Он сумел заключить только, что к Вите попробовали пристать, чем повергли ее в состояние нервного паралича; соответственно, вторая сторона попала в неловкое положение. Нельсон не был твердо уверен, что это сама Викторинис, но с тех пор дамы, представляющие на факультете феминистскую критику, прохладно держались с Витой. Нельсон предполагал, что они тоже недоумевают: почему человек, подробно пишущий о сексе, на практике бежит его, как огня. Оставалось заключить, что Витины раскопки – ее «археология», как она сама это называла – всего, что происходит между полами, вызвали у нее отвращение к сексу даже в самых обычных его проявлениях.
Вита приготовилась начать, и Нельсон напрягся. Ее привычка говорить вопросами обострялась в научных разговорах и принимала совсем уж чудовищные формы в статьях. Прочитав несколько страниц в поисках хотя бы одного утвердительного предложения и запутавшись в гуще «Не вправе ли мы допустить, что» и «Не следует ли это рассматривать как», Нельсон вновь и вновь совершал одну и ту же ошибку: интересовался у Виты, что именно она хотела сказать.
– Так тендер существует только напоказ? – спросил он как-то. – Мы все – трансвеститы?
– Нет, нет, нет! – завопила Вита. – Вы ничего не поняли! Это чрезмерное упрощение! – После чего раздраженно потребовала, чтобы он прочел, если еще не читал, все источники, приведенные в библиографии, а потом еще раз тщательно проработал статью. Нельсон, желая не ударить в грязь лицом, выудил из памяти лекции профессора Эванжелина и привел фразу, сказанную Адорно о Хайдеггере Адорно Теодор (1903 – 1969) – философ и социолог, представитель франкфуртской школы. Хайдеггер Мартин (1889 – 1976) – немецкий философ-экзистенциалист.
: «Он окружил себя табу, согласно которым всякое понимание будет в то же время подменой». Однако Вита прихлопнула его другой цитатой из Ацорно: «Сохранение чуждости есть единственное противоядие отчуждению».
– Значит, я понимаю ваши доводы, только если не понимаю их? – предположил Нельсон, силясь взять в толк.
– Совсем не то! – отвечала Вита, словно тупому ребенку. – Если вы согласились с моим анализом, значит, вы поняли.
– А если я понял, но не согласился?
– Это исключено.
По тому, что Вита заговорила утвердительными предложениями, Нельсон понял, что она на взводе.
– Если вы поняли, вы согласитесь, – сказала она. – Если вы не соглашаетесь, значит, не поняли.
Нельсон попробовал еще раз прочесть статью; вязкий жаргон засасывал, как трясина, вопросительные знаки обступали со всех сторон, как серпы разгневанных крестьян. Бесконечные «Я не это хотела сказать» и упреки, что читатель не в силах ее понять в силу своей патриархатности, фаллоцентричности или просто тупости, были основным оружием Виты. Однако Нельсон знал, что здесь такое не пройдет, и вцепился в подлокотники, готовясь, что Виту размажут по стенке.
– Можем ли мы сказать, – начала она, почти не дыша, – что всякая мысль о фаллосе неизбежно обращает нас к Лакану через ту интерпретацию, которую дает Батлер Батлер Джудит (р. 1956) – современная американская исследовательница. По Батлер, тендер не связан намертво с биологическим полом, скорее это вопрос сознательного выбора; не то, что человек есть, но то, как он себя ведет.
?
– Naturаllement Естественно (фр).
, – проговорил Вейссман достаточно громко, чтобы все услышали. За его спиной Пропащие Мальчишки чуть не согнулись от сдерживаемого смеха.
– Mais oui Да, разумеется (фр.).
, – сказал Дан.
– Certainement Конечно (фр.).
, – сказал Боб.
– Само собой, – сказал Вик.
– Хотите верьте, хотите нет, я слышал о Лакане, – продолжал Вейссман, глядя в потолок, – но кто такой этот Батлер и с чем его едят?
– Ее, Мортон, с чем ее едят, – вставила Пенелопа О, обращаясь к Акулло в дальнем конце стола. – Даже мои студенты знают, что Джудит Батлер – первооткрывательница лесбийского фаллоса.
