Лукас не понимал, что ее привлекала в нем именно темная сторона. Исходившая от него неведомая опасность завораживала ее, будила воображение.
– Вы хотите напугать меня, но я не боюсь вас!
– А следовало бы бояться, мисс Корбетт.
Она покачала головой и, взяв его руку, прижала к своей вздымающейся груди.
– Если я и боюсь, то вовсе не вас. Я боюсь прожить жизнь вполсилы, не вкусить всех ее радостей, быть послушной игрушкой в руках общественного мнения. Я чувствую себя самой собой лишь в вашем присутствии.
Лукас усмехнулся:
– Значит, не вы сидите каждый вечер за ужином в столовой, где сверкают серебро и хрусталь, и пьете шампанское?
Сарказм, звучавший в его голосе, удивил Джесси.
– Нет, я сижу, но мне приходится скрывать свою истинную сущность. И я боюсь, что однажды не выдержу и убегу из дома куда глаза глядят.
Выражение лица Лукаса смягчилось.
– Вам не следует выходить замуж за мистера Тейта.
Джесси отпрянула от Лукаса. Ее лицо омрачилось при мысли о том, что она ни разу не вспомнила о Харрисоне, своем женихе. Казалось бы, она должна испытывать угрызения совести от своего поведения. Но при воспоминании о Харрисоне она чувствовала лишь отчаяние.
– Разве я могу отказаться от брака с ним? – с горечью пожала она плечами. – Я с детства предназначена ему в жены, а два года назад мы обручились. Он любит меня.
– А вы любите его?
Она отвернулась, чтобы он не видел выражения ее лица.
– Мне бы не хотелось делать ему больно, – вымолвила Джесси.
– Но ведь если вы выйдете за него замуж, то всю жизнь будете несчастливы.
– Именно поэтому вы так нужны мне, – с печальной улыбкой прошептала Джесси. – Я хочу узнать другую, более счастливую сторону жизни.
Он погладил ее по щеке, и она снова взглянула на него. Глаза Лукаса мрачно поблескивали на угрюмом лице.
– Но между нами невозможны близкие отношения, – покачал он головой. – Вне зависимости от того, выйдете ли вы замуж за Харрисона Тейта или нет.
У Джесси упало сердце.
– Посмотрите, к чему приводят подобные связи, – кивнул он в сторону черных стен сожженного дома.
Завернув за его угол, они прошли по заросшей тропинке вдоль кромки воды к маленькой пристани. Здесь среди зарослей камышей Джесси и Лукас увидели лодку.
В ее корпусе зияли пробоины, выкрашенные белой краской борта перепачкались грязью и водорослями. Шлюпка принадлежала потерпевшему крушение кечу. Сюда ее, очевидно, прибило штормовым ветром.
– Посмотрите-ка! – воскликнула Джесси, тронув Лукаса за рукав. – Кто бы мог подумать, что шторм способен занести лодку вверх по течению в устье реки!
В тихой заводи поверхность реки покрывала легкая рябь. Камыши таинственно шуршали, и лодка чуть покачивалась на воде. Обернувшись, Джесси посмотрела на своего спутника, и выражение его лица не на шутку испугало ее.
Глава 21
Возвращаясь домой, Джесси открыла калитку сада и увидела Беатрис, которая обрезала с кустов роз завядшие цветы. В одной руке она держала корзинку, в другой – секатор.
– Джесмонд, – окликнула Беатрис дочь, отвлекаясь от своего занятия, и посмотрела на нее из-под широких полей соломенной шляпы, которую всегда носила в саду, – могу я поговорить с тобой, дорогая?
Джесси замялась, но все же направилась в розарий, где росли кусты самых разнообразных сортов роз, разведением которых увлекалась Беатрис. Она уделяла им больше внимания, чем собственным детям. И цветы в ее саду редко умирали.
– Твой розарий выглядит, как всегда, великолепно, – чмокнула Джесси мать в бледную щеку.
– Правда?
Слегка наморщив тонкий аристократический нос, Беатрис наклонилась, чтобы срезать завядшее соцветие. Она позволяла садовникам поливать цветник и ухаживать за остальной частью сада и парка, но основные виды работ по уходу за кустами в розарии выполняла сама.
– Боюсь, что на листьях снова появятся черные пятна от излишней влажности, – озабоченно произнесла Беатрис. – Сейчас идет слишком много дождей.
Джесси рассмеялась.
– Не беспокойся, ты так тщательно ухаживаешь за ними, что им не страшна никакая болезнь, – возразила она.
Беатрис отступила на шаг, чтобы окинуть взглядом весь куст.
