Наступила среда первого дня Великого поста – «пепельная среда». В этот день все отправлялись в церкви, дабы нанести на лоб пепел – напоминание о бренности жизни и неизбежности смерти.
Заламывая руки и тихо разговаривая сама с собой, Фоска ходила взад и вперед по небольшой сине-серебряной гостиной. Обычно ожидая Рафа, она радовалась красоте комнаты, которую отделала сама. Сейчас же она не замечала ничего, выведенная из душевного равновесия и полностью поглощенная мыслями о надвигающейся опасности.
Раздался тихий стук в дверь.
– Рафаэлло! – Она бросилась к двери, распахнула ее и тут же отпрянула назад. В дверях стоял, не проявляя признаков волнения, Лоредан.
– Вы! – У нее перехватило дыхание. Алессандро вошел в комнату и огляделся. Да, как и говорил чичизбео его матери, очаровательное гнездышко.
– Что вам здесь нужно? – грубо спросила Фоска. Она смотрела на него широко открытыми глазами. – Полагаю, что это чудовище Сальвино уже сообщил вам, что ему удалось выяснить?
– Да. Но я хотел спросить вас лично, правда ли это?
– Конечно, правда! Полагаю, он вам также сообщил, что хотел сохранить это от вас в тайне?.. Естественно, за определенную цену… Нет, речь шла не о деньгах. Он хотел переспать со мной.
Алессандро вздрогнул.
– Я не верю вам. Пьетро никогда бы… Она расхохоталась.
– Вы думаете, он не пошел бы на это? Вы так долго обращались с ним как с псом и уже сами забыли, что он мужчина. Верно, он поджав хвост всюду бегал за вами. Вас удивило его сообщение? Уверена, что да. Еще бы – Фоска и еврей! Но я не сожалею об этом. Я его люблю!
Алессандро впервые видел Фоску такой необузданной и непокорной, хвастающей своей изменой.
– Я не понимаю, – спокойно сказал он, – почему вы пошли на это, Фоска. Я всегда хотел вам счастья. Я дал вам все и не просил ничего взамен.
– Вы лжете! Вы не дали мне ничего, а просили все! Я просто отдаю вам то, что вы дали мне. Обманщик! Предатель!
– Мне кажется, вы сошли с ума, – медленно произнес он. – Итак, вам нужен был любовник. Очень хорошо. Но этот еврей?! Опасный тип, Фоска! Свихнувшийся на стремлении к власти негодяй!
– То же самое он говорит о вас!
– Не могу поверить. Вы сознательно избрали этого человека, чтобы опозорить и скомпрометировать меня. Так вы отблагодарили меня за то, что я спас вас от бедности? Сошлись с мужчиной, который хочет уничтожить меня! Зачем вы это сделали, зачем? – Он еле сдерживал себя. – Хотите превратить меня в посмешище, в объект издевательств, в увенчанного рогами идиота? Боже мой, Фоска, неужели вы так ненавидите меня? – Вопрос Алессандро прозвучал как пронизанный мукой крик.
– Да, – непреклонным тоном ответила она. – Я ненавижу вас. Это моя благодарность за причиненное мне невыносимое горе! Убийца, вот вы кто! Я знаю, вы не поверите, но мы с Рафом любим друг друга. Если бы мы хотели унизить вас, то сопроводили бы наши отношения публичным скандалом, а не пытались сохранить их в тайне. Но вы натравили на нас своих шпионов и не оставили нас в покое. Я рада, что все выяснилось. Мне не стыдно любить его. Я горжусь этой любовью! Он заботится обо мне. Именно обо мне, а не о сыновьях, которых я могу ему принести, не о помощи, которую могу оказать в его карьере, не о впечатлении, которое произвожу на тех, кто обладает правом голоса.
– Я не хочу больше ничего слышать, – прорычал Алессандро.
– Теперь-то вы уже не заставите меня молчать! – закричала она. – Отныне я не ваша жена! Если вы не отпустите меня, то я устрою такой скандал, что вы вынуждены будете развестись со мной. Я не разрешу встать на пути моей судьбы!
– Вашей судьбы, – глумливо усмехнулся он. – Позволяете ему превратить вас в дуру. Он использует вас!
– Ошибаетесь. Вас бесит, что вы не можете и пальцем тронуть его. Вы, надеюсь, не забыли, что он – герой? Вы сами присвоили ему офицерское звание военно-морского флота. Народ любит его. Если вы бросите его в тюрьму, люди восстанут. Я уверена, восстанут!
– Вы, Фоска, глупы. Любой нищий имеет большее представление о том, как действует правительство. Где ваша гордость? Похищена человеком низкого происхождения и язычником! Вы совершаете преступление против вашего класса и общественного порядка!
