..
- Ну, типаж! - восторженно воскликнул Перец, радуясь, что с помощью Навы, Риты и машины - переводчика настолько освоил лесной язык, что вполне понимает этого аборигена. - Какая лексика! Клад!..
- Я не типаж! - возмутился Кулак (Перец использовал слово из своего языка и для Кулака оно смысла не имело). - Я - Кулак.
- Очень приятно, - поклонился Перец. - А я - Перец. Прошу извинить за беспокойство. Просто, они так передвигаются. Без особой необходимости шуметь никто не будет. Но я надеюсь, что временные неудобства, причиненные вам, будут, возможно, компенсированы той пользой, какую вам принесут мои... машины, которые вы называете мертвяками.
- Во, шиш на плеши, чешет!.. - восхитился Кулак. - Никто в деревне у нас так не чешет! Слово за слово цепляется, как колючка за шерсть - не разодрать... Только какая польза деревне от этих мертвяков? От мертвяков всегда одна морока. Вон Нава с Молчуном спят на них, а у меня, все одно, к ним доверия нет - притворяется-притворяется лежанкой, а вдруг опять обернется мертвяком и утащит кого-нибудь...
- Мои никого не утащат, - пообещал Перец. - Те, что остались там... в моей деревне, защищают всех нас, а эти могут помочь в жизни. Ну, например, вскопать что-нибудь, дорогу сделать, дом построить, человека вылечить...
К этому времени из домов вышло практически все население деревни. В первую очередь, дети, окружившие гостей. Приблизились и Староста с Колченогом.
- Мертвяк не может помочь человеку, - насупился Кулак. - На то он и мертвяк. Человеку может помочь только человек. А мертвяк он и есть мертвяк - морока от него только, вред человеку, бродило в рыло... Никому еще в нашей деревне мертвяки не помогли, а женщин всех перетаскали. Вон только Молчуну да Наве помогают, да они не совсем из нашей деревни. И не верю я этим мертвякам - рано или поздно какую-нибудь гадость отчебучат, потому что мертвяки... Вон Колченог хромает... Уж как его ни лечили, а нога, как сук на дереве... Колченог - одно слово. Что твой мертвяк может? - состроил хитрую физиономию Кулак, уверенный в том, что доказал бесполезность мертвяков для человека.
- Надо попробовать, - пожал плечами Перец. - Врач! - крикнул он. Будьте добры подойти!..
Из рощицы неподалеку, куда пристроили технику, тихо выехал Врач. Он был на колесном ходу, и шума почти не производил.
Перец повернулся к Колченогу и Старосте, стоявшим поодаль.
- Здравствуйте, Колченог, - приветствовал Перец, идентифицировав его по искалеченной ноге.
Колченог опасливо кивнул.
- А это мой отец, - представила Лава. - Староста деревни.
- Здравствуйте, господин староста, - склонил голову Перец.
- Да будет ваше бродило свежим и сильным, а чаша полной! - с достоинством поприветствовал его Староста.
- Вот эта машина лечит людей, - показал Перец на приблизившегося Врача, на которого с опаской косились аборигены. - Не бойтесь ее, вернее, его. Зовут его Врач... Не позволите ли вы, уважаемый Колченог... наверное, вас раньше звали иначе...
- Да уж, совсем не так меня звали, а как звали, я и не помню... давно это было. Все Колченог да Колченог, разве упомнишь, что раньше было...
- Когда его в деревню притащили покалеченного, он, шерсть на носу, ничего не помнил, не то, что имени своего, - вставил Кулак.
- Так не позволите ли, уважаемый Колченог, - напомнил о себе Перец, моему врачу осмотреть вашу ногу?..
- Это кому?.. Ему?! - отшатнулся Колченог и схватился за дубину.
- Неужто боишься, Колченог? - засмеялся Кандид. - А я думал. Ты ничего, кроме Чертовой Пасти, не боишься.
- Ну, и не боюсь, - подтвердил дрожащим голосом Колченог. - Только мне не нравится, когда ко мне приближаются всякие страшилы... К рукоеду я тоже не подойду, а уж осматривать меня... Чего это ему меня осматривать? Вон Лес большой, пусть чего хочет там и осматривает... Чего ему мою ногу смотреть? Я сам на нее смотреть боюсь... страшная она больно...
- Так ведь Врач не любоваться твоей ногой будет, а думать, можно ли ее вылечить, - объяснил Кандид. - Чтобы ты мог ходить, как раньше.
