Элис сделала шаг вперед и протянула руку. Раймонд взял ее, прежде чем девушка вспомнила: он всего лишь наемник, совершенно неподходящий для нее. Жестоко позволить ему надеяться, ведь она все равно не может принадлежать ему. Угрызения совести вынудили Элис отбросить эту ужасную мысль. Есть более неотложные проблемы, чем ее взаимоотношения с Раймондом.
– Вы ранены, Раймонд? – повторила она резко, сжав и слегка тряхнув его руку, желая вывести из оцепенения.
– Ранен? О, не стоит говорить об этом.
– Глупый! – воскликнула Элис и непонятным образом нежность, которую она ощущала, прозвучала в ее словах, обратив их в ласку. У Раймонда перехватило дыхание, но Элис поспешила добавить: – Если бы я не хотела говорить об этом, то не спрашивала бы. Куда вас ранили?
– Один порез на руке и еще на ноге. Ничего особенного, – произнес Раймонд с дрожью в голосе.
– Они зажили?
– Нет… Не совсем.
– Идемте же, я осмотрю вас.
Элис отвернулась и распорядилась отнести в замок небольшой багаж, привезенный Раймондом. Затем она подозвала человека, державшего лошадей. Раймонд сделал движение, желая помочь ей сесть в седло, но девушка тряхнула головой и сказала, что хотела бы посмотреть, в состоянии ли он сам забраться на лошадь. Когда они повернули к замку, Элис увидела людей, несущих отца, и ее охватил стыд. Она забыла о нем! Элизабет склонилась над носилками и то ли что-то говорила, то ли поправляла. Ревность не смогла превозмочь стыд: Элизабет будет лучше заботиться об отце, чем она сама. У нее же появится свободное время для… Нет, не надо сейчас думать об этом. Когда будет время и все успокоится, она заново оценит значение некоторых обстоятельств своей жизни на соответствие принципам, которые считала незыблемыми.
– Почему вы привезли папу домой? – опять спросила Элис, когда они медленно двигались вслед пешей группе.
Раймонд посмотрел на обращенное к нему прелестное лицо, на точеный подбородок, спокойные глаза и смог, наконец, с облегчением вздохнуть. Задай ему такой вопрос мать или сестры, он вынужден был бы солгать и продолжать страдать в одиночку – а он так устал! Но Элис не забьется в истерике. Она поможет ему.
– Кто-то пытается убить его. Я и граф Херфордский, считаем, что он будет в большей безопасности в Марлоу, чем в любом другом месте.
Элис широко раскрыла глаза от изумления, но, как и ожидал Раймонд, не выказала никаких признаков испуга.
– Это странно, – сказала она, – не верю, что в мире есть хотя бы один человек, ненавидящий папу до такой степени.
– Вы должны поверить мне! – воскликнул Раймонд. Он торопливо рассказал о происшедшем в лагере и аббатстве. Доверие Элис возрастало по мере осмысления услышанного, но росло и смущение.
– Я верю вам, – сказала она, наконец, – но это совершенное безумие. Кто мог бы желать…
Элис замолчала и посмотрела на Элизабет, следующую рядом с носилками и державшую, как показалось девушке, отца за руку. Если сэр Моджер узнал… Элис вспомнила его, стоящим и прислушивающимся у закрытой двери, ведущей в комнату отца. Что если он услышал нечто такое, что возбудило в нем подозрения? Она торопилась тогда, как могла, но все же отстала из-за неотложного дела. Сэр Моджер так надоел ей за время небольшой прогулки верхом, которую они совершили. Глупец, он вздыхал о страстной любви Обри к ней! Неужели считает ее дурой? Элис помнила все касающееся последнего визита Обри, ведь произошел он всего лишь несколькими месяцами ранее и, мягко говоря, друг детства не пылал тогда к ней страстью. Кроме того, Элизабет говорила, что отношение Обри к ней не изменилось.
– Именно этого мы с графом и не могли понять. Вашего отца так все любят. Мы решили, что это каким-то образом связано с Ричардом Корнуолльским.
Элис уже собиралась рассказать Раймонду о своих подозрениях относительно Моджера, но его последние слова остановили ее. Предположение графа выглядело достовернее. В конце концов отец с Элизабет любили друг друга уже много лет. Сэр Моджер все эти годы ничего не предпринимал. С чего бы он стал мстить? С другой стороны, не было ничего невероятного в том, что кому-то не терпится разлучить отца с дядей Ричардом. Правда, раньше его не пытались убить, но разного рода попытки, ставившие своей целью очернить отца в глазах дяди Ричарда, предпринимались и прежде. Вероятно, кто-то решил, что избавиться от папы во время войны будет проще всего.
