Поверите, сам голодаю, и детки малые голодают! На молочко младенцам не имею-с. Верой и правдой служу царю и отечеству, и что?! Мизер-с!
Чем дольше и убедительнее говорил Похлебкин, тем меньше хотелось ему верить. Причем не только мне. Все слушатели как-то двусмысленно начали отводить от него взгляды.
– Вы уверены, что тыщенок двести-триста у вас не завалилось за подкладку? – ласково поинтересовался купец.
– Господи! Да о чем вы говорите, господа? Я червь, я плевок! Я грязь под ногами! Да если бы у меня были такие деньги. Да я бы! Я бы, о-го-го!
– Зря вы так волнуетесь, – прервал уже я его лихорадочное самобичевание. – Нам нет дела до ваших капиталов, но, сколько я знаю, те люди не ошибаются. У них все куплено, включая полицию, куда вы так хотите пожаловаться. Владелец имения Моргун станового пристава дальше сеней не пускает. И если уж они взялись за вас, значит им донесли, что у вас много денег.
– Господа, господа, да поверьте мне, я чем хотите поклянусь!..
– Вот и чудесно, значит, вам нечего бояться. Мы даем вам лошадь, и езжайте, куда хотите.
– Как так езжайте?! Куда же я поеду ночью, да я и дороги не знаю!
– Не хотите ехать ночью, поезжайте утром, – попытался я решить новую проблему Похлебкина.
– А если меня снова схватят и будут пытать?
– Тогда вы умрете как герой, а ваша вдова будет получать пенсию, – пошутил я, но оказалось, что в середине девятнадцатого века черный юмор был еще не в чести, во всяком случае никто из присутствующих даже не улыбнулся.
– Нет, нет, господа, позвольте, я останусь с вами? ! – взмолился Похлебкин.
– Но, учтите, на нас могут напасть, – сказал я, делая остальным знак, чтобы не откровенничали при губернском секретаре.
– Это ничего, я вам пригожусь, господа, я умею изрядно стрелять. У меня дома даже ружья есть, истинная правда, изрядные ружья, и Зауера, и Ланкастера!
– Теперь мне понятно, почему вами разбойники заинтересовались, – в своей неторопливой манере прокомментировал признание Похлебкина Посников. – Хорошее оружие дома держите, царское!
– Что такое? – не понял я.
– Знаете, сколько стоят ружья Ланкастера? – насмешливо объяснил купец. – Да и Зауер не многим дешевле. Наш господин губернский секретарь знает толк в оружии, ну а я – в ценах.
Загнанный в угол Похлебкин не нашелся, что ответить, только жалко, заискивающе улыбался.
– Не гоните меня, господа, Христа ради молю!
– По мне, пусть остается, – лениво сказал купец. – За свое добро он очень хорошо воевать будет.
– Ну, остается, значит, остается, – подытожил я. – Если все решено, то прошу всех покинуть комнату, мне нужно осмотреть больных.
– Каких больных? – удивленно спросил Родион.
– Женщин.
– А они разве больны? Поди, как отогреются, сразу и оживут.
– Думаю, не все так просто. Их чем-то травили, чтобы они были послушны и не оказывали сопротивления.
– А вы что, доктор? – спросил оживший Похлебкин.
– Доктор, – самонадеянно подтвердил я.
– А я думал, вы простой крестьянин!
Мужчины нехотя покинули теплое помещение, а я приступил к осмотру наших молчаливых спутниц. Родион Посников оказался отчасти прав. Тепло печи сделало свое дело, и наши дамы начали оживать. Катя даже узнала меня и попыталась улыбнуться. Я осмотрел их, проверил пульс и температуру, но ничего особенно плохого не обнаружил. Во всяком случае, для людей, перенесших такие испытания, они держались молодцами. Впрочем, пока рано было делать какие-то выводы, ухудшение могло наступить позже, когда спадет нервное напряжение.
Хуже всех чувствовала себя незнакомая девушка. Причиной тому, как мне казалось, было ее недавние подвиги: она спасала себя сама и потратила на это все силы.
Оставив в покое Катю с Марьяшей, которым прежде всего следовало отоспаться, я провел с ней свой экстрасенсорный сеанс. Кем было это несчастное создание, пока было неясно. Горница слабо освещалась одной парафиновой свечой, и рассмотреть спасенную я не мог. К тому же мне было не до женских прелестей. После всех приключений и, особенно, сеанса лечения, отнявшего много сил, я был, что называется, никакой. К тому же нужно было вернуть в тепло соратников, мерзнувших в неотапливаемой летней горнице. Потому, укрыв всех дам одним здоровенным тулупом, я кончил на этом свои медицинские мероприятия и позвал мужчин в комнату.
