Рамакришны, но весьма ярко выражены у его талантливого ученика. Такова просветительская тенденция: борьба Вивекананды с оккультизмом, равно как и с традиционными предрассудками и суевериями, высокая оценка роли наук, светского образования.
Во-вторых, Вивекананда разрабатывает ряд проблем, которыми попросту не мог заниматься Рамакришна, не получивший соответствующего образования. Таково сопоставление ряда аспектов исторического развития культуры в Индии и Европе (постоянно проводимое Вивеканандой с целью критики европоцентризма).
Наконец, в-третьих (и это, пожалуй, самое главное), у Вивекананды произошло весьма характерное изменение акцентов по сравнению с Рамакришной; социальные вопросы все более выдвигаются у него на первый план. Впоследствии некоторые ученики Рамакришны будут упрекать Вивекананду в отходе от мыслей учителя, выразившемся в преувеличении значения национальных проблем, в излишнем настаивании на необходимости служения обществу и т. д. Отвечая на эти упреки, Вивекананда всегда подчеркивал, что интересы Индии для него важнее всего, в том числе даже авторитета Рамакришны.
Выступления Вивекананды в Америке оказали влияние на пробуждение национального самосознания в Индии. Десятки индийских газет разнесли слова Вивекананды по всему Индостанскому полуострову. Деятельность Вивекананды вызвала ожесточение у ряда сторонников индуистского традиционализма, равно как и в кругах, близких к миссионерам. Впоследствии в одном из своих интервью Вивекананда иронически суммирует высказывания противников о его моральном облике: «Они утверждали, что у меня гарем из жен и с полбатальона детей».
Но популярность Вивекананды растет. По всей Индии прокатывается волна митингов в его поддержку, ему посылают многочисленные приветственные адреса. Вот характерный отрывок из выступления Нарендранатха Сена на митинге в Калькутте (сентябрь 1894 году):
«Успехи Вивекананды воодушевили индийскую нацию. Это — проблеск света на мрачных страницах современной индийской истории, и он преисполнил сердца индийцев такой надеждой, которой они еще не испытывали… Индийцы забыли все свои сектантские различия и объединились, чтобы почтить великого индийского посланца на Запад… Национальная жизнь проявляется повсюду, и никто не может сказать, что индийцы — мертвая или инертная нация…».
Возвращение Вивекананды в Индию (15 января 1897 года) стало событием общенационального значения, подлинным триумфом. По словам «Индиан нейшн», «он оставил Индию как нищий, а вернулся как принц». Огромные толпы народа встречают Вивекананду на всем пути его следования — «от Коломбо до Альморы» (так будет назван впоследствии сборник его выступлений на митингах в различных городах Индии). Люди ложатся на железнодорожные пути, по которым следует его поезд, чтобы хоть ненадолго задержать его и выслушать от него несколько слов, раджи впрягаются вместо лошадей в колесницу, в которой он едет, на пути его следования воздвигаются десятки триумфальных арок…
По приезде в Индию Вивекананда основывает миссию Рамакришны (1 мая 1897 года) и «обители» в Белуре (январь 1897 года) и затем вместе с учениками, супругами Севье, в Альморе, выпускает ряд газет. Наиболее важное из этих начинаний «Миссия Рамакришны», в уставе которой записаны следующие цели:
«1) приготовлять людей к преподаванию знаний и наук, могущих служить к увеличению материального и духовного благосостояния масс»;
2) «поощрять искусства и ремесла и оказывать им поддержку». И, наконец, третий пункт гласит:
3) внедрять и распространять в массах ведантические и иные религиозные идеи в том виде, как они были разъяснены в жизни Рамакришны».
«Миссия» открывает ряд школ и больниц, а в 1898–1899 годах активно борется с эпидемиями холеры и чумы.
