Эммануэль остановилась, глядя, как ловко движутся его руки. - Но есть еще вероятность, что смерть Клер произошла из-за неосторожности? - медленно произнесла она. - Я имею в виду - она могла решить, что беременна, и принять слишком большую дозу масла пижмы?
- Это не случайность, - возразил майор. - Пижма содержалась в настойке опия. Флетчер делал обыск и нашел бутылку. К слову, Антуан всячески стремился ему помешать.
- В настойке опия? Это средство сладкое, но не настолько, чтобы заглушить горечь пижмы.
Майор покачал головой:
- Это была новая бутыль. Даже если Клер заметила странный привкус, она могла предположить, что настойка просто плохо изготовлена. Похоже на то, что она не подозревала, что кто-то хочет ее отравить.
Из груди Эммануэль вырвался странный возглас. Майор повернул ее к себе.
- Послушайте, - произнес он, с силой прижимая ее руки. - В этом городе происходит что-то страшное, и вы знаете намного больше, но скрываете. Разве вы не ощущаете, что и над вами нависла опасность? Вам это безразлично?
Лицо Зака было свирепым и жестким.
- Вы думаете, я не боюсь? - возразила Эммануэль. - У меня сын, который потерял отца всего три месяца назад.
- Тогда почему, черт побери, вы не говорите мне правду?
Они были так близко, что она чувствовала странную смесь страсти и ненависти. Ее влекло к этому человеку, и одновременно она боялась его. Сердце Эммануэль забилось сильно и быстро. По его внезапно обострившимся чертам она поняла, что и он испытывает подобные чувства. Майор опустил взгляд на ее губы…
- Месье, - прошептала она. - Мой сын… Его друг…
Зак поднял голову и, продолжая тяжело дышать, убрал руки с ее плеч. Эммануэль поспешно отпрянула, но майор не сделал попытки снова дотронуться до нее.
- Скольким еще придется умереть, пока вы не преодолеете свои предубеждения и не скажете, что происходит? - произнес он с внезапной холодностью.
Взявшись за кончики складок своего траурного платья, Эммануэль медленно покачала головой:
- Это не имеет ничего общего с убийствами.
Она услышала, как ее издали позвал Доминик:
- Мама, мама! - Сын бежал к ней по дамбе; над его головой летел воздушный змей. - Мама, посмотри, как высоко!
- Закончим разговор на эту тему, - вздохнул майор. Взяв в руку поводья, он вскочил в седло и поскакал прочь. Его одинокая фигура четко вырисовывалась на фоне закатного южного неба.
Вечером того же дня Эммануэль внезапно проснулась с бьющимся от страха сердцем. Было где-то около полуночи, на улице к этому времени совсем стихло. Она села в кровати, пытаясь понять, что ее разбудило. Но в доме стояла такая тишина, что в ушах буквально звенело, а темнота вокруг была густой и непроницаемой.
Чувствуя, что от страха у нее по спине пробегают мурашки, Эммануэль прокралась к двери комнаты Доминика. Он мирно спал, в тишине ночи его дыхание было чуть слышно. Тем не менее Эммануэль заставила себя пересечь комнату. Ее босые ноги ступали совсем бесшумно по непокрытому полу. На миг Эммануэль смутилась - наверное, сейчас она выглядит глупо. Решив вернуться в постель, она все же направилась к двери, чтобы проверить, закрыта ли та на засов.
По пути она обратила внимание на стеклянные раздвижные окна в гостиной, которые были заперты на защелки. Она прошла дальше, к входу. Коридор был пуст, а дверь предусмотрительно закрыта от всех ночных угроз. Но… кто-то поднял засов! Эммануэль поняла, что она проснулась именно от этого звука.
Кто-то вышел, после чего закрыл за собой дверь.
Глава 15
Рано утром следующего дня Эммануэль взяла напрокат у одного из соседей аккуратную маленькую серую кобылу и поехала на восток. Там, у болота, в похожей на гриб хижине жил чернокожий, который, как говорили, был способен предсказывать будущее.
В детстве ее не учили езде верхом. Но в первый же год замужества, столь радостный для нее, Филипп взял ее в Бо-Ла и научил ездить на лошади, как и многому другому. Поэтому не было удивительного в том, что, проезжая мимо теснившихся хижин, полей сахарного тростника и леса, Эммануэль думала именно о муже.
Ночью, обнаружив, что на закрытой входной двери не было засова, она побежала к Роуз и нашла ее спокойно спящей.
- Но как? - недоумевала мулатка, когда Эммануэль все ей рассказала. Сев на кровати, она прижала кулаки к груди. - Как кто-нибудь мог войти? И что он здесь делал?
