он легко уговорит продавца на солидную скидку.
Наконец загрузилась поисковая машина. Нельсон набрал «Марко Кралевич» и стал ждать, пока информация просочится через допотопный модем. Вряд ли ему удастся снова подобраться к Кралевичу: теоретик слишком осторожен, слишком непредсказуем. Не следовало забывать и про опасность для самого Нельсона: нельзя допустить, чтобы что-то случилось с пальцем. Однако некоторые слова, сказанные Эльзас и Кралевичем в библиотеке, засели у него в голове. Уж не Кралевич ли писал анонимные письма? Или он просто цитировал их, чтобы позлить Нельсона? Вероятно, где-то на факультете хранится его биография, кто-то из начальства читал ее и проверил рекомендации. Нельсон знал только, что всемирную славу теоретику принесла серия выступления на европейских конференциях. Что он делал до того, покрыто мраком.
Нельсон по-прежнему ждал, когда за спиной раздался детский голосок.
– Папа? – Клара стояла на нижней ступеньке, держась за перила. Отблески топки окрасили ее лицо голубым; в ярком свете лампочки наверху каждый волосок был прорисован, как на миниатюре. Он не слышал, как девочка спустилась. Клара переминалась с ноги на ногу, готовая опрометью броситься вверх.
– Что?
– Мама спрашивает, оставить тебе еды?
– Угу.
Нельсон не сводил глаз с экрана, мечтая, чтобы дочка ушла. Она секунду смотрела на него, потом запрыгала по ступенькам.
– Мама! Мама! Папа сказал «угу»!
– Дверь закрой! – взревел Нельсон.
Он почти не заметил, как снова погрузился в голубоватый мрак. Тем временем скачалось несколько страниц со ссылками на Кралевича, и Нельсон принялся листать их, держа палец на левой кнопке мыши. По большей части попадались веб-страницы американских и европейских университетов, с отчетами о конференциях, на которых Кралевич делал доклады, выступал в прениях или просто упоминался. Нельсон скользил по ним глазами без всякого интереса. Наконец в конце четвертой страницы он увидел адрес, который выглядел не вполне европейским, щелкнул по нему и еще десять минут дожидался, пока загрузится сайт отделения общественных наук Белградского государственного университета, сделанный лет семь назад. Посетителю предлагалось выбрать между английским и сербским; Нельсон открыл страницу с текстом на своеобразном английском языке: «Добро пожаловать на наш сайт! Включая социологию, информатику, статистику и менеджмент, наше направление является междисциплинарным…» Дальше шел список преподавателей по алфавиту с перечислением курсов, которые они читают. Каждая заметочка сопровождалась нечеткой фотографией размером с почтовую марку, так что слева сплошной полосой шли крошечные, размытые сербские лица. Нельсон щелкнул по «Кралевич М.» и увидел седого косоглазого мужчину лет за шестьдесят, который читал курс информатики для физиков и культурологов.
– Что за… – пробормотал Нельсон и тут же увидел ниже фото человека, которого знал как Марко Кралевича – может быть, чуть худее, с зачесанными назад длинными черными волосами. Темные глаза с экрана буравили Нельсона.
«Ямисович С. – было написано рядом, – Феноменология духа I и II, Современные системы вооружения».
– «Современные системы вооружения», – пробормотал Нельсон в голубоватой тьме.
– Нельсон! – раздался с лестницы голос жены.
– Случайно перепутали фотографии, – шепнул он, однако в голове уже крепло сомнение.
– Нельсон! – Бриджит включила сержантские интонации.
Он отвернулся от экрана.
– Что?
– Тебя к телефону.
Он ждал, что она добавит: «Из полиции». Палец заныл.
– Кто?
Со своего места Нельсон не видел жены, только ее длинную тень на ступенях. Вдруг кто-то заметил, как он выбегал из проулка? Вдруг этот кто-то наткнулся на остывающий труп под снежным одеялом? Допуская, что там действительно труп; в последний момент Фу Манчу вроде бы пришел в себя и хватал губами воздух, как рыба на берегу.
– Какая-то Джилиан.
– Ты сказала, Джилиан?
– Она ждет. – Бриджит отошла от двери; ее тень скользнула по лестнице.
Нельсон повернулся к компьютеру и взялся за мышь, намереваясь сохранить ссылку, но страница Белградского университета исчезла, сменившись сообщением об ошибке.
– Черт. – Нельсон оттолкнулся от стола и взбежал по лестнице. Трубка болталась рядом с телефоном. Бриджит несла грязные тарелки в кухню, взгляд ее недвусмысленно спрашивал: «Кто такая Джилиан?» Абби и Клара шипели друг другу в уши, хихикали и украдкой поглядывали на отца. Нельсон взял трубку и, натягивая провод, шагнул за угол в прихожую.