– Первооткрывательница? – Глаза у Вейссмана округлились. – Она обнаружила его, как истоки Нила?
– Нет, – отвечала Пенелопа, по-прежнему не глядя на Вейссмана. – Скорее как иглу Клеопатры.
Легкий смех снял общее напряжение. Вейссман склонил голову, словно говоря: «Один-ноль в вашу пользу». Миранда похлопала ресницами и закусила губу. Лайонел Гроссмауль взглянул на Акулло, но декан по-прежнему улыбался, и Лайонел, метнув ненавидящий взгляд в Вейссмана, откинулся в кресле.
Вита продолжала, как будто ничего не слышала, – с нее хватало неумолимого взгляда профессора Викторинис.
– Не в том ли суть, что Лакан позиционирует фаллос как привилегированное обозначающее и, так сказать, структурирующий и центрообразующий принцип ма-ма-маскулинного, – Вита руками изобразила кавычки, – эпистемологического отношения к миру? – Она вновь подняла согнутые ладони, закрывая кавычки. – И не трактует ли он фаллос не как анатомический пе-пе-пенис и не как воображаемое отношение, но как упорядочивающий принцип обозначающего, посредством которого на зеркальной стадии децентрализованное те-те-тело морфологически трансформируется в те-те-тело зримое?
Руки Виты, обращенные в две кавычки, смущенно повисли в воздухе, прежде чем опуститься на стол. Нельсон заерзал; он чувствовал, что Вита на грани срыва.
Стивен Майкл Стивенс мрачно жевал доставшийся ему сандвич. Канадская Писательница ободряюще улыбалась Вите, но та этого не видела, потому что они сидели на одной стороне стола. Миранда наматывала волосы на палец, глядя вдаль, как в зеркало. Пенелопа О медленно кивала, ожидая, когда Вита продолжит, Вейссман молча барабанил пальцами по столу. Лотарингия Эльзас, прижимаясь к Марко Кралевичу бедром, выразительно ела маринованный огурчик, постепенно засовывая его в рот, в то время как Кралевич сладострастно облизывал губы.
– Нельзя ли сделать вывод, – продолжала Вита, – что с позиции радикального и навязанного различия такое использование фа-фа-фаллоса неудовлетворительно?
– Как и во многих других, – спокойно вставила профессор Викторинис.
– Гово в ите от себя, Викто в ия, – сказала Эльзас, запихивая в рот последний кусок огурца. Она положила руку Кралевичу на колени; тот сильно вздрогнул.
Вдоль стола прокатился смешок; Акулло ограничился хищной улыбкой, в то время как Вейссман расхохотался громко и неискренне. Вита покраснела. Нельсон поерзал в кресле, гадая, неужели ему, единственному из присутствующих, хочется закинуть ногу на ногу?
Куган проглотил очередной кусок сандвича.
– Иисус, Мария и Езеф, вы что, правда говорите о том, о чем, мне кажется, вы говорите? – Акцент у него был такой, как если бы Скотти из «Звездного похода» читал вслух Шона О'Кейси О'Кейси Шон (1880 – 1964) – ирландский драматург.
.
– Да, мой друг, – кивнул Вейссман. – Разговор становится все интереснее. – Он через стол улыбнулся Вите. – Или я должен был сказать, все острее?
Вейссман держался так, будто он ведет семинар. Улыбка Акулло становилась все напряженнее. У стены Лайонел Гроссмауль что-то яростно строчил в блокноте, с ненавистью поглядывая на Вейссмана.
Вита дрожащим голосом мужественно продолжила.
– Нельзя ли заключить, что концепция лесбийского фа-фа-фалоса у Батлер, – она смотрела куда угодно, только не на профессора Викторинис, – служит протестом против валоризации фа-фа-фалоса как центральной структурообразующей метафоры семиологической схемы? Не можем ли мы прочесть это как критическое осмеяние ге-гемонистического па-патриархатного фаллоса, овеществляющего противоречие, заключенное в…
Вейссман, прикрывая рот кулаком, театрально прочистил горло. Пропащие Мальчишки у него за спиной зашлись в приступе кашля. Пенелопа О пригвоздила Вейссмана суровым взглядом, Акулло выставил мощный подбородок. Профессор Викторинис буравила Виту взглядом.