– Ну, как они? – спросил купец, как мне показалось, с большим, чем раньше, уважением глядя на меня. – Не простыли?
– Пока не знаю, но лучше, чем думал. Пусть пока поспят, а вы постарайтесь меньше шуметь.
– Может быть, им нужно пустить кровь, так я могу, – предложил парикмахер
– Кровопускание уже устарело, – отверг я многовековой способ лечения всех болезней. – Давайте ложиться спать, завтра у нас будет очень тяжелый день
– А еда у вас какая-нибудь есть? – невинно поинтересовался Родион.
– Есть, если только эти, – я кивнул на храпящего на лавке хозяина, – все не сожрали.
– Выпить привезли? – прозвучал с поднебесья заинтересованный голос штабс-капитана. – Закуска найдется!
Он оказался прав, в отличие от выпивки, наши запасы еды оказались практически нетронутыми. Мы поужинали и повалились спать, там, где кто смог устроиться.
Глава 18
Ночь прошла на удивление спокойно, хотя у противника был хороший шанс взять нас тепленькими. Никаких постов мы не выставляли, единственной мерой безопасности были запертые ворота. Однако, все обошлось, сатанистам этой ночью было не до войны.
Следующее утро выдалось промозглое и сырое. На землю опустился густой туман, так что не были видны даже дальние углы двора. Я хорошо отдохнул за ночь и был полон планов и идей по защите нашей цитадели. Александр Егорыч за ночь проспался и опять страдал с похмелья. В начале знакомства он мне понравился, но его неумеренное, безответственное пьянство несколько поменяло к нему отношение, и никакого сочувствия к его мучениям у меня не было. Тем более, что он без дела слонялся по избе и по пятому разу спрашивал у всех, кто попадался на глаза, нет ли чего-нибудь выпить. Штабс-капитан тоже сник и голос больше не подавал.
Предоставив их, как говорится, своей судьбе, мы собрали совещание. Нужно было определиться, что делать дальше. Всю нашу огневую мощь составляли шесть ружей, из которых четыре были относительно современными штуцерами (два капитанских и два захваченных вчера в имении), и пара сношенных охотничьих хозяина.
Кроме того, у нас было четыре кремневых пистолета и две, наши с Ефимом, сабли. Если учесть, что на перезарядку каждого ружья уходит около минуты, то рассчитывать отбить атаку сорока-пятидесяти противников такими средствами было невозможно. О чем я и сказал своим соратникам.
– Тогда, может быть, нам лучше отсюда убежать! – предложил боязливый Похлебкин.
На это предложение никто не откликнулся. Всем было понятно, что побег просто обречен на провал. Нас неминуемо выследят, догонят, и тогда мы окажемся обречены.
– Есть еще предложения? – спросил я.
– Можно уйти в лес, – предложил Иван, – там они нас не найдут.
Мысль была здравая, но невыполнимая. Продержаться в лесу с тремя нездоровыми женщинами было проблематично, к тому же мне не нравились пораженческие настроения.
– Есть еще один выход, – сказал я, – устроить противнику ловушки...
Меня перебил голос штабс-капитана:
– А что я говорил? Вместо того, чтобы разгуливать неизвестно где, нужно было выкопать ров и устроить флеши!
– Для этого нам нужен порох, чугунная посуда и гвозди, – продолжил я.
Общий взгляд на меня был как на ненормального. Однако, это меня не смутило.
– Михаил Семенович, у вас в Уклеевске можно купить чугунные горшки?
– Наверное, в скобяных и посудных лавках, – ответил парикмахер.
– А керосин у вас продается?
– Продается.
– Тогда все решаемо, – уверенно сказал я.
– А что, это самое, решаемо? – осторожно спросил купец.
Тогда я поделился своими мыслями о подрывных снарядах в эпоху начала машинной цивилизации. Чем дольше я говорил, тем внимательнее меня слушали.
– Чугунный горшок – почти то же самое, что и пушечное ядро, – объяснял я. – Начиним его гвоздями и разнесем всех гайдуков вдребезги.
– А как их будем запаливать, фитилем? – спросил приземленный купец.