– Возможно. Я об этом раньше не думала. – Глаза Элис сузились. – Пока папа болеет, нет нужды беспокоиться. Достаточно приказать слугам не впускать в его комнату никого, кроме вас, меня, Мартина и Элизабет. Вот когда он встанет на ноги… – Ее голос дрогнул. – Он ведь выздоровеет, не правда ли?
– Уверен в этом, – сказал Раймонд со всей сердечностью, на какую был способен.
В этот момент они поравнялись с носилками. Элис наклонилась, чтобы взглянуть на отца. Он был спокоен, но губы шевелились, как будто он разговаривал во сне. Правой рукой он держался за руку Элизабет, высвободив ее из-под накидки, прикрывавшей его. Элизабет повернулась к Раймонду. Ее губы дрогнули. Похоже, она хотела что-то спросить, но не решалась.
– Он был без памяти все время? – наконец произнесла она.
– Нет, миледи. Вчера, на несколько минут он пришел в себя и узнал меня, сегодня утром тоже. – Голос Раймонда стал хриплым, и он кашлянул, прочищая горло. – Сегодня утром он отчетливо обратился ко мне, спросил про своих людей и тому подобное, а затем спокойно уснул, не метался и не бредил. Я подумал… но потом ему опять стало хуже.
– О, превосходно! – воскликнула Элизабет и улыбнулась, увидев выражение лица Раймонда. – Нет, превосходно не то, что ему стало хуже, я не это имела в виду. Из такой лихорадки не вырваться за один день. Но если он узнал вас утром, значит ему становится лучше. Когда мы его помоем и собьем жар, ему полегчает, а с завтрашнего утра, надеюсь, дело пойдет на поправку быстрее.
Когда суматоха в замке, связанная с размещением больного, улеглась, Элис вышла из комнаты отца в зал и увидела Раймонда, безвольно сидящего в одном из кресел возле камина. Заметив ее, он попытался встать.
– Сидите, – сказала она, – нет, встаньте. – Элис подошла ближе и протянула руку, чтобы помочь ему подняться с кресла. – Пойдемте в вашу комнату и позвольте мне осмотреть вас. Думаю, вам лучше находиться в постели.
– Могу я поговорить с Дикконом о…
– Нет никакого смысла сейчас разговаривать с Дикконом, – мягко подталкивая его по направлению к северо-восточной башне, сказала Элис. – Ведь не думаете же вы, что против нас кто-нибудь выставит армию. В любом случае стража знает свое дело и объявит тревогу. Поэтому достаточно будет предупредить Диккона.
Было очевидным: Элис не допускала подобную возможность.
– Но… – сказал было Раймонд и замолчал.
Он и не ожидал никакого нападения. Все, что произошло в Уэльсе, казалось ему теперь дурным сном. За крепкими стенами Марлоу, под защитой преданных слуг Вильям был в безопасности. Раймонд почувствовал, как тяжесть ответственности, которая временами становилась почти невыносимой, покидала его. Он так устал. Кровать в темной комнате была такой манящей, но ему пришлось задержаться.
– Постойте, – сказала Элис.
Отупевший от усталости, Раймонд пытался сообразить в чем дело. Пока он размышлял, Элис сняла с него плащ и, еще до того как Раймонд попытался протестовать, тунику.
– Теперь садитесь, – командовала Элис, подводя его к креслу.
Затем она развязала его рубашку. Раймонд поднял руку, намереваясь остановить девушку, но она удержала ее за запястье и посмотрела на прилипший к ране рукав, испачканный гноем и засохшей кровью. Затем Элис перевела взгляд на его ноги. Выше правого колена была аналогичная рана.
– Пока сидите, – сказала она. – Мне нужно принести тряпки и воду. Необходимо намочить вашу рубашку и штаны, иначе до ран не добраться.
Когда она выходила, Раймонд изумленно посмотрел ей вслед. Он пытался помешать ей раздеть себя только потому, что не хотел обнажать перед ней эти безобразные раны. Трудно даже представить себе реакцию матери на такого рода зрелище. С одной из его сестер случился обморок, когда она увидела почти заживший шрам. Пока он рассуждал подобным образом, пришли две служанки. Одна женщина принялась смачивать его руку и колено теплой водой, смешанной с маслом, другая пододвинула поближе столик и начала раскладывать на нем принесенные мази.
