Не зря сказано — человек предполагает, а Бог располагает… Запланированная бесшумная операция превратилась в обыденную, злую перестрелку с последующим штурмом грузовиков. Из шести продавцов, бывших на морозильниках в качестве сменных водителей, живыми удалось взять только двух. И то один был ранен в лицо, а второй отлежался на полу кабины и сдался сам, поскольку являлся агентом спецслужбы России и на такой случай имел соответствующие инструкции… В схватке на автостоянке Поспелов не расстрелял и магазина.
До этой операции с торговцами оружием старшего разведчика Поспелова не считали каким-то особо выдающимся стрелком. Однако после нее, несмотря на секретность проверки, проводимой спецпрокуратурой, потянулась неприятная слава человека, который якобы умышленно не берет преступников живыми. Этакий мститель, разуверившийся в законах и правосудии… А он вовсе и не собирался мстить тогда, но отчетливо ощутил, как его рукой водила судьба: из двенадцати убитых в перестрелках во время операции девять получили смертельные ранения от пуль, выпущенных из пистолета Поспелова…
Самолет Ан-2, наполненный пожарной десантурой, взлетел с базы у села Покровского в половине десятого утра и лег на курс в зону патрулирования. Лето в Карелии стояло жаркое, сухое, за целый месяц не брызнуло ни одного дождя, и пересохший подстил в лесах напоминал хлебную корку каравая, только что вынутого из печи.
Дороги и проселки перекрыли для движения, существовал запрет выходить или выезжать в лес, однако такие меры помогали плохо: вездесущие туристы лезли в сопки, минуя заслоны. Пожар мог возникнуть не только от оставленного костра или брошенного окурка, но и от пустой бутылки, на солнце действующей как увеличительное стекло.
Карелия пока не горела и потому авиалесоохрана занималась только патрулированием и отловом нарушителей-туристов. Весь световой день — а он был длинным! — две группы парашютистов, сменяя друг друга, часов по шесть болтались в воздухе без посадок и обеда. Самолет дослуживал свой век, прилично вибрировал, однако считался еще крепким, ротому что двигатель и контрольная аппаратура вы работали лишь половину моторесурса, а древний фюзеляж в этом году покрасили в броский красно-синий цвет. Привыкшая к нищете десантура, бывало, летала на таких обломках, что этот казался надежным и незыблемым, как русская печь. Парашютисты — а их было шестеро в группе, — после пятнадцати минут полета соловели и, расстелив спальные мешки на полу, укладывались вповалку. Бодрствовали всего два человека пилот и летчик-наблюдатель, да и те по очереди кемарили в своих креслах, если над сопками висело ясное безоблачное небо.
В десантуру обычно попадали бывшие солдаты из ВДВ, молодые парни из местных, еще не потерявшие вкус к опасности, своеобразную романтику прыжка; само тушение пожара как бы отступало на второй план, являлось делом земным, крестьянским, где надо пахать часов по двадцать в сутки в прямом смысле, отбивая очаг возгорания от живого леса «минеральной» полосой. Когда начальство подбрасывало взрывчатку, упакованную в пластик, как сосиски, отбивали минполосы быстро и со вкусом, а больше прорубали широкие просеки, рыли лопатами или пускали встречный пал.
Всего-то и удовольствия было — минуты три-четыре, пока летишь над тайгой под пестрым ярким куполом, причем удовольствия тщательно скрываемого, поскольку щенячий восторг не котировался и мог стать причиной унижений и насмешек среди бузотеров и горлопанов. Ловить «кайф» от прыжка позволялось втихушку.
И все его ловили. При всем каторжном труде, парашютистов считали лодырями и бездельниками: полетают пожароопасный период летом месяца два, прыгнут раза по четыре-пять, а остальное время лежат, водку пьют, дерутся с местными парнями, в карты рубятся, ножи, топоры, пилы, кайлы и даже ломы метают в стены своей конторы — болезненный атавизм, оставшийся после службы в ВДВ: метать все, что втыкается. И зарплату получают каждый месяц без задержек. На зиму так вообще расползаются по своим семьям и лежат уже до весны. И стаж у них идет, как на фронте, — год за два…
Они же славы о себе и не собирались развенчивать, спали себе по-братски, бок к боку в одной зыбке, висящей под небом, сопели, храпели, причмокивали, не мешая тем самым друг другу, ибо от моторного рева все равно ничего не слыхать. Сейчас двое из них — старший группы Лобан и Азарий, двухметровый парень, вес которого едва выдерживал основной купол, — были с перепоя, поэтому часто вставали воды попить; Паша недавно женился, проходил испытания медовым месяцем и на патрулировании спал беспробудно; трезвенник Тимоха этой ночью перекладывал печь у себя дома, точнее, ломал старую, и к работе даже сажу не успел отмыть на руках, так и дрых; молодняк — Шура с Игорем, еще армейские тельники не доносившие, приперлись на базу под утро с дискотеки в сельском клубе. Успели поплясать, помахаться, снять девочек-десятиклассниц и нацеловаться так, что и во сне продолжали обнимать парашютные сумки и чмокать оловянными губами.
