Я предположил, что часа за три мы туда доберемся, и в запасе останется больше часа на подготовку к встрече. Урядник показался мне искренним и честным человеком, но и не верить парикмахеру оснований не было. Хотя то, что за ружья полицейский заломил совершенно несусветную цену, позволяло подозревать его скорее в корысти, чем в коварстве.
После всех сегодняшних передряг и трудов, чувствовал я себя усталым и разбитым. Тошнота от сотрясения мозга почти прошла, но голова по-прежнему болела. Пользуясь спокойной ездой, я попытался расслабиться и отдохнуть.
Однако, подремать в седле не удавалось. Как только у меня ослабевали поводья, лошадь с рыси переходила на шаг, и я пробуждался. Ефим ехал сзади меня, и разговаривать нам было неудобно. Да и говорить было особенно не о чем, у каждого хватало внутренних переживаний.
По расчетам, мы должны были уже доехать до места встречи. Однако, моста все не было, и я начал волноваться, не сбились ли мы с пути.
– Мне кажется, мы заблудились, – сказал я.
– Нет, едем правильно, вон впереди мост, – ответил Ефим.
Я, как ни всматривался, ничего не увидел,
– Ты уверен? – спросил я.
– Я ночью, – сказал он, – вижу как кошка.
Мы остановились. На моих часах было ровно одиннадцать. До назначенного времени оставался час. Сначала нам нужно было проверить, нет ли засады, а потом самим подготовиться к встрече.
– Оставим лошадей около моста, – предложил я,
– Нельзя, – возразил кучер, – учуют чужих лошадей и заржут. Нужно отвести их подальше в лес.
Спорить было не о чем, и мы в поводу повели своих коняг вглубь леса. Впереди двигался Ефим, я – почти вслепую следом.
– Вот тут ладно будет, – сказал кучер, останавливаясь.
Мы привязали лошадей к деревьям, надели им на морды мешки с овсом и вернулись к дороге. Было холодно и сыро.
Мы шли опушкой. Под ногами предательски хрустели сухие ветки. Ефим нес ружье с единственным заря-дом, у меня была только сабля.
– Ты когда-нибудь стрелял из ружья? – спросил я его.
– Доводилось, – ответил он. – Когда был жив Иван Иваныч, брал с собой на охоту.
Я понял, что он говорит о покойном катином муже. Наконец мы вышли на дорогу. Начался мелкий осенний дождь. Не сговариваясь, мы начали не идти, а красться. Я увидел мост, только когда мы подошли к нему вплотную. Мы затаились, но никаких подозрительных звуков слышно не было.
Я тронул Ефима за плечо и показал, куда идти. Он кивнул, и мы спустились к воде. Речка Уклейка мирно плескалась между опорных мостовых бревен. Внизу, около самой воды, рос густой кустарник. В лунную ночь здесь было не спрятаться, но теперь это было незлободневно.
– Холодно, – сказал я, невольно ежась.
– Мы к холоду привыкшие, – откликнулся Ефим. – Скоро, поди, приедут.
Больше говорить было не о чем.
Придумывать планы действий, пока ничего не известно, было глупо. Оставалось ждать развития событий и действовать по обстоятельствам. Так прошло минут двадцать.
– Едут, кажись! – тихо сказал кучер, вытягивая шею, чтобы лучше слышать.
Действительно, к привычной тишине ночи и мерному плеску воды примешались какие-то новые звуки.
– Верховые, и не один, – опять сказал Ефим.
Я пока ничего такого, чтобы определить, сколько человек едет и даже откуда, не слышал. Однако, через пару минут и сам различил чавканье копыт о грязь дороги.
Конные приближались со стороны Уклеевска. Видимо, парикмахер оказался прав.
Стал слышен негромкий говор нескольких человек.
– Тихо! – зачем-то предупредил кучер, притронувшись рукой к моему плечу.
Я понял, как нервничает молодой парень и сказал ему в самое ухо:
– Не трусь, все будет хорошо.
Всадники подъехали к мосту и остановились на нашей стороне. Их было трое.
Рассмотреть что-нибудь даже наверху, на фоне более светлого, чем земля неба, было невозможно. Различались только темные силуэты.
– Иваныча еще нет, – сказал один из прибывших низким, сиплым голосом.
– Приедет, куда денется, он всегда припоздняется, – ответил ему бойкий тенорок.
– Кабы не опоздал, сговориться-то, поди, надо, – сказал первый.
– Успеем сговориться, а нет, так и сами дело решим. Нам же больше достанется.
Ничего не значащий разговор в данных обстоятельствах звучал весьма зловеще, хотя голоса были самыми будничными, как будто разговор шел об обычных хозяйственных делах.