– Если позволите, – с наигранной робостью произнес Вейссман в кулак.
– У вас вопрос, Морт? – полюбопытствовал Акулло.
– Быть может, я не вправе… – начал Мортон.
– Все слушаем. У Морта вопрос.
– Я не хотел перебивать… – Вейссман развел большими белыми руками.
– Валяйте вопрос, – сказал Акулло.
Участники семинара загудели. В воздухе что-то назревало. Лайонел, казалось, изготовился к прыжку.
– Не беспокойтесь, – промолвил Вейссман, улыбаясь, – я не буду тратить слова на очевидное: какое отношение лесбийский фаллос, если такой и существует, имеет к Дориану Грею, не говоря уже о бедном старичке Оскаре Уайльде, да будет земля ему пухом. Вероятно, вы удивитесь, но у меня теоретический вопрос.
Снова гудение. Пенелопа О взглянула на Акулло, словно умоляя его что-нибудь предпринять, однако декан по-прежнему смотрел только на Виту.
– Дорогая моя, – Вейссман повернулся к Вите, – вы позволите мне так к вам обращаться?… – Вита что-то промямлила, и Вейссман улыбнулся. – Я вовсе не настолько темен и отстал, как вы, вероятно, считаете. В том, что касается теории, я не настолько «девственен». – Передразнивая Виту, он изобразил в воздухе кавычки. – Напротив, я вполне схватил суть вашего изложения, проследил, все, так сказать, туда-сюда-обратно…
Он едва сдерживал смех. За его спиной Пропащие Мальчишки смотрели в потолок. Вита залилась краской.
Пенелопа О снова выразительно посмотрела на Акулло. Эльзас что-то шептала Кралевичу, то и дело притрагиваясь кончиком языка к его уху. Стивен Майкл Стивенс широко зевал. Лайонел убийственно смотрел на Вейссмана, сжимая ручку в кулаке, словно стилет. Вита старательно сохраняла выражение живой заинтересованности; она вся сжалась, будто в ожидании удара.
Вейссман облизнул палец и принялся листать Витину статью.
– Коль скоро, – сказал он, – вы считаете доказанным, что тендер – своего рода притворство, если само «материальное», под которым, как я понял, вы разумеете наше физическое бытие, – своего рода лингвистическая конструкция…
Кралевич перевел взгляд на Вейссмана и глухо зарычал. Даже профессор Викторинис вздохнула и закрыла глаза.
– Мой вопрос таков, – громко объявил Вейссман, энергично рассекая воздух кавычками. – Если все «сконструировано», если нет ничего «сущностного» в «гендере» и вообще наших физических «телах», то кто вправе сказать, что одна «конструкция» лучше другой?
Вдоль стола прокатился безмолвный стон.
– Неужели это надо устраивать каждый раз, Морт? – спросила профессор Викторинис.
– Господи, Морт, – вскричала Пенелопа О, – именно такие идиотские вопросы задают мои первокурсники!
– Я что-то не въезжаю, – сказал Куган, – мы по-прежнему говорим про пиписьки?
– Возможно, – настаивал Вейссман, перекрывая голосом шум, – если бы мы позволили докладчику просто ответить на вопрос…
Нельсон, единственный из собравшихся, следил за Витиным выражением. Она крутила головой из стороны в сторону, надеясь, что ей дадут вставить слово. Профессор Викторинис, перегнувшись через угол стола, о чем-то оживленно беседовала с деканом Акулло. Эльзас гладила Кралевича по ноге; тот сердито пыхтел, раздувая ноздри. Стивен Майкл Стивенс подпер голову руками, силясь не заснуть. Лайонел писал с таким остервенением, что до Нельсона доносился скрип его ручки. Пропащие Мальчишки взглядами указывали друг другу на дверь.
– У меня вопрос, – объявила Пенелопа, – гораздо больше по существу.
– Мне казалось, профессор О, – перебил Вейссман, – что сейчас спрашиваю я.
