– Конечно, я люблю его.
– И за два прошедших года ты не передумала выходить за него замуж?
– Нет. А почему я должна передумать?
– Потому что ты изменилась за это время, Джесси. Ты больше не ребенок. Неужели ты не понимаешь, что к будущему супругу ты должна испытывать более сильные чувства, нежели дружескую привязанность?
Джесси с удивлением взглянула на брата. Его слова взволновали ее.
– Что ты хочешь сказать? Харрисон – истинный джентльмен, спокойный, сдержанный, умеющий владеть собой. Он знает, чего хочет от жизни.
– Да, он знает, а ты – нет. Неужели ты думаешь, что брак с Харрисоном сделает тебя счастливой?
Лицо Уоррика, озаренное бледным светом луны, казалось совсем взрослым. Джесси впервые подумала о том, что ее брат, по-видимому, уже умудрен жизненным опытом.
– Харрисон любит меня, – старалась убедить она брата.
– Ты права. Он действительно любит тебя. Но не той любовью, какой любил в детстве, когда ты была маленькой девочкой в коротком платьице.
Джесси вспомнила странное выражение лица Харрисона, с которым он смотрел на нее сегодня вечером, и смутилась. Теперь в присутствии своего жениха она испытывала робость, которая вызывала в ней беспокойство. Отвернувшись от брата, она вгляделась в темноту, окутывавшую сад.
– Я подошла к тебе, чтобы поговорить о Филиппе.
– Правда? А мне кажется, что ты хотела побеседовать со мной о своих отношениях с Харрисоном. – Положив руки на плечи сестры, Уоррик повернул ее лицом к себе. – Джесси, пойми, брак – дело серьезное. Не совершай роковой ошибки. Выясни сначала, чего ты на самом деле хочешь. Не иди на поводу у матери и Харрисона.
– Ты ошибаешься, Уоррик, я действительно хочу выйти замуж за Харрисона, это мое заветное желание.
Джесси проснулась рано утром и долго не могла понять, где находится и почему кровать и пол не качаются под ней. В конце концов она вспомнила, что лежит не в каюте пассажирского судна, а в своей спальне. Слушая щебет птиц и треск сороки за окном, она рассматривала узор с детства знакомых обоев стены и радовалась тому, что находится дома.
Сладко потянувшись и встав с постели, она босиком прошла по толстому мягкому ковру, устилавшему пол, к высокой застекленной двери, выходившей на веранду. Распахнув обе створки, она выглянула в парк, залитый утренним солнцем, и улыбнулась.
Ее спальня находилась в северо-восточном крыле дома, над маленькой гостиной, в которой Беатрис обычно занималась рукоделием в утренние часы. Отсюда открывался чудесный вид на хозяйственные постройки, расположенные за оградой сада, кузницу, коптильню, бараки, в которых жили каторжники, и конюшни, где рано утром уже работали строители. Джесси вспомнила черноволосого ирландца. Должно быть, он тоже сейчас там.
Обняв себя за плечи, Джесси поежилась от утренней прохлады. На деревянные перила веранды села большая кукабурра – австралийский зимородок. Раскрыв клюв, птица издала знакомые с детства кудахчущие звуки, и Джесси снова улыбнулась.
Она отважилась выйти на веранду, дощатый пол которой показался ей очень холодным. Встав у парапета, она окинула взглядом парк, в котором росли душистые растения – лаванда, тимьян, иссоп, шалфей. На дорожке парка она заметила брата, который направлялся к конюшне, помахивая кнутом.
У Джесси перехватило дыхание. Она поняла, что Уоррик хочет прогуляться верхом. Неужели он велит оседлать норовистого жеребца по имени Ураган? Джесси с ужасом следила за братом, который уже вышел за ограду парка и теперь приближался к конюшням.
– О Господи… – в отчаянии прошептала Джесси, судорожно вцепившись в перила. Она быстро повернулась и бросилась в комнату, чтобы одеться.
Глава 4
Джесси бежала босиком по выложенной холодными скользкими кирпичами и влажной от росы дорожке, ведущей к конюшням. Ее распущенными волосами играл утренний ветерок. Она не стала надевать корсет, а натянула только нижнюю юбку и платье, подол которого теперь придерживала руками, чтобы не упасть.
Миновав ограду парка, Джесси вбежала на хозяйственный двор, где в этот ранний час всего лишь несколько человек трудились над возведением новой конюшни. Джесси сразу же увидела Уоррика. Он стоял, поставив ногу на низкую скамейку и похлопывая кнутом по сапогу. Один из конюхов, худой парень с приплюснутым носом и редкими зубами, уже выводил из конюшни Урагана.