– Сделаем пороховые дорожки прямо от избы. Костры польем керосином. Как только гайдуки пойдут на приступ, подожжем нужные костры, а потом будем по мере надобности взрывать горшки с гвоздями. Только для этого нужно много пороха. У нас после вчерашней потехи остался всего пуд Нужно прикупить еще.
– Ага, – согласился скучающий на лавке хозяин, – и не забудьте про опохмелку.
– Все равно флешь лучше, – добавил свое слово в обсуждение штабс-капитан, свешивая голову в чердачный люк, – али редут! Ударить изо всех пушек картечью и сомкнутым строем на врага. Ура!
Я с тоской посмотрел на соратников, вместе с которыми предстояло воевать, и только одно меня успокоило, что и противник у нас вряд ли лучше.
– Нужно кому-нибудь поехать в город. Михаил Семенович, как вы? – спросил я.
– Если нужно, так о чем разговор, заодно проведаю своих.
– А вам в помощь поедет...
– Я поеду, – сам вызвался купец, на которого я и рассчитывал, – мало ли что в дороге случится, к тому же торг – дело умственное.
На этом и порешили. После чего интенданты отправились тайными тропами на задание, а оставшееся воинство начало готовиться к снаряжению огневых припасов, Часа Два мы занимались необходимыми делами, потом я отправился проведать женщин. В избе было тепло и душно. С печи слышался тихий говор. Я заглянул на лежанку. Троица, лежа в ряд, как и раньше, только что сбросила общий тулуп.
– Как дела, красавицы? – бодро поинтересовался я.
– Алеша, это ты? Как мы здесь очутились? – слабым голосом спросила Кудряшова.
– Ты ничего не помнишь?
– Почему на мне эта одежда? – не отвечая, спросила она.
– Вас захватили на постоялом дворе...
– Да, я знаю, потом отвезли в какое-то поместье.
– И что было дальше?
– Потом, потом, мы плакали, и нас заставили выпить вино...
– Там был тот, что вас ударил, – добавила Марьяна.
– Да, его еще странно зовут, – подтвердила Екатерина Дмитриевна, – совсем не по-русски.
– Улаф? – подсказал я.
– Возможно, – попыталась вспомнить она. – А вот что было дальше... Какие-то странные сны.
– У меня тоже, я все время летала, – подтвердила горничная.
– А больше я ничего не знаю, – растерянно сказала Катя.
– А как вы себя чувствуете? – задал я общий вопрос.
– Не знаю, – ответила за всех Кудряшова. – У меня все дрожит внутри, я, наверное, очень больна?
– Да, вам всем необходимо отлежаться, Там, где вы были, вас травили особым ядом. Но теперь все в прошлом. Можете быть спокойны.
– А мне вы поможете вернуться домой? – спросила третья пленница.
Я впервые рассмотрел ее. Это была молодая девушка с бледным лицом и большими серыми глазами. По виду, из какого-то привилегированного сословия.
– Конечно, только не сейчас, а позже, вам нужно сначала окрепнуть.
– Вы обещаете? – проговорила она, пристально глядя на меня в упор.
– Да, да, конечно. Вы долго находились в плену?
– Не знаю, наверное, мы с матушкой ехали на поклонение в Оптинскую пустынь. Потом... – отводя глаза, сказала девушка. – Простите, но у меня очень болит голова и мне холодно.
Мне стало понятно, что девушка темнит, и у нее начинается ломка. Скорее всего, все это время их кормили лошадиными дозами опиума, который без проблем можно было купить в любой приличной аптеке.
– Я попрошу, чтобы для вас истопили баню, попаритесь, погреетесь, – сказал я, не представляя, чем еще им можно помочь. – Боюсь, что день-два вы будете себя очень плохо чувствовать, придется потерпеть. Главное, что мы вас вырвали из рук бандитов.
– Так это и вправду были бандиты? – спросила Катя. – А такой высокий, с красивым голосом среди них был?
– Да, это один из предводителей.
– Я, кажется, его помню.
– Он тебя тоже, – ответил я и, попрощавшись, ушел заниматься фортификацией. Дел у нас было невпроворот.
К восьми часам вечера, когда окончательно стемнело, работы были завершены. Погода нам благоприятствовала: небо было чистым, и вовсю светила луна. Женщины после бани, которую после нескольких моих пинков истопил Александр Егорыч, чувствовали себя, на мой взгляд, лучше, чем утром, но, сами этого не понимая, томились без наркотика.
