Сначала одна, прозрачная и соленая, вторая, третья, и вот я уже опустила глаза и закрыла лицо руками.
— Не отводи взгляд! Смотри мне в глаза! — говорила она тихо, но очень властно. Ее темно-карие глаза словно прожигали меня насквозь. Хотелось спрятаться или укрыться от этого взгляда. — Твой Тимур далеко не послед-ний мужчина в этом городе, и если ты не нужна ему, это не значит, что ты не нужна никому другому. Найдешь лучше. Но если ты не научишься владеть собой, он так и останется для тебя единственным. Как можно любить человека, который сам себя не любит и не понимает, что ему надо?! Что-то в себе менять ради кого-то — это полный абсурд. Ты ничего не изменишь, ты просто загонишь внутрь свои проблемы, но они все равно останутся. Личность многогранна, а количество субличностей в ней неизмеримо велико. Развивая еще одну субличность, ты прячешь свою сущность...
У меня закружилась голова.
— Я люблю себя, — пролепетала я. — Может, я что-то смогу сделать и понравиться ему такой, какая я есть? — бормотала я сквозь слезы.
Впоследствии, я узнала, что такое жесткое давление на сознание пациента в психиатрии называется шокотерапией. Ты словно лежишь на хирургическом столе голая и беззащитная. Тебе разрезают живот, и ты видишь все свои внутренности, кровь, кишки — и это страшный стресс. А хирург, сохраняя спокойствие и хладнокровие, ковыряется в тебе, выясняя причину заболевания. Но после операции ты здорова, болезнь устранена, боль прекратилась. Память же постепенно стирает жуткие воспоминания о «хирургическом вмешательстве».
Так и здесь. Тебе пытаются помочь, объясняют проблему, как правило, заключенную в тебе самой. Надо просто собраться, потерпеть и очень захотеть выздороветь. Невозможно вылечить человека, если он хочет умереть, и нельзя помочь человеку, если он не нуждается в помощи.
— Если бы это было возможно, ты бы это уже сделала. Но результатов нет, раз ты здесь. Ты отвечала себе честно на поставленный вопрос: «Хочу ли я быть с этим человеком в горе и радости? Может, это просто блажь или навязчивое желание. И как только ты получишь желаемое, оно станет тебе не нужно. Нет понятий «надо» или «должна». Есть только понятия «хочу» или «не хочу». Надо четко определить, что ты хочешь — быть с избранником, потому что в нем заключен смысл твоей жизни, или это этап самоутверждения, очередная цель?
— Наверное, все вместе, — неуверенно говорила я.
— Надо научиться расставлять приоритеты.
А то ты не успеешь оглянуться, как тебя «растащат». Тебе восемнадцать, еще только восемнадцать. Не беги, не торопись. В тебе уже нет целостности, потому что ты раздаешь себя всем в надежде что-то получить взамен, подняться выше. Определи для себя конечную цель, не бегай за призрачной птицей счастья. Ты еще ребенок, твои глаза сияют чистотой помыслов, но твой психологический возраст уже сорок пять, а через год глаза перестанут блестеть, и что ты будешь делать? Зачем приближать старость?
— Я всегда ставлю цель и иду к ней. Когда получаю желаемое, я ставлю другую и снова иду, сметая все преграды. На сегодняшний день моя цель — это он. Я не могу больше ни о чем думать.
— А что изменится в твоей жизни, когда ты получишь желаемое? Что ты приобретешь? Определи плюсы, которые принесет тебе осуществленное желание. И не забудь про минусы — возможно, их будет намного больше. Ты, как белка в колесе, бежишь без остановки — а куда не понимаешь!
И самое главное — ответь себе на вопрос: «Чем я готова пожертвовать и что я готова отдать за свое желание?» Ты, как я вижу, умная и начитанная девочка, поэтому знаешь, что все желания осуществимы, только за них нужно платить.
— Наверное, мне надо отвлечься от мыслей о нем. Может, не он мне нужен, а просто делать нечего и лезут в голову всякие праздные мысли? Надо найти себе другую цель? — Я перестала плакать, мое внимание привлек кулончик, висевший на ее шее. Очень милый китайский иероглиф, он разрядил атмосферу, и я начала лучше соображать.
— Вас должна объединить работа, совместное дело, — жестко и уверенно произнесла она. —
С ним у тебя хорошие перспективы — прибыль, карьера и стабильность. Запомни: он — твой деловой партнер, друг и не более того...
На этой веселой ноте моего «облома» мы попрощались в первый раз.