– Уоррик, подожди! – крикнула Джесси.
Услышав ее голос, жеребец нервно замотал головой, раздувая ноздри. Уоррик обернулся и с удивлением взглянул на сестру.
– Джесси, что с тобой?
– Я просила тебя не ездить верхом на Урагане, – задыхаясь от бега, выдохнула она. – Мне необходимо поговорить с тобой о жеребце, прежде чем ты сядешь в седло.
Джесси быстро подошла к брату, чувствуя, как ее ноги вязнут в песке, которым обычно посыпали хозяйственный двор.
Уоррик нахмурился.
– Ты хочешь что-то сообщить мне о нем?
– После того как коня выводят из стойла и впервые садятся на него, конь всегда сбрасывает седока.
Уоррик окинул Урагана внимательным взглядом. Гнедой жеребец тряхнул роскошной гривой и помахал хвостом.
– Ты хочешь сказать, что купила коня, которого трудно объездить?
– Нет. Я уже говорила тебе, что он великолепный гунтер. Он проявляет свой норов лишь тогда, когда наездник впервые в этот день садится на него, а потом ведет себя покладисто и послушно.
Уоррик фыркнул:
– Просто смешно. Впервые слышу о таком. Лошадь или постоянно взбрыкивает, или смирно ведет себя. Я не встречал жеребца, который пытался бы сбросить своего седока при первом общении, а потом оставался послушным.
– Тем не менее я говорю правду.
– В таком случае зачем ты купила такую странную лошадь?
Джесси пожала плечами:
– Я не знала о такой его особенности. Мне довелось дважды охотиться верхом на нем. Но каждый раз на место сбора охотников на нем приезжал мистер Финнеган, его бывший хозяин. Таким образом, я ни разу не садилась первой в седло Урагана.
Уоррик повернулся и окинул взглядом могучего гнедого жеребца, который смирно стоял рядом с молодым конюхом и обнюхивал его карман, как будто надеялся найти там какое-нибудь лакомство.
– Мистер Финнеган, должно быть, каждый год продает его по крайней мере дважды, а потом новый владелец обращается к нему с просьбой забрать жеребца, и бывший хозяин выкупает его за бесценок и до конца сезона сам охотится на нем. Мистер Финнеган, наверное, уже привык по утрам падать в лужи, ему не в тягость.
– Не понимаю, зачем ты привезла его сюда! – возмущенно воскликнул Уоррик.
– Потому что он великолепен.
Подойдя к жеребцу, Джесси погладила его по переносице.
– Он даст прекрасное потомство. Я надеюсь, что мы найдем объездчика, который отучит его взбрыкивать.
Уоррик усмехнулся.
– Но главной причиной того, что ты привезла жеребца на Тасманию, явилось желание проучить мистера Финнегана, – высказал он догадку. – Признавайся, плутовка!
Джесси рассмеялась.
– Ты прав. Когда мистер Финнеган узнал, что я увожу его жеребца из Англии, он явился ко мне в слезах и стал умолять продать ему Урагана, предлагая заплатить двойную цену.
Уоррик хмыкнул.
– Почему же ты не согласилась? Такой поступок оказался бы для него хорошим уроком.
– Я не могла расстаться с таким великолепным животным. Ты поймешь меня, когда немного поездишь на нем.
Уоррик решительно взял поводья из рук молодого конюха.
– В таком случае не будем откладывать.
– Что ты собираешься делать? – всполошилась Джесси.
– Покататься верхом. Она схватила брата за руку.
– Но жеребец сбросит тебя на землю!
Глаза Уоррика вспыхнули озорным огнем. Вырвав свою руку, он поставил ногу в стремя.
– Ну и что ты предлагаешь?
– Пусть в седло первым сядет один из слуг. Подумай, что будет с мамой, если ты разобьешься…
Джесси осеклась, заметив, что глаза Уоррика потемнели от гнева.
– Замолчи и отойди в сторону! – сердито крикнул он. – Джесси молча повиновалась.
Ураган стоял смирно и, казалось, терпеливо ждал, когда всадник сядет в седло. Уоррик медленно, с большой осторожностью, поднялся в стремени и, сев на лошадь, с торжествующей улыбкой взглянул на сестру.
Но тут Ураган взбрыкнул и поднялся на дыбы. Уоррика отбросило назад, на круп, и с его головы слетела шляпа. Он едва удержался, судорожно сжимая ногами бока лошади. Жеребец скакал по двору, стараясь сбросить седока. Уоррика подбрасывало в седле, и в конце концов он ничком упал на землю.