Вместе они внимательно осмотрели дом, пытаясь найти хоть какой-либо след ночного посетителя, но безуспешно.
- Это происшествие может иметь только одно объяснение, - решила Эммануэль, когда они сидели на кухне и пили из толстых кружек горячий кофе с цикорием. - Кто-то спрятался в доме днем, когда дверь не была заперта, а ночью сделал то, для чего пришел.
- Вот что я скажу, - произнесла Роуз. - С этого дня входная дверь у меня будет заперта весь день. А утром я буду выбрасывать все остатки пищи. Кто бы это ни был, он обнаружит, что ему нечего отравить.
Эммануэль промолчала, хотя, по ее мнению, если бы кому-то понадобилось их убить, то для этого совсем не обязательно подсыпать в еду яд.
- Ты слышала какие-нибудь разговоры на рынке, Роуз? - Это бойкое место было известным и ценным источником информации, которую здесь можно было узнать как у белых, так и у чернокожих.
- О, там много болтают, - беспечно сказала Роуз. - Но никто ничего на самом деле не знает.
- И о чем?
Роуз отвела взгляд.
- Глупые разговоры.
Держа кружку в руках, Эммануэль наклонилась вперед:
- Скажи мне, Роуз.
Роуз перевела взгляд на лицо Эммануэль и протяжно выдохнула:
- Некоторые считают, что это Филипп. Якобы он не погиб на болотах, как думают янки. Что он оправился, но потерял рассудок и теперь убивает всех, кого знает.
Эммануэль сжала кружку с такой силой, что сама удивилась, как та не треснула.
- Что еще?
Роуз пожала плечами:
- Другие винят английского доктора или немецкого парня, которому ампутировали ногу. Но, скорее, люди просто не любят тех, кто говорит с акцентом или живет не так, как они.
Эммануэль машинально кивнула, но у нее возникла мысль, которую она никак не могла отогнать. В конце концов, после долгих бессонных ночей, в течение которых она раздумывала над своим предположением, она направилась сюда, на протоки реки Байу-Соваж. Этот поступок казался ей глупым, поскольку хотя она очень уважала знания Папы Джона в области целебных растений, но никогда не верила в его способности предвидеть будущее. Поэтому, приближаясь к небольшой поляне, Эммануэль мысленно говорила себе, что она здесь только потому, что люди делятся с чернокожим своими секретами, предположениями и страхами. Внезапно она вспомнила, что Филипп совсем не верил в способности Папы Джона.
Когда она подъехала к хижине, неф сидел за небольшим, покрытым белым покрывалом столом, на котором не было ничего, кроме грубо вырезанных деревянных чашек, наполненных раковинами каури. По другую сторону стола стоял стул.
- Вы хотите сказать, что ждали меня, не так ли? - произнесла Эммануэль, натягивая поводья.
Откинув голову, негр раскатисто рассмеялся.
- Вы думаете, что знакомые сообщили мне о вашем визите?
Эммануэль привязала серую кобылу к ветке кипариса и направилась к негру.
- А это так? - поинтересовалась она, останавливаясь перед столом.
- Ничего подобного.
- Но тогда как вы догадались, что я приду?
- Наверняка я знаю только то, что мне говорят.
Поколебавшись мгновение, Эммануэль направилась к свободному стулу.
Она положила руки на белоснежную ткань.
- Тогда потрясите раковины каури и вызовите божество, чтобы оно сказало, кто это сделал.
- Это не так просто.
Эммануэль пристально взглянула ему в глаза.
- Вот как?
Негр протянул ей деревянную чашу с раковинами.
- Держите ее обеими руками. Очистите свой ум от всего постороннего, думайте только о том, что вы хотите узнать.
Чашка оказалась гладкой и холодной; казалось, она вибрировала, что испугало Эммануэль.
- А теперь закройте глаза, потрясите раковины и задайте свой вопрос.
Затем Папа Джон снова потряс раковины и начал петь песню на языке своей далекой родины - по рассказам Генри Сантера, негр адресовал магические песни четырем частям света, вызывая свое божество, а также «Всемогущего отца». Негр верил в особенную религию - вуду, в которой перемешались воспоминания о древних африканских религиях и мистический католицизм Санто-Доминго, острова в Карибском море, на котором Папа Джон был рабом до того, как его перевезли сюда, в Новый Орлеан.