Потом я узнала, что у психологов очень распространено мнение о том, что люди сами не хотят прощаться со своей проблемой, не хотят ее отпускать. Все наши проблемы в большинстве своем придуманы и созданы нами самими — чтобы «нескучно жилось». И мы боимся отдать их, подсознательно сопротивляясь: ведь если проблема исчезнет, чем тогда станем «грузиться»? Так же было и в моем случае. Я никак не хотела осознавать, что я придумала себе образ мужчины, влюбилась в него и пыталась добиться взаимности, чтобы себя немного помучить. Вопросы «почему?», «зачем?» и «что это изменит?» я себе не задавала.
Я начала ходить на консультации, посещать тренинги, практические семинары, чтобы понять свою суть и найти ответ на вопросы: «кто я?», «зачем я живу?» и «почему придумываю себе препятствия, которые мне так нравится преодолевать, набивая при этом шишки?».
Однако отвлечься от Тимура не получалось, и желания радоваться жизни становилось меньше с каждым днем. Пройдя все эти тренинги и консультации, я осознала пугающий факт: он не цель, не иллюзия, не придуманный образ. Я его люблю, слишком сильно люблю. А наши занятия — лишь костыли для сломанных ног. Мое состояние близилось к суицидальному. Я вынужденно переспала пару раз с «Алё-малё», так как психологические штуки стоили значительных вложений. А мне было уже все равно. «Мы не есть наше тело», — доносили до меня психологи. И этого тела мне было совершенно не жалко, душа-то все равно принадлежала другому.
По этой причине мне предложили прибегнуть к более радикальным методам.
* * *
Жизнь слишком коротка, ты не знаешь, сколько тебе отведено — пять лет, пять дней или пять часов. Ты никогда не узнаешь, сколько страданий перенес сам и сколько принес их другим. Каждую минуту мы отвечаем за себя, свое сердце, свою душу и за души людей, которые окружают нас.
Меня усадили в кожаное кресло, надели очки с какими-то мерцающими лапочками.
Я закрыла глаза, но мне казалось, что я вижу красный и зеленый свет, и он мерцает — то быстрее, то медленнее. Психолог что-то говорил, про тьму, про белый коридор, про то, что я довольно много успела в этой жизни, много видела. В памяти всплывали картинки. Церковно-приходской хор, изнасилование, избиение насильника, наш пушистый кот Барсик, смерть Юльки, Тимур, его улыбка и глаза, сцена с яркими софитами и прожекторами. Потом все исчезло, я перестала разбирать слова гипнотизера. Белый свет сменился черным, потом... Я открыла глаза, огляделась.
— Вы должны хранить в тайне то, что будет происходить дальше, — сухо сказал седовласый психолог. — Подпишите... Внизу справа.
Очень странный человек — холодный и далекий, но словно знающий про тебя все.
Я чувствовала себя рядом с ним как маленький ребенок под присмотром строгого родителя. Я взяла ручку и поставила подпись.
С помощью гипноза и прочих психологических приемов мне внушили, что через пять дней я умру. Тем самым передо мной поставили задачу прожить эти дни как послед-ние. Мощнейший психологический инструмент, вызывающий животный страх смерти, полностью перевернул мою жизнь. Когда я вышла после этого тренинга, в моем сознании стали происходить непонятные и пугающие процессы.
Я остановилась на улице. Воздух был окрашен в кричаще-яркий цвет розового весеннего заката. На углу набережной Робеспьера и Литейного проспекта мне захотелось броситься под машину и ускорить процесс перехода в мир иной, чтобы не думать о нем пять дней.
Я решила, что имею право на последнюю сигарету. Загасив окурок, я успокоилась и решила, что не стоит сводить счеты с жизнью. Суицид у нас не приветствуется. Я поймала такси и доехала до «Бабочки», потратила всю наличность (за исключением трех тысяч рублей — это мне на такси и сигареты как раз на пять дней), обнулила карточку, на которую каждый месяц я стабильно откладывала деньги «на черный день». Вот он и наступил — можно тратить. С пакетами, набитыми «Cavalli», «Gucci», «Dolce&Gabbana» и «Dior» на сумму в пятнадцать тысяч долларов, отправилась домой и изрядно напилась с Иркой.
Проспав три часа, я схватила мобильник и установила звонок таймера через каждый час. Чтобы видеть течение времени. Каждый час я записывала, что сделала за прошедшее время.