– Виктория хочет вас видеть. – В голосе Джилиан звучал металл, как будто они сошлись насмерть перед дверью спорной аудитории.
– Зачем? – спросил Нельсон и подумал; письма, она хочет поговорить со мной про анонимные письма.
– Приходите и узнаете, – ответила Джилиан.
– Когда?
– Сегодня. Сейчас.
– Куда?
– К ней домой. Я за вами заеду.
Нельсон представления не имел, где живет Викторинис; насколько ему было известно, она никого не принимала у себя по факультетским делам. Он на мгновение представил себя в старинном лимузине, на выцветшем бархатном сиденье, за рулем впереди – Джилиан в надвинутой на лоб меховой шапке, лицо ее замотано шарфом; она молча ведет авто через лес, полный теней, шорохов и мерцающих голубых огней, к готическому особняку – башенки, фронтоны, бойницы – и останавливается во внутреннем дворике, где шуршат по плитам мертвые листья. Он ступает на крыльцо; массивная дубовая дверь распахивается сама собой, волки воют в лесу, он оборачивает и видит, что лимузин.беззвучно исчез…
– Нет, – сказал Нельсон. – В другом месте. Молчание в трубке, даже дыхания не слышно.
– Где? – спросила наконец Джилиан.
Нельсон, разумеется, не мог пригласить Викторию домой и, хотя уже не испытывал прежнего страха, не хотел бы снова остаться с глазу на глаз в ее кабинете.
– «Пандемониум», – сказал он. В кофейне светло и людно.
Джилиан поперхнулась, и только в следующий миг Нельсон понял, что она смеется.
– Это очень личная встреча, Нельсон. – Джилиан говорила с ним, как с идиотом. – Виктория не хочет, чтобы вас видели вместе.
Нельсон лихорадочно соображал. Он не собирался встречаться с Викторинис в замкнутом помещении.
– На площади.
Джилиан снова мрачно хохотнула.
– Вы хотите встретиться или нет, Нельсон?
– На площади, – твердо повторил он. – В полночь.
Джилиан молчала. Нельсон заглянул в комнату. Девочки исчезли, Бриджит яростно вытирала стол, притворяясь, что не смотрит в сторону мужа.
– Вы хотите, чтобы нас никто не видел? – Нельсон сдерживал раздражение. – Так пусть будет нейтральная территория.
Площадь ярко освещена и просматривается со всех сторон. Палец горел ровным жаром. Джилиан молчала.
– На площади или нигде. Спросите Викторию и дайте мне знать.
Он уже вешал трубку, когда Джилиан вздохнула.
– Хорошо, – сказала она.
Дребезжащий автомобиль медленно полз по занесенным дорогам. Нельсон припарковался за Харбор-холлом – других машин на улице не было – и отпер здание своим ключом. Галоши скрипели в пустом коридоре. В выстуженном кабинете Нельсон включил только настольную лампу, снял галоши и парку, сменил джинсы и свитер на брюки, рубашку и пиджак, потом сел на край стола и натянул парадные ботинки. Завязав шнурки, раздвинул жалюзи и посмотрел на площадь. С вечера
нападало несколько дюймов снега, но он не стал надевать парку. Пусть Виктория видит коллегу, а не дрожащего косноязычного подчиненного. Он вытащил и сунул в карман анонимное письмо, потом, не выключая свет, спустился в вестибюль.
В свете фонарей мерцали редкие снежинки. Морозный воздух щипал нос, дышать было холодно. Однако Нельсон не застегнул пиджак и не спрятал руки в карманы. Он шел мимо голых деревьев, оставляя на свежевыпавшем снегу первую цепочку следов. Часы на башне Торнфильдской библиотеки пробили полночь, снег заглушал тяжелые удары колокола. Каждый черный фонарь держал в ладонях белый шар, озаренный изнутри сияющей черточкой света. Площадь освещалась, как сцена. Голые вязы отбрасывали тени вверх, их сучья были прорисованы снегом на сером и тусклом небе. За деревьями Нельсон различал длинные прямоугольные здания по периметру площади, с их красным кирпичом и карнизами начала двадцатого века. БИОЛОГИЯ – гласили освещенные каменные буквы над одним, ХИМИЯ – отвечал противоположный фасад. Глухо ревели вентиляционные шахты. Палец подергивало.