– Какое мне дело до общественного порядка? – возмутилась она. – Мужчины, занимающиеся законотворчеством, не имеют представления о любви. Все вы лицемеры! Вместе с вашими разговорами о чести и с вашими любовницами! Даже сам дож имеет любовницу, которая повсюду появляется вместе с ним. Канатоходка с Востока! Люди называют ее «догарессой» – женой дожа! Вы читаете мне мораль по поводу порядка. Получается, что в Венеции любить, испытывать к кому-либо глубокие чувства – преступление. Своей любовью мы не наносим никому вреда. Так оставьте нас в покое!
– Я не допущу, чтобы вы покрыли бесчестьем наши имена, – заявил он. – Вы немедленно отправитесь со мной домой. – Он приблизился к ней на шаг.
– Я не пойду! – завизжала она, отступая от него. – Что вы за мужчина, если хотите заставить жить с вами женщину, которая ненавидит вас? Не я, а вы глупец! Вы возмущаетесь, ибо вопреки вам я нашла любовь. Вы пытаетесь уничтожить меня, разбить мое сердце, но это вам не удастся! Я вольна любить, кого хочу. Убирайтесь прочь! Оставьте меня!
– Без вас я не уйду, – повторил он упрямо. – И не позволю так поступать со мной.
– Дайте мне развод, – умоляла Фоска. – Пожалейте меня… и себя. Избавьте себя от скандала, освободите от ответственности за меня. Разрешите мне уехать. Пусть они сошлют меня, только бы я любила его!
– Вы дурочка, – сказал Алессандро. – Если бы я даже развелся с вами, неужели вы думаете, что инквизиторы разрешат вам опозорить себя и свой класс? Они сошлют не вас, навсегда упрячут за решетку этого еврея. Послушайте, Фоска, инквизиторы пока не знают. Это известно одному лишь Пьетро, а он будет молчать. Еще не поздно положить этому конец. Возвращайтесь домой. Забудьте его. Обещаю, с ним ничего дурного не случится.
– Я не верю вам. Да и как вам верить после всей той лжи, которую вы обрушили на меня? Больше я не проведу ни единой ночи под одной крышей с вами. Не буду притворяться на людях вашей женой, ненавидя вас каждую минуту! Я устала от лжи, от фальши. Я хочу лишь одного – быть с мужчиной, которого люблю. Неужели это так ужасно? Жаждать маленького счастья?
Он взял со спинки кресла плащ и обернул его вокруг нее.
– Вы пойдете, хотите вы или нет. Я не позволю вам…
– Прекратите! Не притрагивайтесь ко мне! Я не пойду! Уберите руки! – Она стала царапаться и отбиваться.
Он схватил ее в охапку.
– Спокойно! Перестаньте!.. Ради вашего блага…
– Лгун, лгун! – пронзительно заорала она. – Я его люблю! Неужели непонятно? Я ненавижу вас, я люблю его! Люблю!
Он яростно встряхнул ее. Ее голова мотнулась из стороны в сторону.
– Вы наконец успокоитесь? – прошипел он. – Вы – истеричка, безумная!
– Отпустите ее, Лоредан! – раздался резкий окрик.
Алессандро отпустил Фоску и взглянул на вторгнувшегося в квартиру Рафа Леопарди. Фоска бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Раф встал позади нее и положил руку ей на плечо. Он и Лоредан враждебно сверлили друг друга взглядом.
Алессандро круто повернулся и направился к двери.
– Вы об этом пожалеете, – сказал он не оборачиваясь. – Вы оба.
Он вышел. Раф встал на колени рядом с Фоской и обнял ее за талию. Она прижалась к нему и продолжала всхлипывать. Когда она немного успокоилась и перестала дрожать, Раф сказал:
– Как он все разузнал? Вы ему рассказали?
– Нет, нет. Это Сальвино. Мерзавец! Хотел лечь со мной в постель в обмен на свое молчание. Это было ужасно!
– Ну теперь все в порядке, – прошептал Раф успокаивающе. – Все окончено. Но как он узнал? Мы были так осторожны. Я уверен, вчера вечером за нами не следили. Мы ускользнули от шпиона еще на Моло. Просто непонятно.
– Что же теперь будет? – спросила Фоска. – Он вас арестует?
– Не сразу. Они объявили о смерти дожа. Значит, предстоят выборы. Если Лоредан меня арестует, то разразится скандал в самое неподходящее для него время. Это может серьезно подорвать его влияние. Полагаю, на некоторое время он оставит нас в покое. Интересно, разнюхали что-нибудь инквизиторы?
– Лоредан сказал, что нет. Знает один Пьетро.
– Хорошо. Значит, ненадолго мы останемся в безопасности.
