Кто знает? Если будете упорно трудиться, даже сможете остаться здесь.
Франц, испытывающий тревогу, только что освобожденный от привязи к анкерным балкам, едва не упал.
– Что вам от меня нужно? Никто ничего нам не говорил о… – Он сглотнул.
– Несомненно. – Поршия кивнула на Джамиля, большого и крепко сложенного. – Вы с Марксом пойдете по кругу. Вы должны добыть оперативные данные, а Джамиль будет сидеть у вас на хвосте и наблюдать, как вы это делаете. Полагаю, это что-то вроде вступительного экзамена. – Она угадала его незаданный вопрос. – Для вас и ваших людей.
– Я… э-э… очень благодарен…
– Не стоит. – Сияющая улыбка вернулась вновь. – Я хочу знать, что происходит здесь, в этих дебрях. Вам дается две килосекунды на выяснение. И поверьте, до тех пор, пока я не решила поставить вам «зачет», смерть будет казаться легким выбором.
Ко времени возвращения в отсек Франц был по-настоящему напуган. Словно вся сумятица, которой он не давал разрастись в течение последних девяти месяцев, и так не оставалась достаточно скверной. Но появление депсека, словно из ада обрушившейся на него с охранниками и вооруженной до зубов командой, было еще хуже. К счастью, Эрика все еще с ним и успокаивает его своим присутствием. Но новости…
Обернувшись, Франц через плечо посмотрел на Эрику, она ответила ему взглядом, стараясь казаться непринужденной. Полномочный представитель станционного шефа следовала за своим боссом; за ними обоими – Джамиль, невозмутимый, пугающий.
– Я разберусь с этим, – подбодрил Франц Эрику.
– Конечно.
Хотелось коснуться ее руки, но он не посмел. Не перед Джамилем. Она выглядела довольно взволнованной, как оно на самом деле и было. Может, потому, что она уяснила для себя, где они находятся, и уверенности не ощущала.
Депсек поджидала его, как паучиха в центре паутины, черная и сияющая, плотоядная, когда, разведя в улыбке алые губы, обнажила великолепные зубы. Франц встретил взгляд глаз цвета морской волны, холодных как лед. За ее спиной стоял охранник.
– Вы появились раньше на пятьдесят секунд. – Женщина переключилась на Эрику. – Итак, вы U.Эрика Блофилд?
Франц заметил, как Эрика косит уголками глаз. Он мог обонять запах депсека: неуловимое теплое чувство семьи волнами исходило от нее. Он ощущал нервозность Эрики.
– Д-да, босс.
– Пусть отвечает сама, – вежливо попросила Хойст. – Вы ведь умеете говорить, не так ли?
– Да. – Эрика прочистила горло. – Да, босс. Но мне ничего не известно.
– Джамиль. U.Франц Бергман сообщал U.Эрике Блофилд что-нибудь существенное насчет изменений в структуре управления?
– Нет, босс.
– Хорошо. – Хойст сосредоточилась на женщине. – Какова ситуация, Эрика? Расскажите мне.
– Я… – Она неловко пожала плечами. – Барр и Самов ничего не нашли. Кергелен обнаружил объект на транзитном рейсе к хабу «Ноктис» в каюте первого класса. Последнее сообщение было о том, что он попытается ее соблазнить и использует все средства для достижения цели. С тех пор я ничего не слышала. Его последний вызов был одиннадцать часов назад, и вскоре они прибудут на «Ноктис», но он пропустил три контрольные точки, и я пока могу только догадываться о причинах этого, но ни одна не может быть хорошей. – Она внимательно смотрела на Хойст, переводя взгляд то на лицо, то на руки.
– Хорошо, это неподалеку, – ласково проговорила Хойст. – А вам приходило в голову, всем вам, что объект нашей акции может иметь подготовку к побегам и самозащите?
– Мы не… – пытался вставить Франц.
– Заткнись! Вопрос был риторический. – Хойст мимо него посмотрела в дверной проем. – Вы сообщили мне, что мне требовалось, благодарю вас, – любезно произнесла она, кивая Эрике. – Джамиль, подай U.Эрике Блофилд кофе, сейчас.
Франц подпрыгнул, оттолкнулся от потолка и перевернулся, намереваясь выпихнуть ногами Джамиля в узкий проход. Отчаяние взвело взрывные рефлексы, сузив фокус до мира, превратившегося в серостенный тоннель. Но Джамиль уже вытащил нечто очень похожее на серебряную, размером с ладонь, елочку и загнал ее Эрике прямо в затылок. Глаза женщины вылезли из орбит. Она дернулась, и брызнула кровь.