Книгохранилище тускло сияло под слоем снега. Нельсон огляделся по сторонам и, словно ненароком, поднял глаза к часовой башне. Циферблат лунным диском висел в небе, только что разошедшиеся стрелки вырисовывались четкими силуэтами. Над часами чернели зубцы. Никто не смотрел на него с башни.
– Нельсон! – произнес голос за спиной.
Он развернулся так стремительно, что чуть не упал. Джилиан приближалась, она была уже в нескольких шагах, цепочка ее следов вела за деревья. Она казалась исполинской в черном пальто и пушистых белых наушниках. Палец вспыхнул. Не рассуждая, Нельсон поднял правую руку и заткнул ей рот.
– Не двигайтесь, – сказал он. – Молчите.
Джилиан зашаталась, боком упала на снег. И замерла, как поверженная статуя, хрипло дыша. Глаза ее горели ненавистью.
Раздался протяжный далекий вой. Нельсон, съежившись, взглянул на библиотечную башню. Там никого не было, но вой перешел в визг, и Нельсон стремительно обернулся. Виктория Викторинис выплыла из мрака между старой библиотекой и книгохранилищем. Ее длинное белое пальто спадало до щиколоток; казалось, женщина парит над снегом, не оставляя следов.
– Прислушайтесь, – сказала она голосом холодным и аристократическим. – Дети ночи.
Сердце у Нельсона колотилось, палец горел. Визг смолк, и только сейчас Нельсон понял, что это было: в снежную ночь какой-то кретин, перегруженный пивом и тестостероном, газовал на чистом куске асфальта. Нельсон вздохнул, выпрямился и поднял ладонь.
– Ближе не подходите, – сказал он, с трудом сдерживая дрожь.
Викторинис замерла, руки в карманах – белый конус, увенчанный непокрытой, коротко стриженной головой. Она указала подбородком на Джилиан.
– Поднимите ее, Нельсон. – Голос у Виктории был холоден и чист, как ночной воздух. – Она замерзнет.
Лицо ее белело, словно высеченное изо льда; она была без очков, и серые глаза по-волчьи поблескивали, не зло, но с любопытством, как будто она набрела в лесу на что-то потенциально съедобное.
Нельсон взглянул на Джилиан. Аспирантка дрожала на снегу, сопя и шевеля губами.
– Стойте, где стоите, – сказал он Викторинис и, нагнувшись к Джилиан, просунул пальцы под свитер над перчаткой. Запястье у нее оказалось неожиданно теплым.
– Встаньте. – Палец разрядился.
Джилиан поднялась на удивление легко, как будто он потянул ее за руку. Она выпрямилась, яростно сверкая глазами, и Нельсон указал на дальний конец площади.
– Встаньте там и не двигайтесь. Молчите. Вы ничего не слышите.
Он отпустил ее руку. Джилиан, нехотя оторвав от него злобный взгляд, побрела по снегу. И встала в центре площади, откуда могла видеть и Нельсона, и Викторинис.
Нельсон одернул пиджак. Холода он не чувствовал.
– Полагаю, вы хотели поговорить со мной об этом. – Он вытащил из кармана письмо.
Викторинис неподвижно стояла в двадцати шагах от него и, казалось, висела в дюйме над снегом. Послышалось шипящее дыхание; Нельсон с дрожью осознал, что она смеется.
– Вы даже не представляете, Нельсон, до какой степени мне безразличны эти письма. Они своей цели достигли. Уберите.
Нельсон озадаченно сунул письмо в карман. Что значит «они своей цели достигли»? Он взглянул на Джилиан. Все трое участников сцены стояли на белой площади точно в вершинах равностороннего треугольника.
– Так зачем вы хотели меня видеть? – спросил Нельсон.
– Я хочу знать, что вам нужно. – Викторинис улыбнулась, блеснув длинными зубами. – Прежде я никогда не задавалась этим вопросом. Вероятно, то, что я теперь спрашиваю, – ваша заслуга.
– Ба! – сказал Нельсон. – Как приятно.
– Я не хочу вас принижать. – Улыбка ее исчезла, глаза сверкали. – Обещаю, Нельсон, что не повторю этой ошибки.
– Вам не за что меня ненавидеть, Виктория.
– Я не питаю к вам ненависти. До последнего времени вы вообще не занимали мои мысли.
– Вы меня уволили, – сказал он чуть более зло, чем собирался.
– Вас уволил факультет. Я просто об этом сообщила.
– Но вам это доставило удовольствие.
Нельсону самому не понравилось, как визгливо прозвучал его голос, однако все затмевала адская боль в пальце.
– Что мне доставляет удовольствие, – спокойно ответила Викторинис, – вашему разумению недоступно.