– Федюнь, ты лошадь-то перековал? – спросил бойкий тенорок. – Али так и ездишь о трех копытах?
– Перековал, – подал голос невидимый Федюня. – Пахомыч совсем рехнулся, за подкову полтину содрал! Видано ли дело!
– И не говори, – вмешался сиплый, – за все про все плати. Так никаких денег не хватит!
– Это тебе-то не хватит?! – засмеялся обладатель тенора. – Твою кубышку потрясти, так на каменный дом в Москве наберется.
– А ты на чужой каравай рот не разевай!
– Тише, вы, – одернул товарищей Федюня. – Кажись, кто-то едет!
– Иваныч, поди, – равнодушно констатировал сиплый.
Невдалеке заржала лошадь. Один из коней троицы негромко ответил и несколько раз фыркнул.
– Он, – подтвердил тенорок, – я его Савраску без узды, по голосу знаю. Всегда до последнего тянет.
Послышался глухой стук копыт о настил моста, и над нами возникло новое темное пятно.
– Здоровы, что ли, разбойнички! – сказал знакомый голос урядника. – Как сами?
– Здорово, Иваныч, что припозднился?
– Никак, без меня управились?
– Куды ж нам без тебя, – поздоровавшись, недовольным голосом сказал сиплый. – Ты же у нас наиглавнейший!
– А ты, Фома, не можешь без подковырки!
– Ладно вам свариться, – вмешался тенорок. – Скоро полночь?
– Скоро, поди, – ответил урядник. – Коней надо увести. Вот-вот гости будут.
– Интересно знать, чего это твоего купчика в Уклеевск понесло?
– Поди, Ивана Тимофеевича ищет, – сказал полицейский. – Баринок шустрый, да глупый, сам на тот свет просится. Камни прихватили?
– А то, не в первый раз.
– Здесь надо бы запас впрок сделать, привезти подводой, пусть до нужды лежат, – засмеялся Федюня, – а то чего кажный раз верхами возить.
– Вот и сделай, делальщик, – опять вступил в разговор, видимо, всем недовольный Фома. – Только языком трепать можешь,
– Денег у него много с собой? – спросил Федюня.
– Договорились на двухстах рублях, – ответил урядник. – Сто мне, сто вам. А что сверх найдем, те поровну.
– А магистру чего говорить будем? Он поди, заподозрит! Как так совсем купец пустой был!
– Ему и с купчихи куша хватит. Слыхать, она чуть ли не мильенщица.
– Так уж и мильенщица!
– А то! Не здря же за ней глаз приставили и нарочного прислали. А какова сама-то из себя?
– Справная, – ответил тенор и причмокнул губами. – Гладкая и лицом ладная. Как магистр ей натешатся, мы попользоваемся! Наши уже очереди разыгрывают!
– Ишь! – завистливо сказал урядник. – И мне, что ль, к вам наведаться, страсть люблю сладких баб.
– Да и девка при ней хороша, тоже вся такая-этакая! – продолжил дразнить полицейского тенор. – Будет, с кем поиграть!
Я почувствовал, как напрягся Ефим, и предупреждающе положил ему руку на плечо. Он ее сбросил, но, кажется, немного расслабился. Во всяком случае, не полез наверх выяснять отношения.
– Ладно болтать да чужие деньги считать, – вмешалея в разговор Федюня. – Сейчас должны появиться. Если ты, Иваныч, чего не перепутал!
– Это когда я что путал! – обиделся урядник. – Это ты все путаешь! Поди, опять нам грязная работа, а ты при конях будешь?
– Поговори у меня! – рассердился Федюня. – Ты свое дело делай, а я и без тебя знаю, при ком мне быть! Поди, магистр лучше тебя знает, кого старшим ставить!
– Да я что! Мое дело сторона. Я свое получу и ладно, – миролюбиво ответил Василий Иванович.
– То-то! Ты стой и жди своего купчика, а Фома с Сашкой вниз, в засаду. И чтобы чисто сделали! Бросайте не у берега, как в прошлый раз, а посередке, да веревки ладно привяжите, чтобы не всплыли!
– Куда им всплывать, по середке омутище, а в ем сомище, не в первый раз замужем! – зачастил тенор.
– Ну все, с богом. Как кончите дело, свистните! И не забудьте подкладку у купцовой одежи проверить, они любят деньги в подкладки зашивать.
Опять по настилу моста затопали лошадиные копыта. Наверху было тихо, наверное, оставшиеся ждали, пока старшой уйдет подальше.
Минут через пять молчание нарушил недовольный Фома.
– Федька, он жук! У магистра в любимцах ходит. Поди, на всех кляузы доносит.
Разговор, однако, никто не поддержал, видимо, с доносами друг на друга в моргуновском воинстве было все в порядке.