Что-то сильно ударило Франца в поясницу.
– Ты меня слышишь?
– Думаю, он притворяется, босс.
Не точно. Обжигающая боль в спине, голова словно с жутчайшего похмелья. Тошнота, естественно. Но это еще не самое худшее. Ведь он снова в сознании, а это означало, что он пока жив, что, в свою очередь…
– Слушай меня, Франц. Твой заместитель по станции – в черном списке. Она доносила в Департамент противоподрывной деятельности U.Скотта. Гарантирую, ее утилизированный статус-вектор отправят Селекционерам со всем соответствующим приличием и оставят ее душу на суд будущему богу. А ты или откроешь глаза в течение тридцати секунд, или присоединишься к ней. Понятно?
Он открыл глаза. Полумрак оказался болезненно ярким. Дрожащая черная сфера несвернувшейся крови, медленно покачиваясь, проплыла мимо в направлении одного из выходных вентиляционных отверстий. Отчаяние обрушилось плюшевой дубиной.
– Мы были… – Он сделал паузу, тщательно подыскивая приемлемое слово, не понимая, почему это необходимо сделать именно сейчас, и чувствуя, что для его реальной жизни теперь это даже важнее, чем было раньше. – Близки.
Близки. Вот оно, то самое слово. Оно все объясняло, пока ничего не открылось.
– Раз ты так высоко ценишь ваши интимные отношения, добро пожаловать к ней, – полусерьезно предложила ему прислужница ада. Она прошлась по комнате и смутным пятном зависла у него перед глазами. Францу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть резкие очертания. – Раса РеМастированных не нуждается в моральных слабаках. Или ты столь наивен, что считаешь себя влюбленным?
– Я… – зол, понял он, – чувствую себя неважно. Дисфункционально.
Франц разозлился еще сильнее от собственной беспомощности. Он не злился, когда охранник ударом оглушил его, и он очнулся привязанный к балкам, испуганный и встревоженный. Но теперь с мыслью, что он может уцелеть, выплеснулось море ярости. Эрика мертва. В принципе это не должно было иметь для него большого значения, но он слишком долго прожил вместе с ней вне Директората. Со своим некоторым безрассудством в выборе роковых путей и наивной местечковой сентиментальностью. А теперь – с наивной местечковой болью от потери.
– Ты злишься, – утешающее проговорила Хойст. – Нормальная человеческая реакция. У тебя отобрали то, что ты считал своим. Не стоит себя за это винить, и, если захочешь поплакаться в жилетку, милости прошу. Но в настоящий момент Блюмляйн лично поставил перед нами очень важную задачу, и если ты встанешь на моем пути, мне придется тебя уничтожить. Ничего личного. И в случае, если не дошло, твоя партнерша была контрподагентом. Докладывала напрямую в Офис Внешних Расследований U.Скотта. Запрограммированная на твое уничтожение при первых же признаках нелояльности.
Франц обнаружил, что кивает в непроизвольном согласии; но его все время переполняли воспоминания: запах Эрики, ее смех, их тайный совместный грех, проступок, совершенный вне Директората, где любовь не была состоянием войны и ненависть не считалась политикой.
«Она не предавала меня, – думал он. – Никогда». Эрика рассказала ему о своей второй работе в день их первой же любовной встречи, когда они спрятались в отеле, изголодавшись по интимности. Это был их маленький секрет – скрытая фантазия о тайном бегстве, дезертирство, побег за «горизонт событий». Либо Хойст – в своей ипостаси ангела смерти – знала много меньше о резервном подразделении, принятом от другого, либо Директорат прогнил повсюду от начала конуса, и будущий бог – болезненная фантазия. Но такого невозможно себе позволить даже в мыслях, находясь в кругу других РеМастированных, если хочешь выжить. Поэтому Франц скомкал свои крики потери и боли и отшвырнул подальше – так далеко, где позже сможет излить чувства и зализать гнойную рану, – и заставил себя решительно кивнуть.
– Я скоро приду в норму, – смиренно произнес Франц. – Это просто шок.
Если он только позволит узнать им, как глубоко они с Эрикой были вовлечены…
– Вот и славно, – подбодрила его Хойст.
Его ноздри раздувались, но он не выдал своего состояния. Маркс плыл за хозяйкой как тень смерти, по-случайности с позвоночной пиявкой в руке.