Начальник базы лесоохраны летнаб Дитятев тоже придремывал в пилотском кресле, приоткрыв форточку, но уже по причине другой, профессиональной, оправдывая поговорку «спит, как пожарник». Пока небо было чистым и светлым горизонт, машиной управлял молодой пилот Леша Ситников, который еще не налетался после училища, не насмотрелся на затаеженные сопки сквозь блистающий круг винта и душа его еще не накричалась, сдавленная восторгом лечу! Мать ее так, лечу ведь, лечу!
Дитятев в тридцать семь лет готовился на пенсию и потому штурвал принимал, только когда на горизонте замечался сизый дымок. А вообще-то он и во сне уже видел себя «новым русским», поскольку собирался открыть частное предприятие по производству мебели из ценнейшей карельской березы и мелкослойной сосны. У него уже и станки стояли в сарае базы, закупленные в Финляндии, и лесу заготовлено полтысячи кубометров, который теперь выдерживался по дедовской технологии.
Только бы долетать последний сезон…
Шел пятый час патрулирования, пилот Леша подустал смотреть на горизонт сквозь темные очки и не сразу увидел со стороны своего командирского борта некий круглый плоский предмет, будто расстеленный на лысой вершине сопки. Было до него километров семь, и потому отчетливо просматривались лишь контуры и сероватый металлический блеск, будто от крыши из оцинкованного железа. Заинтересовавшись, Леша повернул машину к сопке. После разворота солнце оказалось за спиной и его лучи ударили в предмет, причем свет отражения был настолько сильным, что пилот схватил «зайчика», как от сварки. В тот же миг повсюду до самого горизонта заплясали световые пятна и набежала слеза. Леша толкнул дремлющего летнаба, сказал по переговорному устройству:
— Гляди, что это там? По моему борту?
Дитятев открыл глаза, привычным взором обвел пространство.
— Фигня какая-то… Зеркало, что ли?
— Ничего себе, зеркало! Полета метров, — засмеялся пилот. — Смотри, смотри, она еще и распускается!
— Металлизированный полиэтилен, — определил летнаб. — Классная штука, если толстый. Палаток можно нашить!.. А тут на целый ангар хватит!
— Да ты гляди! — заливался от восхищения Леша. — Она же распускается, смотри! На цветок уже похожа!
— Да это же туристы! — ахнул Дитятев. — Вон, бегают!.. Лешка, давай на боевой!
А сам подозвал из пассажирского салона старшего группы: шли обратным курсом, поэтому можно было выпустить двух-трех парашютистов, чтобы собрали этот полиэтилен и составили протокол. Половина штрафа отчислялась непосредственно группе, а сумма его со всеми накрутками была просто драконовской. Если там внизу отдыхала богатенькая дикая турбанда — эвон, полсопки затянули пленкой! — можно заработать самим, дать немножко Родине и наказать нарушителей.
Старшой Лобан натянул наушники СПУ.
— Сначала им депешу с разъяснением, — мудро сказал летнаб. — Чтоб потом в суде, курвы, не вертелись.
Старшой проспался, глаза опухли от выпитой воды. Он обладал уникальным здоровьем и феноменальными способностями тибетских монахов сказывалась восьмилетняя работа в десантуре. Лобан усилием воли понижал артериальное давление после пьянки, когда наутро врач проводил осмотр перед вылетом, регулировал частоту пульса и хвастал, что сможет остановить сердце, если, конечно, захочет. Хвастун и трепло он был великое, наврать мог что угодно, и все на голубом глазу, но эксперименты со своим организмом и вправду проводил блестяще. Доктор нюхал жуткий перегар, видел красные похмельные очи старшего группы и никак не мог снять его с борта. Лобан уже начинал страдать комплексом пьющего человека и в трезвом состоянии проявлял беспредельную инициативу, деловитость и сообразительность.
— Слушаю, шеф!