– Как насчет jouissance наслаждение (фр)
? – спросила Пенелопа, не обращая на него внимания. Она подалась вперед и одарила Биту сестринской улыбкой. – Мне показалось, вы не вполне ясно трактуете его бесконечное вытеснение как языка.
Наступила тишина, все взоры устремились на Биту. Та, испуганная всеобщим вниманием, открыла рот, чтобы начать.
– Хороший вопрос, – сказал декан. Они с профессором Викторинис снова откинулись в креслах. – Ведь правда, Морт?
Вейссман побагровел, но кивнул. Пенелопа снова улыбнулась Вите и спросила с нажимом:
– Так что насчет jouissance, Вита?
Вита открыла и закрыла рот. Палец у Нельсона горел. Ситуация, как никогда, взывала к его интеллектуальным чаяниям – стать мостом между вейссманами и витами новой культуры. Он нес в себе проклятие либералов – умение видеть обе стороны в любом споре, и хотел бы выступить миротворцем, Джесси Джексоном Джексон Джесси Луис (р. 1941) – один из лидеров движения американских негров за гражданские права, основатель коалиции «Цвета радуги».
конференц-зала, склонить противников хотя бы к рукопожатию.
– Ну, jouissance для меня проблематично, – пробормотала Вита. – Я пытаюсь справиться с jouissance…
– Ха! – громко сказал Кралевич, так что все вздрогнули. Он резко выпрямился, глаза у него закатились. Эльзас понимающе улыбнулась и сняла руку с его колен.
– Покуда вы справлялись с jouissance, – сказала она, – другие ему предавались.
– Если позволите, вернемся к моему вопросу, – сказал Вейссман.
В разных концах стола шли сразу несколько разговоров. Нельсон чувствовал, что страсти закипают; вот-вот полетят стулья или по крайней мере куски еды. Палец горел от желания призвать коллег к порядку; он взглянул на Акулло, неприятно удивленный тем, что декан выпустил ситуацию из-под контроля. В конце концов это тот самый человек, чье высказывание привел «Журнал Нью-Йорк таймс» (в статье, озаглавленной «Антони Акулло простудился»): «Нет ничего лучше, чем взять факультет и подчинить его своей воле». Сейчас он сидел, скрестив ноги и опершись руками на резные подлокотники; только увидев его глаза и улыбку, Нельсон осознал, что декану нравится происходящее. В голове у него прозвучало: «Разруха и разор, бесчинство и крушенье – любы мне! Джон Мильтон, «Потерянный рай», книга 2, перевод Арк. Штейнберга.
»
Вита обрела голос.
– Утверждаете ли вы, что реальность ли-ли-лингвис-тически редуктивна? – выговорила она, заикаясь. – Не может ли быть, что вы не отличаете дискурсивную практику от слежавшегося продукта ма-ма-материальности?
– «Мы созданы из вещества того же, что наши сны» Шекспир, «Буря», IV, I, пер. М. Донского.
, – лукаво сказал Вейссман. – Я правильно понял, дорогая?
– Да! – выдохнула Вита, потом заморгала: – Нет! Я имела в виду, что…
– Антони! – громко сказала Пенелопа. – Разве не видите, что делает Мортон? Здесь происходит насилие…
– Насилие? – переспросил Вейссман. – Уж не посредством ли лесбийского фаллоса?
– Черт! – Пенелопа всем телом развернулась к Вейссману. – Что у вас за проблемы, любезный? Zeitgeist Дух времени (нем.).
прошел мимо вас?
– Ох-хо! – вскричал Вейссман, и внезапно все заговорили разом: Пенелопа, Вейссман, Викторинис, Эльзас – все, кроме Виты, которая побелела, как полотно, и Стивена Майкла Стивенса, спокойно спящего в кресле. Лайонел Гроссмауль подался вперед, словно вздыбившийся бык на цепи; он с такой силой сжал подлокотники, что, казалось, сейчас их оторвет.
– Ладно, ладно. – Акулло величаво поднял руку. – Кончай базар.
Внезапно Куган с размаху хлопнул ладонью об стол.