– Что от меня нужно сейчас? – хрипло поинтересовался
Франц.
– Хочу, чтобы ты отдохнул и восстановился. Мы совершим путешествие, как только соберем остальных из твоей группы.
– Путешествие…
– На Новый Дрезден, на яхте. – Ее лицо вытянулось. – Собственно, это старый фрегат класса «Хайдеггер», где вооружение заменено складскими отсеками и койками. У нас уйдет примерно восемь дней, чтобы опередить вашу беглянку, в настоящий момент путешествующую в «сибарит»-классе на лайнере. По прибытии на место, мы должны спасти положение, связать все свободные концы и остановить лавину, спровоцированную U.Ванневаром Скоттом. Ясно?
– Я, похоже, что-то повредил, – Франц согнул левую руку; острая боль в запястье заставила его застонать.
– Верно. – Хойст чуть ли не по-товарищески улыбнулась ему. – И еще много чего повредишь, прежде чем все закончится.
Только через неделю Поршия поговорила с ним по душам. Большая часть времени проходила для Франца как в тумане; он работал на автомате, слишком занятый сбором своих оставшихся агентов, чтобы замечать холодные, оценивающие взгляды, которыми босс провожала его.
Это случилось после того, как Хойст связалась с Кергеленом. Упустить свою цель само по себе простительно, особенно если ты в сером списке, но положение осложняла ошибка: Кергелен невольно предупредил девочку. Та сумела запереть его в собственной каюте «сибарит»-класса, поменявшись с ним ролями. Хойст буквально раскалилась от ярости, выяснив это, и даже Франц почувствовал собственный приступ негодования сквозь пелену утраты.
Поршия лично забрала Кергелена с «Ноктис», приказав отклонить курс дорогостоящего DD-517 почти на дневной прогон, пока корабль болтался без дела, притворяясь шикарной яхтой. Она вырядилась в шелковое платье в сине-фиолетовых тонах и заявилась в полицейский участок, где держали несчастного Кергелена. В белом парике и драгоценных камнях на целое состояние, она в совершенстве манерничала и хихикала, исполняя роль второй жены богатого магната, судовладельца с эль-Турку. Франц, Маркс и Самов чопорно шествовали за ней в архаичной униформе и со страдальческим выражением лица, характерным для домашних слуг. Спектакль закончился примерно через пять миллисекунд после того, как чрезвычайно благодарный Кер прошел через разделительную трубу и оказался за шлюзовой дверью. Тогда Поршия схватила его за горло.
– Ублюдок! – прошипела она; жилы на запястьях натянулись как струны. Смертельное оскорбление для РеМастированного, но никого не интересовал ответ Кера. Маркс с Самовым держали его за руки, пока он пинал и лягал переборку, когда Хойст сдавливала его гортань. Едва он перестал дергаться, Хойст оглядела свое небольшое окружение, одарив Франца таким полным жестокости взглядом, что тот вздрогнул, ощутив близость собственного горла к этим сильным рукам. Но она уже слегка расслабилась и кивнула ему.
– Он оконфузил меня, – холодно произнесла она. – Хуже, он выставил дураками Директорат. Ты тоже.
– Понимаю, – тупо ответил Франц, что, похоже, удовлетворило ее.
– Самов, посмотри, что в его нервной карте можно утилизировать, и выброси остальное. Маркс, передай мои похвалы пилоту и скажи ей, пришло время исполнения плана «Койот». U.Бергман, со мной. – Она развернулась и направилась к лифту на командные палубы. Франц с абсолютно пустой головой двинулся за ней. Кергелен работал на него три года, бесшабашный юнец в своем первом внесистемном обличии. Склонный вести бурную жизнь, но не осознанно: в основе его поступков, казалось, лежала серьезная идеологическая приверженность. Его очевидная вера в общее дело, будущего бога и предназначение РеМастированных порой оставляли Францу ощущение неискренности.
Кергелен жил такой полной жизнью, какой ему было позволено. Он словно работал в ранние дни лучшей вселенной. Видеть его разбитым, списанным и стертым лишало Франца адекватности. Поэтому он не возражал, а плелся в хвосте шуршащих шелков и дорогих эфирных масел Хойст. От запаха старомодной пудры свербило в носу. Каюта депсека была больше чем квартира, в которой Франц жил. Пара кресел, круглый стол и складная кровать. Скорее всего каюта служила жильем friggatenfurer, когда яхта была еще боевым звездолетом. Хойст захлопнула дверь и жестом предложила Францу сесть, сама же, стоя, повернулась к столу. Франц не сводил с нее глаз. Она была красивая, в мрачном стиле экс-Директората, но одновременно пугающая. Угрожающая. Хищница, прекрасная, но смертельно опасная и не способная вести себя иначе. Поршия стащила парик и бросила его на стол, потом провела пальцами по пышным светлым волосам.
