Потом вздохнул и добавил: — Но и простой секс, без затей, тоже нужен — для снятия напряжения, так сказать.
— Тим, скоро показ, мне нужно предоплату вносить.
— Нет вопроса. И тебе денежку тоже нужно дать! Сколько?
— Тимчик, не знаю... — Я не могла с ним разговаривать о деньгах. Какие деньги, когда такие чувства? «Сколько?» — этот вопрос сильно задел меня. Он прозвучал как «Сколько ты стоишь?». — Тим, если девушка знает себе цену, значит, она ее не раз называла! Я не знаю. Думаю, пятьсот.
— А не маловато? Все мероприятие обходится в пятерку, а тебе только десять процентов. Думаю, для тебя это несерьезно.
Да, он был прав, надо бы содрать с него три шкуры! За все мои унижения, за моральный ущерб, за разбитое сердце, за боль, которую я испытывала, когда он обсуждал со мной свои любовные перспективы, за слезы, которые выступали на глазах, когда я ловила его похотливый взгляд, устремленный на очередную модельную курочку. Но я не могла...
— Нет, пятьсот меня устроит. Это стандарт-ная цена за организацию показа, именно десять процентов.
Попрощавшись с директором и арт-директором «Плазы», мы с Тимуром сели в машину. Он взял меня за руку.
— Слушай, а почему ты мне так доверяешь? Я же тебе никто. Вдруг возьму и не дам тебе деньги, и что ты будешь делать? Как выкрутишься?
— Ну, Тим, что за разговоры? Питер — город маленький, а приличные мальчики так не поступают. Но если не дашь, делать нечего, возьму свои деньги и расплачусь со всеми. Соскакивать уже поздно.
— Слушай, ну ты молодец! И все-таки — нельзя быть такой доверчивой, ладно?
— Ладно.
Мы подъехали к Суворовскому проспекту. Остановились у подъезда.
— У тебя дома есть белое вино? — спросила я в смутной надежде, что он пригласит меня к себе и взялась за ручку дверцы.
— К сожалению, нет. Ты меня в машине подожди, хорошо? Я быстренько.
Он ушел, а я сидела и ждала, когда мне вынесут деньги. По щеке от обиды покатилась слезинка. Я смахнула ее, вытащила мобильник и набрала Андрюшин номер. Он просил меня позвонить ему три часа назад, но я забыла, и сейчас был подходящий момент.
— Ты где?
— Я на Суворовском. Уже освободилась.
— Давай приезжай.
— А ты мне йогурт на завтрак купил?
— Купил, с джемом. Так что жду тебя. —
И в трубке раздались гудки.
То, что Андрюша купил мне йогурт, расценивалось как величайшее достижение с его стороны. Он даже мысли не допускал, что я могу не приехать. С той нашей встречи я регулярно заглядывала к нему за фаст-фудом и фаст-сексом. У Андрюши было два в одном.
Хлопнула дверь парадного. Тима отдал мне деньги, поцеловал в губы и посадил в такси.
— Спокойной ночи, отсыпайся — у тебя же каникулы.
— Спасибо. И ты отдыхай.
— Ой, опять засыпаю один, и нет со мной рядом любимой, — игриво вздохнул он и захлопнул дверцу.
Не успела я нажать на кнопку звонка, как дверь в квартиру Андрея распахнулась и меня чуть не сбил с ног незнакомый худощавый парень лет двадцати.
— О, привет, привет. — На пороге нарисовался совершенно голый Андрей. — Хорошо, что приехала.
— Дюш, это кто был?
— А, это мой массажист. Я спину на тренировке потянул, он мне позвоночник разрабатывал.
— А, вот оно как? Очень интересно.
Действительно интересно, на что годен этот ломкий гомосексуальный мальчик? Если на массаж, то, скорее всего, не на лечебный....
Андрюша бегал голый по квартире, увлеченный примеркой трусов.
— Смотри, мне тут трусняки разные «прописали»: «Versace» и «D&G». Всего за двадцать бакинских. Надо выбрать. Какие, посоветуй!
Бесчисленные шмоточные барыги таскались к Андрею, как к себе домой, и были лучшими его корешами. Он не зарабатывал таких денег, чтобы одеваться в «Бабочке» и подобных бутиках, а статусу ночных заведений, которые он посещал, нужно было соответствовать.
У Андрея были два друга — кооператор-махинатор (продать дом в Сочи, купить два дома в Сочи, продать два дома в Сочи, взять в долг и купить тридцать пять метров жилой площади в Питере) и дружок-альфонс, которому богатая тетя давала лавэ под строгим контролем. В общем пользовании они имели именные шмотки на тысячу долларов.
— Погладь мне рубашку, пока я меряю!
