Даже на поминки зайти после
похорон не нашла времени. Еще были ученики из балетной школы. Но без учите
ля. Он пока не вернулся. Приехал гораздо позже, посадил кипарисы и доиграл
до конца свою трагедийную роль.
Кипарисы на могиле не сохранились. Хедвиг их выкопала. Ни ей, ни Сесилии ки
парисы не нравились.
Да, эта могила Ц часть истории Сесилии. Потому Нора и хотела ее увидеть. З
десь, в этом забытом месте, под присмотром кладбищенской администрации,
история Сесилии завершилась. Могила была чистая, ухоженная.
Хотя, пожалуй, не вполне забытая!
В вазочке уже стоял яркий весенний букетик. Почти такой же, какой принесл
а сама Нора. Кто-то здесь побывал, причем совсем недавно. Цветы свежие, в ка
плях росы.
Интересно, кто же их принес?
Кладбищенский персонал вряд ли собирает весенние букеты и украшает ими
могилы. Выходит, есть кто-то еще, кому небезразлична Сесилия. Но Хульда ег
о не знает.
Нора принесла вазочки и поставила свой и Хульдин букеты по сторонам чужи
х цветов.
Потом она поспешила домой.
Дел-то по горло.
Завтра она съездит в Стокгольм, поговорит с бабушкой. Когда она позвонил
а спросить, можно ли их проведать, трубку снял дедушка. И в свою очередь по
интересовался, не хочет ли она поговорить и с ним тоже. Пошутил. Но она ска
зала, что дело важное и знает о нем прежде всего бабушка. Что за дело такое,
интересно? Ц в голосе дедушки сквозило любопытство. Нет, по телефону не р
асскажешь. Так или иначе, они очень рады повидать Нору, пускай приезжает п
ораньше, тогда весь день будет в их распоряжении.
«Может, и для меня немножко времени выкроишь», Ц сказал дедушка.
Вообще-то Нора толком не представляла себе, что скажет бабушке. Надо все х
орошенько продумать.
Войдя к себе в комнату, она заметила, что дверца платяного шкафа приоткры
та. Заходил, что ли, кто-то? Она закрыла шкаф и достала из ниши Сесилию. Не ме
шает поговорить друг с дружкой: может, тогда Нора уяснит себе, о чем спроси
ть бабушку.
Она устроилась с куклой за письменным столом.
И тут заметила, что дверца шкафа опять открылась.
Вот те раз! Нора встала, закрыла шкаф. Но едва успела дойти до стола, как две
рца опять открылась.
Оставить ее открытой Нора не могла Ц действует на нервы! Ц и в третий ра
з пошла закрывать. Увы, упрямая дверца сию же минуту снова отворилась, вот
тут-то Нора и почувствовала там какую-то помеху. Будто внутри кто-то сопр
отивляется, не дает закрыть шкаф. Но этого не может быть. Она всем телом на
валилась на дверцу и прижала ее, однако едва лишь отступила назад, как шка
ф немедля открылся.
Что такое? Новые странности?
Впрочем, при ближайшем рассмотрении ничего странного не обнаружилось. Т
ам действительно кое-что мешало. Коробка на полу шкафа. Нора нагнулась и з
адвинула ее поглубже, но свалила крышку Ц коробка была переполнена. При
шлось вытащить ее: надо уложить все как следует, тогда крышка слетать не б
удет.
Откуда она взялась, эта старая коробка, набитая лоскутками?
А-а, ну да, ее ведь тоже нашли здесь, на верхотуре, в заколоченном стенном шк
афу, когда Андерс делал ремонт. Нора воздрузила коробку на письменный ст
ол и, случайно бросив взгляд на Сесилию, заметила, что на лице у куклы, прис
лонившейся к стопке книг, читается напряженное ожидание. Когда Нора пост
авила коробку на стол, Сесилия словно подалась вперед, заглядывая внутрь
и одной рукой на что-то указывая.
Нора принялась лихорадочно рыться в лоскутьях.
Желтая матерчатая роза. Удивительно! Где она ее раньше видела? Голубая ше
лковая лента. Ой! Просто не верится! Кусочек материи, из которой сшиты плат
ье и шапочка Сесилии. И обрезки тех кружев, что у нее на рукавах и вокруг во
рота.
Нора опустошала коробку, раскладывая содержимое на столе. Многое было ей
незнакомо, но матерчатую розу и голубую шелковую ленту она видела Ц ког
да Сесилия танцевала по комнате. А иные лоскутки живо напомнили ей темно
е платье, которые было на Сесилии, когда она с зонтиком в руке вошла в сад.