– По моим расчетам, ты уже давно должна быть дома после похорон, – проговорила она, не глядя на дочь.
– Я решила прогуляться по побережью.
– Пока ты гуляла, ко мне заезжал капитан Бойд.
Джесси бросила на мать удивленный взгляд.
– Капитан Бойд? – переспросила она.
Лицо Беатрис залилось краской смущения. С румянцем на щеках она выглядела моложе и привлекательнее.
– Да, капитан фрегата «Отпор». Он сказал, что видел тебя вчера в бухте с женщиной, живущей на мысе Последней Надежды.
– Ты имеешь в виду Женевьеву Стржецкую? – небрежным тоном спросила Джесси, хотя у нее перехватило дыхание от волнения и страха и сердце учащенно забилось в груди.
«Я уже не ребенок, – напомнила она себе, – и мне нечего бояться, что меня отлупят или запрут в темной комнате и будут держать несколько дней на воде и хлебе за непослушание». И все же она не смогла заставить себя сказать матери правду.
– В дороге меня застигла непогода, – объяснила Джесси, пряча глаза, – и Женевьева приютила меня в своем доме.
– Поверь мне, Джесмонд, – покачала головой Беатрис, – это не та женщина, с которой тебе следовало бы общаться. Что могут подумать люди, если увидят вас вместе!
Джесси вдруг почувствовала, что ей нечем дышать. Ленты ее шляпки слишком туго завязаны под подбородком, и она нервными движениями развязала их.
– А что могут подумать люди, когда увидят, что я живу по твоей указке, а не так, как мне самой хочется! – воскликнула она.
Беатрис с негодованием посмотрела на дочь. Джесси хорошо знала материнский взгляд, выражавший недовольство.
– Я не понимаю тебя, Джесмонд, и никогда не пойму! Может, Харрисону удастся укротить твой вздорный нрав, когда вы наконец поженитесь.
Беатрис обиженно поджала губы.
При мысли о том, что муж постарается «укротить» ее, Джесси охватила паника. «Нет, Харрисон любит меня, – стала убеждать себя она. – А значит, готов принять такой, какая я есть». Но как ни старалась Джесси внушить себе подобную мысль, сомнения поселились в ее душе. Выйдя замуж за Харрисона, она, пожалуй, обретет в лице мужа еще более строгого судью и наставника, чем мать.
Подняв голову, Джесси бросила взгляд на террасу второго этажа.
– А где Уоррик? – озабоченно спросила она.
– Мы обсуждаем очень важный вопрос, Джесмонд, а ты отвлекаешься на посторонние темы, – с упреком заметила Беатрис, но все же ответила на вопрос дочери: – Уоррик уехал не так давно в горы вернуть ослика его владельцам. Я предлагала ему поручить отвести животное слугам, но он не внял моим советам. Уоррик до сих пор не научился вести себя с достоинством, приличествующим человеку его положения, крупному землевладельцу. О Боже, ты только посмотри! – воскликнула она, яростно орудуя секатором. – На кустах уже появились черные точки. Мои розы все же заболели! Теперь с ними придется повозиться.
Чувствуя, как весеннее солнышко припекает спину, Джесси грустно наблюдала за матерью, обрезавшей заболевший куст роз. Беатрис, казалось, ушла с головой в свое занятие, забыв о проблемах, связанных с детьми. У Джесси стало тяжело на сердце, но она не хотела разбираться в причинах своего плохого настроения.
На ограде из необработанных камней, окружавшей двор небольшого хутора, сидел мальчишка и вырезал ножом дудочку из куска дерева. Он первым заметил Уоррика, приближавшегося на своем гнедом мерине к дому. За ним шел ослик на длинном поводке. Уоррик остановился у дверей дома и взглянул на паренька с давно не стриженой рыжей шевелюрой, с широко открытыми глазами, с любопытством смотревшими на гостя. Пареньку можно было дать как тринадцать, так и семнадцать лет, вероятно, из-за тонких черт его женственного лица. Он без улыбки, не двигаясь, смотрел на Уоррика.
– Тебя, наверное, зовут Диккен? – осведомился Уоррик вместо приветствия.
– Да, – буркнул мальчишка и снова сосредоточил все свое внимание на дудочке, которую старательно вырезал ножом.
Уоррик вдруг подумал, что, быть может, именно этим ножом убили Паркера Джоунса.
Его кожаное седло заскрипело, когда он поднялся в стременах, выпрямив спину. Где-то неподалеку залаяла собака, солнце сильно припекало.
– Сестра здесь?
– Да.