— Вымпел к бою, — распорядился летнаб.
Старший группы приготовил пластиковую бутылку с листовкой, с привязанным к ней грузом и длинным хвостом кумача, пристегнулся фалом и, пробравшись к выходу, распахнул дверь. От ветра вся команда проснулась, завертели головами, щурились на свет. Дитятев взял управление на себя, сделал разворот и пошел чуть ли не в пике на сверкающий предмет.
— Никакой это не полиэтилен! — вдруг сказал пилот Леша. — Смотри, он же в клеточку! А это не наука какая-нибудь?
— Откуда здесь наука? — буркнул летнаб и подал сигнал готовности Лобану.
Блестящий круг пронесся внизу и в наушниках вякнул старший группы:
— Вымпел пошел! — Приготовь Тимоху! — распорядился Дитятев. — Да чтоб ручку взял!
А то опять углем протокол напишите!
Он заложил круг, зашел на объект от солнца и положил машину на боевой курс. Это была испытанная и продуктивная тактика — сначала выбросить одного десантника вроде бы с пристрелочным прыжком и улететь из зоны видимости турбанды. А когда она, увидев единственного десантника, обнаглеет или рванет в бега, высыпать ей на голову еще двух-трех. А в протоколе отметить, что во время задержания оказали сопротивление — штраф автоматически увеличивался вдвое.
Тимоху обряжали всей командой, натягивали специальную защиту, чтобы прыгать на лес, застегивали лямки, проверяли подвеску, охлопывали и оправляли, таким образом сочувствуя товарищу. Летнаб знал, что делает Тимохе подлянку: у него дома печь разобрана, грязь в избе, жена Ольга запилит. На базу-то он вернется не раньше чем через сутки! Но трезвенника Тимоху невозможно было подкупить, напоить, а значит, нарушителям не избежать протокола. Он был настойчив и привязчив хуже самого зловредного мента.
Приближаясь к лысой сопке, Дитятев вдруг обнаружил, что блестящий предмет сильно потемнел, налился свинцовой серостью и стал медленно сокращаться. А рядом уже не было ни одной человеческой фигурки. Разбежались они, что ли? Но почему тогда так быстро уменьшается площадь круга?
— Тимофей, пошел! — приказал летнаб, и дождавшись, когда парашютист сиганет в открытую дверь и откроет купол, передал управление пилоту, взял радиостанцию «Комарик» — портативный прибор, умещающийся в руке.
— Ну ты и удружил, шеф! — первым делом передал свою обиду Тимоха. — Я только печь разломал…
— Постараюсь сегодня пригнать вертушку, — пообещал Дитятев. — Что там под тобой?
— Хрен знает… Ничего!
— Как — ничего? — самолет ушел к соседней сопке и теперь делал правый разворот — задний план был полностью закрыт.
— Ни дыма, ни огня… И на кой ляд ты меня выпихнул?
Похоже, Тимоха еще не проснулся и предмета на земле не видел.
— Смотри, там полотнище такое блестит и люди бегали, — указал летнаб. Ищи их и рисуй протокол.
— Лысина пустая, шеф, — через минуту сообщил Тимоха. — Хорошо вижу… Даже ягель не тронут.
Пилот Леша развернул машину, и Дитятев увидел купол Тимохи, медленно плывущий над сопкой. Вершина ее действительно оказалась чистой…
Десантура таращилась в иллюминаторы.
— Где же эта хреновина? — возмущенно спросил Леша. — Растаяла, что ли? Оптический эффект?
Внезапно с опушки лысины повалил густой багровый дым, прорезался всполохами белого огня, словно замедленный, ленивый какой-то взрыв. И сразу же вспыхнули крайние деревья от корня до макушек.
— Вот тебе и оптический эффект, — недовольно сказал Дитятев. Вызывай базу!
Подожгли, суки! А что еще!
Купол Тимохи все еще болтался в воздухе, словно приклеенный к голубому небу.
Умышленные поджоги в пожароопасный период случались часто за последние годы, особенно на нефтепромыслах Тюмени и в Якутии, куда карельскую десантуру гоняли в командировки. Несколько раз огонь вспыхивал вот так же, на глазах у патруля, видны были и сами поджигатели, их машины и моторные лодки, но поймать никого не удавалось. Хотя по сигналам лесоохраны на место происшествия немедленно вылетали бригады ОМОНа и спецгруппы ФСБ, блокировали районы, прочесывали окрестности злоумышленники всякий раз уходили безнаказанными.