– Чего же, Иваныч, твой-то купчик не едет? – спросил тенором Сашка.
– Приедет, куды ему деваться. Может, заблудился в темень, или еще что. Вы, мужики, идите-ка лучше вниз, к воде, там ждите.
– Зачем это еще? – спросил Фома.
– Сдается мне, что купчик не так-то прост! Как в трактире-то дело повернул, что не прикопаешься. Вдруг ума хватит пешим ходом подойти! Увидит, что я не один, и смекнет, что дело нечисто.
– Нам-то что, мы можем и внизу подождать, – согласился Сашка. – Пошли, что ли, Фома.
– И то правда, чего здесь как перстам торчать.
Мужики тяжело вздыхая, как будто предчувствуя свою судьбу, начали спускаться по крутому склону,
Я предостерегающе тронул Ефима. Он отдвинулся, положил ружье на землю и присел в кустах.
– Ну и темень, – пожаловался Фома, – тут спотыкнешься и в воду запросто полетишь. Как нечего делать. Вода-то, поди, студеная!
– А то, – ответил Сашка, спускаясь задом и держась руками за растущий на склоне кустарник. – Склизко очень, у меня подошвы съезжают.
Я опять тронул Ефима за руку и указал на тенора. Мне выпадал Фома. «Гайдуки» уже добрались до нас. Дальше тянуть было нельзя, и я ударил Фому клинком в шею, тот замер и, не издав ни звука, повалился лицом в косогор. Одновременно вскочил на ноги Ефим и взмахнул рукой. Раздались глухой стук и треск. Сашка, однако, успел вскрикнуть.
– Вы чего там? – спросил сверху урядник.
Момент был критический. Если он нас обнаружит, то со своей позиции запросто расстреляет.
– Чего, спрашиваю, вы там делаете?! – уже тревожно спросил Василий Иванович, наклоняясь над спуском и пытаясь рассмотреть, что у нас здесь происходит.
– Иваныч, иди сюда, что здесь есть! – ответил я, пытаясь подражать сиплому голосу Фомы.
– Чего есть?
– Мошна!
– Что за мошна! – заинтересовался урядник, начиная спускаться.
– Быстрей, уплывает! – поторопил я, но, наверное, не так похоже, как сначала.
Василий Иванович что-то почувствовал и приостановился на полдороге.
– Что за мошна? – повторил он вопрос.
Я постарался, и теперь у меня получилось более похоже.
– Сашка, держи, деньги уплывают!
Такого полицейский выдержать не смог и скатился к нам.
– Где деньги? – свистящим шепотом спросил он и ойкнул, почувствовав, как острие клинка укололо ему горло.
– Ты чего это, Фома? Совсем сдурел!
– Тише, Василий Иванович, – ответил я своим натуральным голосом. – Мошна уже все равно уплыла.
– Это кто? Ты кто такой? – спросил он по инерции, уже поняв, с кем встретился. – Вот, значит, как!
– Именно так.
– Убивать, значит, будете?
– А что нам остается делать?
– Отпусти, добрый человек, я тебе службу сослужу, – ласковым, просительным голосом не очень уверенно проговорил урядник.
Все произошло так быстро, что он еще до конца не осознал, как крепко влип, и теперь тихонько пятился от меня, оттягивал время, видимо, пытаясь придумать, как выкрутиться.
– Ты уже сослужил, – ответил я. – А больше ты мне ни к чему.
– Ты тише-то саблей играй! – воскликнул он, – Я полицейский чин! Меня обидишь – на вечную каторгу в Сибирь пойдешь!
– Так кто докажет? – продолжил я. – Камни есть, омут глубокий, кто тебя там отыщет?
– Ты, ваше степенство, не замай! Не по-христиански поступаешь! Убьешь, я к тебе по ночам стану приходить! В геенне огненной погибнешь!
– А коли отпущу, что будет?
Такого поворота разговора Василий Иванович не ожидал и сразу не придумал, что посулить.
– Тогда, о! Считай, я у тебя в долгу! Тогда!..
– Ах ты, июда! Чего удумал! – закричал Ефим, и урядника отбросило от меня в сторону.
– А... – еще пытался что-то произнести он, падая на трещащие под его телом кусты.
– Ну, Лексей Григорьич, благодари Бога, что я в впотьмах вижу. Этот июда чуток тебя в живот из пистолета не застрелил.
Я наклонился над бьющимся в агонии телом. Светлым пятном дергалось запрокинутое лицо. Ничего разглядеть в такой темени я не смог.
– Где пистолет? Я ничего не вижу, – сказал я Ефиму.
Он нагнулся и сунул мне в руку холодное, мокрое от росы оружие. На мосту тревожно заржала лошадь урядника.