Уоррик подъехал к каменной ограде и протянул пареньку повод, на котором он вел осла.
– Спасибо, что выручили, – поблагодарил он. – Возвращаю ваше животное.
Мальчишка посмотрел на него и пожал плечами.
– Отвяжите от него веревку, он никуда не уйдет, – попросил Диккен.
– Охотно верю, осел очень не любит двигаться. – Уоррик отвязал длинную веревку, служившую поводом.
Паренек усмехнулся, но тут же вновь нахмурился. У Уоррика мелькнула мысль, что Диккен знает, зачем он явился сюда и что ему надо от его сестры.
Отвязав веревку, Уоррик поворотил коня и хотел спуститься к берегу речки, туда, где впервые встретил девушку, но тут он увидел ее. Она шла по косогору, поросшему сочной зеленой травой и цветущими маргаритками. Длинные стройные ноги, царственная осанка и огненные волосы, в которых играли солнечные блики, так манили Уоррика. Он поскакал ей навстречу. Остановившись, она ждала его приближения.
Уоррик помог ей подняться на круп лошади, и она, сев у него за спиной, обняла его за талию и прижала колени к его бедрам. Ее юбка задралась, но девушка не обращала на нее никакого внимания. Ее босые голые ноги сводили Уоррика с ума.
– Куда мы поедем? – спросил он.
– Туда!
Она махнула в сторону моря, а потом ее рука скользнула под сюртук всадника и стала ласкать его живот. У Уоррика перехватило дыхание.
Они выехали к высокому, поросшему травой утесу, выступавшему далеко в море. С трех сторон он омывался волнами. С его вершины Уоррик взглянул на морские просторы и восхитился величественным зрелищем.
– Мы приехали? – опять спросил он.
Девушка соскользнула на землю. Ее огненно-рыжие волосы и юбку короткого платья трепал ветер.
– Да.
– А почему ты выбрала именно это место?
Уоррик тоже спешился и привязал своего гнедого мерина к росшему рядом эвкалипту.
– Потому что мне здесь нравится. Когда я стою на утесе, мне кажется, что я нахожусь на вершине мира.
– На ее губах играла загадочная улыбка. Ее загорелое юное тело неудержимо влекло Уоррика. Девушка начала не спеша расстегивать платье.
– Я часто прихожу сюда, – продолжала она. – Снимаю одежду и загораю.
Она медленно сняла платье и предстала перед ним обнаженной. Уоррик залюбовался ее кожей, усыпанной золотистыми веснушками, ее упругой девической грудью, плоским животом и узкими бедрами. Платье с шелестом упало на траву. В лучах яркого солнца поблескивали золотистые волосы на ее лобке. Девушка не стыдилась своей наготы и лукаво улыбалась Уоррику, наблюдая за его реакцией.
Огонь неистового желания вспыхнул в его крови. Стройная и худенькая, девушка напоминала золотую тростиночку. Ее наготу оттеняли сочная зелень травы, яркое синее небо и сверкающее на солнце море. Она выглядела так прекрасно, что у Уоррика замирало сердце.
– Твое тело зацеловано солнцем, – протянул он к ней дрожащую руку. – Ты блистаешь так, словно сделана из чистого золота.
Уоррик коснулся ее груди и почувствовал, как затвердел ее сосок.
– Я хочу, чтобы ты целовал меня. – Она запрокинула голову. – И чтобы целовал меня всюду и дотронулся до тех мест, которых коснулось ласковое солнце.
Она обвила его шею руками. Он наклонил голову и коснулся губами ее загорелой шеи, ощутив исходивший от ее теплой трепещущей кожи тонкий аромат.
Он впервые встречал в своей жизни такую смелую раскрепощенную женщину. Она приходила сюда, раздевалась и наслаждалась солнечным светом и теплом. Друзья и знакомые Уоррика не имели таких странных привычек, они никогда не нарушали принятых в обществе правил приличия. Между тем как девушка наслаждалась жизнью, презрев все условности. Рядом с ней Уоррик ощущал себя полным сил и энергии. Только теперь он понял, что все последние годы лишился радости свободы. Он чувствовал себя скорее мертвым, чем живым, и вот сейчас снова возродился душой и телом.
Уоррик с глухим стоном погрузил пальцы в спутанные рыжие волосы девушки, продолжая целовать ее шею. Она выгнулась всем телом в его объятиях и прижалась затвердевшими сосками к его груди. Охваченная страстью, девушка нагнула голову, нашла его губы и впилась в них. У Уоррика голова пошла кругом от ее волшебного пылкого поцелуя, соблазнительного и многообещающего. Ее язык проник ему в рот и начал творить чудеса. Уоррик погрузился в полузабытье. Он совершенно утратил контроль над собой, и окружающий мир перестал существовать для него. От прикосновений девушки его бросало в жар. Ее упругое нагое тело сводило его с ума. Он жадно ласкал ее, сгорая от желания.