Теперь была наша пора мыться, бриться и готовиться, как это принято на Руси в критических ситуациях, быть чистыми к возможному последнему часу. Никто, включая Похлебкина, не ныл и не томил души окружающих страхами и жалобами. В бане купец и парикмахер даже пытались шутить, рассказывая, какое впечатление произвели их оптовые покупки на местных лавочников. Те даже заподозрили, что в стране начался чугунный кризис, и попытались взвинтить цены на горшки. Однако, содружество еврейской сметки и русской предприимчивости провалило эти коварные планы.
Хотя париться и расслабляться времени не было, но вытащить соратников из горячего рая оказалось задачей невыполнимой, и я, оставив их наслаждаться парной, пошел единолично бдеть на боевом посту.
Кроме внешних мин и засад, мы оборудовали на чердаке стрелковые ячейки, чтобы не быть перестрелянными сквозь дощатую крышу. Я, не торопясь, двигался по кругу, через смотровые щели всматриваясь в подступы к хуторскому тыну. Пока никаких перемещений противника заметно не было. Луна освещала мирные картины осеннего вечера. Из каминной трубы бани поднимался вверх легкий дымок не прогоревших до конца дров. Кругом было тихо и почти благостно.
Нападение я ожидал после полуночи, когда уйдет луна. Фенька с мифической пушкой произвела на Моргуна и магистра большое впечатление, и они не решатся сунуться под заряд картечи. Однако, чем черт не шутит, не мешало помнить и старую армейскую истину: лучше перебдеть, чем недобдеть.
Очередной раз, обходя по периметру смотровые щели, я углядел-таки какое-то незначительное движение в лесу, за тыльной стороной частокола. Как всегда бывает, когда внимание сосредоточено на чем-то определенном, любое несоответствие обстановке сразу же бросилось в глаза. Возле белого ствола толстой березы появилась посторонняя тень. Я тотчас прилип к этому месту взглядом. Присмотревшись, понял, что за деревом прячется человек. Когда он менял положение, в лунном свете блеснула начищенная медная пуговица форменного жупана гайдука.
Я взял заряженный штуцер, пристроил его в смотровую щель и начал целиться в незваного гостя. Однако, по здравому размышлению, отставил ружье в сторону, Выстрел мог спровоцировать неподготовленный штурм, а все мои Аники-воины находились в бане. Случись атака прямо сейчас, сюжет будет просто античный.
Бежать в баню, чтобы извлечь их из парной, я тоже не мог, боясь потерять из вида противника. Осталось уповать на провидение и надеяться, что в ближайшие полчаса атака не начнется. Между тем, замеченный мной гайдук, перебегая от дерева к дереву, пробирался к калитке, выходившей непосредственно в лес. Было похоже, что пока он один, во всяком случае других лазутчиков я не видел. Потом и он исчез из поля зрения, скрытый тенью забора.
Ожидаемая неприятность наполовину теряет свои негативные качества. Единственное, что возмущало меня в этой ситуации – беспечность соратников. Чистота, конечно, святое дело, но не тогда, когда тебя вот-вот отправят на тот свет. Что делал в это время исчезнувший разведчик, можно было только предполагать. Он, скорее всего, уже нашел тайный вход и пытался его открыть. Меня это не очень волновало. Калитка запиралась на брус и два кованых засова, выломать ее было не легче, чем бревно частокола.
Теперь появление лазутчика следовало ожидать уже около ворот, потому я перенес наблюдение на дальние подступы к хутору и вновь пошел по кругу. Обойдя еще раз все наши смотровые щели, я вернулся к той, через которую заметил соглядатая и чуть не подскочил на месте. Тот же тип, что был за оградой, уже стоял посередине двора и озирался по сторонам.
Как он попал за ограду, было совершенно непонятно – это отдавало мистикой, которой и так хватало при общении с сатанистами.
Ругаясь последними словами не хуже матроса парусного судна, я слетел с чердака вниз по вертикально стоящей лестнице и бросился в горницу.
– Что случилось? – спросила с печи Марьяша.
– А! Мать! – только и успел крикнуть я и, схватив со стола два пистолета, выскочил наружу.
Лазутчик, вместо того, чтобы убежать или напасть, махнул мне рукой и направился в мою сторону.
– Стой, стрелять буду! – приказал я, направив на него оба ствола.
Мужик в красном жупане гайдамака с ружьем за плечами остановился, даже не пытаясь защититься.
– Не стреляй, я к Ивану! – закричал он, снимая шапку.
– К какому Ивану? – спросил я уже скорее для порядка.
– Ахлобину, ну, рыжему!