– Давай выбираться наверх, нам нужно еще найти Федю, – сказал я, стараясь чтобы голос звучал ровно.
– А с этими что будем делать?
– Разберемся с Федей, вернемся – и утопим. Слышал, они специально для нас камни и веревки привезли.
– Не по-христиански это, – тоскливым голосом проговорил Ефим.
– А ты что предлагаешь? Полицию позвать или самим их хоронить?
– Может, так оставим, утром, кто поедет, увидят и по обычаю похоронят?
– И тогда нас станет ловить и полиция, и вся банда Моргуна...
– Эх, грехи наши тяжкие, – только и сказал кучер. – Ладно, пошли искать того Федюню. Он у них, по всему видать, самый главный злодей!
Мы поднялись наверх. На мосту стояла привязанная к перилам лошадь урядника. Она пятилась, натягивая повод, и нервно перебирала ногами. На краю моста лежало два больших камня, перевязанные веревками. Мы с Ефимом оказались на распутье, не зная что делать дальше. Искать укрывшегося в лесу Федюню было не очень здорово. А позвать его свистом – рискованно. Вполне возможно, что свист у наших противников был какой-нибудь условный,
Напуганная запахом крови лошадь опять тревожно заржала. Ей издалека отозвались уведенные Федюней товарки.
– Они там, – указал в строну московской дороги Ефим, – саженей сто отсюда.
– Пошли, может быть, и найдем, – решился я хоть на какое-то действие. – Только смотри, если он ускачет и предупредит своих, нам с тобой мало не покажется.
Мы приготовили оружие: Ефим ружье, я пистолет урядника и гуськом двинулись по сухой обочине. Кучер, как более глазастый, шел впереди, всматриваясь в темноту, Мы прошли метров пятьсот, что было больше двухсот саженей, но никаких следов Федюни и лошадей не обнаружили. Он, скорее всего, просто сошел с дороги и укрылся в лесу.
– Придется свистеть, – сказал я, когда стало ясно, что мы все равно никого не найдем.
Мы вернулись на мост. Лошадь уже немного успокоилась и перестала вытанцовывать на гулком настиле, пытаясь сорваться с привязи.
– Ну что, свистеть? – спросил Ефим.
– Свисти!
Парень вложил два пальца в рот и переливисто свистнул. Теперь нам оставалось ждать, чем это кончится.
– Надо бы взять его живым, – сказал я – Может, расскажет что-нибудь полезное.
Совсем близко на дороге заржала лошадь. Наша ответила призывно и снова начала рваться с узды.
– Кажется, получилось! – обрадовался я.
Ефим перекрестился и взял ружье в обе руки.
Я напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть приближающегося Федюню. Вдруг кучер сильно толкнул меня в плечо и отпрыгнул в сторону. Я вылетел на середину дороги и чуть от неожиданности не спустил курок. Там, куда я до того момента смотрел, что-то вспыхнуло и прозвучал негромкий выстрел.
С места, куда отскочил Ефим, бухнуло ружье. Заржало сразу несколько коней. Теперь я немного ориентировался и, прицелившись в более густую, чем кругом, мглу спустил курок. Сухо щелкнули кремни, выбивая яркую искру, но выстрела не последовало, пистолет дал осечку.
– Берегись! – закричал Ефим, и я увидел набегающую на меня тень.
Только в двух шагах удалось различить человека, летящего на меня с вытянутой рукой. Я отскочил с дороги и выхватил саблю.
Клинки, коротко звякнув, высекли несколько искр. Противник круто повернулся и махнул в мою сторону рукой. Его саблю я не видел, но, зная откуда последует удар, подставил свой клинок. Теперь искры посыпались сверху. Дерусь, прямо как «горец» из американского сериала, машинально отметил я.
Не знаю, отчего, то ли от сотрясения мозга, то ли головной боли, но в темноте видел я совсем плохо. Федюня был для меня только более темным, чем остальная ночь, пятном. В таких условиях никакое умение фехтовать мне помочь не могло. Стоило только чуть зазеваться, и противник легко достанет меня. Пришлось нападать самому. Однако, и мой выпад был легко отбит, так что я еле увернулся при контратаке.
– Ну, купчина, прощайся с жизнью! – сказал спокойным, с ленцой голосом Федюня, и я опять едва не пропустил удар.
– Где моя жена? – спросил я, пытаясь попасть острием клинка в сгусток ночи.
– Скоро с ней увидишься, – с насмешкой ответил Федюня и, не договорив, начал оседать на мостовой настил.
– Ишь, какой прыткий выискался, – произнес Ефим, подходя ко мне почти вплотную.
– Ты чего? – спросил я, не поняв, что произошло.
– Стреляю-то я, может, и плохо, зато бью хорошо, – ответил кучер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31