Внезапно она отстранилась и начала быстро раздевать его. Девушка сорвала с него шейный платок, расстегнула жилет и рубашку и стащила их вместе с сюртуком. Уоррик ощутил ласковое дыхание дувшего с моря ветерка и тепло солнечных лучей, падавших на его обнаженный торс. Бриз трепал волосы, упавшие на его влажный лоб. Уоррик нетерпеливо уложил девушку на расстеленную на траве одежду.
Она широко раскинула ноги, не сводя с него пылкого взгляда. Он расстегнул брюки и достал свой затвердевший вздыбленный член. Девушка взяла его в руки, и от ее прикосновений по телу Уоррика пробежала сладкая дрожь.
Уоррик утратил всякую способность мыслить и контролировать себя. Он превратился в сладострастное животное, не имеющее понятия о цивилизованности и галантности. Ему хотелось зарыться в глубины ее тела, войти в нее, наполнить ее собой, стать ее частью. Девушка обвила ногами его бедра и стала покусывать его плечо. Уоррик застонал, охваченный желанием овладеть ею.
Лихорадочно порывшись в кармане расстегнутых брюк, Уоррик достал кондом, который захватил с собой, и надел его. Девушка тихо рассмеялась.
– Зачем такие предосторожности? – спросила она и, не дожидаясь ответа, ввела его член в свое влажное горячее лоно.
Уоррик лишился дара речи от нахлынувших на него острых эмоций. Зарывшись лицом в ее волосы, он вдохнул их аромат, а потом начал осыпать поцелуями ее лицо, дрожа всем телом. Медленно приподняв ягодицы, он начал делать ритмичные движения. Бедра девушки устремлялись ему навстречу в такт его толчкам. Их тела слились в порыве страсти, превратившись в одно целое. Ногти девушки впились ему в спину, глаза пылали, взор туманился.
Она стонала и хрипела как безумная. Уоррик не узнавал себя, он превратился в настоящего дикаря или, скорее, в зверя, в яростном приступе страсти совокупляющегося со своей самкой. Он прижимал ее к земле, чувствуя, как его разгоряченное потное голое тело припекает солнце и овевает ласковый ветер. Девушка запрокинула голову, ее дыхание стало прерывистым, по телу пробегали судороги. Оно выгнулось в экстазе, а из груди вырвался громкий крик наслаждения.
Сжав зубы, закрыв глаза и впившись ногтями в теплую землю, Уоррик застонал, достигнув апогея страсти.
Уоррик постепенно приходил в себя, чувствуя, как сладкая истома растекается по всему его телу. Яркое солнце в безоблачном небе слепило ему глаза. Уоррик все еще прерывисто дышал, пот струился по его лицу и спине. До его слуха доносились мерный шум прибоя, крики чаек над волнами и шорох травы, в которой играл ветер.
Он все еще лежал на девушке. Приподнявшись на локтях, Уоррик взглянул на нее. Ему хотелось продлить чувство близости с ней.
– Я люблю тебя. – Уоррик прижался горячим лбом к ее щеке. – Но я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
Его грудь высоко вздымалась, девушка тоже учащенно и неровно дышала.
Она обвила руками его шею и припала к его губам в страстном и пылком поцелуе.
– Ты не можешь меня любить, – наконец заявила она, отстраняясь от него, и на ее губах заиграла насмешливая улыбка. – Ведь ты ничего обо мне не знаешь.
Ее слова встревожили его. Девушка, должно быть, не испытывала к нему сильных чувств. Он чмокнул ее в кончик носа.
– Я знаю, что ты живешь в домике, окна которого выходят на море. У тебя есть брат по имени Диккен и ослик, который терпеть не может двигаться и, вероятно, хотел бы, чтобы кто-нибудь превратил его в большой валун.
Девушка рассмеялась, и в ее темно-золотистых глазах зажглись лукавые искорки. Уоррик невольно подумал, что никогда в жизни не встречал такую красавицу.
– Я знаю, что ты любишь ощущать солнечный свет, ласкающий твою кожу, – дрогнувшим голосом продолжал он, чувствуя прилив нежности. – Ты – самое прекрасное и свободолюбивое существо на свете.
Девушка перестала улыбаться и теперь задумчиво смотрела на Уоррика.
– И это все, что ты можешь сказать обо мне? – спросила она.