Нельсон отвел глаза. Джилиан злобно смотрела на него со своего места; она умоляюще взглянула на Викторинис, словно говоря: «Спасите меня». Пар из ее рта клубился в морозном воздухе.
– Не сочтите за личный выпад, Нельсон, но вы для Мидвеста не годитесь. – Викторинис помолчала. – Я уволила вас, потому что вы слишком мелки. Хороший учитель – возможно. Однако ваши научные труды неоригинальны, в них нет полета.
Нельсон подумал: что, если я брошусь на нее прямо сейчас? допрыгну ли?
Викторинис, словно прочтя его мысли, вынула из карманов узкие бледные ладони.
– Вам стоит разговаривать со мной уважительнее, – сказал Нельсон. Он согнул пальцы – они все занемели, кроме одного.
На долгое мгновение взгляды их встретились. Боль в пальце требовала немедленных действий. Лицо у Викторинис напряглось, кулаки были сжаты; оба продолжали стоять не шелохнувшись. Наконец Викторинис сунула руки в карманы, словно зачехлила оружие.
– Вы все еще не ответили на мой вопрос, Нельсон.
– Вы назначили мне встречу, – парировал он. – Чего, по-вашему, я хочу?
– Бессрочный контракт для Виты Деонне? – Викторинис вздохнула почти печально. – Что вы рассчитываете с этого получить?
– Что вы против нее имеете?
– Ничего. Просто не вижу за ней необходимых достоинств.
– Бросьте, – сказал Нельсон. – Ее труды…
Как их охарактеризовать? Трансгрессивны? Революционны? Контргегемонистичны? Или просто будоражат?
– Вполне вписываются в литературоведческий мейнстрим, – закончил Нельсон.
Смех Виктории рассыпался приглушенным ледяным колокольчиком.
– Думаю, мне лучше судить, что такое литературоведческий мейнстрим.
– Так или иначе, – Нельсон вздохнул, – Вита вас боится.
– Вита боится всех.
– Особенно вас, Виктория. Хоть убейте, не понимаю, почему. Мне казалось, что вы с ней принадлежите к одному… лагерю, уж простите за указание. Теоретически говоря, вы сестры.
– Никогда не думала, что вы так пристально интересуетесь феминистской теорией, – ледяным голосом ответила Викторинис.
– Никогда не думал, что меня уволит лесбиянка. – Нельсон пожал плечами. – Век живи, век учись.
К его удивлению, Викторинис вздрогнула, как от пощечины.
– Простите, что задел за живое, – сказал он, довольный своим успехом. – Я всего лишь… как это называется?… говорю правду властям предержащим.
– Вы считаете, что я обладаю властью? – Глаза Викторинис сузились.
– Бросьте.
Виктория сделала несколько шагов вперед. Лицо ее оставалось непроницаемой маской.
– Давайте я расскажу вам про власть, Нельсон. – Голос звучал глухо, как стон. – В радиусе пятнадцати миль от этого места живут тысячи добропорядочных теплокровных обывателей, таких же, как вы. Они работают, любят своих детей, платят налоги и не обидят собаку – и почти каждый из них охотно сжег бы меня на костре, вырвал сердце и закопал мой обезглавленный труп на перекрестке дорог. Они никогда не признают меня человеком, тем более – «нормальной».
Она взглянула за деревья на смутные университетские корпуса, на голые, озаренные фонарями ветки, на площадь под снежным саваном.
– Этот университетский мирок должен был стать моим Ковентри. Сюда такие, как вы, помещают таких, как я, чтобы все мы были в одном месте и под приглядом. Здесь вы притворяетесь, будто относитесь к нам, как к равным, а я должна притворяться, будто могу быть собой, не дрожа за свою жизнь.
Она снова подняла на него древний, непроницаемый взгляд.
– Вы можете оставить Гамильтон-гровз и жить где угодно, не оглядываясь поминутно через плечо. Я – нет. Так скажите. Нельсон, у кого из нас больше власти?
– Помилуйте. – Палец жег железом. – Вы будете рассказывать мне про обиды после того, как чуть меня не уволили… С моей кочки, леди, вам живется очень даже неплохо.
Викторинис заговорила было, но Нельсон поднял горящий палец.
– Нет! Все идеологические распри, вся межфракционная грызня, все культурные войны – вы могли бы положить им конец, Виктория! Завтра, если захотели бы, если бы не в ваших интересах было их разжигать!
Он помолчал.
– Вы могли бы примирить всех, если бы захотели.