На самом дне лежал пожелтевший конверт. Без надписи, незаклеенный. С зами
ранием сердца Нора заглянула внутрь. Карандашный рисунок, тщательно вып
олненный мужской портрет. И так и не отправленное письмо. Неведомо кому а
дресованное. Только все равно кажется, будто суешь нос в чужие секреты. Он
а уже хотела положить конверт на старое место, но, посмотрев на Сесилию, ув
идела на ее лице все то же напряженное ожидание. Кукла не запрещала ей чит
ать письмо, скорее наоборот, просила об этом.
Нора вытащила из конверта рисунок, положила перед собой на стол, присмот
релась. «X. Б., 1922 г.» Ц стояло внизу. Значит, рисунок сделала Хедвиг.
Мужчине, изображенному на портрете, было лет сорок, может, чуть больше. Стр
анно тревожное лицо, высокий крутой лоб, вьющиеся волосы, бакенбарды, мал
енькая эспаньолка. Нос довольно крупный, а вот рот незначительный, вялый,
глаза большие, на редкость светлые. Чуть усталые и несчастные.
Нора догадывалась, кто это. Вероятно, танцовщик. Письмо наверняка даст то
чный ответ. Она развернула листок и прочитала:
«Любимый!
Уже девятнадцать дней прошло с тех пор, как ты уехал, и сколько их еще мину
ет, пока ты вернешься из отпуска. Я много думала и писала тебе множество пи
сем, но сразу же их рвала, потому что не знала, правда ли то, что я написала. Я
не хочу, чтобы ты слышал от меня что-либо, кроме правды.
Моя жизнь действительно переменилась.
Нынче я весь день провела с малышкой Ингой, Хульда ходила к Вестинам глад
ить белье. Позднее, за ужином, я постоянно чувствовала на себе Хульдин взг
ляд. Она говорит, что вид у меня усталый и нездоровый, но ни о чем не подозре
вает, и я не хочу ее беспокоить. Вообще-то по мне ничего не заметно. И я этим
горжусь. Незачем расползаться, бесформенно пухнуть, хотя ем я достаточно
, чтобы не навредить ребенку.
Хульда так много для меня сделала. На этот раз я хочу сама найти выход. Но п
ока что ничего придумать не могу. Только чувствую себя совершенно одинок
ой, как была одинока всегда, во всех других обстоятельствах, и меня снова о
долевают давние горькие воспоминания.
В этой горькой тоске мне хочется думать, что тоскую я по тебе. И в письмах я
тоже писала, что тоскую по тебе (и очень скучаю). Потому я их и не отправила.
Ведь знаю теперь, что это неправда.
Ах, неизбывное одиночество моей души, никто его не развеет! Даже ты. Теперь
я понимаю. Мое одиночество происходит оттого, что с самого начала у меня о
тняли то, на что я имела полное право.
Твоя долгая отлучка, которой я так страшилась, поскольку она лишала меня
возможности провести с тобой два важных месяца, Ц твоя отлучка оказала
сь полезной, так как убедила меня в том, во что я иначе никогда бы не пожела
ла поверить.
Моя печаль, моя тоска не имеют к тебе отношения. Последние несколько дней
я почти совсем о тебе не думала, ну, разве только когда пыталась найти спос
об сказать тебе об этом.
О, правда Ц штука опасная! Не знаю, кто страдает больше Ц я, вынужденная с
ейчас написать, что в моем сердце уже нет чувства к тебе, или ты, которому п
ридется прочитать эти строки. Я знаю только, что должна произнести эти сл
ова, сколь они ни жестоки.
Заплакать бы, но я не могу.
Пишу и чувствую у себя на ногах голову Геро. Тепло, защищенность. Я помню, к
ак Геро впервые появился у тебя, помню, как ты радовался, какой заботой и в
ниманием окружал его. Но лишь на первых порах, потом ты потерял интерес, и
заботиться о нем стала я. Геро загрустил. А я все думала тогда, какой ты на с
амом деле. Со мной ты так не обращался, нет-нет, со мной ты всегда был нежен
и ласков, грех жаловаться.
Но при мысли о ребенке, который скоро родится, о твоем ребенке, я сразу всп
оминаю, что ты его не хотел.
Часто ли ты думаешь об этом ребенке сейчас, в отпуске? Ц спрашиваю я себя.
И отвечаю: никогда. В письмах ты справляешься о моем здоровье, но о ребенке
не вспоминаешь.
Поэтому ребенок будет моим, и я никогда его не брошу, как в детстве бросили
меня. Я намерена посвятить ему свою жизнь, и все во мне ликует при мысли, чт
о наконец-то в моих объятиях окажется крохотное существо, которое нужда
ется во мне точно так же, как я в нем.
Впервые в жизни рядом со мной будет человек безусловно равноправный и бл
изкий. Вот почему я все сделаю, чтобы ребенок тоже это почувствовал. Тогда
мне кажется, я и сама избавлюсь от вечного ощущения одиночества.