Он скатился с нее, лег рядом и заключил в свои объятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Вы хотите напугать меня, но я не боюсь вас!
– А следовало бы бояться, мисс Корбетт.
Она покачала головой и, взяв его руку, прижала к своей вздымающейся груди.
– Если я и боюсь, то вовсе не вас. Я боюсь прожить жизнь вполсилы, не вкусить всех ее радостей, быть послушной игрушкой в руках общественного мнения. Я чувствую себя самой собой лишь в вашем присутствии.
Лукас усмехнулся:
– Значит, не вы сидите каждый вечер за ужином в столовой, где сверкают серебро и хрусталь, и пьете шампанское?
Сарказм, звучавший в его голосе, удивил Джесси.
– Нет, я сижу, но мне приходится скрывать свою истинную сущность. И я боюсь, что однажды не выдержу и убегу из дома куда глаза глядят.
Выражение лица Лукаса смягчилось.
– Вам не следует выходить замуж за мистера Тейта.
Джесси отпрянула от Лукаса. Ее лицо омрачилось при мысли о том, что она ни разу не вспомнила о Харрисоне, своем женихе. Казалось бы, она должна испытывать угрызения совести от своего поведения. Но при воспоминании о Харрисоне она чувствовала лишь отчаяние.
– Разве я могу отказаться от брака с ним? – с горечью пожала она плечами. – Я с детства предназначена ему в жены, а два года назад мы обручились. Он любит меня.
– А вы любите его?
Она отвернулась, чтобы он не видел выражения ее лица.
– Мне бы не хотелось делать ему больно, – вымолвила Джесси.
– Но ведь если вы выйдете за него замуж, то всю жизнь будете несчастливы.
– Именно поэтому вы так нужны мне, – с печальной улыбкой прошептала Джесси. – Я хочу узнать другую, более счастливую сторону жизни.
Он погладил ее по щеке, и она снова взглянула на него. Глаза Лукаса мрачно поблескивали на угрюмом лице.
– Но между нами невозможны близкие отношения, – покачал он головой. – Вне зависимости от того, выйдете ли вы замуж за Харрисона Тейта или нет.
У Джесси упало сердце.
– Посмотрите, к чему приводят подобные связи, – кивнул он в сторону черных стен сожженного дома.
Завернув за его угол, они прошли по заросшей тропинке вдоль кромки воды к маленькой пристани. Здесь среди зарослей камышей Джесси и Лукас увидели лодку.
В ее корпусе зияли пробоины, выкрашенные белой краской борта перепачкались грязью и водорослями. Шлюпка принадлежала потерпевшему крушение кечу. Сюда ее, очевидно, прибило штормовым ветром.
– Посмотрите-ка! – воскликнула Джесси, тронув Лукаса за рукав. – Кто бы мог подумать, что шторм способен занести лодку вверх по течению в устье реки!
В тихой заводи поверхность реки покрывала легкая рябь. Камыши таинственно шуршали, и лодка чуть покачивалась на воде. Обернувшись, Джесси посмотрела на своего спутника, и выражение его лица не на шутку испугало ее.
Глава 21
Возвращаясь домой, Джесси открыла калитку сада и увидела Беатрис, которая обрезала с кустов роз завядшие цветы. В одной руке она держала корзинку, в другой – секатор.
– Джесмонд, – окликнула Беатрис дочь, отвлекаясь от своего занятия, и посмотрела на нее из-под широких полей соломенной шляпы, которую всегда носила в саду, – могу я поговорить с тобой, дорогая?
Джесси замялась, но все же направилась в розарий, где росли кусты самых разнообразных сортов роз, разведением которых увлекалась Беатрис. Она уделяла им больше внимания, чем собственным детям. И цветы в ее саду редко умирали.
– Твой розарий выглядит, как всегда, великолепно, – чмокнула Джесси мать в бледную щеку.
– Правда?
Слегка наморщив тонкий аристократический нос, Беатрис наклонилась, чтобы срезать завядшее соцветие. Она позволяла садовникам поливать цветник и ухаживать за остальной частью сада и парка, но основные виды работ по уходу за кустами в розарии выполняла сама.
– Боюсь, что на листьях снова появятся черные пятна от излишней влажности, – озабоченно произнесла Беатрис. – Сейчас идет слишком много дождей.
Джесси рассмеялась.
– Не беспокойся, ты так тщательно ухаживаешь за ними, что им не страшна никакая болезнь, – возразила она.
Беатрис отступила на шаг, чтобы окинуть взглядом весь куст.
– По моим расчетам, ты уже давно должна быть дома после похорон, – проговорила она, не глядя на дочь.