– А как ты сюда попал?
– Так там же калитка, – ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Чем дольше и убедительнее говорил Похлебкин, тем меньше хотелось ему верить. Причем не только мне. Все слушатели как-то двусмысленно начали отводить от него взгляды.
– Вы уверены, что тыщенок двести-триста у вас не завалилось за подкладку? – ласково поинтересовался купец.
– Господи! Да о чем вы говорите, господа? Я червь, я плевок! Я грязь под ногами! Да если бы у меня были такие деньги. Да я бы! Я бы, о-го-го!
– Зря вы так волнуетесь, – прервал уже я его лихорадочное самобичевание. – Нам нет дела до ваших капиталов, но, сколько я знаю, те люди не ошибаются. У них все куплено, включая полицию, куда вы так хотите пожаловаться. Владелец имения Моргун станового пристава дальше сеней не пускает. И если уж они взялись за вас, значит им донесли, что у вас много денег.
– Господа, господа, да поверьте мне, я чем хотите поклянусь!..
– Вот и чудесно, значит, вам нечего бояться. Мы даем вам лошадь, и езжайте, куда хотите.
– Как так езжайте?! Куда же я поеду ночью, да я и дороги не знаю!
– Не хотите ехать ночью, поезжайте утром, – попытался я решить новую проблему Похлебкина.
– А если меня снова схватят и будут пытать?
– Тогда вы умрете как герой, а ваша вдова будет получать пенсию, – пошутил я, но оказалось, что в середине девятнадцатого века черный юмор был еще не в чести, во всяком случае никто из присутствующих даже не улыбнулся.
– Нет, нет, господа, позвольте, я останусь с вами? ! – взмолился Похлебкин.
– Но, учтите, на нас могут напасть, – сказал я, делая остальным знак, чтобы не откровенничали при губернском секретаре.
– Это ничего, я вам пригожусь, господа, я умею изрядно стрелять. У меня дома даже ружья есть, истинная правда, изрядные ружья, и Зауера, и Ланкастера!
– Теперь мне понятно, почему вами разбойники заинтересовались, – в своей неторопливой манере прокомментировал признание Похлебкина Посников. – Хорошее оружие дома держите, царское!
– Что такое? – не понял я.
– Знаете, сколько стоят ружья Ланкастера? – насмешливо объяснил купец. – Да и Зауер не многим дешевле. Наш господин губернский секретарь знает толк в оружии, ну а я – в ценах.
Загнанный в угол Похлебкин не нашелся, что ответить, только жалко, заискивающе улыбался.
– Не гоните меня, господа, Христа ради молю!
– По мне, пусть остается, – лениво сказал купец. – За свое добро он очень хорошо воевать будет.
– Ну, остается, значит, остается, – подытожил я. – Если все решено, то прошу всех покинуть комнату, мне нужно осмотреть больных.
– Каких больных? – удивленно спросил Родион.
– Женщин.
– А они разве больны? Поди, как отогреются, сразу и оживут.
– Думаю, не все так просто. Их чем-то травили, чтобы они были послушны и не оказывали сопротивления.
– А вы что, доктор? – спросил оживший Похлебкин.
– Доктор, – самонадеянно подтвердил я.
– А я думал, вы простой крестьянин!
Мужчины нехотя покинули теплое помещение, а я приступил к осмотру наших молчаливых спутниц. Родион Посников оказался отчасти прав. Тепло печи сделало свое дело, и наши дамы начали оживать. Катя даже узнала меня и попыталась улыбнуться. Я осмотрел их, проверил пульс и температуру, но ничего особенно плохого не обнаружил. Во всяком случае, для людей, перенесших такие испытания, они держались молодцами. Впрочем, пока рано было делать какие-то выводы, ухудшение могло наступить позже, когда спадет нервное напряжение.
Хуже всех чувствовала себя незнакомая девушка. Причиной тому, как мне казалось, было ее недавние подвиги: она спасала себя сама и потратила на это все силы.
Оставив в покое Катю с Марьяшей, которым прежде всего следовало отоспаться, я провел с ней свой экстрасенсорный сеанс. Кем было это несчастное создание, пока было неясно. Горница слабо освещалась одной парафиновой свечой, и рассмотреть спасенную я не мог. К тому же мне было не до женских прелестей. После всех приключений и, особенно, сеанса лечения, отнявшего много сил, я был, что называется, никакой. К тому же нужно было вернуть в тепло соратников, мерзнувших в неотапливаемой летней горнице. Потому, укрыв всех дам одним здоровенным тулупом, я кончил на этом свои медицинские мероприятия и позвал мужчин в комнату.