Раймонд закрыл глаза, откинулся назад и задремал, несмотря на все усиливающуюся боль в руке и колене. Две последние недели он спал урывками, по несколько минут. Время от времени Раймонд просыпался от обострившейся боли, когда отрывали от раны и снимали рубашку, но не открывал глаз, пока не услышал голос Элис.
– Раймонд, приподнимите немного бедра, чтобы мы могли снять с вас штаны.
Это заставило его окончательно проснуться.
– Что?
– Я обмыла и перевязала вашу руку. Теперь я то же самое хочу сделать с вашим коленом. Тогда вы сможете лечь в кровать и уснуть. Ну же, Раймонд, привстаньте чуть-чуть.
– Нет.
– Нет? Почему? – спросила она, нежно улыбаясь ему.
Юноша был ошеломлен спросонья и беспокойно наморщил лоб. Теперь он стал похож на уставшего, упрямого ребенка.
– Вы не можете… – нерешительно сказал он.
В мгновение ока Элис все поняла. Он не хотел обнажаться перед ней. Элис слегка покраснела. Она и не думала об этом. Обнаженные мужчины ее совсем не интересовали. Она мыла своего отца и графа Ричарда, как делала это до нее мать, смазывала раны Гарольду, Джону и Обри, для чего их тоже надо было раздевать. Но сейчас она чувствовала смущение, совершенно неожиданное, и не осмеливалась сказать: «Не будьте смешным», как сказала бы Гарольду или Обри.
– Принеси чистую рубашку сэру Раймонду, – приказала Элис служанке, – а мне… полотенце.
Служанка, казалось, была удивлена, но подчинилась без лишних слов. Раймонд не обратил на это внимания. До него только сейчас дошел смысл сказанных Элис минуту назад слов о том, что она обмыла его рану. Он взглянул на свою руку, тщательно перевязанную чистым полотном. Его мозг пронзила мысль, что Элис сама, а не служанки, обработала его рану и собиралась сделать то же с раной на ноге. Он пристально посмотрел на нее. Но девушка выглядела как обычно: не бледная, не испуганная, не страдающая от тошноты.
– Раны ужасные, – сказал он извиняющимся тоном, зная, что это правда, но не совсем веря в это.
Элис, утешая, погладила его плечо.
– Это только испорченная кровь и плохое настроение, они покинут вас, как только раны заживут. Не мучайте себя. Все пройдет быстро, и ваше боевое искусство не пострадает.
– Вы разбираетесь в таких вещах?
Странно, почему Элис умеет обмывать и перевязывать раны, но еще удивительнее, что она говорит об этом, как о деле обычном, более того, – как об одном из своих повседневных занятий, вроде вышивания.
Элис улыбнулась ему.
– Вы не должны думать, будто я вас просто успокаиваю. Не могу похвастаться большим опытом, но я и не новичок в этом деле. Леди Элизабет научила меня, а она прекрасный врачеватель. Я знаю, какие раны заживают быстро, а какие – нет. Вы можете доверять мне.
Раймонд не успел ничего ответить, так как вернулась служанка. Элис через голову надела ему рубашку и набросила на его колени полотенце. Под этим прикрытием она попыталась снять с него штаны, которые успела расстегнула еще до того, как попросила приподняться в первый раз.
– Придержите полотенце и приподнимитесь, – сказала Элис. Занятая работой, она не могла видеть выражения лица Раймонда, которое весьма изумило бы ее. На нем отразилась такая решимость, что сразу становилось понятным: он принял важное для себя решение.
Поступив весьма деликатно, предоставив смущающемуся Раймонду рубашку и полотенце, прикрывшие часть его обнаженного тела, Элис тем самым, окончательно завоевала любовь юноши. Он добьется этой женщины, чего бы ему это не стоило. Не может быть никакой другой, верил он, с таким сочетанием красоты, мужества и здравости ума Раймонд представил Элис во всех обстоятельствах, в какие только может попадать женщина, и она всегда побеждала. Она проходила через все испытания, превосходя любые его ожидания.
Раймонд подумал о жизни своего отца с матерью. Она была нежной, любящей и принесла большое приданое, но в ее присутствии все чувствовали скованность, необходимость взвешивать каждое слово и жест, чтобы не дай бог не оскорбить ее чувства или не напугать. Потом Раймонд вспомнил три недели, проведенные в Марлоу, ту легкость и смех, с которыми там говорили обо всем – от сомнительных шуток до высокой политики, и всегда в центре всего была Элис. Ни разу она не огорчила присутствующих слезами, не нарушила тишину, не удалилась надменно.