– Херня! – крикнул он так, что все вздрогнули и замолчали. – Херня! – повторил он, потом, шатаясь, встал и обвел комнату взглядом – крупный, в узких джинсах, джинсовой рубашке и кожаной куртке, haut couture высокая мода (фр.).
для поэтов. – Мы факультет английского языка, ядрена вошь, или кто? – взревел Куган. – Так к чему вся эта хренотень про болты и с какого бока тут литература?!
Он зашатался из стороны в сторону, сжимая и разжимая кулаки. Миранда, сидевшая рядом с ним, отбросила набок черную гриву и с опаской глядела на расходившегося поэта; по другую сторону Канадская Писательница держала его за локоть и что-то успокаивающе ворковала. Стивен Майкл Стивенс проснулся от шума и обратил на собравшихся ясный взгляд лейтенанта Лоуренса, обозревающего турецкие укрепления в Акабе.
– Да сядьте вы, болван, – сказала Пенелопа с противоположной стороны стола.
– Послушай, ты, глупая корова, – Куган отодвинулся от писательницы и ткнул пальцем в Пенелопу, – давно ли тебе есть что сказать дельное о болтах?
– Давно ли у тебя такой, чтобы о нем стоило говорить? – ответила та.
– Будь вы мужчиной, – процедил Куган, наливаясь краской, – я предложил бы вам выйти.
– Будь вы мужчиной, – сказала Пенелопа, – я бы вышла.
– Ну… – Куган поставил колено на стол. Канадская Писательница повисла на нем, лепеча:
– Тимоти, дорогой, пожалуйста, веди себя прилично. Внезапно Стивен Майкл Стивенс встал и расправил плечи. Глаза его блестели, как солнце в аравийский полдень.
– Ших Али, – произнес он густым вибрирующим голосом, – доколе арабы будут воевать, племя на племя, дотоле они будут мелким народом, глупым народом, алчным, варварским и жестоким. – Он перевел сердитый взгляд на Кугана и добавил зловеще: – Как сейчас.
Взвыв, словно кельтский берсерк, Куган стряхнул Канадскую Писательницу и взобрался на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Вита приготовилась начать, и Нельсон напрягся. Ее привычка говорить вопросами обострялась в научных разговорах и принимала совсем уж чудовищные формы в статьях. Прочитав несколько страниц в поисках хотя бы одного утвердительного предложения и запутавшись в гуще «Не вправе ли мы допустить, что» и «Не следует ли это рассматривать как», Нельсон вновь и вновь совершал одну и ту же ошибку: интересовался у Виты, что именно она хотела сказать.
– Так тендер существует только напоказ? – спросил он как-то. – Мы все – трансвеститы?
– Нет, нет, нет! – завопила Вита. – Вы ничего не поняли! Это чрезмерное упрощение! – После чего раздраженно потребовала, чтобы он прочел, если еще не читал, все источники, приведенные в библиографии, а потом еще раз тщательно проработал статью. Нельсон, желая не ударить в грязь лицом, выудил из памяти лекции профессора Эванжелина и привел фразу, сказанную Адорно о Хайдеггере Адорно Теодор (1903 – 1969) – философ и социолог, представитель франкфуртской школы. Хайдеггер Мартин (1889 – 1976) – немецкий философ-экзистенциалист.
: «Он окружил себя табу, согласно которым всякое понимание будет в то же время подменой». Однако Вита прихлопнула его другой цитатой из Ацорно: «Сохранение чуждости есть единственное противоядие отчуждению».
– Значит, я понимаю ваши доводы, только если не понимаю их? – предположил Нельсон, силясь взять в толк.
– Совсем не то! – отвечала Вита, словно тупому ребенку. – Если вы согласились с моим анализом, значит, вы поняли.
– А если я понял, но не согласился?
– Это исключено.
По тому, что Вита заговорила утвердительными предложениями, Нельсон понял, что она на взводе.
– Если вы поняли, вы согласитесь, – сказала она. – Если вы не соглашаетесь, значит, не поняли.