– Никто так не романтизирует Другого, как виновный белый мужчина, а, Нельсон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Наконец загрузилась поисковая машина. Нельсон набрал «Марко Кралевич» и стал ждать, пока информация просочится через допотопный модем. Вряд ли ему удастся снова подобраться к Кралевичу: теоретик слишком осторожен, слишком непредсказуем. Не следовало забывать и про опасность для самого Нельсона: нельзя допустить, чтобы что-то случилось с пальцем. Однако некоторые слова, сказанные Эльзас и Кралевичем в библиотеке, засели у него в голове. Уж не Кралевич ли писал анонимные письма? Или он просто цитировал их, чтобы позлить Нельсона? Вероятно, где-то на факультете хранится его биография, кто-то из начальства читал ее и проверил рекомендации. Нельсон знал только, что всемирную славу теоретику принесла серия выступления на европейских конференциях. Что он делал до того, покрыто мраком.
Нельсон по-прежнему ждал, когда за спиной раздался детский голосок.
– Папа? – Клара стояла на нижней ступеньке, держась за перила. Отблески топки окрасили ее лицо голубым; в ярком свете лампочки наверху каждый волосок был прорисован, как на миниатюре. Он не слышал, как девочка спустилась. Клара переминалась с ноги на ногу, готовая опрометью броситься вверх.
– Что?
– Мама спрашивает, оставить тебе еды?
– Угу.
Нельсон не сводил глаз с экрана, мечтая, чтобы дочка ушла. Она секунду смотрела на него, потом запрыгала по ступенькам.
– Мама! Мама! Папа сказал «угу»!
– Дверь закрой! – взревел Нельсон.
Он почти не заметил, как снова погрузился в голубоватый мрак. Тем временем скачалось несколько страниц со ссылками на Кралевича, и Нельсон принялся листать их, держа палец на левой кнопке мыши. По большей части попадались веб-страницы американских и европейских университетов, с отчетами о конференциях, на которых Кралевич делал доклады, выступал в прениях или просто упоминался. Нельсон скользил по ним глазами без всякого интереса. Наконец в конце четвертой страницы он увидел адрес, который выглядел не вполне европейским, щелкнул по нему и еще десять минут дожидался, пока загрузится сайт отделения общественных наук Белградского государственного университета, сделанный лет семь назад. Посетителю предлагалось выбрать между английским и сербским; Нельсон открыл страницу с текстом на своеобразном английском языке: «Добро пожаловать на наш сайт! Включая социологию, информатику, статистику и менеджмент, наше направление является междисциплинарным…» Дальше шел список преподавателей по алфавиту с перечислением курсов, которые они читают. Каждая заметочка сопровождалась нечеткой фотографией размером с почтовую марку, так что слева сплошной полосой шли крошечные, размытые сербские лица. Нельсон щелкнул по «Кралевич М.» и увидел седого косоглазого мужчину лет за шестьдесят, который читал курс информатики для физиков и культурологов.
– Что за… – пробормотал Нельсон и тут же увидел ниже фото человека, которого знал как Марко Кралевича – может быть, чуть худее, с зачесанными назад длинными черными волосами. Темные глаза с экрана буравили Нельсона.
«Ямисович С. – было написано рядом, – Феноменология духа I и II, Современные системы вооружения».
– «Современные системы вооружения», – пробормотал Нельсон в голубоватой тьме.
– Нельсон! – раздался с лестницы голос жены.
– Случайно перепутали фотографии, – шепнул он, однако в голове уже крепло сомнение.
– Нельсон! – Бриджит включила сержантские интонации.
Он отвернулся от экрана.
– Что?
– Тебя к телефону.
Он ждал, что она добавит: «Из полиции». Палец заныл.
– Кто?
Со своего места Нельсон не видел жены, только ее длинную тень на ступенях. Вдруг кто-то заметил, как он выбегал из проулка? Вдруг этот кто-то наткнулся на остывающий труп под снежным одеялом? Допуская, что там действительно труп; в последний момент Фу Манчу вроде бы пришел в себя и хватал губами воздух, как рыба на берегу.
– Какая-то Джилиан.
– Ты сказала, Джилиан?
– Она ждет. – Бриджит отошла от двери; ее тень скользнула по лестнице.
Нельсон повернулся к компьютеру и взялся за мышь, намереваясь сохранить ссылку, но страница Белградского университета исчезла, сменившись сообщением об ошибке.
– Черт. – Нельсон оттолкнулся от стола и взбежал по лестнице. Трубка болталась рядом с телефоном. Бриджит несла грязные тарелки в кухню, взгляд ее недвусмысленно спрашивал: «Кто такая Джилиан?» Абби и Клара шипели друг другу в уши, хихикали и украдкой поглядывали на отца. Нельсон взял трубку и, натягивая провод, шагнул за угол в прихожую.