- Как раньше уже ничего не будет, - философски заметил Колченог. - Что нога, я сам уже не такой, как раньше... А к ноге я уже привык... Вишь - аж до Чертовых скал дохромал! Думал - ни за что, а дохромал... Надеялся вдруг дочку встречу. Во всех деревнях по пути спрашивал - никто не видел, нигде ее нет... Неужели рукоедам или бандитам досталась? - тяжко вздохнул Колченог.
- Нет, Колченог, - сказала вдруг Нава. - Мертвяк не отдаст ее ни рукоеду, ни бандитам... В Город он ее отнес... Жива она и здорова, и все у нее отлично!
- Ты ее видела?! - обрадовался Колченог. - Ты передала, что я просил?
- Нет, не видела, но знаю, - твердо сказала она. - Можешь мне поверить.
- Я-то верю... Только жалко, что не видела... Она бы прибежала ко мне! Только куда ей теперь бежать? Мы вон куда дохромали...
- Хромал только ты, Колченог, - напомнил Кандид. - Остальные шли. Неужели ты не хочешь нормально ходить?
- Хотеть-то я хочу, как не хотеть...- протянул Колченог. - Только Лес не возвращает того, что забрал.
- Так и не Лес будет возвращать, а Врач, - ответил Кандид.
- Что-то ты непонятное говоришь, Молчун, - вздохнул Колченог. Непонятное и странное.
- Он лечил меня, - сказал Перец, - и вылечил. Заставлять вас, конечно, никто не будет, но мне кажется попробовать было бы можно.
- А что, Колченог, - вдруг возник Кулак. - А давай, шерсть на носу, пусть попробует. Тогда уж ясно будет, где правда, где кривда... А я уж послежу, чтобы лечил нормально... Если что не так, я сразу дубиной промеж глаз - больше лечить не будет.
Колченог долго и молча смотрел на него. Потом, так же молча, посмотрел на Кандида и, наконец, нарушил молчание:
- Тебе, Молчун, я верю... Хоть страшно, а попробую... Сам не знаю, зачем мне это... Любопытно, наверное... уж хуже-то не будет... Пусть лечит твой Врач, лекарь, по-нашему... Только у нас в Лесу каждый сам себе лекарь... - повернулся он к Перецу.
- Да он сейчас не лечить будет, а только определит, возможно ли лечение, - уточнил Перец.
- Вот, пусть и определяет и лечит, - кивнул Колченог.
- Приступайте, Врач, - сказал Перец.
- С превеликим удовольствием, - пробасил Врач, даже чуточку прихохатывая от предвкушения удовольствия. После избитого Переца он опять скучал без пациентов. Из его нутра выдвинулась пластиковая лежанка.
- Ложитесь, пациент, - произнес Врач на материковом языке.
- Чего-чего? - переспросил Колченог.
- Он просит вас лечь сюда, - перевел и показал Перец. - К сожалению, он еще не научился вашему языку.
- Ну, ладно, - подчинился Колченог, кряхтя укладываясь на лежанку.
Выдвинулись манипуляторы, и Врач ремнями закрепил пациента на лежанке. Потом выдвинулись приборы, датчики, иглы... И все это бесшумно и деловито двигалось над Колченогом, который закрыл глаза, явно чтобы не видеть всего этого страха и ужаса.
Вся деревня с замиранием сердца наблюдала за странными и страшными манипуляциями Врача и удивлялась, как это Колченог позволил творить такое над собой.
А Нава думала, что, наверное, тоже могла бы вылечить Колченога, только ей даже в голову не пришло попытаться. Во-первых, она привыкла к нему такому, во-вторых, он был полулюдком... Оказывается это тоже имело для нее значение. Было странно что-то улучшать в тех, кто обречен на исчезновение.
- Оч-чень интересный случай, - произнес Врач. - Замечательно сложная травма и посттравматический процесс... Лечение вполне возможно с высокой вероятностью восстановления функций.
- Что он говорит? - спросил хрипло Колченог, открыв глаза и скосив их на Переца.
- Он говорит, что вас можно вылечить.
- Вот и пусть лечит, - буркнул Колченог и, отвернувшись закрыл глаза.
- Пациент готов к лечению, - сказал Перец, - а вы?
- Я всегда готов, - весело ответил Врач. - Приступаю. Рекомендую пока изготовить для него костыли. Пусть подойдет Изготовитель мединвентаря и возьмет у меня размеры.
Колченог вскоре засопел, всхрапывая. Видимо, Врач его усыпил.
- Это надолго? - спросил Перец.
- Да, - ответил Врач, - процедура длительная, можете заняться другими делами. Ближе к финалу я позову вас.