– Я решила прогуляться по побережью.
– Пока ты гуляла, ко мне заезжал капитан Бойд.
Джесси бросила на мать удивленный взгляд.
– Капитан Бойд? – переспросила она.
Лицо Беатрис залилось краской смущения. С румянцем на щеках она выглядела моложе и привлекательнее.
– Да, капитан фрегата «Отпор». Он сказал, что видел тебя вчера в бухте с женщиной, живущей на мысе Последней Надежды.
– Ты имеешь в виду Женевьеву Стржецкую? – небрежным тоном спросила Джесси, хотя у нее перехватило дыхание от волнения и страха и сердце учащенно забилось в груди.
«Я уже не ребенок, – напомнила она себе, – и мне нечего бояться, что меня отлупят или запрут в темной комнате и будут держать несколько дней на воде и хлебе за непослушание». И все же она не смогла заставить себя сказать матери правду.
– В дороге меня застигла непогода, – объяснила Джесси, пряча глаза, – и Женевьева приютила меня в своем доме.
– Поверь мне, Джесмонд, – покачала головой Беатрис, – это не та женщина, с которой тебе следовало бы общаться. Что могут подумать люди, если увидят вас вместе!
Джесси вдруг почувствовала, что ей нечем дышать. Ленты ее шляпки слишком туго завязаны под подбородком, и она нервными движениями развязала их.
– А что могут подумать люди, когда увидят, что я живу по твоей указке, а не так, как мне самой хочется! – воскликнула она.
Беатрис с негодованием посмотрела на дочь. Джесси хорошо знала материнский взгляд, выражавший недовольство.
– Я не понимаю тебя, Джесмонд, и никогда не пойму! Может, Харрисону удастся укротить твой вздорный нрав, когда вы наконец поженитесь.
Беатрис обиженно поджала губы.
При мысли о том, что муж постарается «укротить» ее, Джесси охватила паника. «Нет, Харрисон любит меня, – стала убеждать себя она. – А значит, готов принять такой, какая я есть». Но как ни старалась Джесси внушить себе подобную мысль, сомнения поселились в ее душе. Выйдя замуж за Харрисона, она, пожалуй, обретет в лице мужа еще более строгого судью и наставника, чем мать.
Подняв голову, Джесси бросила взгляд на террасу второго этажа.
– А где Уоррик? – озабоченно спросила она.
– Мы обсуждаем очень важный вопрос, Джесмонд, а ты отвлекаешься на посторонние темы, – с упреком заметила Беатрис, но все же ответила на вопрос дочери: – Уоррик уехал не так давно в горы вернуть ослика его владельцам. Я предлагала ему поручить отвести животное слугам, но он не внял моим советам. Уоррик до сих пор не научился вести себя с достоинством, приличествующим человеку его положения, крупному землевладельцу. О Боже, ты только посмотри! – воскликнула она, яростно орудуя секатором. – На кустах уже появились черные точки. Мои розы все же заболели! Теперь с ними придется повозиться.
Чувствуя, как весеннее солнышко припекает спину, Джесси грустно наблюдала за матерью, обрезавшей заболевший куст роз. Беатрис, казалось, ушла с головой в свое занятие, забыв о проблемах, связанных с детьми. У Джесси стало тяжело на сердце, но она не хотела разбираться в причинах своего плохого настроения.
На ограде из необработанных камней, окружавшей двор небольшого хутора, сидел мальчишка и вырезал ножом дудочку из куска дерева. Он первым заметил Уоррика, приближавшегося на своем гнедом мерине к дому. За ним шел ослик на длинном поводке. Уоррик остановился у дверей дома и взглянул на паренька с давно не стриженой рыжей шевелюрой, с широко открытыми глазами, с любопытством смотревшими на гостя. Пареньку можно было дать как тринадцать, так и семнадцать лет, вероятно, из-за тонких черт его женственного лица. Он без улыбки, не двигаясь, смотрел на Уоррика.
– Тебя, наверное, зовут Диккен? – осведомился Уоррик вместо приветствия.
– Да, – буркнул мальчишка и снова сосредоточил все свое внимание на дудочке, которую старательно вырезал ножом.
Уоррик вдруг подумал, что, быть может, именно этим ножом убили Паркера Джоунса.
Его кожаное седло заскрипело, когда он поднялся в стременах, выпрямив спину. Где-то неподалеку залаяла собака, солнце сильно припекало.
– Сестра здесь?
– Да.
Уоррик подъехал к каменной ограде и протянул пареньку повод, на котором он вел осла.