– Виктория хочет вас видеть. – В голосе Джилиан звучал металл, как будто они сошлись насмерть перед дверью спорной аудитории.
– Зачем? – спросил Нельсон и подумал; письма, она хочет поговорить со мной про анонимные письма.
– Приходите и узнаете, – ответила Джилиан.
– Когда?
– Сегодня. Сейчас.
– Куда?
– К ней домой. Я за вами заеду.
Нельсон представления не имел, где живет Викторинис; насколько ему было известно, она никого не принимала у себя по факультетским делам. Он на мгновение представил себя в старинном лимузине, на выцветшем бархатном сиденье, за рулем впереди – Джилиан в надвинутой на лоб меховой шапке, лицо ее замотано шарфом; она молча ведет авто через лес, полный теней, шорохов и мерцающих голубых огней, к готическому особняку – башенки, фронтоны, бойницы – и останавливается во внутреннем дворике, где шуршат по плитам мертвые листья. Он ступает на крыльцо; массивная дубовая дверь распахивается сама собой, волки воют в лесу, он оборачивает и видит, что лимузин.беззвучно исчез…
– Нет, – сказал Нельсон. – В другом месте. Молчание в трубке, даже дыхания не слышно.
– Где? – спросила наконец Джилиан.
Нельсон, разумеется, не мог пригласить Викторию домой и, хотя уже не испытывал прежнего страха, не хотел бы снова остаться с глазу на глаз в ее кабинете.
– «Пандемониум», – сказал он. В кофейне светло и людно.
Джилиан поперхнулась, и только в следующий миг Нельсон понял, что она смеется.
– Это очень личная встреча, Нельсон. – Джилиан говорила с ним, как с идиотом. – Виктория не хочет, чтобы вас видели вместе.
Нельсон лихорадочно соображал. Он не собирался встречаться с Викторинис в замкнутом помещении.
– На площади.
Джилиан снова мрачно хохотнула.
– Вы хотите встретиться или нет, Нельсон?
– На площади, – твердо повторил он. – В полночь.
Джилиан молчала. Нельсон заглянул в комнату. Девочки исчезли, Бриджит яростно вытирала стол, притворяясь, что не смотрит в сторону мужа.
– Вы хотите, чтобы нас никто не видел? – Нельсон сдерживал раздражение. – Так пусть будет нейтральная территория.
Площадь ярко освещена и просматривается со всех сторон. Палец горел ровным жаром. Джилиан молчала.
– На площади или нигде. Спросите Викторию и дайте мне знать.
Он уже вешал трубку, когда Джилиан вздохнула.
– Хорошо, – сказала она.
Дребезжащий автомобиль медленно полз по занесенным дорогам. Нельсон припарковался за Харбор-холлом – других машин на улице не было – и отпер здание своим ключом. Галоши скрипели в пустом коридоре. В выстуженном кабинете Нельсон включил только настольную лампу, снял галоши и парку, сменил джинсы и свитер на брюки, рубашку и пиджак, потом сел на край стола и натянул парадные ботинки. Завязав шнурки, раздвинул жалюзи и посмотрел на площадь. С вечера
нападало несколько дюймов снега, но он не стал надевать парку. Пусть Виктория видит коллегу, а не дрожащего косноязычного подчиненного. Он вытащил и сунул в карман анонимное письмо, потом, не выключая свет, спустился в вестибюль.
В свете фонарей мерцали редкие снежинки. Морозный воздух щипал нос, дышать было холодно. Однако Нельсон не застегнул пиджак и не спрятал руки в карманы. Он шел мимо голых деревьев, оставляя на свежевыпавшем снегу первую цепочку следов. Часы на башне Торнфильдской библиотеки пробили полночь, снег заглушал тяжелые удары колокола. Каждый черный фонарь держал в ладонях белый шар, озаренный изнутри сияющей черточкой света. Площадь освещалась, как сцена. Голые вязы отбрасывали тени вверх, их сучья были прорисованы снегом на сером и тусклом небе. За деревьями Нельсон различал длинные прямоугольные здания по периметру площади, с их красным кирпичом и карнизами начала двадцатого века. БИОЛОГИЯ – гласили освещенные каменные буквы над одним, ХИМИЯ – отвечал противоположный фасад. Глухо ревели вентиляционные шахты. Палец подергивало.