Перец отвернулся и подошел к Старосте, их окружили дети. Деревенские еще некоторое время постояли рядом с походным госпиталем, но потом тоже разбрелись, переместившись поближе к гостю.
Только Нава стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом лечения. Она тоже, окутав ногу пациента лиловым туманом, осмотрела операционное пространство и наметила гипотетический ход операции. Теперь ей было интересно, что будет делать этот мертвяк-лекарь. Как ни странно, он делал примерно то же, что намечала она, с небольшими и не очень принципиальными отклонениями. Медленно изменялась структура кости, становясь аморфной и пластичной, направленное волновое воздействие лепит новую, здоровую форму кости, мышцы, сухожилия, сосуды приводятся в соответствие с новой формой ведь они уже адаптировались к изуродованной ноге... Все это очень медленно, часами, хотя она не знала, что в классической материковой медицине на такую операцию потребовались бы недели или месяцы. Ну, не на саму операцию, а на весь процесс излечения. Кандид несколько раз подходил к ней, пытаясь позвать, но она только нетерпеливо отмахивалась, и он оставил ее в покое, поняв, что происходит что-то важное.
Тем временем, Перец активно наводил мосты к местному населению. Словарный запас у него, естественно, был еще невелик, и он увеличивал его, спрашивая у детишек и взрослых, как что называется, а им нравилось учить его. Особенно, детям, которым так редко доводится поучить взрослых. Лингвистическая душа Переца ликовала - язык лесных жителей, по его понятиям, не относился ни к одной из известных групп языков, то есть был уникален, и Перец предвкушал радость познания нового языка в полном объеме с практическими результатами в виде учебника, словаря... А собственно, кому это нужно?.. Ведь он, скорее всего, больше никогда не попадет на Материк, и никто не узнает о его научном подвиге. Но, вообще-то, зарекаться не стоит неизвестно как еще жизнь повернется. Однако учебники и словари создаются не только для иностранцев, но и для носителей языка, чтобы они глубже его понимали, и чтобы могли понять чужестранцев, если те появятся.
Эта работа была ему по душе! Не директорство, не война с Тузиком, а это лингвистическое исследование способно было принести ему радость. А фольклор!.. Есть ли у них фольклор?.. Ведь это бесценно - фольклор исчезающего народа!..
Больше всего смеху было, когда Кандид, нагнувшись, оторвал кусок дерна и протянул Перецу, мол, отведай. Перец испуганно отшатнулся и вопросительно посмотрел на Кандида, не свихнулся ли тот. А Кандид, невозмутимо улыбаясь, откусил от предлагаемого куска и с явным удовольствием принялся жевать, продолжая протягивать Перецу остаток.
Перец принял у Кандида кусок земли и поднес к носу. Пахло съедобно, хотя и непривычно. Запах отдаленно напоминал что-то знакомое. Перец заметил, что за ним, хихикая, наблюдает почти вся деревня. Перец вздохнул, не хотелось ударить в грязь лицом при всем честном народе, и он осторожно откусил маленький кусочек. Как ни странно, это оказалось довольно вкусно то ли сыр, то ли пирог, то ли пирог с сыром и какими-то пряными травами... Перец улыбнулся и удивленно покачал головой.
- Вкусно! - произнес он с полным ртом, чем вызвал восторг болельщиков. - Это надо же! И никаких продовольственных проблем, измучивших остальную планету!.. Это же сколько времени освобождается для интеллектуальной деятельности!.. А они почему-то свои дурацкие поля засевают...
- Кому что, а зайцу - морковки, - усмехнулась Рита. - Как видишь, их, несомненно, когда-то существовавшая интеллектуальная деятельность стала природным фактом, не технологией, а явлением... Ну, не деятельность, конечно, а ее результаты... Зачем им еще интеллектуальная деятельность, когда они изменили природу так, что она обеспечивает их всем необходимым для жизни?
- Но ведь существуют и другие проблемы! - воскликнул Перец.
- Для их решения и появились мы... подруги... - объяснила Рита.
- Ах, да! - иронично воскликнул Перец. - Я и забыл, что мы, полулюдки, теперь годимся только на дикорастущие пироги, - помахал он еще недоеденным куском.
Говорили они на материковом языке, поэтому деревенские их не понимали, хотя с любопытством прислушивались.
- Только не начинайте философский диспут! - предостерег их Кандид. Этим вы еще успеете заняться.
- Верно, - согласился Перец, и его экскурсия по деревне продолжилась.
Потом Староста напомнил всем, что пора на поле, и Перец остался в окружении своих друзей и детей. Старики разошлись по землянкам, утомившись от избытка впечатлений. А с поля послышалось: "Сей, сей, веселей!".