– Вы не жалеете о случившемся? – В ее глазах отразилось беспокойство. – Не жалеете, что полюбили меня? Я виновата, причинила вам столько неприятностей. Я никогда бы не…
– Успокойтесь, Фоска. Не говорите так. – Он пригладил ей волосы и нежно поцеловал. – Что бы ни случилось, я никогда не буду жалеть, что полюбил вас. Отбросьте прочь все сомнения. Обещаю вам, все обойдется.
– Нам нужно бежать? – спросила она со страхом.
– Не знаю.
– Я всюду последую за вами.
– Не думайте сейчас об этом, я что-нибудь придумаю. Сегодня оставайтесь здесь, не впускайте в квартиру никого, за исключением меня или Томассо. Если мне надо будет что-нибудь сообщить, то я передам письмо именно с ним. Сейчас слишком рискованно приходить сюда самому.
– Вы еще не уходите?
– Пока нет. Идите и прилягте. Вы вся издергались.
Они лежали, обняв друг друга, и постепенно успокаивались. Каждый думал о том, не встречаются ли они в последний раз.
Через некоторое время они занялись любовью, и Фоска уснула. Раф быстро оделся и выскользнул из квартиры.
* * *
Покинув «казино» Фоски, Алессандро отправился к себе в контору. Теперь, когда правительство официально сообщило о введении в Республике траура по случаю смерти скончавшегося неделю назад дожа, у Лоредана появилась куча забот. Ожидались похороны, а вслед за ними начинались выборы.
Алессандро, как лидеру консервативного крыла, предстояло приступить к созданию предвыборного блока, подсчитать голоса, обеспечить участие выборщиков в работе избирательных конклавов и лишить либералов контроля над властью. Обычно подобного рода заботы радовали и возбуждали его. Но сейчас он ощущал лишь пустоту и апатию. Пусть бы даже на место скончавшегося дожа избрали самого Томассо Долфина.
Он знал, как поступить с Фоской. Нужно сообщить инквизиторам о еврее и поручить им расследовать дело. Но тогда он признает свою слепоту и станет поводом для насмешек. Вот ирония судьбы! Лоредана сделал рогоносцем человек, который отказался принять из его рук офицерский чин и вместо этого увел его жену.
В конторе его ждал Сальвино. Алессандро не обратил внимания на накопившуюся на его столе гору писем, документов и важных сообщений. Он тяжело опустился в кресло и обратился к секретарю.
– Это правда, что вы предложили умолчать о ставшем известным вам факте в обмен на благосклонность моей жены?
Секретарь побледнел и задрожал.
– Это была лишь хитрость, ловушка, ваше превосходительство. Средство для подтверждения правильности моей информации! Если бы она приняла мое предложение, я убедился бы, что она повинна в сговоре с евреем!
– Если бы она его приняла, то я считал бы ее еще безумней, – устало сказал Алессандро. – Убирайтесь, Пьетро. И не возвращайтесь в Венецию, или я вас арестую и брошу в темницу.
– Но, ваше превосходительство…
– Убирайтесь отсюда, урод! – закричал Алессандро. – Пока я не искалечил вам вторую ногу и не превратил вас в сплошной горб! Вон!
Сальвино как ветром сдуло из комнаты. Оставшись наедине с собой, Алессандро Лоредан тихо застонал и уронил голову на стол.
Горбун писал каракулями записку. Согласно закону, инквизиторы рассматривали обвинения в неблагонадежности только в том случае, если те не являлись анонимками. Однако все знали, что, несмотря на это правило, инквизиторы тщательно расследуют все поступающие на их имя доносы.
Пьетро ковылял по лоджии широкого, украшенного колоннами портика, тянущегося вдоль внутренней стены Дворца дожей. Он остановился около «Пасти льва», отвратительной скульптуры львиной головы, в открытый рот которой можно было опустить послание для инквизиторов. Под львиной пастью была укреплена дощечка с надписью: «Для обвинений против предателей Светлейшей Республики».
Сальвино украдкой осмотрелся. Рядом группками стояли сенаторы и члены Совета, оживленно обсуждавшие предстоящие выборы. Ни один из них не обращал на него внимания.
Он сунул донос в «Пасть льва», которая жадно поглотила его. Казалось, каменные глаза животного сияли от удовольствия. Пусть теперь, думал Пьетро, инквизиторы займутся шлюхой, евреем и дворянином. Он свой долг исполнил.
Раф вернулся в гетто. Но сначала пошел не к себе домой, а в контору своего друга Малачи.
Маленький человечек пребывал в смятении и забыл о запрете разговаривать с отлученным от общины евреем.
– Рафаэлло, они были здесь. Агенты инквизиторов! Обыскали все дома и особенно долго пробыли в вашем. Говорили, что ищут подтверждающие предательство материалы. Они унесли некоторые вещи из вашего кабинета, книги и документы.