— Ты что, Дюш, где я и где утюг? Это нереально.
— Ну, ты — на кровати, а утюг — в шкафу! — Он, прыгая на одной ноге, совал другую в очередные трусы.
— А волшебное слово?
— Погладь, пожалуйста!
— Не-а, не буду.
Наконец выбор трусов в пользу одной фирмы был сделан и Андрей обратил свой озабоченный взгляд в мою сторону. После, уже ставшими привычными движениями «фаст-секса», он перевернулся на другой бок и как-то сразу отрубился. Я вышла на кухню, чиркнула зажигалкой и закурила сигарету. Усевшись на мягкую подушку, валявшуюся на полу, в полной темноте, я попивала шампанское из открытой до меня бутылки. Шампанское, наверное, помогало массажисту проводить лечебную процедуру. Я вспоминала мальчика, встретившегося мне в дверях. Чем-то они похожи со Сморчком...
— Ты почему не спишь? Уже полчетвертого!
— Ничего себе! А я тут сижу, шампусик дегустирую.
И, видно, то ли я перебрала, то ли, наоборот, недобрала, меня потянуло на проблемные разговоры.
— Андрюш, ты чувствуешь, что у нас с тобой все как-то несерьезно?
Он сел на пол рядом со мной и обнял меня.
— С чего ты взяла? Мы практически живем вместе, как это несерьезно? Для меня очень даже серьезно! А что тебя не устраивает?
— Все, и ты в том числе.
— Ну так, моя маленькая стерва: давай-ка лучше спать. Кое-кому завтра на работу. Пойдем, пойдем!
И он подхватил меня на руки и понес на кровать. Я хотела еще сказать ему, что использую его, что наши отношения, как обед на дом: дешево, быстро и удобно. Правда и не очень-то вкусно. Но он не захотел меня слушать.
Я поняла, ложь возникает от страха, когда боишься показаться глупой. Говоришь с умным видом: «Конечно же, я смотрела этот фильм», или «О! Я знаю этот ресторан». Когда не знаешь что сказать, врешь, чтобы заполнить паузу в разговоре, придумываешь смешные истории, чтобы не быть смешной.
И вот так, на мелочах, завираешься до такой степени, что слова «люблю», «уважаю», «доверяю», произнесенные тобой, уже не несут никакой смысловой нагрузки.
В глазах людей ты уже представляешь из себя образ, который тебе, увы, придется поддерживать — ведь ты его сама создала, ты начала играть эту роль, так будь добра теперь доигрывай.
Перестать врать хотя бы себе — это уже глобальное достижение. «Да, я с ним потому, что это "fast sex"», — говорю себе я. И это — честно. Как говорил Будда: «Мы то, что думаем». А если ты врешь сама себе, то кто тогда ты есть на самом деле?
* * *
В шахматах есть термин «цугцванг» — каждый следующий ход только ухудшает ситуацию и подводит тебя к поражению. Шах. Мат. В такие моменты лучше вообще ничего не делать. Как говорят в американских фильмах полицейские: «Любое сказанное вами слово может быть использовано против вас в суде».
Как показывает практика, чем меньше ты показываешь свою заинтересованность, тем лучше. Если ты мечтаешь приобрести машину и упорно «роешь копытом землю» — ты ее получишь. Но в отношениях все по-другому. Чем больше ты «выпрыгиваешь из трусов» ради любви обожаемого тобой человека, тем меньше ты ему нужна. Процесс обратный. В любви, как в шахматном «цугцванге» — каждое лишнее движение по завоеванию любимого непременно приведет тебя к неудаче.
Анализируя свое поражение, ты приходишь к выводу, что тебе жалко не потерянного человека, а свои титанические усилия, потраченные на его завоевание. Но любовь по сути своей штука альтруистическая. Влюбившись, ты готова отдать всю себя и еще «полцарства в придачу». Ничего не жалко. Любовь ведь...
Я суетилась в «Плазе», организовывая мероприятие. Мой мобильный высветил номер телефона Тимура.
— Алло! Алло! Ну, где ты, где?
— ...
— Как не приедешь? Ты что? Это же все для тебя делается, при чем тут тетин день рождения? Приезжай, я тебя жду.
Гудки.
Нет, вы подумайте! Я тут ради него в лепешку расшибаюсь, а у него тётин день рождения! Придумал бы что получше...
Я была вне себя от ярости.
Но после того как пробило 23:00 и на сцене под звуки аплодисментов появились мои барышни, в VIP-зоне зажглась Тимина улыбка. Я подскочила к нему.
— Приветики. Как всегда прекрасно выглядишь. Давай это отметим.