– Ты выглядишь так, будто тебе необходимо выпить.
«Она. протягивает мне стакан», – с трудом осознал Франц. Он мгновенно схватил его, согласуясь с постучавшимся инстинктом самосохранения.
– Благодарю.
Она налила и себе из графина резного хрусталя какой-то янтарной жидкости с запахом спирта и табака.
– Это импортный виски?
Хойст задумчиво пожевала нижнюю губу, заткнула графин пробкой и устроилась в кресле напротив.
– Да. – Разглаживая на коленях платье, она на мгновение показалась смущенной, словно не помнила, как принцесса из волшебной сказки оказалась на борту боевого корабля расы РеМастированных. – Попробуйте.
Он поднял стакан и сделал паузу, припоминая формулу.
– Ваше здоровье, – тихо произнес он наименее льстивый тост.
Она подняла стакан в ответ.
– И твое. – На ее скулах задвигались желваки. – Хорошая мысль произнести тост за мое здоровье, хотя не думаю, что моя болезненная смерть тебя расстроит.
Ее слова попали в самую точку.
– Босс, я…
– Молчи. – Она прищурившись смотрела на него поверх стакана. Влажно зализанные черные волосы, высокие скулы, пухлые красные губы, узкая талия: тело бойца в облегающих шелках, изготавливаемых кутюрье в месяц стежок. Она имела нечеловечески симметричные черты, которые только клад первой линии: мог позволить себе приобрести для альфа-образцов своего фенотипа. – Я привела тебя сюда, так как думаю, мы можем избежать недопонимания, как во время нашего знакомства
Франц замер в кресле, держа в правой руке стакан скотча стоимостью в небольшое состояние, поскольку был привезен более чем за двести световых лет.
– Не уверен, что понимаю вас.
– А я думаю, понимаешь. – Хойст смотрела на него не моргая, не считая случайного мерцания мигающих мембран. – Я проследила твой график личностных характеристик. Ты будешь удивлен, как много у нас есть информации, даже сумели собрать сведения о личной жизни фетишистов
Септагона. Наша цель – беженка, например. Думаю, у меня есть способ воздействия на нее – она допустила ошибку, разговаривая с друзьями после несчастного случая с семьей, и, полагаю, знаю, куда она направляется. Но она не единственное.
«Сейчас начнется, – понял он; мышцы шеи непроизвольно напряглись. – Она намерена – что? Если она желает моей смерти, могла бы расправиться заодно с Кером».
Хойст не сводила с него глаз, алчущих информации.
– Ты был «влюблен» в U.Эрику Блофилд, да? Приступ беспричинной злости спровоцировал его на честный ответ.
– Я бы предпочел не обсуждать это. Вы получили желаемое, не так ли? Мою преданность и ликвидацию элитного контрподагента из личного кадрового состава Скотта. Разве недостаточно?
– Может, и нет. – Она напряглась, изогнув уголки рта в подобие улыбки, которая, однако, не затронула глаз. – Ты слишком долго пробыл в системе Септагона, Франц. В этом нет твоей вины. Такое могло случиться со всяким, проведшим слишком много времени без обновления и знакомства с учением, формируя собственную еретическую философию, полагающую, что Директорат может быть не единственно истинным путем ведения дел, а есть возможность игнорировать его и в итоге послать подальше. Так? Тебе ни в чем не нужно признаваться. Кстати, это не допрос. Я не собираюсь скармливать тебя Селекционерам. Но здесь можешь выразить себя свободней. Не возражаю. Даже позволяю накричать на меня. Помнишь, что я говорила раньше?
– Вы… – Пальцы стиснули стакан. В момент отчаяния Франц едва не решил раздавить стакан и воткнуть осколки ей в горло, реальность ситуации больно задела его. – Ничего существенного сказать не могу. Вы не поверите моим возражениям.
– Хорошо! – Хойст улыбнулась. Это переполнило его яростью, ибо выражение ее лица было искренним – она выглядела радостной и довольной, а горе и зависть убеждали, что никому не позволено так смотреть – когда Эрика умерла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Франц, испытывающий тревогу, только что освобожденный от привязи к анкерным балкам, едва не упал.