Я отправилась в университет, зашла на кафедру к историчке, которую ненавидела с первого курса, и выдала ей все, что о ней думаю. Она оценила мою откровенность, пояснив, что за двадцать лет работы в университете только один из ненавидящих ее студентов смог высказать свое мнение ей в лицо.
Я поехала к маме и сестре, сказала им, что очень их люблю. Они были потрясены моим признанием, привыкнув к моему прагматично-циничному поведению. По маминой щеке пробежала слеза — она, наверное, первый раз в жизни поняла свою дочь, и от этого ей стало больно.
Каждый час звонил сотовый и напоминал, что время неумолимо уходит.
Вечером с Тимой и его блондиночкой мы отправились на полуфинал конкурса «Мисс Акватория». Я вырядилась в новые шмотки и наслаждалась моментом «здесь и сейчас», меня больше не волновало то, что было вчера и было неинтересно, что будет завтра. Почему для того, чтобы возникло это состояние душевного равновесия, мне надо знать, что я скоро умру?
— «Ой, Вань, смотри какие клоуны!» — пропела я из Высоцкого. — Тим, а модельки практически раздетые на подиуме. Я посмотрела и вспомнила — ты мне стриптиз обещал...
— А, ням-ням, откупиться можно? — Он облизнулся, как ленивый котяра после молока, и протянул мне две стодолларовые бумажки.
— Ты так дешево себя ценишь?
— Ну да, я думаю, мои булки вряд ли стоят дороже.
— Тебе видней.
И он отправились танцевать с блондиночкой. Я стояла у стойки бара и смаковала махито.
— Привет, как дела?
Я оглянулась и увидела стройную красивую девушку с длинными, черными как смоль волосами и по-детски пушистыми ресницами. Ее губы блестели от розового блеска, а глаза от стимуляторов. Изящные пальцы с элегантными типсами легли на мое плечо, а тело в короткой джинсовой юбке и облегающей майке прижалось ко мне. В нос мне ударил неж-ный приторный запах «Escada».
— Привет, — ответила я и подвинулась у стойки.
— Я — Лера. — Она могла бы не называть свое имя, оно соответствовало внешности по всем критериям.
— Ты здесь одна?
— Да. Заехала на часок поболтать с кем-нибудь. — Девица умудрялась одновременно застенчиво улыбаться и смотреть на меня похотливым мужским взглядом.
— Ну, давай поболтаем. Хочешь? — Я протянула ей махиту.
Она отпила глоток из бокала и прижалась ко мне ближе. Ее рука как будто случайно скользнула по моей груди, и я почувствовала, как у меня поднялись соски. Этот ее мимолетный жест был мне приятен, точнее сказать, очень возбуждал. Лера взяла сигарету из моей пачки и провела по ней пальцами сначала снизу вверх, а потом сверху вниз и, прикурив, спросила:
— А ты здесь с френдом или как?
— Нет, у меня никого нет. Я с друзьями, — поняла я ее «тонкий» намек на «толстые» обстоятельства и не захотела спугнуть. Вечер обещал быть «томным».
— А, это здорово! — Она положила сигарету в пепельницу и ее губы прикоснулись к моим. Сначала только губы, а потом и руки настойчиво и без стеснения стали ласкать меня. Я сглотнула слюну с привкусом блеска для губ и сразу его узнала — «Chanel». А что, вполне приятный вкус, только немного липкий.
Мы пошли в WC. Она, смеясь, захлопнула кабинку и опустила крышку унитаза, легким движением усадив меня. Сама села на корточки и раздвинула мне ноги. Вот они, прелесть и удобство чулок... Она целовала меня, ласкала грудь и все тело. Ее длинные пальцы я чувствовала внутри себя, и это было потрясающе. Она гладила мне волосы, ее острый влажный язык скользил по коже, а нежным рукам было незнакомо стеснение — они были везде, очень глубоко... Оргазм — с девочкой? Странно, никогда бы не подумала, что это возможно. Потом я начала неуверенно отвечать на ее ласки, еще толком не понимая, как доставить ей удовольствие. Это было сексуально, чудесно и очень красиво.
Теперь я поняла, почему мужики так любят лесби-шоу.
Мы вышли из кабинки, и она заботливо поправила мои кудряшки.
— Ну, я домой поехала. Тебе понравилось? Встретимся еще?
— Конечно. Давай телефон, — и я сделала вид, что сосредоточенно записываю «новую любовницу» в записную книжку.