Да, мы будем очень счастливы вдвоем, я и мой ребенок.
С этим письмом посылаю тебе рисунок Хедвиг, твой портрет, сделанный прош
лой весной. Ты хотел его иметь. Но я тогда не могла с ним расстаться. А сейча
с отдам с удовольствием. Теперь рисунок твой!
Хедвиг знала тебя лучше, чем я. Глядя на портрет, я хорошо это понимаю. Он не
вероятно похож, но я больше не узнаю тебя. Может, потому, что сама не та, что
прежде.
И ты, и твой розовый сад, и балет…
Все это был сон, мечта… Но мне кажется, я больше не могу мечтать. Ах, стать бы
совсем маленьким ребенком и слушать сказки…»
Здесь письмо обрывалось, посреди фразы. Незаконченное, неотправленное. И
неподписанное, хотя Нора и так знала, кто его автор.
От волнения ее била дрожь; сама того не сознавая, она взяла куклу, прижала
к груди. Ладонью обхватила головку, подняла личико к себе.
Кукла изображала Сесилию в десятилетнем возрасте. Через семь лет ей сужд
ено умереть. Когда писала письмо, она об этом не знала, даже предчувствий н
икаких, видимо, не испытывала. Даты на письме нет, но едва ли оно было напис
ано задолго до смерти. Возможно, всего за неделю, за несколько дней…
Сесилия еще не говорила Хульде о ребенке, старалась сама найти выход. Отт
ого и поехала в Стокгольм, к Агнес…
Она твердо решила окружить ребенка заботой и вниманием. Но замуж за его о
тца явно не собиралась. И горевала вовсе не из-за него, тут Хульда ошибала
сь. По крайней мере, судя по письму.
И все же письмо она не отправила. Почему? Тон его был очень спокоен и увере
н, непохоже, чтобы она могла передумать. Вероятно, хотела подождать с отпр
авкой до рождения ребенка. В конце концов все было не так уж и просто. Ведь,
что ни говори, она собиралась оставить ребенка без отца.
Конечно, он сказал, что не желает ребенка. Но, может быть, она все же судила о
нем чересчур поспешно? После рождения малыша он вполне мог бы и образуми
ться?
Однако Сесилия, скорее всего, подумала, что если он вообще мог сказать так
ое про ее ребенка, то принимать его в расчет никак нельзя. Он больше не зас
луживал доверия. Можно понять.
По всей видимости, она ни с кем эти проблемы не обсуждала. Даже с Хульдой.
И письмо не отправила. Наверняка неспроста…
Нора наклонилась к кукле Ц личико загадочное, замкнутое, взгляд затуман
енный, будто она целиком ушла в себя.
Да, понять Сесилию явно было очень непросто. Может, потому Хедвиг и сделал
а куклу?
Нора, конечно, рисовать не мастерица, но, пытаясь набросать чей-нибудь пор
трет, например Дагов, она словно бы лучше понимала этого человека. Так же б
ывает, когда составляешь словесное описание. Лучше понимаешь, глубже вид
ишь, заглядываешь под поверхность, отбрасываешь случайное. Глазам откры
вается то, что вправду существует, но не всегда заметно беглому обыденно
му взгляду. Рисуя или описывая словами, как бы обретаешь большую остроту
зрения.
Но понять Сесилию до конца Хедвиг так и не сумела. Это и по куклиному личик
у заметно. В нем столько вопросов. И ни единого ответа. Оттого оно и казало
сь на редкость естественным и живым.
Ни одного человека невозможно узнать и постичь до конца. Даг обычно гова
ривал про людей:
«Вопрос в том, есть ли ответы. Ц
Ответ в том, что есть лишь вопросы».
Хедвиг сделала куклу Ц в доказательство любви. Но будь Сесилия ее собст
венной дочкой, смогла бы она тогда сделать куклу?
Странные мысли…
О чем же ей завтра спросить бабушку?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Ну, вот и пообедали. Дедушка встал и начал убирать со стола.
Ц Чашки можешь оставить, Ц сказала бабушка.
Дедушка кивнул и поднял крышку чайника: каждому хватит еще по чашке, но ем
у больше не хочется. Он пойдет прогуляться, а они могут спокойно поговори
ть. Дедушка еще раз обошел вокруг стола, проверил, все ли на месте. Мимоход
ом легонько шлепнул Нору по затылку, а бабушку чмокнул в щеку.
Ц Всё, больше мешать не буду.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Бабушка с улыбкой посмотрела на Нору.
Ц Ну? Теперь можно узнать, что у тебя за важное дело?
Обе молчали. Нора вдруг растерялась, не зная, как начать. Она собиралась ср
азу приступить к делу, знала, что именно хочет выяснить, но теперь почему-
то не могла действовать напролом.