"И зачем им сеять, если земля съедобная? - удивился Перец и тут же понял: - Но ведь чем-то заниматься надо! Без дела, хоть и бессмысленного, с ума сойдешь... Бедные аборигены...".
И вдруг заговорил Слухач, словно желая продемонстрировать гостю все достопримечательности деревни. Правда, все знали, что от него тут ничего не зависит. Дети тут же окружили Слухача и принялись его передразнивать. Перец же стоял, открыв рот, почти в буквальном смысле. Ему было одновременно и любопытно, и страшно от того, что можно с человеком сделать.
Тем временем в походном госпитале шла операция.
- Благодарю вас за помощь, коллега, - обратился Врач к Наве. - Мы с вами неплохо потрудились. Теперь надо дать время на кристаллизацию, и он будет ходить, как здоровый человек.
- Подождите, подождите, - подняла руку Нава, - еще не все. Я могу ускорить кристаллизацию, и я это делаю.
- Любопытно, любопытно, коллега, позвольте понаблюдать... Очень оригинальная методика. Пожалуй, я могу ее освоить. Благодарю вас.
- Все, - сказала Нава, утомленно выпрямившись.
- Да, все, - подтвердил Врач. - Это было великолепно. Он пойдет, когда проснется, но поспать ему необходимо.
- Мне тоже, - призналась Нава и удивилась, обнаружив, что разговаривает с мертвяком, как с равным.
"Никудышная, наверное, я подруга, - подумала она. - И с полулюдками вожусь, и с мертвяками, и с чужаками... Но ведь мир не ограничивается Лесом..."
В эту ночь она спала крепко и долго.
А Кулак, подремывая, опершись на дубину, провел ночь возле спящего на лежанке у Врача Колченога.
А Перец, вообще, не спал. Он лежал в гамаке, который ему повесили на улице, устремив взгляд в густые кроны деревьев, полностью закрывшие небо.
"Вот он, Лес, - думал Перец. - И я в нем. Совсем недавно это было немыслимо. И я не понимал, почему... Теперь понимаю, но меня-то не пускали в Лес совсем не поэтому, а потому что Порядок не велел. А почему не велел никто не знает. Но ведь и хорошо, что не пускали - пустили бы, и я погиб бы без защиты... Значит, что-то в этом Порядке было разумное?.. Или я теперь пытаюсь придать ему разумность? Все-таки жил при нем, подчинялся ему... Страшно ведь признаться себе, что жил в безумии и подчинялся безумию!.. Унизительно... Настолько унизительно, что попробовав жить по-своему, нового безумия не стерпел... А толку-то? Чистая совесть?.. Хорошо, если бы так, да только... Алевтину-то оставил Тузику... Вообще, всех оставил Тузику. Но они сами захотели!.. Не смог объяснить... А возможно ли объяснить?.. Инстинкты глухи к словам... Наверное, я рвался в Лес, потому что подспудно чувствовал, что мне среди людей, среди нормальных людей, не место. И мне казалось, что где-то на планете мне должно найтись местечко... Но ведь и в Лесу происходит то, что мне кажется безумием, то, что никак не укладывается в рамки моей морали. Значит, и здесь я чужой. То же мне открытие!.. И почему Лес должен следовать моей морали? Мораль - это то, что человек придумал для собственного удобства. В природе ее не существует. Поэтому Лес вне морали. Мать-Природа вне морали, по ту сторону добра и зла. У них свои гомеостатические резоны, которые в глобальном смысле могут быть весьма разумны. Только этот смысл ускользает от меня, потому что его суть в том, что я должен быть уничтожен. Мой инстинкт самосохранения вопиет, что это безумие. И он, по-своему, прав, как прав инстинкт самосохранения Леса и Матери-Природы. Однако опыт подсказывает, что крайние меры редко оказываются оптимальными. Всегда существует "золотая середина", которая находит компромисс между всеми правдами. И у нас с Кандидом единственный выход - стать рыцарями золотой середины... Но сможем ли? А другого пути у нас нет".
Кандид спал на своей лежанке-мертвяке. Рядом с ним притулилась Лава. Он ничего не мог с ней поделать - она приходила, когда он крепко спал, ложилась, и он обнимал ее. Его тело обнимало ее, потому что телу было приятно. Оно уже стало привыкать к его юному теплу. А разум начинал возмущаться только утром, но с каждым утром возмущение становилось все менее активным и все более формальным, и Нава с Лавой только хитро хихикали в ответ и обнимали его с двух сторон, и вели к озерку для утреннего омовения, и резвились вокруг него, как дети. Собственно, они и были дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33