Мы дружески чмокнулись на прощание. Вот ведь как бывает — просто и хорошо. Иногда надо совершать непродуманные поступки — это экстрим, а адреналин — это жизнь. Особенно когда осталось жить примерно восемьдесят шесть часов.
Я вернулась в клуб.
— Ну что, поехали куда-нибудь перекусим? — спросил расплывающийся в улыбке Тима.
— О’кей.
Мы приехали в «Айвенго», одно из немногих тогда мест, в которых можно было поесть в три часа ночи. Сидели и беседовали на философские темы, и блондиночка старалась активно участвовать в разговоре, используя свой минимальный интеллект.
Когда она вышла в дамскую комнату, Тима, как всегда, по-дружески и без тени смущения сказал мне:
— Правда, смешно смотрится, как эта дурочка пытается разглагольствовать о смысле жизни? Она такая глупенькая, но это совершенно ее не портит. Наоборот, в этом ее особенность, изюминка.
— Да, ты прав. Она просто самка на все сто процентов, и поэтому ее туповатость выглядит как кокетство. Манера открыто и искренне улыбаться, закатывая глаза, глуповато удивляться очевидным вещам — это большое достоинство, — отметила я и отпила горячий американо.
«Айвенго» был, как всегда, забит до отказа.
В этом месте укрывались влюбленные парочки, предвкушавшие секс после еды, клубные завсегдатаи, догонявшиеся крепким чайком, и шумные компании, завершавшие свой банкет, и, конечно же, такие, как мы — не тусовщики, не друзья, не любовники, а просто случайные посетители.
— Она мне очень нравится, у меня на нее большие планы, — Тимур задумчиво закатил карие глаза и отпил из моей чашки. У него была привычка пользоваться моими вещами и пробовать мою еду и напитки.
— Мне кажется, твоя пассия — ветрена и чересчур экзальтированна. Все время корчит из себя воспитанную особу козырных мастей. Думаю, ее нужно разводить грамотно и постепенно. — Я привыкла давать практические советы по кадрёжу, и, видно, он с ними считался, раз постоянно спрашивал мое мнение.
— Мы много раз встречались: ходили в ресторан, гуляли, я ей дарил цветы. Как-то заехали ко мне, но она сказала «нет». Это ужасно, я ненавижу, когда мне отказывают! У меня опускаются руки и появляется комплекс неполноценности. — Он снова глотнул из моей чашки. — Это невозможно объяснить, но это слово магически на меня действует. — Он придвинулся ко мне и тоскливо заглянул в глаза. — Вот и ты мне отказала в первый раз. Почему?
— Не верь словам, а анализируй поступки. — Я постаралась не снижать планку серьезного разговора. — Потому, что не хотела упасть в твоих глазах, потому что... — Я не успела договорить — пришла блондиночка.
Тима попросил счет, и мы вышли на свежий воздух из душного помещения. Он посадил меня в такси, а сам с подружкой поймал другую машину. И два автомобиля покатили по ночному Питеру в разные стороны. Я ехала домой. Тут близко, два квартала. Приеду сейчас, поприжимаюсь к Ирке — если она, конечно, дома — и посплю пару часов.
Днем у меня показ со Сморчком. Я приняла все его предложения, и завтра мне предстояло срежиссировать показ и самой в нем участвовать — заодно вспомню былые годы на подиуме.
Почему-то именно сейчас, в этой холодной скрипучей «точиле», я четко осознала, что жизнь слишком коротка и в ней нет времени для слез, надуманных сиюминутных проблем и соплей. У нас много ложных приоритетов, глупых установок, никчемных желаний, на которые мы тратим уйму времени, сил и энергии.
Мы тыкаемся в жизни, как слепые котята, не зная, куда, в каком направлении и как идти. Мы упорно ломимся в закрытую дверь, пытаемся взять ее штурмом, пробиваем головой, и не замечаем, что рядом есть открытая дверь, в которую можно спокойно войти. Как много можно успеть, сколько увидеть, сколько сделать, какое количество вершин покорить, если не распылять себя по мелочам. Так зачем зацикливаться на иллюзорных приоритетах, незаменимых, как мы считаем, людях? Мир огромен, и его хватит на всех. Он настолько гармоничен, что в нем есть все. Нужно просто это заметить и увлечься тем, что есть на данный момент. Делать то, что возможно сделать сейчас, а не упиваться сладкими мечтами о завтрашнем дне и не вспоминать с тоской, как хорошо было вчера!