Бабушка смотрела на нее своими блестящими глазами. И неожиданно Норе под
умалось, что она в жизни не видела ни у кого таких ярких глаз, как у бабушки.
Старая уже, а глаза по-детски лучистые. И она об этом знает. Ходит всегда с в
ысоко поднятой головой, выставляя свои глаза напоказ, словно этакие драг
оценности.
Но внезапной тишины бабушка выдержать не могла. Она сразу же приходила в
замешательство и винила себя в недостатке радушия. Вот и сейчас поспешно
завела светскую беседу Ц что делать, раз Нора не говорит ни слова.
Ц Ну, что ваша новая квартира? Привыкли уже? Там ведь все иначе, могу себе п
редставить. Уборки не многовато? Наверное, помощников нанимаете…
Минуту-другую бабушка продолжала этот монолог, задавала вопросы и сама
же на них отвечала, а Нора меж тем обдумывала ситуацию. И вдруг сообразила
, как ей направить разговор в желанное русло. Надо всего лишь подхватить к
вартирную тему.
Ц А вы знаете, бабушка, что там жила Сесилия?
Ц Сесилия? Ц недоуменно переспросила бабушка.
Ц Да, Сесилия Бьёркман, ваша единоутробная сестра.
Бабушка прикусила губу, она явно забеспокоилась. Обе опять умолкли. Нора
думала о том, что к Хульде, которая намного старше бабушки, можно было своб
одно обращаться на «ты». А вот сказать «ты» бабушке у нее язык не поворачи
вался. Дедушке она вполне могла бы говорить «ты», но быть на «ты» с одним и
на «вы» с другим никак нельзя.
Ц О чем ты? Где жила Сесилия?
Ц В нашей квартире.
Ц Ах, вот как! Но ведь за эти годы там много жильцов перебывало, верно?
Бабушка явно старается уйти от этой темы. Однако Нора не намерена ей потв
орствовать.
Ц Почему вы не хотите говорить о Сесилии, бабушка?
Ц Дорогая, я вообще ее не знала. Совсем маленькая была, лет пяти, когда она
умерла. И при жизни ее мы никаких контактов не поддерживали.
Ц Вам это не казалось странным?
Ц Нет. С какой стати? О ней с самого начала заботилась тетя Хедвиг. Вдобав
ок Сесилия была много старше меня, на целых двенадцать лет. У нас не могло
быть ничего общего.
Неужели? Нора разозлилась. Конечно, бабушка не виновата, она была слишком
мала и ничего не могла поделать, это понятно. Но ее мама, Агнес, она-то почем
у сестер не познакомила? Разница в возрасте не причина, родные сестры все
равно могут бесконечно много дать друг другу, никто не вправе их разлуча
ть.
Но ведь Сесилия с ранних лет была ужасно трудным ребенком, объявила бабу
шка. Родная мать с нею не справлялась. Тетя Хедвиг понимала ее куда лучше,
потому что и сама человек отнюдь не легкий. Они стоили друг друга, обе с пр
ичудами.
Ц Кто это сказал?
Ц Милая моя! Ц В бабушкиных красивых глазах читалось недоумение. Ц Да
в ту пору все знали, что Хедвиг Ц особа на редкость своенравная. Не злая, н
ет. Но с причудами. Я всегда ее побаивалась.
Ц Как же можно бояться человека, которого совсем не знаешь?
Нора сама слышала, что говорит очень неодобрительно. Да, взяла бабушку в о
борот. Но ведь свои причуды есть у каждого, верно? Разве у Агнес их не было?
У Агнес? Бабушка приподняла брови, и Нора сообразила: ей не нравится, что в
нучка называет ее маму по имени Ц Агнес.
Ц Ну, у прабабушки! Она же фактически бросила Сесилию! Свою родную дочку!
Разве это не странно?
Бабушка глубоко вздохнула и отвела глаза. Нора поняла: ей нужно взять себ
я в руки, пожалуй, она зашла далековато.
Ц Мне кажется, не стоит тебе так самонадеянно судить о вещах, в которых т
ы вряд ли разбираешься. Ты же не знаешь никого из этих людей.
Нора чуть не сказала, что очень даже знает. В первую очередь Сесилию. Но ре
шила пока помолчать. Лучше сменить тему и дать бабушке успокоиться. Усып
ить ее бдительность.
Ц Хедвиг сейчас, наверно, очень старая? Ц спросила она.
Бабушка кивнула.
Ц О да, ей далеко за девяносто.
Ц А где она живет?
Бабушка покачала своей красивой головой и нахмурилась.