– Ну, как они? – спросил купец, как мне показалось, с большим, чем раньше, уважением глядя на меня. – Не простыли?
– Пока не знаю, но лучше, чем думал. Пусть пока поспят, а вы постарайтесь меньше шуметь.
– Может быть, им нужно пустить кровь, так я могу, – предложил парикмахер
– Кровопускание уже устарело, – отверг я многовековой способ лечения всех болезней. – Давайте ложиться спать, завтра у нас будет очень тяжелый день
– А еда у вас какая-нибудь есть? – невинно поинтересовался Родион.
– Есть, если только эти, – я кивнул на храпящего на лавке хозяина, – все не сожрали.
– Выпить привезли? – прозвучал с поднебесья заинтересованный голос штабс-капитана. – Закуска найдется!
Он оказался прав, в отличие от выпивки, наши запасы еды оказались практически нетронутыми. Мы поужинали и повалились спать, там, где кто смог устроиться.
Глава 18
Ночь прошла на удивление спокойно, хотя у противника был хороший шанс взять нас тепленькими. Никаких постов мы не выставляли, единственной мерой безопасности были запертые ворота. Однако, все обошлось, сатанистам этой ночью было не до войны.
Следующее утро выдалось промозглое и сырое. На землю опустился густой туман, так что не были видны даже дальние углы двора. Я хорошо отдохнул за ночь и был полон планов и идей по защите нашей цитадели. Александр Егорыч за ночь проспался и опять страдал с похмелья. В начале знакомства он мне понравился, но его неумеренное, безответственное пьянство несколько поменяло к нему отношение, и никакого сочувствия к его мучениям у меня не было. Тем более, что он без дела слонялся по избе и по пятому разу спрашивал у всех, кто попадался на глаза, нет ли чего-нибудь выпить. Штабс-капитан тоже сник и голос больше не подавал.
Предоставив их, как говорится, своей судьбе, мы собрали совещание. Нужно было определиться, что делать дальше. Всю нашу огневую мощь составляли шесть ружей, из которых четыре были относительно современными штуцерами (два капитанских и два захваченных вчера в имении), и пара сношенных охотничьих хозяина.
Кроме того, у нас было четыре кремневых пистолета и две, наши с Ефимом, сабли. Если учесть, что на перезарядку каждого ружья уходит около минуты, то рассчитывать отбить атаку сорока-пятидесяти противников такими средствами было невозможно. О чем я и сказал своим соратникам.
– Тогда, может быть, нам лучше отсюда убежать! – предложил боязливый Похлебкин.
На это предложение никто не откликнулся. Всем было понятно, что побег просто обречен на провал. Нас неминуемо выследят, догонят, и тогда мы окажемся обречены.
– Есть еще предложения? – спросил я.
– Можно уйти в лес, – предложил Иван, – там они нас не найдут.
Мысль была здравая, но невыполнимая. Продержаться в лесу с тремя нездоровыми женщинами было проблематично, к тому же мне не нравились пораженческие настроения.
– Есть еще один выход, – сказал я, – устроить противнику ловушки...
Меня перебил голос штабс-капитана:
– А что я говорил? Вместо того, чтобы разгуливать неизвестно где, нужно было выкопать ров и устроить флеши!
– Для этого нам нужен порох, чугунная посуда и гвозди, – продолжил я.
Общий взгляд на меня был как на ненормального. Однако, это меня не смутило.
– Михаил Семенович, у вас в Уклеевске можно купить чугунные горшки?
– Наверное, в скобяных и посудных лавках, – ответил парикмахер.
– А керосин у вас продается?
– Продается.
– Тогда все решаемо, – уверенно сказал я.
– А что, это самое, решаемо? – осторожно спросил купец.
Тогда я поделился своими мыслями о подрывных снарядах в эпоху начала машинной цивилизации. Чем дольше я говорил, тем внимательнее меня слушали.
– Чугунный горшок – почти то же самое, что и пушечное ядро, – объяснял я. – Начиним его гвоздями и разнесем всех гайдуков вдребезги.
– А как их будем запаливать, фитилем? – спросил приземленный купец.
– Сделаем пороховые дорожки прямо от избы. Костры польем керосином. Как только гайдуки пойдут на приступ, подожжем нужные костры, а потом будем по мере надобности взрывать горшки с гвоздями. Только для этого нужно много пороха. У нас после вчерашней потехи остался всего пуд Нужно прикупить еще.