Эммануэль молча смотрела, как неф раскачивается взад и вперед. Мускулы на его щеках странно провисли, а глаза закатились. Старик погрузился в транс. Внезапно он рассыпал раковины по столу. Эммануэль испугалась и вскочила. Однако Папа Джон остановил ее жестом и начал внимательно изучать их расположение.
- Довольно опасное сочетание свирепых чувств. Ненависти и даже темной кипящей ярости, - проговорил он, наклоняясь к раковинам и чуть не касаясь их лбом.
- Я знаю, - сказала Эммануэль.
Негр взглянул на нее, от удивления в уголках его глаз появились морщинки.
- В самом деле?
Эммануэль не очень-то верила в сверхъестественные способности Папы Джона, но доверяла своим предчувствиям.
- Я ощутила это. В ту ночь на кладбище.
- Что целились в вас?
- Да.
Негр снова начал рассматривать раковины, лежащие двумя параллельными линиями.
- М-м-м, - наконец пробормотал он после долгого, внушающего Эммануэль страх молчания.
- Что там? - тревожно произнесла она.
- Я вижу две угрозы. Одна направлена на вас, но вторая - на того, кого вы любите.
- Доминик. - Она наклонилась вперед, голос стал резким от страха. - Боже! Может, это не Доминик? - Она разом забыла, что когда-то не верила в способности Папы Джона.
Негр покачал головой:
- Не знаю.
- Что тогда вы имеете в виду? Почему вы не говорите, как зовут этого человека?
Папа Джон провел рукой по покрывалу:
- Вы можете прочитать здесь имя?
Схватившись за край стола, Эммануэль наклонилась.
- Я вижу только раковины, которые для вас что-то значат.
- Они мне не все открывают. - Негр говорил спокойным вежливым тоном. - Я хотел, чтобы это было не так, но пока что я благодарен, что узнал хоть что-то. - Он помолчал, как бы раздумывая. - По большей части.
Эммануэль медленно выпрямилась. Сейчас ей было стыдно за себя, за свой страх и грубость.
- Прошу прощения. Вы пытались мне помочь, а я сорвалась на вас. - Она достала из сумочки превосходный кубинский табак, который принесла с собой в качестве подарка, и положила на стол.
Негр внимательно смотрел ей в лицо.
- Иногда мы все хотим немного покричать.
Эммануэль смущенно рассмеялась.
- Спасибо, - поблагодарила она и направилась к своей лошади. - Вы не хотите сказать мне, чтобы я была осторожнее? - спросила она, подводя кобылу к пню, с которого могла взобраться в седло.
Негр подошел к ней и поднял голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
- Вы уже ведете себя осмотрительнее. Только…
Он замолчал. Расправляя юбку, Эммануэль удивленно спросила:
- Что «только»?
Он снова помолчал, потом легонько ударил по шее кобылы на прощание.
- Поберегитесь, хорошо?
- Может, мне следует еще о чем-нибудь разузнать? - спросил Хэмиш.
Они сидели в кафе «Морнинг-Колл» и завтракали кофе с молоком и пончиками. В это утро с реки дул холодный ветер, с пристани доносились крики матросов, привязывающих канаты люгера, и голоса женщин, идущих на рынок с корзинами на головах. Мулатки двигались с врожденной грацией. Воздух был напоен запахами оливкового масла, солода и жареных зерен кофе. Это сочетание было характерно только для одного города на свете - Нового Орлеана.
- Что-то происходит между тобой и той французской вдовушкой, чьи друзья имеют плохую привычку превращаться в покойников, - произнес Хэмиш.
Повернув голову, Зак взглянул на него.
- Не поднимай брови и не изображай удивление, - продолжал Хэмиш, качая указательным пальцем. - Я наблюдал вчера. Даже слепой заметил бы, что между вами пробегали искры.
Зак негромко рассмеялся, но тут же замолчал и повернул голову к площади. На постаменте статуи Эндрю Джексона какой-то рабочий под личным наблюдением «ложечного» генерала Батлера усердно высекал новую надпись: «СОЮЗ ДОЛЖЕН И БУДЕТ СОХРАНЕН».
- Боже правый, она же подозреваемая, - наклоняясь вперед, произнес Хэмиш.
- Я в этом не уверен.
- Но ты же сам предполагал это раньше.
Зак пожал плечами:
- Думаю, она что-то скрывает от нас, но этого и следует ожидать, верно? Мы здесь не особенно популярны.
- Не стоит об этом вспоминать.
Зак наклонился вперед, продолжая наблюдать за рабочим на площади.
- Я хотел бы, чтобы несколько солдат обыскали кладбище. Пусть они обратят внимание на те склепы, где заметны следы недавнего ремонта, а потом поговорят с родственниками умерших. Нужно найти тех двух негров, о которых говорил сторож-немец. Они могли что-нибудь заметить.