Человеческое совершенство вот подходящие для нее слова. Она не была святой, чье совершенство заставляет других стыдиться себя, внося определенное неудобство. Элис была вспыльчивой, острой на язык и обладала своеобразным чувством юмора. Она могла дернуть корову за ухо, чтобы посмотреть, как та лягнет ногой зазевавшегося крепостного и тот упадет в навозную кучу. Была упрямой как черт, и предпочитала делать все по-своему, не спрашивая совета или согласия других. Но все это составляло женщину, а не ангела, женщину, которую Раймонд намеривался взять в жены.
Глава 13
Когданаступил вечер, сон Вильяма стал спокойнее. Жар спал, причем существенно, – подумала Элизабет, хотя и не была уверена, связано ли это с тем, что она протирала его влажной тряпицей. Элизабет перестала беспокоиться. Раны не помертвели и выглядели уже не так страшно. Правда, Вильям основательно похудел. Она вспомнила, что Раймонд говорил об отсутствии у него аппетита.
В комнату тихо вошла Элис. Она ничего не сказала, только вопросительно посмотрела на Элизабет, которая кивнула головой и подошла к ней. Вместе они вышли в переднюю, где факелы и свечи были погашены.
– Он чувствует себя лучше, – поспешила сказать Элизабет. – Гангрены нет. Я думаю… о, уверена… он поправится.
Она замолчала. Когда дело казалось безнадежным, Элис охотно уступила Элизабет право ухаживать за отцом, так как в этом случае он получил бы квалифицированную помощь, какую Элис не смогла бы оказать. Теперь, когда о смертельной опасности не было и речи, возможно, она захочет отказаться от ее услуг. Элизабет готова была упасть на колени и умолять дочь Вильяма разрешить ей остаться, хотя опасалась, не вызовет ли своим поведением обратной реакции со стороны Элис, дав ей повод для ревности.
У Элис не было причин для беспокойства. Она любила своего отца, но теперь у нее появился новый объект внимания. Она никогда не оставила бы Вильяма под присмотром прислуги, сама сидела бы рядом и ухаживала за ним, зная, что Раймонд нуждается в ней гораздо меньше. Однако поскольку за Вильямом ухаживала Элизабет, то она могла быть спокойна. Отцу был обеспечен качественный уход, а заботливость Элизабет превосходила ее собственную. Поэтому Элис была готова оставить более тяжелое и менее желанное занятие ради более легкого и менее утомительного.
– Слава Богу, – сказала Элис мягко. – Не разбудят ли папу наши голоса? Мне нужно рассказать вам, почему Раймонд привез его сюда. И, кроме того, я принесла вам кое-что поесть.
– О, спасибо, дорогая, – вздохнула Элизабет и опустила глаза, стараясь скрыть слезы, когда поняла, что Элис не собирается отнимать у нее Вильяма.
Элис придвинула столик к двум креслам, поставила на него поднос и разложила еду. Они неторопливо ели, пока Элис рассказывала то, что узнала от Раймонда. Слушая ее Элизабет все больше бледнела.
– Моджер! – прошептала она.
– Я тоже так подумала! – вспыхнула Элис. – Но граф Херфордский считает, что должен быть некто, желающий ослабить папино влияние на дядю Ричарда. И нет никакого смысла, Элизабет, после стольких лет… – Она вдруг замолчала и зажала рот рукой, зардевшись от смущения.
Элизабет судорожно вздохнула, и краска тоже залила ее лицо.
– Мне очень жаль, Элис, сказала она наконец. – Надеюсь, ты понимаешь, что мы, мы не сделали ничего способного оскорбить память твоей матери. Это старая, очень старая история, начавшаяся еще во времена нашего детства. Мы с Вильямом собирались пожениться и поклялись в этом друг другу, но твой дед решил, что доля моего наследства недостаточна для его старшего сына… братья тогда были еще живы. Мой отец с ним согласился. Было решено выдать за моего брата твою тетю, которая, кажется, умерла в год твоего рождения. Таким образом, не только устанавливались кровные узы между владетелями Марлоу и Хьюэрли, но и появилась возможность устроить мой брак с максимальной выгодой для нашей семьи.