Жеребец радостно заржал, чувствуя себя победителем поединка. Мотая головой и позвякивая упряжью, он сделал по двору круг почета. Его великолепные хвост и грива развевались по ветру. Уоррик лежал не шевелясь, уткнувшись лицом в землю.
У Джесси упало сердце.
– Уоррик! – в отчаянии воскликнула она и бросилась к брату. – Что с тобой?
Упав рядом с ним на колени, Джесси тронула его за плечо. Уоррик оттолкнул ее, перевернулся на спину и медленно, с трудом сев, стер рукавом грязь со своего лица.
– Не стой как истукан, Чарли! – крикнул он конюху, который смотрел на своего хозяина круглыми от страха глазами. – Поймай проклятого жеребца, пока он не сбежал!
– Слушаюсь, сэр, – пролепетал парень и испуганно посмотрел на мощного скакуна. – Только как я подступлюсь к нему?
Уоррик вырвал из рук подошедшего к нему конюха свою шляпу, которую тот только что поднял с земли.
– Ступай и поймай его!
Но тут во дворе раздался громкий крик. Джесси обернулась и увидела, что наперерез жеребцу бросился один из каторжников. Джесси сразу же узнала его. Темноволосый ирландец бежал стремительно и грациозно, как пантера, и на ходу что-то кричал о свисавших поводьях. Джесси поняла, в чем дело, когда ноги жеребца запутались в них, он споткнулся и, храпя, упал на бок.
– О Боже… – прошептала Джесси.
Она вскочила на ноги и, подхватив юбку, побежала к Урагану.
Галлахер отпрянул, когда упавший жеребец, дернув головой, сделал судорожную попытку встать на ноги. Животное тяжело дышало, нервно похрапывая.
– Полегче, парень, не делай таких резких движений, – спокойным умиротворяющим тоном говорил Лукас, снова приближаясь к жеребцу. Схватив уздечку, он осторожно погладил животное по носу, потрепал по шее, а потом дотронулся до его ног. По телу жеребца пробежала дрожь, и он жалобно заржал.
– Что, больно? – спросил Лукас и склонился над жеребцом.
Внезапно в поле его зрения появились две изящные, испачканные влажным песком женские ступни. Подняв голову, Лукас, к своему удивлению, увидел стоявшую рядом с ним мисс Джесмонд Корбетт. Она с беспокойством смотрела на Урагана. Чтобы лучше разглядеть травмы, полученные жеребцом, Джесси присела на корточки. Ее золотистыми распущенными волосами играл ветер. От волнения упругая грудь девушки, движения которой не сковывал корсет, высоко вздымалась и опускалась. В Джесси не было ничего от чопорной, сдержанной юной леди. Лукасу даже подумалось, что так может выглядеть женщина, только что вставшая с любовного ложа.
Он быстро выпрямился во весь рост.
– Думаю, с Ураганом не произошло ничего страшного, – заявил он и стал осматривать его задние ноги. – Почему вы позволили брату сесть на жеребца? Вы же знали, что он взбрыкнет и постарается сбросить седока.
Последние слова вырвались у Лукаса помимо воли, и он тут же пожалел о них. Пробыв в тюрьме и на каторге три долгих мучительных года, пройдя через все унижения, он до сих пор способен забыться и вести себя так, словно являлся свободным человеком. А ведь любое неосторожно брошенное слово или взгляд могли расцениваться как дерзость, заслуживающая сурового наказания.
Джесси вспыхнула от смущения и с негодованием посмотрела на каторжника, осмелившегося сделать ей замечание. Наблюдая за тем, как она горделиво вскинула голову, Лукас приготовился к хозяйской гневной отповеди.
– Странно, но от вашего вчерашнего акцента не осталось и следа, мистер… – Она запнулась, выжидательно глядя на Лукаса.
Лукас, который ожидал услышать из уст мисс Корбетт угрозы и оскорбления, растерялся.
– Галлахер, – подсказал он. – Лукас Галлахер.
– Мистер Галлахер, – закончила она фразу, в упор глядя на него.
Лукас не мог отвести от нее глаз, хотя понимал, что поступает дерзко и его поведение заслуживает наказания.
Хотя мисс Корбетт выскочила во двор полуодетой и непричесанной, тем не менее в ней угадывалась благородная, хорошо воспитанная английская леди. Высокая, стройная, с женственной фигурой и длинными ногами, вырисовывавшимися под юбкой из тонкой ткани, Джесси имела черты лица не столь совершенные, как у брата. Ей самой не нравились ее курносый нос и слишком пухлые губы. Но зато ее глубокие лучистые голубые глаза привлекали своим живым блеском и свидетельствовали об уме девушки. Но больше всего Лукаса поразило промелькнувшее в них выражение ранимости и беззащитности.