Книгохранилище тускло сияло под слоем снега. Нельсон огляделся по сторонам и, словно ненароком, поднял глаза к часовой башне. Циферблат лунным диском висел в небе, только что разошедшиеся стрелки вырисовывались четкими силуэтами. Над часами чернели зубцы. Никто не смотрел на него с башни.
– Нельсон! – произнес голос за спиной.
Он развернулся так стремительно, что чуть не упал. Джилиан приближалась, она была уже в нескольких шагах, цепочка ее следов вела за деревья. Она казалась исполинской в черном пальто и пушистых белых наушниках. Палец вспыхнул. Не рассуждая, Нельсон поднял правую руку и заткнул ей рот.
– Не двигайтесь, – сказал он. – Молчите.
Джилиан зашаталась, боком упала на снег. И замерла, как поверженная статуя, хрипло дыша. Глаза ее горели ненавистью.
Раздался протяжный далекий вой. Нельсон, съежившись, взглянул на библиотечную башню. Там никого не было, но вой перешел в визг, и Нельсон стремительно обернулся. Виктория Викторинис выплыла из мрака между старой библиотекой и книгохранилищем. Ее длинное белое пальто спадало до щиколоток; казалось, женщина парит над снегом, не оставляя следов.
– Прислушайтесь, – сказала она голосом холодным и аристократическим. – Дети ночи.
Сердце у Нельсона колотилось, палец горел. Визг смолк, и только сейчас Нельсон понял, что это было: в снежную ночь какой-то кретин, перегруженный пивом и тестостероном, газовал на чистом куске асфальта. Нельсон вздохнул, выпрямился и поднял ладонь.
– Ближе не подходите, – сказал он, с трудом сдерживая дрожь.
Викторинис замерла, руки в карманах – белый конус, увенчанный непокрытой, коротко стриженной головой. Она указала подбородком на Джилиан.
– Поднимите ее, Нельсон. – Голос у Виктории был холоден и чист, как ночной воздух. – Она замерзнет.
Лицо ее белело, словно высеченное изо льда; она была без очков, и серые глаза по-волчьи поблескивали, не зло, но с любопытством, как будто она набрела в лесу на что-то потенциально съедобное.
Нельсон взглянул на Джилиан. Аспирантка дрожала на снегу, сопя и шевеля губами.
– Стойте, где стоите, – сказал он Викторинис и, нагнувшись к Джилиан, просунул пальцы под свитер над перчаткой. Запястье у нее оказалось неожиданно теплым.
– Встаньте. – Палец разрядился.
Джилиан поднялась на удивление легко, как будто он потянул ее за руку. Она выпрямилась, яростно сверкая глазами, и Нельсон указал на дальний конец площади.
– Встаньте там и не двигайтесь. Молчите. Вы ничего не слышите.
Он отпустил ее руку. Джилиан, нехотя оторвав от него злобный взгляд, побрела по снегу. И встала в центре площади, откуда могла видеть и Нельсона, и Викторинис.
Нельсон одернул пиджак. Холода он не чувствовал.
– Полагаю, вы хотели поговорить со мной об этом. – Он вытащил из кармана письмо.
Викторинис неподвижно стояла в двадцати шагах от него и, казалось, висела в дюйме над снегом. Послышалось шипящее дыхание; Нельсон с дрожью осознал, что она смеется.
– Вы даже не представляете, Нельсон, до какой степени мне безразличны эти письма. Они своей цели достигли. Уберите.
Нельсон озадаченно сунул письмо в карман. Что значит «они своей цели достигли»? Он взглянул на Джилиан. Все трое участников сцены стояли на белой площади точно в вершинах равностороннего треугольника.
– Так зачем вы хотели меня видеть? – спросил Нельсон.
– Я хочу знать, что вам нужно. – Викторинис улыбнулась, блеснув длинными зубами. – Прежде я никогда не задавалась этим вопросом. Вероятно, то, что я теперь спрашиваю, – ваша заслуга.
– Ба! – сказал Нельсон. – Как приятно.
– Я не хочу вас принижать. – Улыбка ее исчезла, глаза сверкали. – Обещаю, Нельсон, что не повторю этой ошибки.
– Вам не за что меня ненавидеть, Виктория.
– Я не питаю к вам ненависти. До последнего времени вы вообще не занимали мои мысли.
– Вы меня уволили, – сказал он чуть более зло, чем собирался.
– Вас уволил факультет. Я просто об этом сообщила.
– Но вам это доставило удовольствие.
Нельсону самому не понравилось, как визгливо прозвучал его голос, однако все затмевала адская боль в пальце.
– Что мне доставляет удовольствие, – спокойно ответила Викторинис, – вашему разумению недоступно.