Они долго молчали. Элизабет смотрела на свои руки, теребившие подол платья. Взгляд Элис был устремлен куда-то в пространство. Случись этот разговор несколькими месяцами раньше, когда она еще не встретила Раймонда, ей оставалось только ревновать Элизабет к отцу или сожалеть о несостоявшемся браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Вы ранены, Раймонд? – повторила она резко, сжав и слегка тряхнув его руку, желая вывести из оцепенения.
– Ранен? О, не стоит говорить об этом.
– Глупый! – воскликнула Элис и непонятным образом нежность, которую она ощущала, прозвучала в ее словах, обратив их в ласку. У Раймонда перехватило дыхание, но Элис поспешила добавить: – Если бы я не хотела говорить об этом, то не спрашивала бы. Куда вас ранили?
– Один порез на руке и еще на ноге. Ничего особенного, – произнес Раймонд с дрожью в голосе.
– Они зажили?
– Нет… Не совсем.
– Идемте же, я осмотрю вас.
Элис отвернулась и распорядилась отнести в замок небольшой багаж, привезенный Раймондом. Затем она подозвала человека, державшего лошадей. Раймонд сделал движение, желая помочь ей сесть в седло, но девушка тряхнула головой и сказала, что хотела бы посмотреть, в состоянии ли он сам забраться на лошадь. Когда они повернули к замку, Элис увидела людей, несущих отца, и ее охватил стыд. Она забыла о нем! Элизабет склонилась над носилками и то ли что-то говорила, то ли поправляла. Ревность не смогла превозмочь стыд: Элизабет будет лучше заботиться об отце, чем она сама. У нее же появится свободное время для… Нет, не надо сейчас думать об этом. Когда будет время и все успокоится, она заново оценит значение некоторых обстоятельств своей жизни на соответствие принципам, которые считала незыблемыми.
– Почему вы привезли папу домой? – опять спросила Элис, когда они медленно двигались вслед пешей группе.
Раймонд посмотрел на обращенное к нему прелестное лицо, на точеный подбородок, спокойные глаза и смог, наконец, с облегчением вздохнуть. Задай ему такой вопрос мать или сестры, он вынужден был бы солгать и продолжать страдать в одиночку – а он так устал! Но Элис не забьется в истерике. Она поможет ему.
– Кто-то пытается убить его. Я и граф Херфордский, считаем, что он будет в большей безопасности в Марлоу, чем в любом другом месте.
Элис широко раскрыла глаза от изумления, но, как и ожидал Раймонд, не выказала никаких признаков испуга.
– Это странно, – сказала она, – не верю, что в мире есть хотя бы один человек, ненавидящий папу до такой степени.
– Вы должны поверить мне! – воскликнул Раймонд. Он торопливо рассказал о происшедшем в лагере и аббатстве. Доверие Элис возрастало по мере осмысления услышанного, но росло и смущение.
– Я верю вам, – сказала она, наконец, – но это совершенное безумие. Кто мог бы желать…
Элис замолчала и посмотрела на Элизабет, следующую рядом с носилками и державшую, как показалось девушке, отца за руку. Если сэр Моджер узнал… Элис вспомнила его, стоящим и прислушивающимся у закрытой двери, ведущей в комнату отца. Что если он услышал нечто такое, что возбудило в нем подозрения? Она торопилась тогда, как могла, но все же отстала из-за неотложного дела. Сэр Моджер так надоел ей за время небольшой прогулки верхом, которую они совершили. Глупец, он вздыхал о страстной любви Обри к ней! Неужели считает ее дурой? Элис помнила все касающееся последнего визита Обри, ведь произошел он всего лишь несколькими месяцами ранее и, мягко говоря, друг детства не пылал тогда к ней страстью. Кроме того, Элизабет говорила, что отношение Обри к ней не изменилось.
– Именно этого мы с графом и не могли понять. Вашего отца так все любят. Мы решили, что это каким-то образом связано с Ричардом Корнуолльским.
Элис уже собиралась рассказать Раймонду о своих подозрениях относительно Моджера, но его последние слова остановили ее. Предположение графа выглядело достовернее. В конце концов отец с Элизабет любили друг друга уже много лет. Сэр Моджер все эти годы ничего не предпринимал. С чего бы он стал мстить? С другой стороны, не было ничего невероятного в том, что кому-то не терпится разлучить отца с дядей Ричардом. Правда, раньше его не пытались убить, но разного рода попытки, ставившие своей целью очернить отца в глазах дяди Ричарда, предпринимались и прежде. Вероятно, кто-то решил, что избавиться от папы во время войны будет проще всего.