– Спасибо, что выручили, – поблагодарил он. – Возвращаю ваше животное.
Мальчишка посмотрел на него и пожал плечами.
– Отвяжите от него веревку, он никуда не уйдет, – попросил Диккен.
– Охотно верю, осел очень не любит двигаться. – Уоррик отвязал длинную веревку, служившую поводом.
Паренек усмехнулся, но тут же вновь нахмурился. У Уоррика мелькнула мысль, что Диккен знает, зачем он явился сюда и что ему надо от его сестры.
Отвязав веревку, Уоррик поворотил коня и хотел спуститься к берегу речки, туда, где впервые встретил девушку, но тут он увидел ее. Она шла по косогору, поросшему сочной зеленой травой и цветущими маргаритками. Длинные стройные ноги, царственная осанка и огненные волосы, в которых играли солнечные блики, так манили Уоррика. Он поскакал ей навстречу. Остановившись, она ждала его приближения.
Уоррик помог ей подняться на круп лошади, и она, сев у него за спиной, обняла его за талию и прижала колени к его бедрам. Ее юбка задралась, но девушка не обращала на нее никакого внимания. Ее босые голые ноги сводили Уоррика с ума.
– Куда мы поедем? – спросил он.
– Туда!
Она махнула в сторону моря, а потом ее рука скользнула под сюртук всадника и стала ласкать его живот. У Уоррика перехватило дыхание.
Они выехали к высокому, поросшему травой утесу, выступавшему далеко в море. С трех сторон он омывался волнами. С его вершины Уоррик взглянул на морские просторы и восхитился величественным зрелищем.
– Мы приехали? – опять спросил он.
Девушка соскользнула на землю. Ее огненно-рыжие волосы и юбку короткого платья трепал ветер.
– Да.
– А почему ты выбрала именно это место?
Уоррик тоже спешился и привязал своего гнедого мерина к росшему рядом эвкалипту.
– Потому что мне здесь нравится. Когда я стою на утесе, мне кажется, что я нахожусь на вершине мира.
– На ее губах играла загадочная улыбка. Ее загорелое юное тело неудержимо влекло Уоррика. Девушка начала не спеша расстегивать платье.
– Я часто прихожу сюда, – продолжала она. – Снимаю одежду и загораю.
Она медленно сняла платье и предстала перед ним обнаженной. Уоррик залюбовался ее кожей, усыпанной золотистыми веснушками, ее упругой девической грудью, плоским животом и узкими бедрами. Платье с шелестом упало на траву. В лучах яркого солнца поблескивали золотистые волосы на ее лобке. Девушка не стыдилась своей наготы и лукаво улыбалась Уоррику, наблюдая за его реакцией.
Огонь неистового желания вспыхнул в его крови. Стройная и худенькая, девушка напоминала золотую тростиночку. Ее наготу оттеняли сочная зелень травы, яркое синее небо и сверкающее на солнце море. Она выглядела так прекрасно, что у Уоррика замирало сердце.
– Твое тело зацеловано солнцем, – протянул он к ней дрожащую руку. – Ты блистаешь так, словно сделана из чистого золота.
Уоррик коснулся ее груди и почувствовал, как затвердел ее сосок.
– Я хочу, чтобы ты целовал меня. – Она запрокинула голову. – И чтобы целовал меня всюду и дотронулся до тех мест, которых коснулось ласковое солнце.
Она обвила его шею руками. Он наклонил голову и коснулся губами ее загорелой шеи, ощутив исходивший от ее теплой трепещущей кожи тонкий аромат.
Он впервые встречал в своей жизни такую смелую раскрепощенную женщину. Она приходила сюда, раздевалась и наслаждалась солнечным светом и теплом. Друзья и знакомые Уоррика не имели таких странных привычек, они никогда не нарушали принятых в обществе правил приличия. Между тем как девушка наслаждалась жизнью, презрев все условности. Рядом с ней Уоррик ощущал себя полным сил и энергии. Только теперь он понял, что все последние годы лишился радости свободы. Он чувствовал себя скорее мертвым, чем живым, и вот сейчас снова возродился душой и телом.
Уоррик с глухим стоном погрузил пальцы в спутанные рыжие волосы девушки, продолжая целовать ее шею. Она выгнулась всем телом в его объятиях и прижалась затвердевшими сосками к его груди. Охваченная страстью, девушка нагнула голову, нашла его губы и впилась в них. У Уоррика голова пошла кругом от ее волшебного пылкого поцелуя, соблазнительного и многообещающего. Ее язык проник ему в рот и начал творить чудеса. Уоррик погрузился в полузабытье. Он совершенно утратил контроль над собой, и окружающий мир перестал существовать для него. От прикосновений девушки его бросало в жар. Ее упругое нагое тело сводило его с ума. Он жадно ласкал ее, сгорая от желания.