– Что вам от меня нужно? Никто ничего нам не говорил о… – Он сглотнул.
– Несомненно. – Поршия кивнула на Джамиля, большого и крепко сложенного. – Вы с Марксом пойдете по кругу. Вы должны добыть оперативные данные, а Джамиль будет сидеть у вас на хвосте и наблюдать, как вы это делаете. Полагаю, это что-то вроде вступительного экзамена. – Она угадала его незаданный вопрос. – Для вас и ваших людей.
– Я… э-э… очень благодарен…
– Не стоит. – Сияющая улыбка вернулась вновь. – Я хочу знать, что происходит здесь, в этих дебрях. Вам дается две килосекунды на выяснение. И поверьте, до тех пор, пока я не решила поставить вам «зачет», смерть будет казаться легким выбором.
Ко времени возвращения в отсек Франц был по-настоящему напуган. Словно вся сумятица, которой он не давал разрастись в течение последних девяти месяцев, и так не оставалась достаточно скверной. Но появление депсека, словно из ада обрушившейся на него с охранниками и вооруженной до зубов командой, было еще хуже. К счастью, Эрика все еще с ним и успокаивает его своим присутствием. Но новости…
Обернувшись, Франц через плечо посмотрел на Эрику, она ответила ему взглядом, стараясь казаться непринужденной. Полномочный представитель станционного шефа следовала за своим боссом; за ними обоими – Джамиль, невозмутимый, пугающий.
– Я разберусь с этим, – подбодрил Франц Эрику.
– Конечно.
Хотелось коснуться ее руки, но он не посмел. Не перед Джамилем. Она выглядела довольно взволнованной, как оно на самом деле и было. Может, потому, что она уяснила для себя, где они находятся, и уверенности не ощущала.
Депсек поджидала его, как паучиха в центре паутины, черная и сияющая, плотоядная, когда, разведя в улыбке алые губы, обнажила великолепные зубы. Франц встретил взгляд глаз цвета морской волны, холодных как лед. За ее спиной стоял охранник.
– Вы появились раньше на пятьдесят секунд. – Женщина переключилась на Эрику. – Итак, вы U.Эрика Блофилд?
Франц заметил, как Эрика косит уголками глаз. Он мог обонять запах депсека: неуловимое теплое чувство семьи волнами исходило от нее. Он ощущал нервозность Эрики.
– Д-да, босс.
– Пусть отвечает сама, – вежливо попросила Хойст. – Вы ведь умеете говорить, не так ли?
– Да. – Эрика прочистила горло. – Да, босс. Но мне ничего не известно.
– Джамиль. U.Франц Бергман сообщал U.Эрике Блофилд что-нибудь существенное насчет изменений в структуре управления?
– Нет, босс.
– Хорошо. – Хойст сосредоточилась на женщине. – Какова ситуация, Эрика? Расскажите мне.
– Я… – Она неловко пожала плечами. – Барр и Самов ничего не нашли. Кергелен обнаружил объект на транзитном рейсе к хабу «Ноктис» в каюте первого класса. Последнее сообщение было о том, что он попытается ее соблазнить и использует все средства для достижения цели. С тех пор я ничего не слышала. Его последний вызов был одиннадцать часов назад, и вскоре они прибудут на «Ноктис», но он пропустил три контрольные точки, и я пока могу только догадываться о причинах этого, но ни одна не может быть хорошей. – Она внимательно смотрела на Хойст, переводя взгляд то на лицо, то на руки.
– Хорошо, это неподалеку, – ласково проговорила Хойст. – А вам приходило в голову, всем вам, что объект нашей акции может иметь подготовку к побегам и самозащите?
– Мы не… – пытался вставить Франц.
– Заткнись! Вопрос был риторический. – Хойст мимо него посмотрела в дверной проем. – Вы сообщили мне, что мне требовалось, благодарю вас, – любезно произнесла она, кивая Эрике. – Джамиль, подай U.Эрике Блофилд кофе, сейчас.
Франц подпрыгнул, оттолкнулся от потолка и перевернулся, намереваясь выпихнуть ногами Джамиля в узкий проход. Отчаяние взвело взрывные рефлексы, сузив фокус до мира, превратившегося в серостенный тоннель. Но Джамиль уже вытащил нечто очень похожее на серебряную, размером с ладонь, елочку и загнал ее Эрике прямо в затылок. Глаза женщины вылезли из орбит. Она дернулась, и брызнула кровь.