– Возможно. Я об этом раньше не думала. – Глаза Элис сузились. – Пока папа болеет, нет нужды беспокоиться. Достаточно приказать слугам не впускать в его комнату никого, кроме вас, меня, Мартина и Элизабет. Вот когда он встанет на ноги… – Ее голос дрогнул. – Он ведь выздоровеет, не правда ли?
– Уверен в этом, – сказал Раймонд со всей сердечностью, на какую был способен.
В этот момент они поравнялись с носилками. Элис наклонилась, чтобы взглянуть на отца. Он был спокоен, но губы шевелились, как будто он разговаривал во сне. Правой рукой он держался за руку Элизабет, высвободив ее из-под накидки, прикрывавшей его. Элизабет повернулась к Раймонду. Ее губы дрогнули. Похоже, она хотела что-то спросить, но не решалась.
– Он был без памяти все время? – наконец произнесла она.
– Нет, миледи. Вчера, на несколько минут он пришел в себя и узнал меня, сегодня утром тоже. – Голос Раймонда стал хриплым, и он кашлянул, прочищая горло. – Сегодня утром он отчетливо обратился ко мне, спросил про своих людей и тому подобное, а затем спокойно уснул, не метался и не бредил. Я подумал… но потом ему опять стало хуже.
– О, превосходно! – воскликнула Элизабет и улыбнулась, увидев выражение лица Раймонда. – Нет, превосходно не то, что ему стало хуже, я не это имела в виду. Из такой лихорадки не вырваться за один день. Но если он узнал вас утром, значит ему становится лучше. Когда мы его помоем и собьем жар, ему полегчает, а с завтрашнего утра, надеюсь, дело пойдет на поправку быстрее.
Когда суматоха в замке, связанная с размещением больного, улеглась, Элис вышла из комнаты отца в зал и увидела Раймонда, безвольно сидящего в одном из кресел возле камина. Заметив ее, он попытался встать.
– Сидите, – сказала она, – нет, встаньте. – Элис подошла ближе и протянула руку, чтобы помочь ему подняться с кресла. – Пойдемте в вашу комнату и позвольте мне осмотреть вас. Думаю, вам лучше находиться в постели.
– Могу я поговорить с Дикконом о…
– Нет никакого смысла сейчас разговаривать с Дикконом, – мягко подталкивая его по направлению к северо-восточной башне, сказала Элис. – Ведь не думаете же вы, что против нас кто-нибудь выставит армию. В любом случае стража знает свое дело и объявит тревогу. Поэтому достаточно будет предупредить Диккона.
Было очевидным: Элис не допускала подобную возможность.
– Но… – сказал было Раймонд и замолчал.
Он и не ожидал никакого нападения. Все, что произошло в Уэльсе, казалось ему теперь дурным сном. За крепкими стенами Марлоу, под защитой преданных слуг Вильям был в безопасности. Раймонд почувствовал, как тяжесть ответственности, которая временами становилась почти невыносимой, покидала его. Он так устал. Кровать в темной комнате была такой манящей, но ему пришлось задержаться.
– Постойте, – сказала Элис.
Отупевший от усталости, Раймонд пытался сообразить в чем дело. Пока он размышлял, Элис сняла с него плащ и, еще до того как Раймонд попытался протестовать, тунику.
– Теперь садитесь, – командовала Элис, подводя его к креслу.
Затем она развязала его рубашку. Раймонд поднял руку, намереваясь остановить девушку, но она удержала ее за запястье и посмотрела на прилипший к ране рукав, испачканный гноем и засохшей кровью. Затем Элис перевела взгляд на его ноги. Выше правого колена была аналогичная рана.
– Пока сидите, – сказала она. – Мне нужно принести тряпки и воду. Необходимо намочить вашу рубашку и штаны, иначе до ран не добраться.
Когда она выходила, Раймонд изумленно посмотрел ей вслед. Он пытался помешать ей раздеть себя только потому, что не хотел обнажать перед ней эти безобразные раны. Трудно даже представить себе реакцию матери на такого рода зрелище. С одной из его сестер случился обморок, когда она увидела почти заживший шрам. Пока он рассуждал подобным образом, пришли две служанки. Одна женщина принялась смачивать его руку и колено теплой водой, смешанной с маслом, другая пододвинула поближе столик и начала раскладывать на нем принесенные мази.