– Ага, – согласился скучающий на лавке хозяин, – и не забудьте про опохмелку.
– Все равно флешь лучше, – добавил свое слово в обсуждение штабс-капитан, свешивая голову в чердачный люк, – али редут! Ударить изо всех пушек картечью и сомкнутым строем на врага. Ура!
Я с тоской посмотрел на соратников, вместе с которыми предстояло воевать, и только одно меня успокоило, что и противник у нас вряд ли лучше.
– Нужно кому-нибудь поехать в город. Михаил Семенович, как вы? – спросил я.
– Если нужно, так о чем разговор, заодно проведаю своих.
– А вам в помощь поедет...
– Я поеду, – сам вызвался купец, на которого я и рассчитывал, – мало ли что в дороге случится, к тому же торг – дело умственное.
На этом и порешили. После чего интенданты отправились тайными тропами на задание, а оставшееся воинство начало готовиться к снаряжению огневых припасов, Часа Два мы занимались необходимыми делами, потом я отправился проведать женщин. В избе было тепло и душно. С печи слышался тихий говор. Я заглянул на лежанку. Троица, лежа в ряд, как и раньше, только что сбросила общий тулуп.
– Как дела, красавицы? – бодро поинтересовался я.
– Алеша, это ты? Как мы здесь очутились? – слабым голосом спросила Кудряшова.
– Ты ничего не помнишь?
– Почему на мне эта одежда? – не отвечая, спросила она.
– Вас захватили на постоялом дворе...
– Да, я знаю, потом отвезли в какое-то поместье.
– И что было дальше?
– Потом, потом, мы плакали, и нас заставили выпить вино...
– Там был тот, что вас ударил, – добавила Марьяна.
– Да, его еще странно зовут, – подтвердила Екатерина Дмитриевна, – совсем не по-русски.
– Улаф? – подсказал я.
– Возможно, – попыталась вспомнить она. – А вот что было дальше... Какие-то странные сны.
– У меня тоже, я все время летала, – подтвердила горничная.
– А больше я ничего не знаю, – растерянно сказала Катя.
– А как вы себя чувствуете? – задал я общий вопрос.
– Не знаю, – ответила за всех Кудряшова. – У меня все дрожит внутри, я, наверное, очень больна?
– Да, вам всем необходимо отлежаться, Там, где вы были, вас травили особым ядом. Но теперь все в прошлом. Можете быть спокойны.
– А мне вы поможете вернуться домой? – спросила третья пленница.
Я впервые рассмотрел ее. Это была молодая девушка с бледным лицом и большими серыми глазами. По виду, из какого-то привилегированного сословия.
– Конечно, только не сейчас, а позже, вам нужно сначала окрепнуть.
– Вы обещаете? – проговорила она, пристально глядя на меня в упор.
– Да, да, конечно. Вы долго находились в плену?
– Не знаю, наверное, мы с матушкой ехали на поклонение в Оптинскую пустынь. Потом... – отводя глаза, сказала девушка. – Простите, но у меня очень болит голова и мне холодно.
Мне стало понятно, что девушка темнит, и у нее начинается ломка. Скорее всего, все это время их кормили лошадиными дозами опиума, который без проблем можно было купить в любой приличной аптеке.
– Я попрошу, чтобы для вас истопили баню, попаритесь, погреетесь, – сказал я, не представляя, чем еще им можно помочь. – Боюсь, что день-два вы будете себя очень плохо чувствовать, придется потерпеть. Главное, что мы вас вырвали из рук бандитов.
– Так это и вправду были бандиты? – спросила Катя. – А такой высокий, с красивым голосом среди них был?
– Да, это один из предводителей.
– Я, кажется, его помню.
– Он тебя тоже, – ответил я и, попрощавшись, ушел заниматься фортификацией. Дел у нас было невпроворот.
К восьми часам вечера, когда окончательно стемнело, работы были завершены. Погода нам благоприятствовала: небо было чистым, и вовсю светила луна. Женщины после бани, которую после нескольких моих пинков истопил Александр Егорыч, чувствовали себя, на мой взгляд, лучше, чем утром, но, сами этого не понимая, томились без наркотика.