— Не могу, дорогой. Мне надо в гримерку, готовить девочек на второй выход. Визажисты суетятся, пресса толпится, фотограф что-то мечется, да и ведущему надо все время текст напоминать, в общем, работа кипит. За всем приходится следить.
— Слушай-ка, ты скажи блондиночке, ну помнишь, к которой я подходил на репетиции — как там ее зовут? — что после показа мы ее приглашаем выпить с нами шампанского.
— Ладно, скажу. Прости, мне некогда.
— Я закажу тебе виски, знаю, что ты не любишь шампусик.
— Молодец, что знаешь, — соврала я в очередной раз.
Зачем-то я это делала, сама не знаю. На самом деле мне было до этого шампанского совершенно индифферентно.
Показ прошел без сучка и задоринки, все остались довольны, и я в том числе. Это шоу принесло мне молниеносную известность, и предложения посыпались на меня градом.
Под утро, упарившись в танцах под Никиту и изрядно набравшись, мы загрузились в машину. Я скромно заняла заднее сиденье. На переднее плюхнулась блондинка, которая всю дорогу до своего дома отчаянно боролась со сном и клевала носом. Провожая красавицу с заплетающимися ногами до подъезда, Тимур договорился с ней завтра пообедать. Я терпеливо наблюдала за этой умилительной сценкой из окна автомобиля. Захлопнув за собой дверцу, Тима обернулся ко мне:
— Пересаживайся вперед.
— Не-а, меня и тут неплохо кормят!
— Ну, иди сюда. Не ломайся.
Я открыла слипающиеся от усталости глаза и переползла вперед.
— Ужас, на улице уже скоро рассвет, народ на работу прется, а мы спать. Х-а-а, вот она, богемная жизнь!
— А поехали ко мне?
— К тебе? А поехали!..
Мы заехали в его двор и поставили машину. Было еще темно, пасмурно и очень, очень холодно. Нет страшнее времени года, чем питерский январь в пять утра. А ты в вечернем платье «Alberta Feretti», предназначенном для теплых итальянских вечеров. Моя изящная дубленочка из ламы на фоне питерских сугробов выглядела смешно.
— Ну вот, приехали, замок замерз! Черт.
Тима дергал дверь подъезда, но она не открывалась. Соседям звонить уже поздно или, наоборот, еще рано, а консьержки в доме нет.
— Поехали в гостиницу, а вечером вернешься, и все будет о’кей! — стучала зубами я.
— Нет, спать мы будем дома...
Он пошел на стоянку, и взял у сторожа тяжелую балку, напоминающую глушитель.
— Отойди подальше, красавица! — крикнул Тима мне, и, размахнувшись, высадил стекло на входной двери. Затем влез в дверь и перетащил меня. Мы поднялись в квартиру. Я, не раздеваясь, плюхнулась на диван. — Прости, что заморозил тебя!
Я промерзла до костей за те пятнадцать минут, которые провела на улице. Но зима осталась за дверью этой квартиры, а на душе у меня пели птицы и расцветали весенние цветы.
— Я сделаю тебе горячую ванну и налью коньяка. А ты пока накройся пледом. — Он взял мою дубленку и отнес в прихожую.
Вернувшись с коньяком, Тимур сел рядом со мной. Мы чокнулись горячительной жидкостью и поцеловались. Потом еще раз и еще... Долго-долго и нежно-нежно. О-о, наконец-то это случится! Как давно я об этом мечтала. Хотела... Нежные губы, волнующие, алчные, до боли желанные... Сердце сладко замирало в груди, тепло его тела согревало меня, жаркое дыхание сливалось с моим... Он бережно раздел меня, отнес в ванну и сам присоединился ко мне. Мы лежали под слоем горячей пены с бутылкой «Pere Magloire» в пять часов утра.
Я мечтала остановить этот миг, нажать на тормоз и больше никуда не ехать...
Он вылез из воды, остатки пены стекали по его широкой груди. Закутав меня в полотенце, Тимур подхватил на руки и понес в спальню.
Бережно опустив меня на простыню, он нагнулся ко мне и опять прильнул губами к моим губам. Он покрывал легкими, еле уловимыми поцелуями все мое вдруг ставшее невесомым тело, выгнувшееся навстречу ему. Вдруг я почувствовала его в себе так глубоко, что не было предела наслаждению... И поняла, что занятие любовью и занятие сексом — это разные вещи. Тима делал со мной все, что хотел. С ним я чувствовала себя то принцессой в королевстве любви и вседозволенности, то служанкой, исполняющей его самые заветные эротические желания, пригрезившиеся ему во сне...
Я больше никогда, нигде и ни с кем не проводила таких ночей. Это невозможно описать. Я раскрылась ему навстречу как цветок. Я не знала, что можно так дарить любовь, не знала, что так может кружиться голова, я не знала, что жизнь может быть так прекрасна!..