Что-то сильно ударило Франца в поясницу.
– Ты меня слышишь?
– Думаю, он притворяется, босс.
Не точно. Обжигающая боль в спине, голова словно с жутчайшего похмелья. Тошнота, естественно. Но это еще не самое худшее. Ведь он снова в сознании, а это означало, что он пока жив, что, в свою очередь…
– Слушай меня, Франц. Твой заместитель по станции – в черном списке. Она доносила в Департамент противоподрывной деятельности U.Скотта. Гарантирую, ее утилизированный статус-вектор отправят Селекционерам со всем соответствующим приличием и оставят ее душу на суд будущему богу. А ты или откроешь глаза в течение тридцати секунд, или присоединишься к ней. Понятно?
Он открыл глаза. Полумрак оказался болезненно ярким. Дрожащая черная сфера несвернувшейся крови, медленно покачиваясь, проплыла мимо в направлении одного из выходных вентиляционных отверстий. Отчаяние обрушилось плюшевой дубиной.
– Мы были… – Он сделал паузу, тщательно подыскивая приемлемое слово, не понимая, почему это необходимо сделать именно сейчас, и чувствуя, что для его реальной жизни теперь это даже важнее, чем было раньше. – Близки.
Близки. Вот оно, то самое слово. Оно все объясняло, пока ничего не открылось.
– Раз ты так высоко ценишь ваши интимные отношения, добро пожаловать к ней, – полусерьезно предложила ему прислужница ада. Она прошлась по комнате и смутным пятном зависла у него перед глазами. Францу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть резкие очертания. – Раса РеМастированных не нуждается в моральных слабаках. Или ты столь наивен, что считаешь себя влюбленным?
– Я… – зол, понял он, – чувствую себя неважно. Дисфункционально.
Франц разозлился еще сильнее от собственной беспомощности. Он не злился, когда охранник ударом оглушил его, и он очнулся привязанный к балкам, испуганный и встревоженный. Но теперь с мыслью, что он может уцелеть, выплеснулось море ярости. Эрика мертва. В принципе это не должно было иметь для него большого значения, но он слишком долго прожил вместе с ней вне Директората. Со своим некоторым безрассудством в выборе роковых путей и наивной местечковой сентиментальностью. А теперь – с наивной местечковой болью от потери.
– Ты злишься, – утешающее проговорила Хойст. – Нормальная человеческая реакция. У тебя отобрали то, что ты считал своим. Не стоит себя за это винить, и, если захочешь поплакаться в жилетку, милости прошу. Но в настоящий момент Блюмляйн лично поставил перед нами очень важную задачу, и если ты встанешь на моем пути, мне придется тебя уничтожить. Ничего личного. И в случае, если не дошло, твоя партнерша была контрподагентом. Докладывала напрямую в Офис Внешних Расследований U.Скотта. Запрограммированная на твое уничтожение при первых же признаках нелояльности.
Франц обнаружил, что кивает в непроизвольном согласии; но его все время переполняли воспоминания: запах Эрики, ее смех, их тайный совместный грех, проступок, совершенный вне Директората, где любовь не была состоянием войны и ненависть не считалась политикой.
«Она не предавала меня, – думал он. – Никогда». Эрика рассказала ему о своей второй работе в день их первой же любовной встречи, когда они спрятались в отеле, изголодавшись по интимности. Это был их маленький секрет – скрытая фантазия о тайном бегстве, дезертирство, побег за «горизонт событий». Либо Хойст – в своей ипостаси ангела смерти – знала много меньше о резервном подразделении, принятом от другого, либо Директорат прогнил повсюду от начала конуса, и будущий бог – болезненная фантазия. Но такого невозможно себе позволить даже в мыслях, находясь в кругу других РеМастированных, если хочешь выжить. Поэтому Франц скомкал свои крики потери и боли и отшвырнул подальше – так далеко, где позже сможет излить чувства и зализать гнойную рану, – и заставил себя решительно кивнуть.
– Я скоро приду в норму, – смиренно произнес Франц. – Это просто шок.
Если он только позволит узнать им, как глубоко они с Эрикой были вовлечены…
– Вот и славно, – подбодрила его Хойст.
Его ноздри раздувались, но он не выдал своего состояния. Маркс плыл за хозяйкой как тень смерти, по-случайности с позвоночной пиявкой в руке.