Теперь была наша пора мыться, бриться и готовиться, как это принято на Руси в критических ситуациях, быть чистыми к возможному последнему часу. Никто, включая Похлебкина, не ныл и не томил души окружающих страхами и жалобами. В бане купец и парикмахер даже пытались шутить, рассказывая, какое впечатление произвели их оптовые покупки на местных лавочников. Те даже заподозрили, что в стране начался чугунный кризис, и попытались взвинтить цены на горшки. Однако, содружество еврейской сметки и русской предприимчивости провалило эти коварные планы.
Хотя париться и расслабляться времени не было, но вытащить соратников из горячего рая оказалось задачей невыполнимой, и я, оставив их наслаждаться парной, пошел единолично бдеть на боевом посту.
Кроме внешних мин и засад, мы оборудовали на чердаке стрелковые ячейки, чтобы не быть перестрелянными сквозь дощатую крышу. Я, не торопясь, двигался по кругу, через смотровые щели всматриваясь в подступы к хуторскому тыну. Пока никаких перемещений противника заметно не было. Луна освещала мирные картины осеннего вечера. Из каминной трубы бани поднимался вверх легкий дымок не прогоревших до конца дров. Кругом было тихо и почти благостно.
Нападение я ожидал после полуночи, когда уйдет луна. Фенька с мифической пушкой произвела на Моргуна и магистра большое впечатление, и они не решатся сунуться под заряд картечи. Однако, чем черт не шутит, не мешало помнить и старую армейскую истину: лучше перебдеть, чем недобдеть.
Очередной раз, обходя по периметру смотровые щели, я углядел-таки какое-то незначительное движение в лесу, за тыльной стороной частокола. Как всегда бывает, когда внимание сосредоточено на чем-то определенном, любое несоответствие обстановке сразу же бросилось в глаза. Возле белого ствола толстой березы появилась посторонняя тень. Я тотчас прилип к этому месту взглядом. Присмотревшись, понял, что за деревом прячется человек. Когда он менял положение, в лунном свете блеснула начищенная медная пуговица форменного жупана гайдука.
Я взял заряженный штуцер, пристроил его в смотровую щель и начал целиться в незваного гостя. Однако, по здравому размышлению, отставил ружье в сторону, Выстрел мог спровоцировать неподготовленный штурм, а все мои Аники-воины находились в бане. Случись атака прямо сейчас, сюжет будет просто античный.
Бежать в баню, чтобы извлечь их из парной, я тоже не мог, боясь потерять из вида противника. Осталось уповать на провидение и надеяться, что в ближайшие полчаса атака не начнется. Между тем, замеченный мной гайдук, перебегая от дерева к дереву, пробирался к калитке, выходившей непосредственно в лес. Было похоже, что пока он один, во всяком случае других лазутчиков я не видел. Потом и он исчез из поля зрения, скрытый тенью забора.
Ожидаемая неприятность наполовину теряет свои негативные качества. Единственное, что возмущало меня в этой ситуации – беспечность соратников. Чистота, конечно, святое дело, но не тогда, когда тебя вот-вот отправят на тот свет. Что делал в это время исчезнувший разведчик, можно было только предполагать. Он, скорее всего, уже нашел тайный вход и пытался его открыть. Меня это не очень волновало. Калитка запиралась на брус и два кованых засова, выломать ее было не легче, чем бревно частокола.
Теперь появление лазутчика следовало ожидать уже около ворот, потому я перенес наблюдение на дальние подступы к хутору и вновь пошел по кругу. Обойдя еще раз все наши смотровые щели, я вернулся к той, через которую заметил соглядатая и чуть не подскочил на месте. Тот же тип, что был за оградой, уже стоял посередине двора и озирался по сторонам.
Как он попал за ограду, было совершенно непонятно – это отдавало мистикой, которой и так хватало при общении с сатанистами.
Ругаясь последними словами не хуже матроса парусного судна, я слетел с чердака вниз по вертикально стоящей лестнице и бросился в горницу.
– Что случилось? – спросила с печи Марьяша.
– А! Мать! – только и успел крикнуть я и, схватив со стола два пистолета, выскочил наружу.
Лазутчик, вместо того, чтобы убежать или напасть, махнул мне рукой и направился в мою сторону.
– Стой, стрелять буду! – приказал я, направив на него оба ствола.
Мужик в красном жупане гайдамака с ружьем за плечами остановился, даже не пытаясь защититься.
– Не стреляй, я к Ивану! – закричал он, снимая шапку.
– К какому Ивану? – спросил я уже скорее для порядка.
– Ахлобину, ну, рыжему!
– А как ты сюда попал?
– Так там же калитка, – ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31