Кто разгадает тайну любви, секрет счастья? Почему два человека сливаются в объятии и становятся единым существом? Почему поцелуй одного, как ожёг, а другого, как лед? Почему любовь приходит внезапно, неожиданно и порой не ко времени и накрывает нас, как цунами? Нет сил сопротивляться этой стихии. Если когда-нибудь кто-нибудь спросил меня: «Станешь ли ты любить этого человека, если у него не будет денег, квартир, машин, статуса», я бы, не задумываясь, ответила: «Да!» Потому что, когда любишь по-настоящему невозможно объяснить за что. Я любила Тимура таким, каким он был — веселым, веснушчатым, немного рассеянным, неверным — любила в нем все и любила всего его.
Он был первым и единственным в моей жизни мужчиной, в отношениях с которым я не искала для себя никакой выгоды. Я просто хотела быть с ним всегда и неважно где — хоть на краю света. Быть вместе... И мне ничего, ничего от него не нужно. Мне даже не нужно, чтобы он любил меня, потому, что я любила за нас обоих.
Именно этим серым питерским утром я обрела мир вокруг себя, точнее себя в мире. Я люблю, я живу, я дышу. Мир, который уничтожил четыре года назад мужчина, был возвращен мне сейчас тоже мужчиной. И как прекрасно это возрождение!
Я видела свое отражение в зрачках любимых глаз и мечтала только о том, чтобы он навсегда сохранил мой образ в своем сердце. Все, все, что было до него в моей жизни, это — шелуха, опавшие листья. Настоящая любовь — всеобъемлющая, необъятная, сумасшедшая — пришла ко мне только сейчас.
А все, что было «до» — ушло, отлетело без возврата.
Мы обнялись и заснули, крепко прижавшись друг к другу. Я очень хотела спать, но боялась заснуть. Боялась, что когда я проснусь, все это закончится.
Я так боялась потерять в общем-то то, что не имела...
Наступило утро, точнее день. Сквозь отступающий сон я почувствовала его присутствие внутри себя и не хотела просыпаться окончательно. Ах, как хорошо! Еще-еще-еще... Ленивая нежность перерастала в жгучую страсть, мы сплетались в объятиях все теснее и теснее... Как же это чудесно — проснуться утром от ласк любимого мужчины!
— Доброе утро! — шепотом произнес он и поцеловал меня, когда утренний танец любви подошел к своему логическому завершению.
— Ты куда, полежи еще немного!
— Буду ровно через пять минут. — Он поднялся и отправился в ванную.
Я слышала, как струйки душа стучат по кафелю. И этот звук был до боли мне знаком. Но сейчас он вызывал во мне только положительные ассоциации, и я ждала, с нетерпением ждала, когда Тима вернется.
— Выпей сочку! — Он протянул мне стакан свежевыжатого апельсинового сока. — В коридоре, надрываясь, звонил мой сотовый. — Может, ответишь? Он уже минимум час звонит!
Я встала и прошлепала к сумке.
— Алло, слушаю.
— Ты где пропадаешь? Я тебя жду. Купи сыр дор блю и пепси! Мы же договорились... — трещала трубка Иркиным голосом.
Я переехала от Ленки к Ирке и теперь днем проживала в новой квартире на Бармалеева, а ночью у Андрея.
— Да, так. Потом расскажу. Приеду... Целую.
Я вернулась в спальню, но Тимы там уже не было. Из кухни доносились характерные звуки — он готовил завтрак.
— Возьми халатик, я тебе на кровать положил, и обязательно надень тапочки.
Я облачилась в теплую махру белого халата, но осталась босой.
— Куда сейчас поедешь? — поинтересовался он, не отрывая взгляда от телевизора. С голубого экрана, по сложившейся российской утренней традиции, сыпались новости одна ужаснее другой.
Я прижалась губами к большой синей чашке с кофе. Мне не хотелось покидать этот дом. Но он явно не планировал проводить время со мной.
— Домой, к Ирке.
— Не забудь, что сегодня вечером мы едем в баню.
А точно, баня! Я вспомнила, что мы договорились пойти в баню с его другом из «Плазы» и девушкой друга.
— Да, я помню. Ты заедешь?
— Конечно. Около восьми созвонимся, и в девять я буду.
Разговор прервался. Я почувствовала себя неловко и отвела взгляд от Тимы на экран телевизора. Там показывали новости спорта, сюжет о фигурном катании.
— Я обязательно своего малыша отдам на спортивную гимнастику или фигурное катание! — произнесла я стандартную женскую фразу, имея в подсознании ребенка, которого бы родила от мужчины, с которым переспала в эту ночь.