Нельсон отвел глаза. Джилиан злобно смотрела на него со своего места; она умоляюще взглянула на Викторинис, словно говоря: «Спасите меня». Пар из ее рта клубился в морозном воздухе.
– Не сочтите за личный выпад, Нельсон, но вы для Мидвеста не годитесь. – Викторинис помолчала. – Я уволила вас, потому что вы слишком мелки. Хороший учитель – возможно. Однако ваши научные труды неоригинальны, в них нет полета.
Нельсон подумал: что, если я брошусь на нее прямо сейчас? допрыгну ли?
Викторинис, словно прочтя его мысли, вынула из карманов узкие бледные ладони.
– Вам стоит разговаривать со мной уважительнее, – сказал Нельсон. Он согнул пальцы – они все занемели, кроме одного.
На долгое мгновение взгляды их встретились. Боль в пальце требовала немедленных действий. Лицо у Викторинис напряглось, кулаки были сжаты; оба продолжали стоять не шелохнувшись. Наконец Викторинис сунула руки в карманы, словно зачехлила оружие.
– Вы все еще не ответили на мой вопрос, Нельсон.
– Вы назначили мне встречу, – парировал он. – Чего, по-вашему, я хочу?
– Бессрочный контракт для Виты Деонне? – Викторинис вздохнула почти печально. – Что вы рассчитываете с этого получить?
– Что вы против нее имеете?
– Ничего. Просто не вижу за ней необходимых достоинств.
– Бросьте, – сказал Нельсон. – Ее труды…
Как их охарактеризовать? Трансгрессивны? Революционны? Контргегемонистичны? Или просто будоражат?
– Вполне вписываются в литературоведческий мейнстрим, – закончил Нельсон.
Смех Виктории рассыпался приглушенным ледяным колокольчиком.
– Думаю, мне лучше судить, что такое литературоведческий мейнстрим.
– Так или иначе, – Нельсон вздохнул, – Вита вас боится.
– Вита боится всех.
– Особенно вас, Виктория. Хоть убейте, не понимаю, почему. Мне казалось, что вы с ней принадлежите к одному… лагерю, уж простите за указание. Теоретически говоря, вы сестры.
– Никогда не думала, что вы так пристально интересуетесь феминистской теорией, – ледяным голосом ответила Викторинис.
– Никогда не думал, что меня уволит лесбиянка. – Нельсон пожал плечами. – Век живи, век учись.
К его удивлению, Викторинис вздрогнула, как от пощечины.
– Простите, что задел за живое, – сказал он, довольный своим успехом. – Я всего лишь… как это называется?… говорю правду властям предержащим.
– Вы считаете, что я обладаю властью? – Глаза Викторинис сузились.
– Бросьте.
Виктория сделала несколько шагов вперед. Лицо ее оставалось непроницаемой маской.
– Давайте я расскажу вам про власть, Нельсон. – Голос звучал глухо, как стон. – В радиусе пятнадцати миль от этого места живут тысячи добропорядочных теплокровных обывателей, таких же, как вы. Они работают, любят своих детей, платят налоги и не обидят собаку – и почти каждый из них охотно сжег бы меня на костре, вырвал сердце и закопал мой обезглавленный труп на перекрестке дорог. Они никогда не признают меня человеком, тем более – «нормальной».
Она взглянула за деревья на смутные университетские корпуса, на голые, озаренные фонарями ветки, на площадь под снежным саваном.
– Этот университетский мирок должен был стать моим Ковентри. Сюда такие, как вы, помещают таких, как я, чтобы все мы были в одном месте и под приглядом. Здесь вы притворяетесь, будто относитесь к нам, как к равным, а я должна притворяться, будто могу быть собой, не дрожа за свою жизнь.
Она снова подняла на него древний, непроницаемый взгляд.
– Вы можете оставить Гамильтон-гровз и жить где угодно, не оглядываясь поминутно через плечо. Я – нет. Так скажите. Нельсон, у кого из нас больше власти?
– Помилуйте. – Палец жег железом. – Вы будете рассказывать мне про обиды после того, как чуть меня не уволили… С моей кочки, леди, вам живется очень даже неплохо.
Викторинис заговорила было, но Нельсон поднял горящий палец.
– Нет! Все идеологические распри, вся межфракционная грызня, все культурные войны – вы могли бы положить им конец, Виктория! Завтра, если захотели бы, если бы не в ваших интересах было их разжигать!
Он помолчал.
– Вы могли бы примирить всех, если бы захотели.
– Никто так не романтизирует Другого, как виновный белый мужчина, а, Нельсон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47