Раймонд закрыл глаза, откинулся назад и задремал, несмотря на все усиливающуюся боль в руке и колене. Две последние недели он спал урывками, по несколько минут. Время от времени Раймонд просыпался от обострившейся боли, когда отрывали от раны и снимали рубашку, но не открывал глаз, пока не услышал голос Элис.
– Раймонд, приподнимите немного бедра, чтобы мы могли снять с вас штаны.
Это заставило его окончательно проснуться.
– Что?
– Я обмыла и перевязала вашу руку. Теперь я то же самое хочу сделать с вашим коленом. Тогда вы сможете лечь в кровать и уснуть. Ну же, Раймонд, привстаньте чуть-чуть.
– Нет.
– Нет? Почему? – спросила она, нежно улыбаясь ему.
Юноша был ошеломлен спросонья и беспокойно наморщил лоб. Теперь он стал похож на уставшего, упрямого ребенка.
– Вы не можете… – нерешительно сказал он.
В мгновение ока Элис все поняла. Он не хотел обнажаться перед ней. Элис слегка покраснела. Она и не думала об этом. Обнаженные мужчины ее совсем не интересовали. Она мыла своего отца и графа Ричарда, как делала это до нее мать, смазывала раны Гарольду, Джону и Обри, для чего их тоже надо было раздевать. Но сейчас она чувствовала смущение, совершенно неожиданное, и не осмеливалась сказать: «Не будьте смешным», как сказала бы Гарольду или Обри.
– Принеси чистую рубашку сэру Раймонду, – приказала Элис служанке, – а мне… полотенце.
Служанка, казалось, была удивлена, но подчинилась без лишних слов. Раймонд не обратил на это внимания. До него только сейчас дошел смысл сказанных Элис минуту назад слов о том, что она обмыла его рану. Он взглянул на свою руку, тщательно перевязанную чистым полотном. Его мозг пронзила мысль, что Элис сама, а не служанки, обработала его рану и собиралась сделать то же с раной на ноге. Он пристально посмотрел на нее. Но девушка выглядела как обычно: не бледная, не испуганная, не страдающая от тошноты.
– Раны ужасные, – сказал он извиняющимся тоном, зная, что это правда, но не совсем веря в это.
Элис, утешая, погладила его плечо.
– Это только испорченная кровь и плохое настроение, они покинут вас, как только раны заживут. Не мучайте себя. Все пройдет быстро, и ваше боевое искусство не пострадает.
– Вы разбираетесь в таких вещах?
Странно, почему Элис умеет обмывать и перевязывать раны, но еще удивительнее, что она говорит об этом, как о деле обычном, более того, – как об одном из своих повседневных занятий, вроде вышивания.
Элис улыбнулась ему.
– Вы не должны думать, будто я вас просто успокаиваю. Не могу похвастаться большим опытом, но я и не новичок в этом деле. Леди Элизабет научила меня, а она прекрасный врачеватель. Я знаю, какие раны заживают быстро, а какие – нет. Вы можете доверять мне.
Раймонд не успел ничего ответить, так как вернулась служанка. Элис через голову надела ему рубашку и набросила на его колени полотенце. Под этим прикрытием она попыталась снять с него штаны, которые успела расстегнула еще до того, как попросила приподняться в первый раз.
– Придержите полотенце и приподнимитесь, – сказала Элис. Занятая работой, она не могла видеть выражения лица Раймонда, которое весьма изумило бы ее. На нем отразилась такая решимость, что сразу становилось понятным: он принял важное для себя решение.
Поступив весьма деликатно, предоставив смущающемуся Раймонду рубашку и полотенце, прикрывшие часть его обнаженного тела, Элис тем самым, окончательно завоевала любовь юноши. Он добьется этой женщины, чего бы ему это не стоило. Не может быть никакой другой, верил он, с таким сочетанием красоты, мужества и здравости ума Раймонд представил Элис во всех обстоятельствах, в какие только может попадать женщина, и она всегда побеждала. Она проходила через все испытания, превосходя любые его ожидания.
Раймонд подумал о жизни своего отца с матерью. Она была нежной, любящей и принесла большое приданое, но в ее присутствии все чувствовали скованность, необходимость взвешивать каждое слово и жест, чтобы не дай бог не оскорбить ее чувства или не напугать. Потом Раймонд вспомнил три недели, проведенные в Марлоу, ту легкость и смех, с которыми там говорили обо всем – от сомнительных шуток до высокой политики, и всегда в центре всего была Элис. Ни разу она не огорчила присутствующих слезами, не нарушила тишину, не удалилась надменно.