Нельсон попробовал еще раз прочесть статью; вязкий жаргон засасывал, как трясина, вопросительные знаки обступали со всех сторон, как серпы разгневанных крестьян. Бесконечные «Я не это хотела сказать» и упреки, что читатель не в силах ее понять в силу своей патриархатности, фаллоцентричности или просто тупости, были основным оружием Виты. Однако Нельсон знал, что здесь такое не пройдет, и вцепился в подлокотники, готовясь, что Виту размажут по стенке.
– Можем ли мы сказать, – начала она, почти не дыша, – что всякая мысль о фаллосе неизбежно обращает нас к Лакану через ту интерпретацию, которую дает Батлер Батлер Джудит (р. 1956) – современная американская исследовательница. По Батлер, тендер не связан намертво с биологическим полом, скорее это вопрос сознательного выбора; не то, что человек есть, но то, как он себя ведет.
?
– Naturаllement Естественно (фр).
, – проговорил Вейссман достаточно громко, чтобы все услышали. За его спиной Пропащие Мальчишки чуть не согнулись от сдерживаемого смеха.
– Mais oui Да, разумеется (фр.).
, – сказал Дан.
– Certainement Конечно (фр.).
, – сказал Боб.
– Само собой, – сказал Вик.
– Хотите верьте, хотите нет, я слышал о Лакане, – продолжал Вейссман, глядя в потолок, – но кто такой этот Батлер и с чем его едят?
– Ее, Мортон, с чем ее едят, – вставила Пенелопа О, обращаясь к Акулло в дальнем конце стола. – Даже мои студенты знают, что Джудит Батлер – первооткрывательница лесбийского фаллоса.
– Первооткрывательница? – Глаза у Вейссмана округлились. – Она обнаружила его, как истоки Нила?
– Нет, – отвечала Пенелопа, по-прежнему не глядя на Вейссмана. – Скорее как иглу Клеопатры.
Легкий смех снял общее напряжение. Вейссман склонил голову, словно говоря: «Один-ноль в вашу пользу». Миранда похлопала ресницами и закусила губу. Лайонел Гроссмауль взглянул на Акулло, но декан по-прежнему улыбался, и Лайонел, метнув ненавидящий взгляд в Вейссмана, откинулся в кресле.
Вита продолжала, как будто ничего не слышала, – с нее хватало неумолимого взгляда профессора Викторинис.
– Не в том ли суть, что Лакан позиционирует фаллос как привилегированное обозначающее и, так сказать, структурирующий и центрообразующий принцип ма-ма-маскулинного, – Вита руками изобразила кавычки, – эпистемологического отношения к миру? – Она вновь подняла согнутые ладони, закрывая кавычки. – И не трактует ли он фаллос не как анатомический пе-пе-пенис и не как воображаемое отношение, но как упорядочивающий принцип обозначающего, посредством которого на зеркальной стадии децентрализованное те-те-тело морфологически трансформируется в те-те-тело зримое?
Руки Виты, обращенные в две кавычки, смущенно повисли в воздухе, прежде чем опуститься на стол. Нельсон заерзал; он чувствовал, что Вита на грани срыва.
Стивен Майкл Стивенс мрачно жевал доставшийся ему сандвич. Канадская Писательница ободряюще улыбалась Вите, но та этого не видела, потому что они сидели на одной стороне стола. Миранда наматывала волосы на палец, глядя вдаль, как в зеркало. Пенелопа О медленно кивала, ожидая, когда Вита продолжит, Вейссман молча барабанил пальцами по столу. Лотарингия Эльзас, прижимаясь к Марко Кралевичу бедром, выразительно ела маринованный огурчик, постепенно засовывая его в рот, в то время как Кралевич сладострастно облизывал губы.
– Нельзя ли сделать вывод, – продолжала Вита, – что с позиции радикального и навязанного различия такое использование фа-фа-фаллоса неудовлетворительно?
– Как и во многих других, – спокойно вставила профессор Викторинис.
– Гово в ите от себя, Викто в ия, – сказала Эльзас, запихивая в рот последний кусок огурца. Она положила руку Кралевичу на колени; тот сильно вздрогнул.
Вдоль стола прокатился смешок; Акулло ограничился хищной улыбкой, в то время как Вейссман расхохотался громко и неискренне. Вита покраснела. Нельсон поерзал в кресле, гадая, неужели ему, единственному из присутствующих, хочется закинуть ногу на ногу?