Моя новая сумка «Dior» c висюльками CD завибрировала на коленях. Я достала телефон и увидела Тимин номер. Он что, хочет мне предложить им свечку подержать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Не отводи взгляд! Смотри мне в глаза! — говорила она тихо, но очень властно. Ее темно-карие глаза словно прожигали меня насквозь. Хотелось спрятаться или укрыться от этого взгляда. — Твой Тимур далеко не послед-ний мужчина в этом городе, и если ты не нужна ему, это не значит, что ты не нужна никому другому. Найдешь лучше. Но если ты не научишься владеть собой, он так и останется для тебя единственным. Как можно любить человека, который сам себя не любит и не понимает, что ему надо?! Что-то в себе менять ради кого-то — это полный абсурд. Ты ничего не изменишь, ты просто загонишь внутрь свои проблемы, но они все равно останутся. Личность многогранна, а количество субличностей в ней неизмеримо велико. Развивая еще одну субличность, ты прячешь свою сущность...
У меня закружилась голова.
— Я люблю себя, — пролепетала я. — Может, я что-то смогу сделать и понравиться ему такой, какая я есть? — бормотала я сквозь слезы.
Впоследствии, я узнала, что такое жесткое давление на сознание пациента в психиатрии называется шокотерапией. Ты словно лежишь на хирургическом столе голая и беззащитная. Тебе разрезают живот, и ты видишь все свои внутренности, кровь, кишки — и это страшный стресс. А хирург, сохраняя спокойствие и хладнокровие, ковыряется в тебе, выясняя причину заболевания. Но после операции ты здорова, болезнь устранена, боль прекратилась. Память же постепенно стирает жуткие воспоминания о «хирургическом вмешательстве».
Так и здесь. Тебе пытаются помочь, объясняют проблему, как правило, заключенную в тебе самой. Надо просто собраться, потерпеть и очень захотеть выздороветь. Невозможно вылечить человека, если он хочет умереть, и нельзя помочь человеку, если он не нуждается в помощи.
— Если бы это было возможно, ты бы это уже сделала. Но результатов нет, раз ты здесь. Ты отвечала себе честно на поставленный вопрос: «Хочу ли я быть с этим человеком в горе и радости? Может, это просто блажь или навязчивое желание. И как только ты получишь желаемое, оно станет тебе не нужно. Нет понятий «надо» или «должна». Есть только понятия «хочу» или «не хочу». Надо четко определить, что ты хочешь — быть с избранником, потому что в нем заключен смысл твоей жизни, или это этап самоутверждения, очередная цель?
— Наверное, все вместе, — неуверенно говорила я.
— Надо научиться расставлять приоритеты.
А то ты не успеешь оглянуться, как тебя «растащат». Тебе восемнадцать, еще только восемнадцать. Не беги, не торопись. В тебе уже нет целостности, потому что ты раздаешь себя всем в надежде что-то получить взамен, подняться выше. Определи для себя конечную цель, не бегай за призрачной птицей счастья. Ты еще ребенок, твои глаза сияют чистотой помыслов, но твой психологический возраст уже сорок пять, а через год глаза перестанут блестеть, и что ты будешь делать? Зачем приближать старость?
— Я всегда ставлю цель и иду к ней. Когда получаю желаемое, я ставлю другую и снова иду, сметая все преграды. На сегодняшний день моя цель — это он. Я не могу больше ни о чем думать.
— А что изменится в твоей жизни, когда ты получишь желаемое? Что ты приобретешь? Определи плюсы, которые принесет тебе осуществленное желание. И не забудь про минусы — возможно, их будет намного больше. Ты, как белка в колесе, бежишь без остановки — а куда не понимаешь!
И самое главное — ответь себе на вопрос: «Чем я готова пожертвовать и что я готова отдать за свое желание?» Ты, как я вижу, умная и начитанная девочка, поэтому знаешь, что все желания осуществимы, только за них нужно платить.
— Наверное, мне надо отвлечься от мыслей о нем. Может, не он мне нужен, а просто делать нечего и лезут в голову всякие праздные мысли? Надо найти себе другую цель? — Я перестала плакать, мое внимание привлек кулончик, висевший на ее шее. Очень милый китайский иероглиф, он разрядил атмосферу, и я начала лучше соображать.
— Вас должна объединить работа, совместное дело, — жестко и уверенно произнесла она. —
С ним у тебя хорошие перспективы — прибыль, карьера и стабильность. Запомни: он — твой деловой партнер, друг и не более того...
На этой веселой ноте моего «облома» мы попрощались в первый раз.