— Ну, если у него будут данные для этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Тим, скоро показ, мне нужно предоплату вносить.
— Нет вопроса. И тебе денежку тоже нужно дать! Сколько?
— Тимчик, не знаю... — Я не могла с ним разговаривать о деньгах. Какие деньги, когда такие чувства? «Сколько?» — этот вопрос сильно задел меня. Он прозвучал как «Сколько ты стоишь?». — Тим, если девушка знает себе цену, значит, она ее не раз называла! Я не знаю. Думаю, пятьсот.
— А не маловато? Все мероприятие обходится в пятерку, а тебе только десять процентов. Думаю, для тебя это несерьезно.
Да, он был прав, надо бы содрать с него три шкуры! За все мои унижения, за моральный ущерб, за разбитое сердце, за боль, которую я испытывала, когда он обсуждал со мной свои любовные перспективы, за слезы, которые выступали на глазах, когда я ловила его похотливый взгляд, устремленный на очередную модельную курочку. Но я не могла...
— Нет, пятьсот меня устроит. Это стандарт-ная цена за организацию показа, именно десять процентов.
Попрощавшись с директором и арт-директором «Плазы», мы с Тимуром сели в машину. Он взял меня за руку.
— Слушай, а почему ты мне так доверяешь? Я же тебе никто. Вдруг возьму и не дам тебе деньги, и что ты будешь делать? Как выкрутишься?
— Ну, Тим, что за разговоры? Питер — город маленький, а приличные мальчики так не поступают. Но если не дашь, делать нечего, возьму свои деньги и расплачусь со всеми. Соскакивать уже поздно.
— Слушай, ну ты молодец! И все-таки — нельзя быть такой доверчивой, ладно?
— Ладно.
Мы подъехали к Суворовскому проспекту. Остановились у подъезда.
— У тебя дома есть белое вино? — спросила я в смутной надежде, что он пригласит меня к себе и взялась за ручку дверцы.
— К сожалению, нет. Ты меня в машине подожди, хорошо? Я быстренько.
Он ушел, а я сидела и ждала, когда мне вынесут деньги. По щеке от обиды покатилась слезинка. Я смахнула ее, вытащила мобильник и набрала Андрюшин номер. Он просил меня позвонить ему три часа назад, но я забыла, и сейчас был подходящий момент.
— Ты где?
— Я на Суворовском. Уже освободилась.
— Давай приезжай.
— А ты мне йогурт на завтрак купил?
— Купил, с джемом. Так что жду тебя. —
И в трубке раздались гудки.
То, что Андрюша купил мне йогурт, расценивалось как величайшее достижение с его стороны. Он даже мысли не допускал, что я могу не приехать. С той нашей встречи я регулярно заглядывала к нему за фаст-фудом и фаст-сексом. У Андрюши было два в одном.
Хлопнула дверь парадного. Тима отдал мне деньги, поцеловал в губы и посадил в такси.
— Спокойной ночи, отсыпайся — у тебя же каникулы.
— Спасибо. И ты отдыхай.
— Ой, опять засыпаю один, и нет со мной рядом любимой, — игриво вздохнул он и захлопнул дверцу.
Не успела я нажать на кнопку звонка, как дверь в квартиру Андрея распахнулась и меня чуть не сбил с ног незнакомый худощавый парень лет двадцати.
— О, привет, привет. — На пороге нарисовался совершенно голый Андрей. — Хорошо, что приехала.
— Дюш, это кто был?
— А, это мой массажист. Я спину на тренировке потянул, он мне позвоночник разрабатывал.
— А, вот оно как? Очень интересно.
Действительно интересно, на что годен этот ломкий гомосексуальный мальчик? Если на массаж, то, скорее всего, не на лечебный....
Андрюша бегал голый по квартире, увлеченный примеркой трусов.
— Смотри, мне тут трусняки разные «прописали»: «Versace» и «D&G». Всего за двадцать бакинских. Надо выбрать. Какие, посоветуй!
Бесчисленные шмоточные барыги таскались к Андрею, как к себе домой, и были лучшими его корешами. Он не зарабатывал таких денег, чтобы одеваться в «Бабочке» и подобных бутиках, а статусу ночных заведений, которые он посещал, нужно было соответствовать.
У Андрея были два друга — кооператор-махинатор (продать дом в Сочи, купить два дома в Сочи, продать два дома в Сочи, взять в долг и купить тридцать пять метров жилой площади в Питере) и дружок-альфонс, которому богатая тетя давала лавэ под строгим контролем. В общем пользовании они имели именные шмотки на тысячу долларов.
— Погладь мне рубашку, пока я меряю!
— Ты что, Дюш, где я и где утюг? Это нереально.