Внезапно она отстранилась и начала быстро раздевать его. Девушка сорвала с него шейный платок, расстегнула жилет и рубашку и стащила их вместе с сюртуком. Уоррик ощутил ласковое дыхание дувшего с моря ветерка и тепло солнечных лучей, падавших на его обнаженный торс. Бриз трепал волосы, упавшие на его влажный лоб. Уоррик нетерпеливо уложил девушку на расстеленную на траве одежду.
Она широко раскинула ноги, не сводя с него пылкого взгляда. Он расстегнул брюки и достал свой затвердевший вздыбленный член. Девушка взяла его в руки, и от ее прикосновений по телу Уоррика пробежала сладкая дрожь.
Уоррик утратил всякую способность мыслить и контролировать себя. Он превратился в сладострастное животное, не имеющее понятия о цивилизованности и галантности. Ему хотелось зарыться в глубины ее тела, войти в нее, наполнить ее собой, стать ее частью. Девушка обвила ногами его бедра и стала покусывать его плечо. Уоррик застонал, охваченный желанием овладеть ею.
Лихорадочно порывшись в кармане расстегнутых брюк, Уоррик достал кондом, который захватил с собой, и надел его. Девушка тихо рассмеялась.
– Зачем такие предосторожности? – спросила она и, не дожидаясь ответа, ввела его член в свое влажное горячее лоно.
Уоррик лишился дара речи от нахлынувших на него острых эмоций. Зарывшись лицом в ее волосы, он вдохнул их аромат, а потом начал осыпать поцелуями ее лицо, дрожа всем телом. Медленно приподняв ягодицы, он начал делать ритмичные движения. Бедра девушки устремлялись ему навстречу в такт его толчкам. Их тела слились в порыве страсти, превратившись в одно целое. Ногти девушки впились ему в спину, глаза пылали, взор туманился.
Она стонала и хрипела как безумная. Уоррик не узнавал себя, он превратился в настоящего дикаря или, скорее, в зверя, в яростном приступе страсти совокупляющегося со своей самкой. Он прижимал ее к земле, чувствуя, как его разгоряченное потное голое тело припекает солнце и овевает ласковый ветер. Девушка запрокинула голову, ее дыхание стало прерывистым, по телу пробегали судороги. Оно выгнулось в экстазе, а из груди вырвался громкий крик наслаждения.
Сжав зубы, закрыв глаза и впившись ногтями в теплую землю, Уоррик застонал, достигнув апогея страсти.
Уоррик постепенно приходил в себя, чувствуя, как сладкая истома растекается по всему его телу. Яркое солнце в безоблачном небе слепило ему глаза. Уоррик все еще прерывисто дышал, пот струился по его лицу и спине. До его слуха доносились мерный шум прибоя, крики чаек над волнами и шорох травы, в которой играл ветер.
Он все еще лежал на девушке. Приподнявшись на локтях, Уоррик взглянул на нее. Ему хотелось продлить чувство близости с ней.
– Я люблю тебя. – Уоррик прижался горячим лбом к ее щеке. – Но я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
Его грудь высоко вздымалась, девушка тоже учащенно и неровно дышала.
Она обвила руками его шею и припала к его губам в страстном и пылком поцелуе.
– Ты не можешь меня любить, – наконец заявила она, отстраняясь от него, и на ее губах заиграла насмешливая улыбка. – Ведь ты ничего обо мне не знаешь.
Ее слова встревожили его. Девушка, должно быть, не испытывала к нему сильных чувств. Он чмокнул ее в кончик носа.
– Я знаю, что ты живешь в домике, окна которого выходят на море. У тебя есть брат по имени Диккен и ослик, который терпеть не может двигаться и, вероятно, хотел бы, чтобы кто-нибудь превратил его в большой валун.
Девушка рассмеялась, и в ее темно-золотистых глазах зажглись лукавые искорки. Уоррик невольно подумал, что никогда в жизни не встречал такую красавицу.
– Я знаю, что ты любишь ощущать солнечный свет, ласкающий твою кожу, – дрогнувшим голосом продолжал он, чувствуя прилив нежности. – Ты – самое прекрасное и свободолюбивое существо на свете.
Девушка перестала улыбаться и теперь задумчиво смотрела на Уоррика.
– И это все, что ты можешь сказать обо мне? – спросила она.
Он скатился с нее, лег рядом и заключил в свои объятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36