Куган проглотил очередной кусок сандвича.
– Иисус, Мария и Езеф, вы что, правда говорите о том, о чем, мне кажется, вы говорите? – Акцент у него был такой, как если бы Скотти из «Звездного похода» читал вслух Шона О'Кейси О'Кейси Шон (1880 – 1964) – ирландский драматург.
.
– Да, мой друг, – кивнул Вейссман. – Разговор становится все интереснее. – Он через стол улыбнулся Вите. – Или я должен был сказать, все острее?
Вейссман держался так, будто он ведет семинар. Улыбка Акулло становилась все напряженнее. У стены Лайонел Гроссмауль что-то яростно строчил в блокноте, с ненавистью поглядывая на Вейссмана.
Вита дрожащим голосом мужественно продолжила.
– Нельзя ли заключить, что концепция лесбийского фа-фа-фалоса у Батлер, – она смотрела куда угодно, только не на профессора Викторинис, – служит протестом против валоризации фа-фа-фалоса как центральной структурообразующей метафоры семиологической схемы? Не можем ли мы прочесть это как критическое осмеяние ге-гемонистического па-патриархатного фаллоса, овеществляющего противоречие, заключенное в…
Вейссман, прикрывая рот кулаком, театрально прочистил горло. Пропащие Мальчишки у него за спиной зашлись в приступе кашля. Пенелопа О пригвоздила Вейссмана суровым взглядом, Акулло выставил мощный подбородок. Профессор Викторинис буравила Виту взглядом.
– Если позволите, – с наигранной робостью произнес Вейссман в кулак.
– У вас вопрос, Морт? – полюбопытствовал Акулло.
– Быть может, я не вправе… – начал Мортон.
– Все слушаем. У Морта вопрос.
– Я не хотел перебивать… – Вейссман развел большими белыми руками.
– Валяйте вопрос, – сказал Акулло.
Участники семинара загудели. В воздухе что-то назревало. Лайонел, казалось, изготовился к прыжку.
– Не беспокойтесь, – промолвил Вейссман, улыбаясь, – я не буду тратить слова на очевидное: какое отношение лесбийский фаллос, если такой и существует, имеет к Дориану Грею, не говоря уже о бедном старичке Оскаре Уайльде, да будет земля ему пухом. Вероятно, вы удивитесь, но у меня теоретический вопрос.
Снова гудение. Пенелопа О взглянула на Акулло, словно умоляя его что-нибудь предпринять, однако декан по-прежнему смотрел только на Виту.
– Дорогая моя, – Вейссман повернулся к Вите, – вы позволите мне так к вам обращаться?… – Вита что-то промямлила, и Вейссман улыбнулся. – Я вовсе не настолько темен и отстал, как вы, вероятно, считаете. В том, что касается теории, я не настолько «девственен». – Передразнивая Виту, он изобразил в воздухе кавычки. – Напротив, я вполне схватил суть вашего изложения, проследил, все, так сказать, туда-сюда-обратно…
Он едва сдерживал смех. За его спиной Пропащие Мальчишки смотрели в потолок. Вита залилась краской.
Пенелопа О снова выразительно посмотрела на Акулло. Эльзас что-то шептала Кралевичу, то и дело притрагиваясь кончиком языка к его уху. Стивен Майкл Стивенс широко зевал. Лайонел убийственно смотрел на Вейссмана, сжимая ручку в кулаке, словно стилет. Вита старательно сохраняла выражение живой заинтересованности; она вся сжалась, будто в ожидании удара.
Вейссман облизнул палец и принялся листать Витину статью.
– Коль скоро, – сказал он, – вы считаете доказанным, что тендер – своего рода притворство, если само «материальное», под которым, как я понял, вы разумеете наше физическое бытие, – своего рода лингвистическая конструкция…
Кралевич перевел взгляд на Вейссмана и глухо зарычал. Даже профессор Викторинис вздохнула и закрыла глаза.