— Ну, ты — на кровати, а утюг — в шкафу! — Он, прыгая на одной ноге, совал другую в очередные трусы.
— А волшебное слово?
— Погладь, пожалуйста!
— Не-а, не буду.
Наконец выбор трусов в пользу одной фирмы был сделан и Андрей обратил свой озабоченный взгляд в мою сторону. После, уже ставшими привычными движениями «фаст-секса», он перевернулся на другой бок и как-то сразу отрубился. Я вышла на кухню, чиркнула зажигалкой и закурила сигарету. Усевшись на мягкую подушку, валявшуюся на полу, в полной темноте, я попивала шампанское из открытой до меня бутылки. Шампанское, наверное, помогало массажисту проводить лечебную процедуру. Я вспоминала мальчика, встретившегося мне в дверях. Чем-то они похожи со Сморчком...
— Ты почему не спишь? Уже полчетвертого!
— Ничего себе! А я тут сижу, шампусик дегустирую.
И, видно, то ли я перебрала, то ли, наоборот, недобрала, меня потянуло на проблемные разговоры.
— Андрюш, ты чувствуешь, что у нас с тобой все как-то несерьезно?
Он сел на пол рядом со мной и обнял меня.
— С чего ты взяла? Мы практически живем вместе, как это несерьезно? Для меня очень даже серьезно! А что тебя не устраивает?
— Все, и ты в том числе.
— Ну так, моя маленькая стерва: давай-ка лучше спать. Кое-кому завтра на работу. Пойдем, пойдем!
И он подхватил меня на руки и понес на кровать. Я хотела еще сказать ему, что использую его, что наши отношения, как обед на дом: дешево, быстро и удобно. Правда и не очень-то вкусно. Но он не захотел меня слушать.
Я поняла, ложь возникает от страха, когда боишься показаться глупой. Говоришь с умным видом: «Конечно же, я смотрела этот фильм», или «О! Я знаю этот ресторан». Когда не знаешь что сказать, врешь, чтобы заполнить паузу в разговоре, придумываешь смешные истории, чтобы не быть смешной.
И вот так, на мелочах, завираешься до такой степени, что слова «люблю», «уважаю», «доверяю», произнесенные тобой, уже не несут никакой смысловой нагрузки.
В глазах людей ты уже представляешь из себя образ, который тебе, увы, придется поддерживать — ведь ты его сама создала, ты начала играть эту роль, так будь добра теперь доигрывай.
Перестать врать хотя бы себе — это уже глобальное достижение. «Да, я с ним потому, что это "fast sex"», — говорю себе я. И это — честно. Как говорил Будда: «Мы то, что думаем». А если ты врешь сама себе, то кто тогда ты есть на самом деле?
* * *
В шахматах есть термин «цугцванг» — каждый следующий ход только ухудшает ситуацию и подводит тебя к поражению. Шах. Мат. В такие моменты лучше вообще ничего не делать. Как говорят в американских фильмах полицейские: «Любое сказанное вами слово может быть использовано против вас в суде».
Как показывает практика, чем меньше ты показываешь свою заинтересованность, тем лучше. Если ты мечтаешь приобрести машину и упорно «роешь копытом землю» — ты ее получишь. Но в отношениях все по-другому. Чем больше ты «выпрыгиваешь из трусов» ради любви обожаемого тобой человека, тем меньше ты ему нужна. Процесс обратный. В любви, как в шахматном «цугцванге» — каждое лишнее движение по завоеванию любимого непременно приведет тебя к неудаче.
Анализируя свое поражение, ты приходишь к выводу, что тебе жалко не потерянного человека, а свои титанические усилия, потраченные на его завоевание. Но любовь по сути своей штука альтруистическая. Влюбившись, ты готова отдать всю себя и еще «полцарства в придачу». Ничего не жалко. Любовь ведь...
Я суетилась в «Плазе», организовывая мероприятие. Мой мобильный высветил номер телефона Тимура.
— Алло! Алло! Ну, где ты, где?
— ...
— Как не приедешь? Ты что? Это же все для тебя делается, при чем тут тетин день рождения? Приезжай, я тебя жду.
Гудки.
Нет, вы подумайте! Я тут ради него в лепешку расшибаюсь, а у него тётин день рождения! Придумал бы что получше...
Я была вне себя от ярости.
Но после того как пробило 23:00 и на сцене под звуки аплодисментов появились мои барышни, в VIP-зоне зажглась Тимина улыбка. Я подскочила к нему.
— Приветики. Как всегда прекрасно выглядишь. Давай это отметим.
— Не могу, дорогой. Мне надо в гримерку, готовить девочек на второй выход. Визажисты суетятся, пресса толпится, фотограф что-то мечется, да и ведущему надо все время текст напоминать, в общем, работа кипит. За всем приходится следить.