Хэмиш что-то пометил в своей записной книжке.
- Помнишь - ты просил меня разузнать насчет Филиппа де Бове?
- Да, - медленно произнес Зак, глядя, как грузный ньюйоркец чешет шею.
- Поначалу я думал, что он был зачислен в медицинский корпус конфедератов и там убит. Но я ошибся. Похоже на то, что он тайно вывозил золото конфедератов через болота, после того как мы взяли город. Но ему это не удалось.
- Смерть героя, - мягко произнес Зак.
- Да. Но все, с кем я общался, признавались, что никогда бы не подумали, что муженек этой хорошенькой французской вдовушки участвовал в темных делишках.
- Как и все мы, наверное?
Хэмиш покачал головой:
- Я побывал там, где торгуют абсентом, играют в фараон, а потом в самых лучших борделях - вроде одного на Олд-Ливи-стрит, который торгует совсем молодыми девочками и мальчиками - для извращенных богачей. И думаю, я не узнал еще и половины.
Около железной ограды площади старая индианка раскладывала на одеяле сушеные растения на продажу. Зак внимательно за ней наблюдал.
- Похоже на то, что этот человек был способен убить из арбалета или отравить. Если это он, то вся история начинает проясняться.
- Вот как? Да, надо выяснить, что это была за экспедиция де Бове по переправке золота через реку Байу-Креве. Кто-то об этом уже говорил?
Солнце поднялось выше, нагревая воздух и прогоняя утреннюю прохладу.
- Не помню, - ответил Хэмиш. Металлические ножки стула скрипнули по камням, когда он отставлял его. - Но как я могу сейчас судить, двумя убийствами дело не ограничится. Их будет три и больше. Думаю, больница Сантера - очень нездоровое и опасное место.
Оставшуюся часть утра и большую часть дня Зак проверял выдачу еды городским беднякам. Все это время его мучило смутное беспокойство, неотвязчивое, словно старая мелодия или полузабытая мечта.
В конце концов, Зак оставил лейтенанта завершать работу и отправился на поиски Антуана Ла Туша.
Но найти его оказалось нелегко. Зак обнаружил Ла Туша в захудалом кабаре на Олд-Ливи-стрит. Он одиноко сидел в темном, подернутом табачной дымкой углу, за круглым столом, покрытым грязной скатерью, хотя, как заметил Зак, стоящий у локтя Ла Туша коньяк считался одним из самых дорогих.
Антуан опустошил очередной стакан и положил дрожащие пальцы на бутылку. Заметив Зака, он замер, но в следующее мгновение протянул руку и улыбнулся:
- Вот это да! Чем я обязан чести видеть нашего местного начальника военной полиции?
Спертый воздух в этом притоне сильно отдавал виски, пивом и потом.
- Я хочу с вами поговорить.
- В самом деле? - Ла Туш томно махнул рукой, и коньяк выплеснулся из горлышка. - Говорите.
Несмотря на ранний час, в баре уже было полно полупьяных ирландцев и итальянцев; кое-где были видны и темнокожие.
- Тема такая, что следовало бы выбрать более уединенное место, - произнес Зак.
Тыльной стороной ладони Ла Туш вытер лоб. Его шелковый платок на шее перекосился, воротник тонкой полотняной рубашки промок и пожелтел от пота.
- А, Клер. - Он сделал глубокий выдох, взгляд остановился на бутылке коньяка. - Вы правы. Об этом здесь не стоит говорить.
Он прихватил бутылку с собой. На улице солнце нещадно пекло крыши домов, но по сравнению с баром воздух на Олд-Ливи-стрит был свежим и сладковатым. Выйдя на мостовую, Ла Туш оперся на свой костыль и прищурился, глядя на светло-голубые облака:
- Сейчас меньше времени, чем я думал.
- Как долго вы пьете?
Ла Туш пожал плечами:
- Не знаю.
- Вы переживаете из-за смерти сестры?
- Нет. - Ла Туш безрадостно рассмеялся. - Вы ошибаетесь, майор. Скорбь - это жалкая эмоция. Вы не согласны?
- Может быть.
Они повернули к французскому рынку. Здесь ларьки прекращали работать днем из-за жары.
- Впрочем, майор, - произнес креол, неловко поворачиваясь на костыле к Заку, - я и в самом деле этим расстроен.
- Вы хорошо знали свою сестру? - спросил Зак. Ла Туш снова приложил бутылку к губам.
- Я думал, что уже ответил на этот вопрос.