Хедвиг отроду была непоседой. Всю жизнь скиталась по свету. Но несколько
лет назад, году этак в 1977-м, она вдруг надумала вернуться домой, в Швецию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
похорон не нашла времени. Еще были ученики из балетной школы. Но без учите
ля. Он пока не вернулся. Приехал гораздо позже, посадил кипарисы и доиграл
до конца свою трагедийную роль.
Кипарисы на могиле не сохранились. Хедвиг их выкопала. Ни ей, ни Сесилии ки
парисы не нравились.
Да, эта могила Ц часть истории Сесилии. Потому Нора и хотела ее увидеть. З
десь, в этом забытом месте, под присмотром кладбищенской администрации,
история Сесилии завершилась. Могила была чистая, ухоженная.
Хотя, пожалуй, не вполне забытая!
В вазочке уже стоял яркий весенний букетик. Почти такой же, какой принесл
а сама Нора. Кто-то здесь побывал, причем совсем недавно. Цветы свежие, в ка
плях росы.
Интересно, кто же их принес?
Кладбищенский персонал вряд ли собирает весенние букеты и украшает ими
могилы. Выходит, есть кто-то еще, кому небезразлична Сесилия. Но Хульда ег
о не знает.
Нора принесла вазочки и поставила свой и Хульдин букеты по сторонам чужи
х цветов.
Потом она поспешила домой.
Дел-то по горло.
Завтра она съездит в Стокгольм, поговорит с бабушкой. Когда она позвонил
а спросить, можно ли их проведать, трубку снял дедушка. И в свою очередь по
интересовался, не хочет ли она поговорить и с ним тоже. Пошутил. Но она ска
зала, что дело важное и знает о нем прежде всего бабушка. Что за дело такое,
интересно? Ц в голосе дедушки сквозило любопытство. Нет, по телефону не р
асскажешь. Так или иначе, они очень рады повидать Нору, пускай приезжает п
ораньше, тогда весь день будет в их распоряжении.
«Может, и для меня немножко времени выкроишь», Ц сказал дедушка.
Вообще-то Нора толком не представляла себе, что скажет бабушке. Надо все х
орошенько продумать.
Войдя к себе в комнату, она заметила, что дверца платяного шкафа приоткры
та. Заходил, что ли, кто-то? Она закрыла шкаф и достала из ниши Сесилию. Не ме
шает поговорить друг с дружкой: может, тогда Нора уяснит себе, о чем спроси
ть бабушку.
Она устроилась с куклой за письменным столом.
И тут заметила, что дверца шкафа опять открылась.
Вот те раз! Нора встала, закрыла шкаф. Но едва успела дойти до стола, как две
рца опять открылась.
Оставить ее открытой Нора не могла Ц действует на нервы! Ц и в третий ра
з пошла закрывать. Увы, упрямая дверца сию же минуту снова отворилась, вот
тут-то Нора и почувствовала там какую-то помеху. Будто внутри кто-то сопр
отивляется, не дает закрыть шкаф. Но этого не может быть. Она всем телом на
валилась на дверцу и прижала ее, однако едва лишь отступила назад, как шка
ф немедля открылся.
Что такое? Новые странности?
Впрочем, при ближайшем рассмотрении ничего странного не обнаружилось. Т
ам действительно кое-что мешало. Коробка на полу шкафа. Нора нагнулась и з
адвинула ее поглубже, но свалила крышку Ц коробка была переполнена. При
шлось вытащить ее: надо уложить все как следует, тогда крышка слетать не б
удет.
Откуда она взялась, эта старая коробка, набитая лоскутками?
А-а, ну да, ее ведь тоже нашли здесь, на верхотуре, в заколоченном стенном шк
афу, когда Андерс делал ремонт. Нора воздрузила коробку на письменный ст
ол и, случайно бросив взгляд на Сесилию, заметила, что на лице у куклы, прис
лонившейся к стопке книг, читается напряженное ожидание. Когда Нора пост
авила коробку на стол, Сесилия словно подалась вперед, заглядывая внутрь
и одной рукой на что-то указывая.
Нора принялась лихорадочно рыться в лоскутьях.
Желтая матерчатая роза. Удивительно! Где она ее раньше видела? Голубая ше
лковая лента. Ой! Просто не верится! Кусочек материи, из которой сшиты плат
ье и шапочка Сесилии. И обрезки тех кружев, что у нее на рукавах и вокруг во
рота.
Нора опустошала коробку, раскладывая содержимое на столе. Многое было ей
незнакомо, но матерчатую розу и голубую шелковую ленту она видела Ц ког
да Сесилия танцевала по комнате. А иные лоскутки живо напомнили ей темно
е платье, которые было на Сесилии, когда она с зонтиком в руке вошла в сад.