Человеческое совершенство вот подходящие для нее слова. Она не была святой, чье совершенство заставляет других стыдиться себя, внося определенное неудобство. Элис была вспыльчивой, острой на язык и обладала своеобразным чувством юмора. Она могла дернуть корову за ухо, чтобы посмотреть, как та лягнет ногой зазевавшегося крепостного и тот упадет в навозную кучу. Была упрямой как черт, и предпочитала делать все по-своему, не спрашивая совета или согласия других. Но все это составляло женщину, а не ангела, женщину, которую Раймонд намеривался взять в жены.
Глава 13
Когданаступил вечер, сон Вильяма стал спокойнее. Жар спал, причем существенно, – подумала Элизабет, хотя и не была уверена, связано ли это с тем, что она протирала его влажной тряпицей. Элизабет перестала беспокоиться. Раны не помертвели и выглядели уже не так страшно. Правда, Вильям основательно похудел. Она вспомнила, что Раймонд говорил об отсутствии у него аппетита.
В комнату тихо вошла Элис. Она ничего не сказала, только вопросительно посмотрела на Элизабет, которая кивнула головой и подошла к ней. Вместе они вышли в переднюю, где факелы и свечи были погашены.
– Он чувствует себя лучше, – поспешила сказать Элизабет. – Гангрены нет. Я думаю… о, уверена… он поправится.
Она замолчала. Когда дело казалось безнадежным, Элис охотно уступила Элизабет право ухаживать за отцом, так как в этом случае он получил бы квалифицированную помощь, какую Элис не смогла бы оказать. Теперь, когда о смертельной опасности не было и речи, возможно, она захочет отказаться от ее услуг. Элизабет готова была упасть на колени и умолять дочь Вильяма разрешить ей остаться, хотя опасалась, не вызовет ли своим поведением обратной реакции со стороны Элис, дав ей повод для ревности.
У Элис не было причин для беспокойства. Она любила своего отца, но теперь у нее появился новый объект внимания. Она никогда не оставила бы Вильяма под присмотром прислуги, сама сидела бы рядом и ухаживала за ним, зная, что Раймонд нуждается в ней гораздо меньше. Однако поскольку за Вильямом ухаживала Элизабет, то она могла быть спокойна. Отцу был обеспечен качественный уход, а заботливость Элизабет превосходила ее собственную. Поэтому Элис была готова оставить более тяжелое и менее желанное занятие ради более легкого и менее утомительного.
– Слава Богу, – сказала Элис мягко. – Не разбудят ли папу наши голоса? Мне нужно рассказать вам, почему Раймонд привез его сюда. И, кроме того, я принесла вам кое-что поесть.
– О, спасибо, дорогая, – вздохнула Элизабет и опустила глаза, стараясь скрыть слезы, когда поняла, что Элис не собирается отнимать у нее Вильяма.
Элис придвинула столик к двум креслам, поставила на него поднос и разложила еду. Они неторопливо ели, пока Элис рассказывала то, что узнала от Раймонда. Слушая ее Элизабет все больше бледнела.
– Моджер! – прошептала она.
– Я тоже так подумала! – вспыхнула Элис. – Но граф Херфордский считает, что должен быть некто, желающий ослабить папино влияние на дядю Ричарда. И нет никакого смысла, Элизабет, после стольких лет… – Она вдруг замолчала и зажала рот рукой, зардевшись от смущения.
Элизабет судорожно вздохнула, и краска тоже залила ее лицо.
– Мне очень жаль, Элис, сказала она наконец. – Надеюсь, ты понимаешь, что мы, мы не сделали ничего способного оскорбить память твоей матери. Это старая, очень старая история, начавшаяся еще во времена нашего детства. Мы с Вильямом собирались пожениться и поклялись в этом друг другу, но твой дед решил, что доля моего наследства недостаточна для его старшего сына… братья тогда были еще живы. Мой отец с ним согласился. Было решено выдать за моего брата твою тетю, которая, кажется, умерла в год твоего рождения. Таким образом, не только устанавливались кровные узы между владетелями Марлоу и Хьюэрли, но и появилась возможность устроить мой брак с максимальной выгодой для нашей семьи.
Они долго молчали. Элизабет смотрела на свои руки, теребившие подол платья. Взгляд Элис был устремлен куда-то в пространство. Случись этот разговор несколькими месяцами раньше, когда она еще не встретила Раймонда, ей оставалось только ревновать Элизабет к отцу или сожалеть о несостоявшемся браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44