- Вы догадывались, что у нее были интимные отношения с каким-то мужчиной?
Ла Туш откинул голову и судорожно сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Это не случайность, - возразил майор. - Пижма содержалась в настойке опия. Флетчер делал обыск и нашел бутылку. К слову, Антуан всячески стремился ему помешать.
- В настойке опия? Это средство сладкое, но не настолько, чтобы заглушить горечь пижмы.
Майор покачал головой:
- Это была новая бутыль. Даже если Клер заметила странный привкус, она могла предположить, что настойка просто плохо изготовлена. Похоже на то, что она не подозревала, что кто-то хочет ее отравить.
Из груди Эммануэль вырвался странный возглас. Майор повернул ее к себе.
- Послушайте, - произнес он, с силой прижимая ее руки. - В этом городе происходит что-то страшное, и вы знаете намного больше, но скрываете. Разве вы не ощущаете, что и над вами нависла опасность? Вам это безразлично?
Лицо Зака было свирепым и жестким.
- Вы думаете, я не боюсь? - возразила Эммануэль. - У меня сын, который потерял отца всего три месяца назад.
- Тогда почему, черт побери, вы не говорите мне правду?
Они были так близко, что она чувствовала странную смесь страсти и ненависти. Ее влекло к этому человеку, и одновременно она боялась его. Сердце Эммануэль забилось сильно и быстро. По его внезапно обострившимся чертам она поняла, что и он испытывает подобные чувства. Майор опустил взгляд на ее губы…
- Месье, - прошептала она. - Мой сын… Его друг…
Зак поднял голову и, продолжая тяжело дышать, убрал руки с ее плеч. Эммануэль поспешно отпрянула, но майор не сделал попытки снова дотронуться до нее.
- Скольким еще придется умереть, пока вы не преодолеете свои предубеждения и не скажете, что происходит? - произнес он с внезапной холодностью.
Взявшись за кончики складок своего траурного платья, Эммануэль медленно покачала головой:
- Это не имеет ничего общего с убийствами.
Она услышала, как ее издали позвал Доминик:
- Мама, мама! - Сын бежал к ней по дамбе; над его головой летел воздушный змей. - Мама, посмотри, как высоко!
- Закончим разговор на эту тему, - вздохнул майор. Взяв в руку поводья, он вскочил в седло и поскакал прочь. Его одинокая фигура четко вырисовывалась на фоне закатного южного неба.
Вечером того же дня Эммануэль внезапно проснулась с бьющимся от страха сердцем. Было где-то около полуночи, на улице к этому времени совсем стихло. Она села в кровати, пытаясь понять, что ее разбудило. Но в доме стояла такая тишина, что в ушах буквально звенело, а темнота вокруг была густой и непроницаемой.
Чувствуя, что от страха у нее по спине пробегают мурашки, Эммануэль прокралась к двери комнаты Доминика. Он мирно спал, в тишине ночи его дыхание было чуть слышно. Тем не менее Эммануэль заставила себя пересечь комнату. Ее босые ноги ступали совсем бесшумно по непокрытому полу. На миг Эммануэль смутилась - наверное, сейчас она выглядит глупо. Решив вернуться в постель, она все же направилась к двери, чтобы проверить, закрыта ли та на засов.
По пути она обратила внимание на стеклянные раздвижные окна в гостиной, которые были заперты на защелки. Она прошла дальше, к входу. Коридор был пуст, а дверь предусмотрительно закрыта от всех ночных угроз. Но… кто-то поднял засов! Эммануэль поняла, что она проснулась именно от этого звука.
Кто-то вышел, после чего закрыл за собой дверь.
Глава 15
Рано утром следующего дня Эммануэль взяла напрокат у одного из соседей аккуратную маленькую серую кобылу и поехала на восток. Там, у болота, в похожей на гриб хижине жил чернокожий, который, как говорили, был способен предсказывать будущее.
В детстве ее не учили езде верхом. Но в первый же год замужества, столь радостный для нее, Филипп взял ее в Бо-Ла и научил ездить на лошади, как и многому другому. Поэтому не было удивительного в том, что, проезжая мимо теснившихся хижин, полей сахарного тростника и леса, Эммануэль думала именно о муже.
Ночью, обнаружив, что на закрытой входной двери не было засова, она побежала к Роуз и нашла ее спокойно спящей.
- Но как? - недоумевала мулатка, когда Эммануэль все ей рассказала. Сев на кровати, она прижала кулаки к груди. - Как кто-нибудь мог войти? И что он здесь делал?