Потом я узнала, что у психологов очень распространено мнение о том, что люди сами не хотят прощаться со своей проблемой, не хотят ее отпускать. Все наши проблемы в большинстве своем придуманы и созданы нами самими — чтобы «нескучно жилось». И мы боимся отдать их, подсознательно сопротивляясь: ведь если проблема исчезнет, чем тогда станем «грузиться»? Так же было и в моем случае. Я никак не хотела осознавать, что я придумала себе образ мужчины, влюбилась в него и пыталась добиться взаимности, чтобы себя немного помучить. Вопросы «почему?», «зачем?» и «что это изменит?» я себе не задавала.
Я начала ходить на консультации, посещать тренинги, практические семинары, чтобы понять свою суть и найти ответ на вопросы: «кто я?», «зачем я живу?» и «почему придумываю себе препятствия, которые мне так нравится преодолевать, набивая при этом шишки?».
Однако отвлечься от Тимура не получалось, и желания радоваться жизни становилось меньше с каждым днем. Пройдя все эти тренинги и консультации, я осознала пугающий факт: он не цель, не иллюзия, не придуманный образ. Я его люблю, слишком сильно люблю. А наши занятия — лишь костыли для сломанных ног. Мое состояние близилось к суицидальному. Я вынужденно переспала пару раз с «Алё-малё», так как психологические штуки стоили значительных вложений. А мне было уже все равно. «Мы не есть наше тело», — доносили до меня психологи. И этого тела мне было совершенно не жалко, душа-то все равно принадлежала другому.
По этой причине мне предложили прибегнуть к более радикальным методам.
* * *
Жизнь слишком коротка, ты не знаешь, сколько тебе отведено — пять лет, пять дней или пять часов. Ты никогда не узнаешь, сколько страданий перенес сам и сколько принес их другим. Каждую минуту мы отвечаем за себя, свое сердце, свою душу и за души людей, которые окружают нас.
Меня усадили в кожаное кресло, надели очки с какими-то мерцающими лапочками.
Я закрыла глаза, но мне казалось, что я вижу красный и зеленый свет, и он мерцает — то быстрее, то медленнее. Психолог что-то говорил, про тьму, про белый коридор, про то, что я довольно много успела в этой жизни, много видела. В памяти всплывали картинки. Церковно-приходской хор, изнасилование, избиение насильника, наш пушистый кот Барсик, смерть Юльки, Тимур, его улыбка и глаза, сцена с яркими софитами и прожекторами. Потом все исчезло, я перестала разбирать слова гипнотизера. Белый свет сменился черным, потом... Я открыла глаза, огляделась.
— Вы должны хранить в тайне то, что будет происходить дальше, — сухо сказал седовласый психолог. — Подпишите... Внизу справа.
Очень странный человек — холодный и далекий, но словно знающий про тебя все.
Я чувствовала себя рядом с ним как маленький ребенок под присмотром строгого родителя. Я взяла ручку и поставила подпись.
С помощью гипноза и прочих психологических приемов мне внушили, что через пять дней я умру. Тем самым передо мной поставили задачу прожить эти дни как послед-ние. Мощнейший психологический инструмент, вызывающий животный страх смерти, полностью перевернул мою жизнь. Когда я вышла после этого тренинга, в моем сознании стали происходить непонятные и пугающие процессы.
Я остановилась на улице. Воздух был окрашен в кричаще-яркий цвет розового весеннего заката. На углу набережной Робеспьера и Литейного проспекта мне захотелось броситься под машину и ускорить процесс перехода в мир иной, чтобы не думать о нем пять дней.
Я решила, что имею право на последнюю сигарету. Загасив окурок, я успокоилась и решила, что не стоит сводить счеты с жизнью. Суицид у нас не приветствуется. Я поймала такси и доехала до «Бабочки», потратила всю наличность (за исключением трех тысяч рублей — это мне на такси и сигареты как раз на пять дней), обнулила карточку, на которую каждый месяц я стабильно откладывала деньги «на черный день». Вот он и наступил — можно тратить. С пакетами, набитыми «Cavalli», «Gucci», «Dolce&Gabbana» и «Dior» на сумму в пятнадцать тысяч долларов, отправилась домой и изрядно напилась с Иркой.
Проспав три часа, я схватила мобильник и установила звонок таймера через каждый час. Чтобы видеть течение времени. Каждый час я записывала, что сделала за прошедшее время.