Раф кивнул. Выходит, Лоредан уже информировал инквизиторов. Раф удивился – не ожидал столь поспешных действий.
– Значит, они могут арестовать меня в любой момент. Послушайте, Малачи, сколько денег вы можете собрать к ночи? Мне нужно возможно больше в обмен за содержимое дома, моих складов, а также «Маги». Столько, сколько я смогу получить прежде, чем они все конфискуют. Не думаю, что это очень много, но…
– Вы знаете, что я сделаю все, что в моих силах, Рафаэлло. В гетто есть люди, которые думают о правительстве и Лоредане то же, что и вы. Однако, подобно мне, они слишком напуганы, чтобы признаться в этом. Я уверен, они помогут вам спастись. А как поступить с вашей тетей и вашей двоюродной сестрой?
– Вы присмотрите за ними? Я перепишу права на мой дом на ваше имя, Малачи. Инквизиторы, по-видимому, на какое-то время опечатают его. Но в конце концов позволят вам занять его.
– Но куда вы поедете? Надолго? Почему они так внезапно обрушились на вас, Рафаэлло? Что вы наделали? Ах, такой молодой, такой вспыльчивый…
Раф устало улыбнулся и положил свою огромную ладонь на худое плечо Малачи.
– Малачи, еще рано читать по мне заупокойную молитву. Я собираюсь прожить хорошую, долгую жизнь. Но вам я скажу. Они меня ловят, потому что я влюбился в христианку, дворянку.
Малачи пришел в ужас:
– Да вы ненормальный! В христианку?! Разве у меня нет трех дочерей, красивых девушек, а вы бегаете за христианками. Это уже переполняет чашу терпения! Я умываю руки!
Раф рассмеялся и обнял своего друга.
– Не списывайте меня со счетов, пока я не уеду. Хорошо, Малачи? Подождите до завтра.
Тетя Ребекка была расстроена и напугана.
– Никак не пойму, Рафаэлло, что они здесь делали? Кое-что взяли с собой. Не знаю почему. Из-за той женщины? Она во всем виновата!
– Виноват мир, который не хочет допустить, чтобы мы были счастливы. Не беспокойся, тетя Ребекка. Я все уладил. Вы будете жить в семье Малачи.
– Что?.. Но ведь его жена идиотка. У нее куриные мозги. Мы никогда не сможем жить под одной крышей!
Раф вздохнул.
– Тогда придется доказать, каким хорошим дипломатом ты можешь быть. Я отдаю дом Малачи. Вы можете оставаться здесь. Ты и Лиа. Сможешь присмотреть за ней?
– Конечно. Она для меня как родная. Но куда ты поедешь? Сможешь мне писать? Зачем ты заварил всю эту кашу?
Раф положил руку ей на плечо.
– Начнем с того, что ты должна сохранить спокойствие и делать то, что я говорю, тетя Ребекка, – сказал он твердо. – Я все продаю Малачи и еще нескольким людям. Мне нужны деньги. Начинай собирать вещи, которые ты хочешь оставить себе. Где Лиа?
– Я сама хотела бы знать! Все посходили с ума! Ее не было дома всю ночь и утро. Пришла полиция, а я не имела никакого представления, где ты и когда ты вернешься!
Раф привлек ее к себе и поцеловал морщинистую щеку.
– Прости, тетя Ребекка. Когда-нибудь я все тебе возмещу. Клянусь тебе, я вернусь. Считай, что я отправился в еще одно путешествие. А теперь оставь меня одного. Мне нужно кое-что упаковать. Полиция может вернуться в любой момент.
Оставив расстроенную тетю, Раф пошел в свою комнату. Он достал кожаный чемодан, который брал с собой в долгие поездки, и начал швырять в него свои вещи. Раф никогда не позволял тете собирать его в дорогу. Она всегда суетилась по поводу состояния его одежды и откладывала в сторону то, что, по ее мнению, нужно было отремонтировать.
– Вы уезжаете? – Раф поднял голову. В дверях стояла Лиа. Она скрестила руки на груди. Ее глаза казались огромными и бездонными. Обычно, когда он видел, что она смотрит на него таким взглядом, Раф испытывал какую-то тяжесть в сердце. – Почему? Почему вы уезжаете?
– Инквизиторам не нравятся мои революционные настроения, – сказал он, сопроводив свои слова неопределенным жестом. – Послушай, Лиа, будь хорошей девочкой и помогай тете Ребекке.
– Это из-за той женщины? – спросила она.
– Да, – ответил он, выдержав паузу. – Из-за нее. Мы хотим быть вместе, и поэтому нам надо бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48