Вместе они внимательно осмотрели дом, пытаясь найти хоть какой-либо след ночного посетителя, но безуспешно.
- Это происшествие может иметь только одно объяснение, - решила Эммануэль, когда они сидели на кухне и пили из толстых кружек горячий кофе с цикорием. - Кто-то спрятался в доме днем, когда дверь не была заперта, а ночью сделал то, для чего пришел.
- Вот что я скажу, - произнесла Роуз. - С этого дня входная дверь у меня будет заперта весь день. А утром я буду выбрасывать все остатки пищи. Кто бы это ни был, он обнаружит, что ему нечего отравить.
Эммануэль промолчала, хотя, по ее мнению, если бы кому-то понадобилось их убить, то для этого совсем не обязательно подсыпать в еду яд.
- Ты слышала какие-нибудь разговоры на рынке, Роуз? - Это бойкое место было известным и ценным источником информации, которую здесь можно было узнать как у белых, так и у чернокожих.
- О, там много болтают, - беспечно сказала Роуз. - Но никто ничего на самом деле не знает.
- И о чем?
Роуз отвела взгляд.
- Глупые разговоры.
Держа кружку в руках, Эммануэль наклонилась вперед:
- Скажи мне, Роуз.
Роуз перевела взгляд на лицо Эммануэль и протяжно выдохнула:
- Некоторые считают, что это Филипп. Якобы он не погиб на болотах, как думают янки. Что он оправился, но потерял рассудок и теперь убивает всех, кого знает.
Эммануэль сжала кружку с такой силой, что сама удивилась, как та не треснула.
- Что еще?
Роуз пожала плечами:
- Другие винят английского доктора или немецкого парня, которому ампутировали ногу. Но, скорее, люди просто не любят тех, кто говорит с акцентом или живет не так, как они.
Эммануэль машинально кивнула, но у нее возникла мысль, которую она никак не могла отогнать. В конце концов, после долгих бессонных ночей, в течение которых она раздумывала над своим предположением, она направилась сюда, на протоки реки Байу-Соваж. Этот поступок казался ей глупым, поскольку хотя она очень уважала знания Папы Джона в области целебных растений, но никогда не верила в его способности предвидеть будущее. Поэтому, приближаясь к небольшой поляне, Эммануэль мысленно говорила себе, что она здесь только потому, что люди делятся с чернокожим своими секретами, предположениями и страхами. Внезапно она вспомнила, что Филипп совсем не верил в способности Папы Джона.
Когда она подъехала к хижине, неф сидел за небольшим, покрытым белым покрывалом столом, на котором не было ничего, кроме грубо вырезанных деревянных чашек, наполненных раковинами каури. По другую сторону стола стоял стул.
- Вы хотите сказать, что ждали меня, не так ли? - произнесла Эммануэль, натягивая поводья.
Откинув голову, негр раскатисто рассмеялся.
- Вы думаете, что знакомые сообщили мне о вашем визите?
Эммануэль привязала серую кобылу к ветке кипариса и направилась к негру.
- А это так? - поинтересовалась она, останавливаясь перед столом.
- Ничего подобного.
- Но тогда как вы догадались, что я приду?
- Наверняка я знаю только то, что мне говорят.
Поколебавшись мгновение, Эммануэль направилась к свободному стулу.
Она положила руки на белоснежную ткань.
- Тогда потрясите раковины каури и вызовите божество, чтобы оно сказало, кто это сделал.
- Это не так просто.
Эммануэль пристально взглянула ему в глаза.
- Вот как?
Негр протянул ей деревянную чашу с раковинами.
- Держите ее обеими руками. Очистите свой ум от всего постороннего, думайте только о том, что вы хотите узнать.
Чашка оказалась гладкой и холодной; казалось, она вибрировала, что испугало Эммануэль.
- А теперь закройте глаза, потрясите раковины и задайте свой вопрос.
Затем Папа Джон снова потряс раковины и начал петь песню на языке своей далекой родины - по рассказам Генри Сантера, негр адресовал магические песни четырем частям света, вызывая свое божество, а также «Всемогущего отца». Негр верил в особенную религию - вуду, в которой перемешались воспоминания о древних африканских религиях и мистический католицизм Санто-Доминго, острова в Карибском море, на котором Папа Джон был рабом до того, как его перевезли сюда, в Новый Орлеан.
Эммануэль молча смотрела, как неф раскачивается взад и вперед. Мускулы на его щеках странно провисли, а глаза закатились. Старик погрузился в транс. Внезапно он рассыпал раковины по столу. Эммануэль испугалась и вскочила. Однако Папа Джон остановил ее жестом и начал внимательно изучать их расположение.