И все же самым важным были не организационные начинания Вивекананды, а его многочисленные выступления, в которых он резко осуждал систему кастовых привилегий, отстаивал необходимость всеобщего образования, призывал к прекращению религиозной розни, к национальному единству, к широкому участию масс в общественной жизни, к гражданскому мужеству и, если необходимо, самопожертвованию. Вивекананда, более чем кто-либо иной, в эти годы способствовал тому преобразованию традиционного религиозного идеала, которое так ярко проявилось в начале XX века в колоритных фигурах ряда радикальных политических деятелей Индии…
Это хорошо уловила одна из популярных индийских газет «Махратта», давшая ему такую характеристику: «Вивекананда — саньяси, но это не аскет старого типа, для которого мир — ничто, а саньяси нового типа, следующий «Бхагавадгите», для которого мир — все и кому его страна и народ дороже, чем все остальное. Главный, ключевой мотив его философии — духовность не созерцательная, а практическая. «Чтобы наводнить страну социалистическими и политическими идеями, наводните ее идеями духовными», — говорит Свами. И это дает нам — в двух словах — суть его философии и его патриотических устремлений».
В июне 1899 года Вивекананда, здоровье которого сильно пошатнулось, отплывает из Калькутты на пароходе «Голконда» в Европу (одна из целей поездки — поправить здоровье). Он вновь посещает Англию, США, а также Францию и ряд других стран континентальной Европы, выступает на конгрессе по истории религий в Париже (август 1900 года) с критикой европоцентристских теорий, встречается с такими знаменитостями в мире искусств, как певица Эмма Кальве и актриса Сарра Бернар. В Париже он беседует с Кропоткиным, который, возможно, оказал какое-то влияние на утопически-социалистические элементы его мировоззрения (впрочем, социалистические идеи Вивекананда высказывал и до знакомства с Кропоткиным). Другой знаменитый собеседник Вивекананды в Париже — изобретатель станкового пулемета Максим. Любопытно, что Максим пытается сделать темой беседы «духовные» вопросы, Вивекананду же интересует новейшая военная техника. И дело не в том, что в нем «заговорила кровь» кшатрия. Вивекананда чувствует приближение войны. По его словам, «Европа — обширный военный лагерь».
В декабре 1900 года Вивекананда возвращается в Индию, он большей частью безвыездно живет в Белуре. Здоровье его постепенно ухудшается, и 4 июля 1902 года в возрасте 39 лет (еще в 1890-е годы он предсказывал, что не доживет до 40) Вивекананда умирает. Смерть его овеяна легендами, его ученики не хотели верить в естественность этого события и постарались окружить его ореолом таинственности. Сам Вивекананда категорически отказывался обсуждать тему о посмертном существовании. Он говорил ученикам: «… бросим все эти сказки религии, раковины, в которые трубят, колокола, в которые звонят, факелы, которыми размахивают перед изображением божества. Бросим всю ученую гордость шастры, все эти садханы, чтобы достигнуть самого мукти! Будем ходить из деревни в деревню и посвятим нашу жизнь служению бедным!» И, наконец, он заявил: «Чем старше я становлюсь, тем глубже я понимаю смысл индийской идеи, что самое высшее из существ — это человек!». Таково было завещание Вивекананды.
Теперь в Индии его знают практически все. Одна из первых книг, с которыми знакомятся миллионы индийских детей в начальных классах школы, — это «Вивекананда для детей». Сочинения Вивекананды опубликованы на 15 языках мира. Но, быть может, более всего способствовала известности Вивекананды та дань благодарности и уважения, которую отдали ему самые выдающиеся индийцы XX века — Ганди: «Слова Вивекананды зажгли во мне пламя любви к Индии»; Неру: «Вивекананда… был одним из великих основателей современного национального движения в Индии»; Тагор: «Если вы хотите знать Индию, читайте Вивекананду».
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ВЕРНАДСКИЙ
(1863–1945)
Русский естествоиспытатель и мыслитель. Основоположник комплекса современных наук о Земле — геохимии, биогеохимии, радиологии, гидрогеологии и др. В центре его естественнонаучных и философских интересов — разработка целостного учения о биосфере, живом веществе и эволюции биосферы в ноосферу. Вернадский — один из создателей антропокосмизма — системы, в которой природная (космическая) и человеческая тенденция развития науки сливаются в единое целое. Основные произведения: «Биогеохимические очерки» (1922–1932, 1940), «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» (1965), «Живое вещество» (1978).