– Что от меня нужно сейчас? – хрипло поинтересовался
Франц.
– Хочу, чтобы ты отдохнул и восстановился. Мы совершим путешествие, как только соберем остальных из твоей группы.
– Путешествие…
– На Новый Дрезден, на яхте. – Ее лицо вытянулось. – Собственно, это старый фрегат класса «Хайдеггер», где вооружение заменено складскими отсеками и койками. У нас уйдет примерно восемь дней, чтобы опередить вашу беглянку, в настоящий момент путешествующую в «сибарит»-классе на лайнере. По прибытии на место, мы должны спасти положение, связать все свободные концы и остановить лавину, спровоцированную U.Ванневаром Скоттом. Ясно?
– Я, похоже, что-то повредил, – Франц согнул левую руку; острая боль в запястье заставила его застонать.
– Верно. – Хойст чуть ли не по-товарищески улыбнулась ему. – И еще много чего повредишь, прежде чем все закончится.
Только через неделю Поршия поговорила с ним по душам. Большая часть времени проходила для Франца как в тумане; он работал на автомате, слишком занятый сбором своих оставшихся агентов, чтобы замечать холодные, оценивающие взгляды, которыми босс провожала его.
Это случилось после того, как Хойст связалась с Кергеленом. Упустить свою цель само по себе простительно, особенно если ты в сером списке, но положение осложняла ошибка: Кергелен невольно предупредил девочку. Та сумела запереть его в собственной каюте «сибарит»-класса, поменявшись с ним ролями. Хойст буквально раскалилась от ярости, выяснив это, и даже Франц почувствовал собственный приступ негодования сквозь пелену утраты.
Поршия лично забрала Кергелена с «Ноктис», приказав отклонить курс дорогостоящего DD-517 почти на дневной прогон, пока корабль болтался без дела, притворяясь шикарной яхтой. Она вырядилась в шелковое платье в сине-фиолетовых тонах и заявилась в полицейский участок, где держали несчастного Кергелена. В белом парике и драгоценных камнях на целое состояние, она в совершенстве манерничала и хихикала, исполняя роль второй жены богатого магната, судовладельца с эль-Турку. Франц, Маркс и Самов чопорно шествовали за ней в архаичной униформе и со страдальческим выражением лица, характерным для домашних слуг. Спектакль закончился примерно через пять миллисекунд после того, как чрезвычайно благодарный Кер прошел через разделительную трубу и оказался за шлюзовой дверью. Тогда Поршия схватила его за горло.
– Ублюдок! – прошипела она; жилы на запястьях натянулись как струны. Смертельное оскорбление для РеМастированного, но никого не интересовал ответ Кера. Маркс с Самовым держали его за руки, пока он пинал и лягал переборку, когда Хойст сдавливала его гортань. Едва он перестал дергаться, Хойст оглядела свое небольшое окружение, одарив Франца таким полным жестокости взглядом, что тот вздрогнул, ощутив близость собственного горла к этим сильным рукам. Но она уже слегка расслабилась и кивнула ему.
– Он оконфузил меня, – холодно произнесла она. – Хуже, он выставил дураками Директорат. Ты тоже.
– Понимаю, – тупо ответил Франц, что, похоже, удовлетворило ее.
– Самов, посмотри, что в его нервной карте можно утилизировать, и выброси остальное. Маркс, передай мои похвалы пилоту и скажи ей, пришло время исполнения плана «Койот». U.Бергман, со мной. – Она развернулась и направилась к лифту на командные палубы. Франц с абсолютно пустой головой двинулся за ней. Кергелен работал на него три года, бесшабашный юнец в своем первом внесистемном обличии. Склонный вести бурную жизнь, но не осознанно: в основе его поступков, казалось, лежала серьезная идеологическая приверженность. Его очевидная вера в общее дело, будущего бога и предназначение РеМастированных порой оставляли Францу ощущение неискренности.
Кергелен жил такой полной жизнью, какой ему было позволено. Он словно работал в ранние дни лучшей вселенной. Видеть его разбитым, списанным и стертым лишало Франца адекватности. Поэтому он не возражал, а плелся в хвосте шуршащих шелков и дорогих эфирных масел Хойст. От запаха старомодной пудры свербило в носу. Каюта депсека была больше чем квартира, в которой Франц жил. Пара кресел, круглый стол и складная кровать. Скорее всего каюта служила жильем friggatenfurer, когда яхта была еще боевым звездолетом. Хойст захлопнула дверь и жестом предложила Францу сесть, сама же, стоя, повернулась к столу. Франц не сводил с нее глаз. Она была красивая, в мрачном стиле экс-Директората, но одновременно пугающая. Угрожающая. Хищница, прекрасная, но смертельно опасная и не способная вести себя иначе. Поршия стащила парик и бросила его на стол, потом провела пальцами по пышным светлым волосам.