- Довольно опасное сочетание свирепых чувств. Ненависти и даже темной кипящей ярости, - проговорил он, наклоняясь к раковинам и чуть не касаясь их лбом.
- Я знаю, - сказала Эммануэль.
Негр взглянул на нее, от удивления в уголках его глаз появились морщинки.
- В самом деле?
Эммануэль не очень-то верила в сверхъестественные способности Папы Джона, но доверяла своим предчувствиям.
- Я ощутила это. В ту ночь на кладбище.
- Что целились в вас?
- Да.
Негр снова начал рассматривать раковины, лежащие двумя параллельными линиями.
- М-м-м, - наконец пробормотал он после долгого, внушающего Эммануэль страх молчания.
- Что там? - тревожно произнесла она.
- Я вижу две угрозы. Одна направлена на вас, но вторая - на того, кого вы любите.
- Доминик. - Она наклонилась вперед, голос стал резким от страха. - Боже! Может, это не Доминик? - Она разом забыла, что когда-то не верила в способности Папы Джона.
Негр покачал головой:
- Не знаю.
- Что тогда вы имеете в виду? Почему вы не говорите, как зовут этого человека?
Папа Джон провел рукой по покрывалу:
- Вы можете прочитать здесь имя?
Схватившись за край стола, Эммануэль наклонилась.
- Я вижу только раковины, которые для вас что-то значат.
- Они мне не все открывают. - Негр говорил спокойным вежливым тоном. - Я хотел, чтобы это было не так, но пока что я благодарен, что узнал хоть что-то. - Он помолчал, как бы раздумывая. - По большей части.
Эммануэль медленно выпрямилась. Сейчас ей было стыдно за себя, за свой страх и грубость.
- Прошу прощения. Вы пытались мне помочь, а я сорвалась на вас. - Она достала из сумочки превосходный кубинский табак, который принесла с собой в качестве подарка, и положила на стол.
Негр внимательно смотрел ей в лицо.
- Иногда мы все хотим немного покричать.
Эммануэль смущенно рассмеялась.
- Спасибо, - поблагодарила она и направилась к своей лошади. - Вы не хотите сказать мне, чтобы я была осторожнее? - спросила она, подводя кобылу к пню, с которого могла взобраться в седло.
Негр подошел к ней и поднял голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
- Вы уже ведете себя осмотрительнее. Только…
Он замолчал. Расправляя юбку, Эммануэль удивленно спросила:
- Что «только»?
Он снова помолчал, потом легонько ударил по шее кобылы на прощание.
- Поберегитесь, хорошо?
- Может, мне следует еще о чем-нибудь разузнать? - спросил Хэмиш.
Они сидели в кафе «Морнинг-Колл» и завтракали кофе с молоком и пончиками. В это утро с реки дул холодный ветер, с пристани доносились крики матросов, привязывающих канаты люгера, и голоса женщин, идущих на рынок с корзинами на головах. Мулатки двигались с врожденной грацией. Воздух был напоен запахами оливкового масла, солода и жареных зерен кофе. Это сочетание было характерно только для одного города на свете - Нового Орлеана.
- Что-то происходит между тобой и той французской вдовушкой, чьи друзья имеют плохую привычку превращаться в покойников, - произнес Хэмиш.
Повернув голову, Зак взглянул на него.
- Не поднимай брови и не изображай удивление, - продолжал Хэмиш, качая указательным пальцем. - Я наблюдал вчера. Даже слепой заметил бы, что между вами пробегали искры.
Зак негромко рассмеялся, но тут же замолчал и повернул голову к площади. На постаменте статуи Эндрю Джексона какой-то рабочий под личным наблюдением «ложечного» генерала Батлера усердно высекал новую надпись: «СОЮЗ ДОЛЖЕН И БУДЕТ СОХРАНЕН».
- Боже правый, она же подозреваемая, - наклоняясь вперед, произнес Хэмиш.
- Я в этом не уверен.
- Но ты же сам предполагал это раньше.
Зак пожал плечами:
- Думаю, она что-то скрывает от нас, но этого и следует ожидать, верно? Мы здесь не особенно популярны.
- Не стоит об этом вспоминать.
Зак наклонился вперед, продолжая наблюдать за рабочим на площади.
- Я хотел бы, чтобы несколько солдат обыскали кладбище. Пусть они обратят внимание на те склепы, где заметны следы недавнего ремонта, а потом поговорят с родственниками умерших. Нужно найти тех двух негров, о которых говорил сторож-немец. Они могли что-нибудь заметить.