— Слушай-ка, ты скажи блондиночке, ну помнишь, к которой я подходил на репетиции — как там ее зовут? — что после показа мы ее приглашаем выпить с нами шампанского.
— Ладно, скажу. Прости, мне некогда.
— Я закажу тебе виски, знаю, что ты не любишь шампусик.
— Молодец, что знаешь, — соврала я в очередной раз.
Зачем-то я это делала, сама не знаю. На самом деле мне было до этого шампанского совершенно индифферентно.
Показ прошел без сучка и задоринки, все остались довольны, и я в том числе. Это шоу принесло мне молниеносную известность, и предложения посыпались на меня градом.
Под утро, упарившись в танцах под Никиту и изрядно набравшись, мы загрузились в машину. Я скромно заняла заднее сиденье. На переднее плюхнулась блондинка, которая всю дорогу до своего дома отчаянно боролась со сном и клевала носом. Провожая красавицу с заплетающимися ногами до подъезда, Тимур договорился с ней завтра пообедать. Я терпеливо наблюдала за этой умилительной сценкой из окна автомобиля. Захлопнув за собой дверцу, Тима обернулся ко мне:
— Пересаживайся вперед.
— Не-а, меня и тут неплохо кормят!
— Ну, иди сюда. Не ломайся.
Я открыла слипающиеся от усталости глаза и переползла вперед.
— Ужас, на улице уже скоро рассвет, народ на работу прется, а мы спать. Х-а-а, вот она, богемная жизнь!
— А поехали ко мне?
— К тебе? А поехали!..
Мы заехали в его двор и поставили машину. Было еще темно, пасмурно и очень, очень холодно. Нет страшнее времени года, чем питерский январь в пять утра. А ты в вечернем платье «Alberta Feretti», предназначенном для теплых итальянских вечеров. Моя изящная дубленочка из ламы на фоне питерских сугробов выглядела смешно.
— Ну вот, приехали, замок замерз! Черт.
Тима дергал дверь подъезда, но она не открывалась. Соседям звонить уже поздно или, наоборот, еще рано, а консьержки в доме нет.
— Поехали в гостиницу, а вечером вернешься, и все будет о’кей! — стучала зубами я.
— Нет, спать мы будем дома...
Он пошел на стоянку, и взял у сторожа тяжелую балку, напоминающую глушитель.
— Отойди подальше, красавица! — крикнул Тима мне, и, размахнувшись, высадил стекло на входной двери. Затем влез в дверь и перетащил меня. Мы поднялись в квартиру. Я, не раздеваясь, плюхнулась на диван. — Прости, что заморозил тебя!
Я промерзла до костей за те пятнадцать минут, которые провела на улице. Но зима осталась за дверью этой квартиры, а на душе у меня пели птицы и расцветали весенние цветы.
— Я сделаю тебе горячую ванну и налью коньяка. А ты пока накройся пледом. — Он взял мою дубленку и отнес в прихожую.
Вернувшись с коньяком, Тимур сел рядом со мной. Мы чокнулись горячительной жидкостью и поцеловались. Потом еще раз и еще... Долго-долго и нежно-нежно. О-о, наконец-то это случится! Как давно я об этом мечтала. Хотела... Нежные губы, волнующие, алчные, до боли желанные... Сердце сладко замирало в груди, тепло его тела согревало меня, жаркое дыхание сливалось с моим... Он бережно раздел меня, отнес в ванну и сам присоединился ко мне. Мы лежали под слоем горячей пены с бутылкой «Pere Magloire» в пять часов утра.
Я мечтала остановить этот миг, нажать на тормоз и больше никуда не ехать...
Он вылез из воды, остатки пены стекали по его широкой груди. Закутав меня в полотенце, Тимур подхватил на руки и понес в спальню.
Бережно опустив меня на простыню, он нагнулся ко мне и опять прильнул губами к моим губам. Он покрывал легкими, еле уловимыми поцелуями все мое вдруг ставшее невесомым тело, выгнувшееся навстречу ему. Вдруг я почувствовала его в себе так глубоко, что не было предела наслаждению... И поняла, что занятие любовью и занятие сексом — это разные вещи. Тима делал со мной все, что хотел. С ним я чувствовала себя то принцессой в королевстве любви и вседозволенности, то служанкой, исполняющей его самые заветные эротические желания, пригрезившиеся ему во сне...
Я больше никогда, нигде и ни с кем не проводила таких ночей. Это невозможно описать. Я раскрылась ему навстречу как цветок. Я не знала, что можно так дарить любовь, не знала, что так может кружиться голова, я не знала, что жизнь может быть так прекрасна!..