На самом дне лежал пожелтевший конверт. Без надписи, незаклеенный. С зами
ранием сердца Нора заглянула внутрь. Карандашный рисунок, тщательно вып
олненный мужской портрет. И так и не отправленное письмо. Неведомо кому а
дресованное. Только все равно кажется, будто суешь нос в чужие секреты. Он
а уже хотела положить конверт на старое место, но, посмотрев на Сесилию, ув
идела на ее лице все то же напряженное ожидание. Кукла не запрещала ей чит
ать письмо, скорее наоборот, просила об этом.
Нора вытащила из конверта рисунок, положила перед собой на стол, присмот
релась. «X. Б., 1922 г.» Ц стояло внизу. Значит, рисунок сделала Хедвиг.
Мужчине, изображенному на портрете, было лет сорок, может, чуть больше. Стр
анно тревожное лицо, высокий крутой лоб, вьющиеся волосы, бакенбарды, мал
енькая эспаньолка. Нос довольно крупный, а вот рот незначительный, вялый,
глаза большие, на редкость светлые. Чуть усталые и несчастные.
Нора догадывалась, кто это. Вероятно, танцовщик. Письмо наверняка даст то
чный ответ. Она развернула листок и прочитала:
«Любимый!
Уже девятнадцать дней прошло с тех пор, как ты уехал, и сколько их еще мину
ет, пока ты вернешься из отпуска. Я много думала и писала тебе множество пи
сем, но сразу же их рвала, потому что не знала, правда ли то, что я написала. Я
не хочу, чтобы ты слышал от меня что-либо, кроме правды.
Моя жизнь действительно переменилась.
Нынче я весь день провела с малышкой Ингой, Хульда ходила к Вестинам глад
ить белье. Позднее, за ужином, я постоянно чувствовала на себе Хульдин взг
ляд. Она говорит, что вид у меня усталый и нездоровый, но ни о чем не подозре
вает, и я не хочу ее беспокоить. Вообще-то по мне ничего не заметно. И я этим
горжусь. Незачем расползаться, бесформенно пухнуть, хотя ем я достаточно
, чтобы не навредить ребенку.
Хульда так много для меня сделала. На этот раз я хочу сама найти выход. Но п
ока что ничего придумать не могу. Только чувствую себя совершенно одинок
ой, как была одинока всегда, во всех других обстоятельствах, и меня снова о
долевают давние горькие воспоминания.
В этой горькой тоске мне хочется думать, что тоскую я по тебе. И в письмах я
тоже писала, что тоскую по тебе (и очень скучаю). Потому я их и не отправила.
Ведь знаю теперь, что это неправда.
Ах, неизбывное одиночество моей души, никто его не развеет! Даже ты. Теперь
я понимаю. Мое одиночество происходит оттого, что с самого начала у меня о
тняли то, на что я имела полное право.
Твоя долгая отлучка, которой я так страшилась, поскольку она лишала меня
возможности провести с тобой два важных месяца, Ц твоя отлучка оказала
сь полезной, так как убедила меня в том, во что я иначе никогда бы не пожела
ла поверить.
Моя печаль, моя тоска не имеют к тебе отношения. Последние несколько дней
я почти совсем о тебе не думала, ну, разве только когда пыталась найти спос
об сказать тебе об этом.
О, правда Ц штука опасная! Не знаю, кто страдает больше Ц я, вынужденная с
ейчас написать, что в моем сердце уже нет чувства к тебе, или ты, которому п
ридется прочитать эти строки. Я знаю только, что должна произнести эти сл
ова, сколь они ни жестоки.
Заплакать бы, но я не могу.
Пишу и чувствую у себя на ногах голову Геро. Тепло, защищенность. Я помню, к
ак Геро впервые появился у тебя, помню, как ты радовался, какой заботой и в
ниманием окружал его. Но лишь на первых порах, потом ты потерял интерес, и
заботиться о нем стала я. Геро загрустил. А я все думала тогда, какой ты на с
амом деле. Со мной ты так не обращался, нет-нет, со мной ты всегда был нежен
и ласков, грех жаловаться.
Но при мысли о ребенке, который скоро родится, о твоем ребенке, я сразу всп
оминаю, что ты его не хотел.
Часто ли ты думаешь об этом ребенке сейчас, в отпуске? Ц спрашиваю я себя.
И отвечаю: никогда. В письмах ты справляешься о моем здоровье, но о ребенке
не вспоминаешь.
Поэтому ребенок будет моим, и я никогда его не брошу, как в детстве бросили
меня. Я намерена посвятить ему свою жизнь, и все во мне ликует при мысли, чт
о наконец-то в моих объятиях окажется крохотное существо, которое нужда
ется во мне точно так же, как я в нем.
Впервые в жизни рядом со мной будет человек безусловно равноправный и бл
изкий. Вот почему я все сделаю, чтобы ребенок тоже это почувствовал. Тогда
мне кажется, я и сама избавлюсь от вечного ощущения одиночества.