– Что с жеребцом? – спросил подошедший к ним Уоррик. Он прихрамывал, его шейный платок сбился набок, а рукав куртки оторвался и измазался в грязи.
– С ним все в порядке, – ответил Галлахер, – хотя мне кажется, надо повнимательнее осмотреть сухожилие его правой передней ноги.
Уоррик кивнул.
– Эй, Чарли, – окликнул он молодого конюха, – найди старого Тома и скажи ему, чтобы шел сюда. В его помощи нуждается новая лошадь. А ты, – обратился он к Лукасу, окинув его внимательным взглядом, – отведи жеребца в конюшню и жди меня там. Я скоро приду, мне надо умыться и переодеться.
– Уоррик… – Джесси положила руку на плечо брата. Но он стряхнул резким движением ее ладонь.
– Ни слова! – приказал Уоррик сестре и, прихрамывая, зашагал к дому.
Мисс Джесмонд Корбетт проводила его грустным взглядом. Утреннее солнце играло в ее золотистых волосах. Джесси тяжело вздохнула и, когда брат скрылся из виду, повернулась к Лукасу.
– Вы правы, – ледяным тоном промолвила она. Теперь Лукас не назвал бы ее беспомощной и ранимой. Ее ноздри раздувались от едва сдерживаемого гнева. – Я виновата, что не убедила брата не садиться на этого жеребца. Но вы не смеете делать мне замечания!
Лукаса охватила ярость. Сейчас он всей душой ненавидел Джесси. Но что он мог сделать? Только проклинать про себя англичан и их государственную систему, к которой относилась и юная леди. На скулах Лукаса заходили желваки. Он всего лишь жалкий каторжники не имел права возражать мисс Корбетт.
Джесси направилась к дому, но, сделав несколько шагов, остановилась и неожиданно спросила Лукаса:
– А откуда вы знаете, как зовут жеребца?
Ветер развевал длинные распущенные волосы Джесси, и она постоянно убирала непослушные пряди с лица. Галлахер невольно улыбнулся.
– Я узнал его.
На лице Джесси отразилось удивление, и оно сразу же утратило выражение холодной надменности. У Лукаса потеплело на душе. Теперь мисс Корбетт выглядела простой и человечной.
– Вы узнали его? – изумленно переспросил она.
– Да. Галлахеры состоят в родстве с Финнеганами. Они мои кузены.
Гнев с новой силой закипел в душе Джесси. Она с негодованием взглянула на Лукаса.
– В таком случае вы знали, что жеребец взбрыкнет и постарается сбросить седока! – возмущенно воскликнула она. – Почему же вы не предупредили конюхов?
Лукас погладил жеребца по шее и заговорил с сильным ирландским акцентом:
– Потому что я не имею права вмешиваться. Таким, как я, надо помалкивать и не высовываться, когда их не спрашивают.
– Но вы не производите впечатления смиренного, покорного судьбе человека, мистер Галлахер, – заметила Джесси и направилась к дому.
Лукас, державший под уздцы гнедого жеребца, проводил ее взглядом.
– Так, значит, теперь ты будешь работать в конюшне, приятель? – спросил Дэниел О'Лири Лукаса. – От строительства тебя освобождают. Твоя прыть меня удивляет.
Задумчиво жуя табак, он протянул маленький кожаный мешочек Лукасу.
Лукас отсыпал табака в карман своей куртки, которую надел с приближением вечера. Вечерами всегда заметно холодало. Он не жевал табак, но Уоррик Корбетт исправно снабжал им всех каторжников, работавших в его имении. Местные жители считали его дар излишней щедростью, но Лукас знал, что Корбетт поступает так не из великодушия, а из благоразумия. В Порт-Артуре и Маккери-Харборе каторжники убивали людей за горстку табака.
Лукас и Дэниел познакомились год назад на каторге. Без Дэниела Лукас, пожалуй, не смог бы выстоять в первые недели своего пребывания там. Отчаяние и полная безнадежность положения сломили бы его. Во время строительства дороги в ущелье к югу от Хобарта скованный кандалами Дэниел упал в реку и непременно утонул бы, если бы его не спас Лукас, бросившийся в воду, несмотря на окрики и угрозы надсмотрщика. Дэниел всегда подчеркивал, что обязан Лукасу жизнью, но Лукас считал себя в долгу перед своим земляком-ирландцем. Если бы не Дэниел, Лукас давно свел счеты с жизнью, которая стала ему в тягость.
Они сидели на открытой веранде, и Дэниел раскачивался на своем стуле, сплевывая коричневатую от табака слюну через парапет на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36