Кто разгадает тайну любви, секрет счастья? Почему два человека сливаются в объятии и становятся единым существом? Почему поцелуй одного, как ожёг, а другого, как лед? Почему любовь приходит внезапно, неожиданно и порой не ко времени и накрывает нас, как цунами? Нет сил сопротивляться этой стихии. Если когда-нибудь кто-нибудь спросил меня: «Станешь ли ты любить этого человека, если у него не будет денег, квартир, машин, статуса», я бы, не задумываясь, ответила: «Да!» Потому что, когда любишь по-настоящему невозможно объяснить за что. Я любила Тимура таким, каким он был — веселым, веснушчатым, немного рассеянным, неверным — любила в нем все и любила всего его.
Он был первым и единственным в моей жизни мужчиной, в отношениях с которым я не искала для себя никакой выгоды. Я просто хотела быть с ним всегда и неважно где — хоть на краю света. Быть вместе... И мне ничего, ничего от него не нужно. Мне даже не нужно, чтобы он любил меня, потому, что я любила за нас обоих.
Именно этим серым питерским утром я обрела мир вокруг себя, точнее себя в мире. Я люблю, я живу, я дышу. Мир, который уничтожил четыре года назад мужчина, был возвращен мне сейчас тоже мужчиной. И как прекрасно это возрождение!
Я видела свое отражение в зрачках любимых глаз и мечтала только о том, чтобы он навсегда сохранил мой образ в своем сердце. Все, все, что было до него в моей жизни, это — шелуха, опавшие листья. Настоящая любовь — всеобъемлющая, необъятная, сумасшедшая — пришла ко мне только сейчас.
А все, что было «до» — ушло, отлетело без возврата.
Мы обнялись и заснули, крепко прижавшись друг к другу. Я очень хотела спать, но боялась заснуть. Боялась, что когда я проснусь, все это закончится.
Я так боялась потерять в общем-то то, что не имела...
Наступило утро, точнее день. Сквозь отступающий сон я почувствовала его присутствие внутри себя и не хотела просыпаться окончательно. Ах, как хорошо! Еще-еще-еще... Ленивая нежность перерастала в жгучую страсть, мы сплетались в объятиях все теснее и теснее... Как же это чудесно — проснуться утром от ласк любимого мужчины!
— Доброе утро! — шепотом произнес он и поцеловал меня, когда утренний танец любви подошел к своему логическому завершению.
— Ты куда, полежи еще немного!
— Буду ровно через пять минут. — Он поднялся и отправился в ванную.
Я слышала, как струйки душа стучат по кафелю. И этот звук был до боли мне знаком. Но сейчас он вызывал во мне только положительные ассоциации, и я ждала, с нетерпением ждала, когда Тима вернется.
— Выпей сочку! — Он протянул мне стакан свежевыжатого апельсинового сока. — В коридоре, надрываясь, звонил мой сотовый. — Может, ответишь? Он уже минимум час звонит!
Я встала и прошлепала к сумке.
— Алло, слушаю.
— Ты где пропадаешь? Я тебя жду. Купи сыр дор блю и пепси! Мы же договорились... — трещала трубка Иркиным голосом.
Я переехала от Ленки к Ирке и теперь днем проживала в новой квартире на Бармалеева, а ночью у Андрея.
— Да, так. Потом расскажу. Приеду... Целую.
Я вернулась в спальню, но Тимы там уже не было. Из кухни доносились характерные звуки — он готовил завтрак.
— Возьми халатик, я тебе на кровать положил, и обязательно надень тапочки.
Я облачилась в теплую махру белого халата, но осталась босой.
— Куда сейчас поедешь? — поинтересовался он, не отрывая взгляда от телевизора. С голубого экрана, по сложившейся российской утренней традиции, сыпались новости одна ужаснее другой.
Я прижалась губами к большой синей чашке с кофе. Мне не хотелось покидать этот дом. Но он явно не планировал проводить время со мной.
— Домой, к Ирке.
— Не забудь, что сегодня вечером мы едем в баню.
А точно, баня! Я вспомнила, что мы договорились пойти в баню с его другом из «Плазы» и девушкой друга.
— Да, я помню. Ты заедешь?
— Конечно. Около восьми созвонимся, и в девять я буду.
Разговор прервался. Я почувствовала себя неловко и отвела взгляд от Тимы на экран телевизора. Там показывали новости спорта, сюжет о фигурном катании.
— Я обязательно своего малыша отдам на спортивную гимнастику или фигурное катание! — произнесла я стандартную женскую фразу, имея в подсознании ребенка, которого бы родила от мужчины, с которым переспала в эту ночь.
— Ну, если у него будут данные для этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35