Хэмиш что-то пометил в своей записной книжке.
- Помнишь - ты просил меня разузнать насчет Филиппа де Бове?
- Да, - медленно произнес Зак, глядя, как грузный ньюйоркец чешет шею.
- Поначалу я думал, что он был зачислен в медицинский корпус конфедератов и там убит. Но я ошибся. Похоже на то, что он тайно вывозил золото конфедератов через болота, после того как мы взяли город. Но ему это не удалось.
- Смерть героя, - мягко произнес Зак.
- Да. Но все, с кем я общался, признавались, что никогда бы не подумали, что муженек этой хорошенькой французской вдовушки участвовал в темных делишках.
- Как и все мы, наверное?
Хэмиш покачал головой:
- Я побывал там, где торгуют абсентом, играют в фараон, а потом в самых лучших борделях - вроде одного на Олд-Ливи-стрит, который торгует совсем молодыми девочками и мальчиками - для извращенных богачей. И думаю, я не узнал еще и половины.
Около железной ограды площади старая индианка раскладывала на одеяле сушеные растения на продажу. Зак внимательно за ней наблюдал.
- Похоже на то, что этот человек был способен убить из арбалета или отравить. Если это он, то вся история начинает проясняться.
- Вот как? Да, надо выяснить, что это была за экспедиция де Бове по переправке золота через реку Байу-Креве. Кто-то об этом уже говорил?
Солнце поднялось выше, нагревая воздух и прогоняя утреннюю прохладу.
- Не помню, - ответил Хэмиш. Металлические ножки стула скрипнули по камням, когда он отставлял его. - Но как я могу сейчас судить, двумя убийствами дело не ограничится. Их будет три и больше. Думаю, больница Сантера - очень нездоровое и опасное место.
Оставшуюся часть утра и большую часть дня Зак проверял выдачу еды городским беднякам. Все это время его мучило смутное беспокойство, неотвязчивое, словно старая мелодия или полузабытая мечта.
В конце концов, Зак оставил лейтенанта завершать работу и отправился на поиски Антуана Ла Туша.
Но найти его оказалось нелегко. Зак обнаружил Ла Туша в захудалом кабаре на Олд-Ливи-стрит. Он одиноко сидел в темном, подернутом табачной дымкой углу, за круглым столом, покрытым грязной скатерью, хотя, как заметил Зак, стоящий у локтя Ла Туша коньяк считался одним из самых дорогих.
Антуан опустошил очередной стакан и положил дрожащие пальцы на бутылку. Заметив Зака, он замер, но в следующее мгновение протянул руку и улыбнулся:
- Вот это да! Чем я обязан чести видеть нашего местного начальника военной полиции?
Спертый воздух в этом притоне сильно отдавал виски, пивом и потом.
- Я хочу с вами поговорить.
- В самом деле? - Ла Туш томно махнул рукой, и коньяк выплеснулся из горлышка. - Говорите.
Несмотря на ранний час, в баре уже было полно полупьяных ирландцев и итальянцев; кое-где были видны и темнокожие.
- Тема такая, что следовало бы выбрать более уединенное место, - произнес Зак.
Тыльной стороной ладони Ла Туш вытер лоб. Его шелковый платок на шее перекосился, воротник тонкой полотняной рубашки промок и пожелтел от пота.
- А, Клер. - Он сделал глубокий выдох, взгляд остановился на бутылке коньяка. - Вы правы. Об этом здесь не стоит говорить.
Он прихватил бутылку с собой. На улице солнце нещадно пекло крыши домов, но по сравнению с баром воздух на Олд-Ливи-стрит был свежим и сладковатым. Выйдя на мостовую, Ла Туш оперся на свой костыль и прищурился, глядя на светло-голубые облака:
- Сейчас меньше времени, чем я думал.
- Как долго вы пьете?
Ла Туш пожал плечами:
- Не знаю.
- Вы переживаете из-за смерти сестры?
- Нет. - Ла Туш безрадостно рассмеялся. - Вы ошибаетесь, майор. Скорбь - это жалкая эмоция. Вы не согласны?
- Может быть.
Они повернули к французскому рынку. Здесь ларьки прекращали работать днем из-за жары.
- Впрочем, майор, - произнес креол, неловко поворачиваясь на костыле к Заку, - я и в самом деле этим расстроен.
- Вы хорошо знали свою сестру? - спросил Зак. Ла Туш снова приложил бутылку к губам.
- Я думал, что уже ответил на этот вопрос.
- Вы догадывались, что у нее были интимные отношения с каким-то мужчиной?
Ла Туш откинул голову и судорожно сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30