Да, мы будем очень счастливы вдвоем, я и мой ребенок.
С этим письмом посылаю тебе рисунок Хедвиг, твой портрет, сделанный прош
лой весной. Ты хотел его иметь. Но я тогда не могла с ним расстаться. А сейча
с отдам с удовольствием. Теперь рисунок твой!
Хедвиг знала тебя лучше, чем я. Глядя на портрет, я хорошо это понимаю. Он не
вероятно похож, но я больше не узнаю тебя. Может, потому, что сама не та, что
прежде.
И ты, и твой розовый сад, и балет…
Все это был сон, мечта… Но мне кажется, я больше не могу мечтать. Ах, стать бы
совсем маленьким ребенком и слушать сказки…»
Здесь письмо обрывалось, посреди фразы. Незаконченное, неотправленное. И
неподписанное, хотя Нора и так знала, кто его автор.
От волнения ее била дрожь; сама того не сознавая, она взяла куклу, прижала
к груди. Ладонью обхватила головку, подняла личико к себе.
Кукла изображала Сесилию в десятилетнем возрасте. Через семь лет ей сужд
ено умереть. Когда писала письмо, она об этом не знала, даже предчувствий н
икаких, видимо, не испытывала. Даты на письме нет, но едва ли оно было напис
ано задолго до смерти. Возможно, всего за неделю, за несколько дней…
Сесилия еще не говорила Хульде о ребенке, старалась сама найти выход. Отт
ого и поехала в Стокгольм, к Агнес…
Она твердо решила окружить ребенка заботой и вниманием. Но замуж за его о
тца явно не собиралась. И горевала вовсе не из-за него, тут Хульда ошибала
сь. По крайней мере, судя по письму.
И все же письмо она не отправила. Почему? Тон его был очень спокоен и увере
н, непохоже, чтобы она могла передумать. Вероятно, хотела подождать с отпр
авкой до рождения ребенка. В конце концов все было не так уж и просто. Ведь,
что ни говори, она собиралась оставить ребенка без отца.
Конечно, он сказал, что не желает ребенка. Но, может быть, она все же судила о
нем чересчур поспешно? После рождения малыша он вполне мог бы и образуми
ться?
Однако Сесилия, скорее всего, подумала, что если он вообще мог сказать так
ое про ее ребенка, то принимать его в расчет никак нельзя. Он больше не зас
луживал доверия. Можно понять.
По всей видимости, она ни с кем эти проблемы не обсуждала. Даже с Хульдой.
И письмо не отправила. Наверняка неспроста…
Нора наклонилась к кукле Ц личико загадочное, замкнутое, взгляд затуман
енный, будто она целиком ушла в себя.
Да, понять Сесилию явно было очень непросто. Может, потому Хедвиг и сделал
а куклу?
Нора, конечно, рисовать не мастерица, но, пытаясь набросать чей-нибудь пор
трет, например Дагов, она словно бы лучше понимала этого человека. Так же б
ывает, когда составляешь словесное описание. Лучше понимаешь, глубже вид
ишь, заглядываешь под поверхность, отбрасываешь случайное. Глазам откры
вается то, что вправду существует, но не всегда заметно беглому обыденно
му взгляду. Рисуя или описывая словами, как бы обретаешь большую остроту
зрения.
Но понять Сесилию до конца Хедвиг так и не сумела. Это и по куклиному личик
у заметно. В нем столько вопросов. И ни единого ответа. Оттого оно и казало
сь на редкость естественным и живым.
Ни одного человека невозможно узнать и постичь до конца. Даг обычно гова
ривал про людей:
«Вопрос в том, есть ли ответы. Ц
Ответ в том, что есть лишь вопросы».
Хедвиг сделала куклу Ц в доказательство любви. Но будь Сесилия ее собст
венной дочкой, смогла бы она тогда сделать куклу?
Странные мысли…
О чем же ей завтра спросить бабушку?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Ну, вот и пообедали. Дедушка встал и начал убирать со стола.
Ц Чашки можешь оставить, Ц сказала бабушка.
Дедушка кивнул и поднял крышку чайника: каждому хватит еще по чашке, но ем
у больше не хочется. Он пойдет прогуляться, а они могут спокойно поговори
ть. Дедушка еще раз обошел вокруг стола, проверил, все ли на месте. Мимоход
ом легонько шлепнул Нору по затылку, а бабушку чмокнул в щеку.
Ц Всё, больше мешать не буду.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Бабушка с улыбкой посмотрела на Нору.
Ц Ну? Теперь можно узнать, что у тебя за важное дело?
Обе молчали. Нора вдруг растерялась, не зная, как начать. Она собиралась ср
азу приступить к делу, знала, что именно хочет выяснить, но теперь почему-
то не могла действовать напролом.