Я отправилась в университет, зашла на кафедру к историчке, которую ненавидела с первого курса, и выдала ей все, что о ней думаю. Она оценила мою откровенность, пояснив, что за двадцать лет работы в университете только один из ненавидящих ее студентов смог высказать свое мнение ей в лицо.
Я поехала к маме и сестре, сказала им, что очень их люблю. Они были потрясены моим признанием, привыкнув к моему прагматично-циничному поведению. По маминой щеке пробежала слеза — она, наверное, первый раз в жизни поняла свою дочь, и от этого ей стало больно.
Каждый час звонил сотовый и напоминал, что время неумолимо уходит.
Вечером с Тимой и его блондиночкой мы отправились на полуфинал конкурса «Мисс Акватория». Я вырядилась в новые шмотки и наслаждалась моментом «здесь и сейчас», меня больше не волновало то, что было вчера и было неинтересно, что будет завтра. Почему для того, чтобы возникло это состояние душевного равновесия, мне надо знать, что я скоро умру?
— «Ой, Вань, смотри какие клоуны!» — пропела я из Высоцкого. — Тим, а модельки практически раздетые на подиуме. Я посмотрела и вспомнила — ты мне стриптиз обещал...
— А, ням-ням, откупиться можно? — Он облизнулся, как ленивый котяра после молока, и протянул мне две стодолларовые бумажки.
— Ты так дешево себя ценишь?
— Ну да, я думаю, мои булки вряд ли стоят дороже.
— Тебе видней.
И он отправились танцевать с блондиночкой. Я стояла у стойки бара и смаковала махито.
— Привет, как дела?
Я оглянулась и увидела стройную красивую девушку с длинными, черными как смоль волосами и по-детски пушистыми ресницами. Ее губы блестели от розового блеска, а глаза от стимуляторов. Изящные пальцы с элегантными типсами легли на мое плечо, а тело в короткой джинсовой юбке и облегающей майке прижалось ко мне. В нос мне ударил неж-ный приторный запах «Escada».
— Привет, — ответила я и подвинулась у стойки.
— Я — Лера. — Она могла бы не называть свое имя, оно соответствовало внешности по всем критериям.
— Ты здесь одна?
— Да. Заехала на часок поболтать с кем-нибудь. — Девица умудрялась одновременно застенчиво улыбаться и смотреть на меня похотливым мужским взглядом.
— Ну, давай поболтаем. Хочешь? — Я протянула ей махиту.
Она отпила глоток из бокала и прижалась ко мне ближе. Ее рука как будто случайно скользнула по моей груди, и я почувствовала, как у меня поднялись соски. Этот ее мимолетный жест был мне приятен, точнее сказать, очень возбуждал. Лера взяла сигарету из моей пачки и провела по ней пальцами сначала снизу вверх, а потом сверху вниз и, прикурив, спросила:
— А ты здесь с френдом или как?
— Нет, у меня никого нет. Я с друзьями, — поняла я ее «тонкий» намек на «толстые» обстоятельства и не захотела спугнуть. Вечер обещал быть «томным».
— А, это здорово! — Она положила сигарету в пепельницу и ее губы прикоснулись к моим. Сначала только губы, а потом и руки настойчиво и без стеснения стали ласкать меня. Я сглотнула слюну с привкусом блеска для губ и сразу его узнала — «Chanel». А что, вполне приятный вкус, только немного липкий.
Мы пошли в WC. Она, смеясь, захлопнула кабинку и опустила крышку унитаза, легким движением усадив меня. Сама села на корточки и раздвинула мне ноги. Вот они, прелесть и удобство чулок... Она целовала меня, ласкала грудь и все тело. Ее длинные пальцы я чувствовала внутри себя, и это было потрясающе. Она гладила мне волосы, ее острый влажный язык скользил по коже, а нежным рукам было незнакомо стеснение — они были везде, очень глубоко... Оргазм — с девочкой? Странно, никогда бы не подумала, что это возможно. Потом я начала неуверенно отвечать на ее ласки, еще толком не понимая, как доставить ей удовольствие. Это было сексуально, чудесно и очень красиво.
Теперь я поняла, почему мужики так любят лесби-шоу.
Мы вышли из кабинки, и она заботливо поправила мои кудряшки.
— Ну, я домой поехала. Тебе понравилось? Встретимся еще?
— Конечно. Давай телефон, — и я сделала вид, что сосредоточенно записываю «новую любовницу» в записную книжку.
Мы дружески чмокнулись на прощание. Вот ведь как бывает — просто и хорошо. Иногда надо совершать непродуманные поступки — это экстрим, а адреналин — это жизнь. Особенно когда осталось жить примерно восемьдесят шесть часов.