— Лобан, готовь всю группу! — распорядился летнаб и позвал по «комарику» Тимоху. — Теперь-то что-нибудь видишь?
— Да пусто кругом, на что смотреть-то? — недовольно отозвался тот.
— Пусто? Сейчас задницу поджаришь! Развернись на север!
— Развернулся, и что?
— Огонь видишь?
— Ну и шуточки у тебя, шеф! Кончай травить! При на базу и гони вертушку! — разозлился Тимоха. — Что в самом деле-то?..
— Смотри лучше-то! Глаза разуй! — закричал Дитятев.
— Я смотрю, на какую бы сосну повеситься, — невозмутимо отозвался парашютист. — Внизу курумник — ноги сломаешь. Мне твои дрючки слушать некогда, привет!
— Чего он, ослеп?! — возмутился летнаб.
— Шеф, связи с базой нет, — вместо ответа сказал пилот Леша. — По всем каналам жуткие помехи.
— Как всегда, не понос, так золотуха! — ругнулся Дитятев. — Ложись на боевой, я пошел выпускать группу.
Деревья на опушке полыхали ярко, со странным белым дымом: похоже, горела какая-то химия. Тимоха на миг скрылся в облаке вместе с куполом и, когда вновь открылся взору, то уже висел на высокой, разлапистой сосне, накрыв парашютом половину кроны. Причем рядом с горящими деревьями!
— Он что? Крыша поехала? — тыча пальцем в иллюминатор, прокричал Лобан. Сожжет купол!
Иногда от лени, чтобы не ползать по каменистой тайге с грузом, десантура норовила приземлиться поближе к очагу. Тимоха же вконец обнаглел! И в самом деле, от излучения парашют мог вспыхнуть в любой момент. Или сплавиться, скомкавшись и расползаясь дырами. При нынешней бедности на счету был каждый купол, со складов подопревшее старье вытаскивали…
Самолет шел уже по боевому курсу, в салоне вспыхнул световой сигнал, включенный по расчетному времени, и десантура столпилась у открытой двери, тяжелая, толстая от снаряжения, неповоротливая. Первыми прыгнули молодые Шура с Игорьком, за ними молодожен Паша и тяжелый Азарий — машина сразу подпрыгнула вверх на несколько метров. Последним сиганул Лобан.
Летнаб затворил дверь. Со следующего захода следовало выбросить «мабуту» на грузовом парашюте и мешок с продуктами на стабилизации. Он придвинул груз к двери, зацепил карабином вытяжной фал. В этот момент заработал «комарик».
— Шеф! Шеф! Ну, блин, какая тут потеха! Человечки какие-то бегают! с восторженным страхом закричал Тимоха. — Мужички! В скафандрах!
— Где бегают? — бросаясь к иллюминатору, спросил летнаб.
— Подо мной! Метр с кепкой! Зелененькие! Я с дерева не слезу!
— Ты что, перегрелся? — вдруг заорал Дятитев, отчего-то мгновенно покрывшись испариной и одновременно гусиной кожей. — Тима? Тимофей!
Земля больше не отвечала. Летнаб втиснулся в кабину, взял управление.
— Вызывай базу!
— Связи нет, постоянно вызываю, — Леша почему-то слегка побледнел, верно, первый раз в острой ситуации попал в зону радионепроходимости и вместе со связью терял присутствие духа.
— Сейчас будет! — Дитятев потянул штурвал на себя и прибавил оборотов. Стрелка высотомера поползла вверх. Пока набирал высоту, заметил, как десантура один по одному развешивалась на деревьях вдоль опушки — тоже не хотели далеко улетать от пожара. Связи не было и на тысяче метров, помехи, кажется, сгустились еще больше, в наушниках стоял сплошной раскатистый треск, как во время грозы. Летнаб махнул рукой, приказал пилоту ложиться на боевой и пошел выпихивать груз. Дым клубился над лесом, переливался, таял от внутреннего свечения, но облако отчего-то не разрасталось и, сохраняя прежний объем, висело на одном месте, хотя над землей тянул ветерок метров пять в секунду. Эту странность он заметил, когда отправил грузовой парашют.
— Тимофей? — позвал по «комарику» летнаб — рация была только у него. Тимоша?
Сейчас мужики тебя снимут. Ты что, стукнулся? Слышишь меня?
— Слышу, — отозвался Тимоша.:
— Голова болит, кружится…
— Ударился? Головой ударился?
— Нет… Я умираю, шеф, — невнятно забормотал тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48