Бабушка смотрела на нее своими блестящими глазами. И неожиданно Норе под
умалось, что она в жизни не видела ни у кого таких ярких глаз, как у бабушки.
Старая уже, а глаза по-детски лучистые. И она об этом знает. Ходит всегда с в
ысоко поднятой головой, выставляя свои глаза напоказ, словно этакие драг
оценности.
Но внезапной тишины бабушка выдержать не могла. Она сразу же приходила в
замешательство и винила себя в недостатке радушия. Вот и сейчас поспешно
завела светскую беседу Ц что делать, раз Нора не говорит ни слова.
Ц Ну, что ваша новая квартира? Привыкли уже? Там ведь все иначе, могу себе п
редставить. Уборки не многовато? Наверное, помощников нанимаете…
Минуту-другую бабушка продолжала этот монолог, задавала вопросы и сама
же на них отвечала, а Нора меж тем обдумывала ситуацию. И вдруг сообразила
, как ей направить разговор в желанное русло. Надо всего лишь подхватить к
вартирную тему.
Ц А вы знаете, бабушка, что там жила Сесилия?
Ц Сесилия? Ц недоуменно переспросила бабушка.
Ц Да, Сесилия Бьёркман, ваша единоутробная сестра.
Бабушка прикусила губу, она явно забеспокоилась. Обе опять умолкли. Нора
думала о том, что к Хульде, которая намного старше бабушки, можно было своб
одно обращаться на «ты». А вот сказать «ты» бабушке у нее язык не поворачи
вался. Дедушке она вполне могла бы говорить «ты», но быть на «ты» с одним и
на «вы» с другим никак нельзя.
Ц О чем ты? Где жила Сесилия?
Ц В нашей квартире.
Ц Ах, вот как! Но ведь за эти годы там много жильцов перебывало, верно?
Бабушка явно старается уйти от этой темы. Однако Нора не намерена ей потв
орствовать.
Ц Почему вы не хотите говорить о Сесилии, бабушка?
Ц Дорогая, я вообще ее не знала. Совсем маленькая была, лет пяти, когда она
умерла. И при жизни ее мы никаких контактов не поддерживали.
Ц Вам это не казалось странным?
Ц Нет. С какой стати? О ней с самого начала заботилась тетя Хедвиг. Вдобав
ок Сесилия была много старше меня, на целых двенадцать лет. У нас не могло
быть ничего общего.
Неужели? Нора разозлилась. Конечно, бабушка не виновата, она была слишком
мала и ничего не могла поделать, это понятно. Но ее мама, Агнес, она-то почем
у сестер не познакомила? Разница в возрасте не причина, родные сестры все
равно могут бесконечно много дать друг другу, никто не вправе их разлуча
ть.
Но ведь Сесилия с ранних лет была ужасно трудным ребенком, объявила бабу
шка. Родная мать с нею не справлялась. Тетя Хедвиг понимала ее куда лучше,
потому что и сама человек отнюдь не легкий. Они стоили друг друга, обе с пр
ичудами.
Ц Кто это сказал?
Ц Милая моя! Ц В бабушкиных красивых глазах читалось недоумение. Ц Да
в ту пору все знали, что Хедвиг Ц особа на редкость своенравная. Не злая, н
ет. Но с причудами. Я всегда ее побаивалась.
Ц Как же можно бояться человека, которого совсем не знаешь?
Нора сама слышала, что говорит очень неодобрительно. Да, взяла бабушку в о
борот. Но ведь свои причуды есть у каждого, верно? Разве у Агнес их не было?
У Агнес? Бабушка приподняла брови, и Нора сообразила: ей не нравится, что в
нучка называет ее маму по имени Ц Агнес.
Ц Ну, у прабабушки! Она же фактически бросила Сесилию! Свою родную дочку!
Разве это не странно?
Бабушка глубоко вздохнула и отвела глаза. Нора поняла: ей нужно взять себ
я в руки, пожалуй, она зашла далековато.
Ц Мне кажется, не стоит тебе так самонадеянно судить о вещах, в которых т
ы вряд ли разбираешься. Ты же не знаешь никого из этих людей.
Нора чуть не сказала, что очень даже знает. В первую очередь Сесилию. Но ре
шила пока помолчать. Лучше сменить тему и дать бабушке успокоиться. Усып
ить ее бдительность.
Ц Хедвиг сейчас, наверно, очень старая? Ц спросила она.
Бабушка кивнула.
Ц О да, ей далеко за девяносто.
Ц А где она живет?
Бабушка покачала своей красивой головой и нахмурилась.
Хедвиг отроду была непоседой. Всю жизнь скиталась по свету. Но несколько
лет назад, году этак в 1977-м, она вдруг надумала вернуться домой, в Швецию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23