– Ты выглядишь так, будто тебе необходимо выпить.
«Она. протягивает мне стакан», – с трудом осознал Франц. Он мгновенно схватил его, согласуясь с постучавшимся инстинктом самосохранения.
– Благодарю.
Она налила и себе из графина резного хрусталя какой-то янтарной жидкости с запахом спирта и табака.
– Это импортный виски?
Хойст задумчиво пожевала нижнюю губу, заткнула графин пробкой и устроилась в кресле напротив.
– Да. – Разглаживая на коленях платье, она на мгновение показалась смущенной, словно не помнила, как принцесса из волшебной сказки оказалась на борту боевого корабля расы РеМастированных. – Попробуйте.
Он поднял стакан и сделал паузу, припоминая формулу.
– Ваше здоровье, – тихо произнес он наименее льстивый тост.
Она подняла стакан в ответ.
– И твое. – На ее скулах задвигались желваки. – Хорошая мысль произнести тост за мое здоровье, хотя не думаю, что моя болезненная смерть тебя расстроит.
Ее слова попали в самую точку.
– Босс, я…
– Молчи. – Она прищурившись смотрела на него поверх стакана. Влажно зализанные черные волосы, высокие скулы, пухлые красные губы, узкая талия: тело бойца в облегающих шелках, изготавливаемых кутюрье в месяц стежок. Она имела нечеловечески симметричные черты, которые только клад первой линии: мог позволить себе приобрести для альфа-образцов своего фенотипа. – Я привела тебя сюда, так как думаю, мы можем избежать недопонимания, как во время нашего знакомства
Франц замер в кресле, держа в правой руке стакан скотча стоимостью в небольшое состояние, поскольку был привезен более чем за двести световых лет.
– Не уверен, что понимаю вас.
– А я думаю, понимаешь. – Хойст смотрела на него не моргая, не считая случайного мерцания мигающих мембран. – Я проследила твой график личностных характеристик. Ты будешь удивлен, как много у нас есть информации, даже сумели собрать сведения о личной жизни фетишистов
Септагона. Наша цель – беженка, например. Думаю, у меня есть способ воздействия на нее – она допустила ошибку, разговаривая с друзьями после несчастного случая с семьей, и, полагаю, знаю, куда она направляется. Но она не единственное.
«Сейчас начнется, – понял он; мышцы шеи непроизвольно напряглись. – Она намерена – что? Если она желает моей смерти, могла бы расправиться заодно с Кером».
Хойст не сводила с него глаз, алчущих информации.
– Ты был «влюблен» в U.Эрику Блофилд, да? Приступ беспричинной злости спровоцировал его на честный ответ.
– Я бы предпочел не обсуждать это. Вы получили желаемое, не так ли? Мою преданность и ликвидацию элитного контрподагента из личного кадрового состава Скотта. Разве недостаточно?
– Может, и нет. – Она напряглась, изогнув уголки рта в подобие улыбки, которая, однако, не затронула глаз. – Ты слишком долго пробыл в системе Септагона, Франц. В этом нет твоей вины. Такое могло случиться со всяким, проведшим слишком много времени без обновления и знакомства с учением, формируя собственную еретическую философию, полагающую, что Директорат может быть не единственно истинным путем ведения дел, а есть возможность игнорировать его и в итоге послать подальше. Так? Тебе ни в чем не нужно признаваться. Кстати, это не допрос. Я не собираюсь скармливать тебя Селекционерам. Но здесь можешь выразить себя свободней. Не возражаю. Даже позволяю накричать на меня. Помнишь, что я говорила раньше?
– Вы… – Пальцы стиснули стакан. В момент отчаяния Франц едва не решил раздавить стакан и воткнуть осколки ей в горло, реальность ситуации больно задела его. – Ничего существенного сказать не могу. Вы не поверите моим возражениям.
– Хорошо! – Хойст улыбнулась. Это переполнило его яростью, ибо выражение ее лица было искренним – она выглядела радостной и довольной, а горе и зависть убеждали, что никому не позволено так смотреть – когда Эрика умерла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48