Родился будущий ученый 12 марта 1863 года в Петербурге, в семье профессора политической экономии Ивана Васильевича Вернадского от второго его брака с Анной Петровной Константинович, дочерью малороссийского помещика, бывшей в молодости хоровой певицей и вокальным педагогом.
Когда Владимиру было всего пять лет, семья перебралась на родную для отца и матери Украину. Детство свое, проведенное в Харькове, Вернадский считал одним из счастливейших периодов жизни. Именно тогда он не просто увидел природу во всем ее естестве, а вжился в нее. Большое влияние на него оказали близкие люди. Это и няня с ее добротой, житейской мудростью, естественностью культурно-религиозных традиций; и дядя Евграф Максимович Короленко (писатель В. Г. Короленко был троюродным братом Владимира Ивановича) с его богатым воображением, увлеченностью эволюционной теорией и поэзией звездного неба и космоса; и старший сводный брат Николай, с его необычайно широкой одаренностью, который для младшего стал первым учителем в мире культуры; и баловавшие его сестры, и любящая мать, и отец, сумевший привить любовь к Родине и уважение к иным странам и народам.
Однако детские годы Вернадского не были сплошным праздником. Тяжелая болезнь отца, чуть не стоившая ему жизни, и другое потрясение — смерть Николая — вызвали глубокие переживания и раздумья. «Мои заметки и воспоминания 1874 года» — такое название носят его записи в год, когда он теряет брата и начинает систематически вести дневник. В них есть такое признание: «Да, есть две вещи, которые нелегко перенести, — горе, постигшее семейство, и потерю Отечества». Как это ни странно, но, возможно, в переживаниях этого времени лежит глубинная первопричина его будущей всецелой обращенности к науке. Оказывается, с детства Владимир был наделен странными, пугавшими его самого качествами: он страдал наследственным лунатизмом, ему было дано во сне и наяву вызывать образы дорогих людей, в том числе умерших, причем в яркой, галлюцинаторной форме, и вступать с ними в контакт. Сразу после смерти брата, с которым его соединяла такая интимная, душевная связь, он вначале «из-за страха» (его собственное объяснение в поздних дневниках) стал решительно глушить в себе такого рода мистические рецепторы.
Учеба в гимназии, сначала харьковской, а затем петербургской, не вызвала у него энтузиазма и осталась в памяти в связи с устойчивым чувством несвободы. Он находил отдушину в чтении и беседах с отцом и друзьями. Две темы волновали Вернадского более всего: судьба славянства и его будущее (в эти годы шла русско-турецкая война) и природоведение (гимназии давали естественные дисциплины в крайне ограниченной и примитивной форме). Решив, что «по двум путям углубляться невозможно», увлеченный миром, открывшимся ему на страницах книг А. Гумбольдта, Ч Дарвина, Владимир делает свой выбор. Студентом естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета Вернадский становится в восемнадцать лет. И еще одна удача в жизни — учителя. Ими оказались люди творчески свободные, волевые, порядочные: химики Д. Менделеев и А. Бутлеров, физиолог И. Сеченов, ботаник А. Бекетов и особенно В. Докучаев, почвовед, давший толчок к созданию синтетического естествознания, соединяющего в систему природу живую и мертвую. Кроме обязательных предметов Вернадский посещает лекции на других отделениях; намечает обширную программу самообразования, в которую входит значительный блок наук общественных история, демография, философия, политэкономия. Его интересуют нестандартные концепции в естествознании, истории науки, художественном творчестве, религиеведении; он сотрудничает в научно-литературном обществе; участвует в экспедициях и полевых наблюдениях.
В университетской среде он находит людей, близких по духу. Кружок, который со временем стал называться «Братством», сложился к окончанию Владимиром университета, и тридцать пять лет его члены находились в постоянной переписке и встречались, когда такая возможность представлялась, 30 декабря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123