Я вернулась в клуб.
— Ну что, поехали куда-нибудь перекусим? — спросил расплывающийся в улыбке Тима.
— О’кей.
Мы приехали в «Айвенго», одно из немногих тогда мест, в которых можно было поесть в три часа ночи. Сидели и беседовали на философские темы, и блондиночка старалась активно участвовать в разговоре, используя свой минимальный интеллект.
Когда она вышла в дамскую комнату, Тима, как всегда, по-дружески и без тени смущения сказал мне:
— Правда, смешно смотрится, как эта дурочка пытается разглагольствовать о смысле жизни? Она такая глупенькая, но это совершенно ее не портит. Наоборот, в этом ее особенность, изюминка.
— Да, ты прав. Она просто самка на все сто процентов, и поэтому ее туповатость выглядит как кокетство. Манера открыто и искренне улыбаться, закатывая глаза, глуповато удивляться очевидным вещам — это большое достоинство, — отметила я и отпила горячий американо.
«Айвенго» был, как всегда, забит до отказа.
В этом месте укрывались влюбленные парочки, предвкушавшие секс после еды, клубные завсегдатаи, догонявшиеся крепким чайком, и шумные компании, завершавшие свой банкет, и, конечно же, такие, как мы — не тусовщики, не друзья, не любовники, а просто случайные посетители.
— Она мне очень нравится, у меня на нее большие планы, — Тимур задумчиво закатил карие глаза и отпил из моей чашки. У него была привычка пользоваться моими вещами и пробовать мою еду и напитки.
— Мне кажется, твоя пассия — ветрена и чересчур экзальтированна. Все время корчит из себя воспитанную особу козырных мастей. Думаю, ее нужно разводить грамотно и постепенно. — Я привыкла давать практические советы по кадрёжу, и, видно, он с ними считался, раз постоянно спрашивал мое мнение.
— Мы много раз встречались: ходили в ресторан, гуляли, я ей дарил цветы. Как-то заехали ко мне, но она сказала «нет». Это ужасно, я ненавижу, когда мне отказывают! У меня опускаются руки и появляется комплекс неполноценности. — Он снова глотнул из моей чашки. — Это невозможно объяснить, но это слово магически на меня действует. — Он придвинулся ко мне и тоскливо заглянул в глаза. — Вот и ты мне отказала в первый раз. Почему?
— Не верь словам, а анализируй поступки. — Я постаралась не снижать планку серьезного разговора. — Потому, что не хотела упасть в твоих глазах, потому что... — Я не успела договорить — пришла блондиночка.
Тима попросил счет, и мы вышли на свежий воздух из душного помещения. Он посадил меня в такси, а сам с подружкой поймал другую машину. И два автомобиля покатили по ночному Питеру в разные стороны. Я ехала домой. Тут близко, два квартала. Приеду сейчас, поприжимаюсь к Ирке — если она, конечно, дома — и посплю пару часов.
Днем у меня показ со Сморчком. Я приняла все его предложения, и завтра мне предстояло срежиссировать показ и самой в нем участвовать — заодно вспомню былые годы на подиуме.
Почему-то именно сейчас, в этой холодной скрипучей «точиле», я четко осознала, что жизнь слишком коротка и в ней нет времени для слез, надуманных сиюминутных проблем и соплей. У нас много ложных приоритетов, глупых установок, никчемных желаний, на которые мы тратим уйму времени, сил и энергии.
Мы тыкаемся в жизни, как слепые котята, не зная, куда, в каком направлении и как идти. Мы упорно ломимся в закрытую дверь, пытаемся взять ее штурмом, пробиваем головой, и не замечаем, что рядом есть открытая дверь, в которую можно спокойно войти. Как много можно успеть, сколько увидеть, сколько сделать, какое количество вершин покорить, если не распылять себя по мелочам. Так зачем зацикливаться на иллюзорных приоритетах, незаменимых, как мы считаем, людях? Мир огромен, и его хватит на всех. Он настолько гармоничен, что в нем есть все. Нужно просто это заметить и увлечься тем, что есть на данный момент. Делать то, что возможно сделать сейчас, а не упиваться сладкими мечтами о завтрашнем дне и не вспоминать с тоской, как хорошо было вчера!
Моя новая сумка «Dior» c висюльками CD завибрировала на коленях. Я достала телефон и увидела Тимин номер. Он что, хочет мне предложить им свечку подержать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35