– Мой вопрос таков, – громко объявил Вейссман, энергично рассекая воздух кавычками. – Если все «сконструировано», если нет ничего «сущностного» в «гендере» и вообще наших физических «телах», то кто вправе сказать, что одна «конструкция» лучше другой?
Вдоль стола прокатился безмолвный стон.
– Неужели это надо устраивать каждый раз, Морт? – спросила профессор Викторинис.
– Господи, Морт, – вскричала Пенелопа О, – именно такие идиотские вопросы задают мои первокурсники!
– Я что-то не въезжаю, – сказал Куган, – мы по-прежнему говорим про пиписьки?
– Возможно, – настаивал Вейссман, перекрывая голосом шум, – если бы мы позволили докладчику просто ответить на вопрос…
Нельсон, единственный из собравшихся, следил за Витиным выражением. Она крутила головой из стороны в сторону, надеясь, что ей дадут вставить слово. Профессор Викторинис, перегнувшись через угол стола, о чем-то оживленно беседовала с деканом Акулло. Эльзас гладила Кралевича по ноге; тот сердито пыхтел, раздувая ноздри. Стивен Майкл Стивенс подпер голову руками, силясь не заснуть. Лайонел писал с таким остервенением, что до Нельсона доносился скрип его ручки. Пропащие Мальчишки взглядами указывали друг другу на дверь.
– У меня вопрос, – объявила Пенелопа, – гораздо больше по существу.
– Мне казалось, профессор О, – перебил Вейссман, – что сейчас спрашиваю я.
– Как насчет jouissance наслаждение (фр)
? – спросила Пенелопа, не обращая на него внимания. Она подалась вперед и одарила Биту сестринской улыбкой. – Мне показалось, вы не вполне ясно трактуете его бесконечное вытеснение как языка.
Наступила тишина, все взоры устремились на Биту. Та, испуганная всеобщим вниманием, открыла рот, чтобы начать.
– Хороший вопрос, – сказал декан. Они с профессором Викторинис снова откинулись в креслах. – Ведь правда, Морт?
Вейссман побагровел, но кивнул. Пенелопа снова улыбнулась Вите и спросила с нажимом:
– Так что насчет jouissance, Вита?
Вита открыла и закрыла рот. Палец у Нельсона горел. Ситуация, как никогда, взывала к его интеллектуальным чаяниям – стать мостом между вейссманами и витами новой культуры. Он нес в себе проклятие либералов – умение видеть обе стороны в любом споре, и хотел бы выступить миротворцем, Джесси Джексоном Джексон Джесси Луис (р. 1941) – один из лидеров движения американских негров за гражданские права, основатель коалиции «Цвета радуги».
конференц-зала, склонить противников хотя бы к рукопожатию.
– Ну, jouissance для меня проблематично, – пробормотала Вита. – Я пытаюсь справиться с jouissance…
– Ха! – громко сказал Кралевич, так что все вздрогнули. Он резко выпрямился, глаза у него закатились. Эльзас понимающе улыбнулась и сняла руку с его колен.
– Покуда вы справлялись с jouissance, – сказала она, – другие ему предавались.
– Если позволите, вернемся к моему вопросу, – сказал Вейссман.
В разных концах стола шли сразу несколько разговоров. Нельсон чувствовал, что страсти закипают; вот-вот полетят стулья или по крайней мере куски еды. Палец горел от желания призвать коллег к порядку; он взглянул на Акулло, неприятно удивленный тем, что декан выпустил ситуацию из-под контроля. В конце концов это тот самый человек, чье высказывание привел «Журнал Нью-Йорк таймс» (в статье, озаглавленной «Антони Акулло простудился»): «Нет ничего лучше, чем взять факультет и подчинить его своей воле». Сейчас он сидел, скрестив ноги и опершись руками на резные подлокотники; только увидев его глаза и улыбку, Нельсон осознал, что декану нравится происходящее. В голове у него прозвучало: «Разруха и разор, бесчинство и крушенье – любы мне! Джон Мильтон, «Потерянный рай», книга 2, перевод Арк. Штейнберга.
»
Вита обрела голос.
– Утверждаете ли вы, что реальность ли-ли-лингвис-тически редуктивна? – выговорила она, заикаясь. – Не может ли быть, что вы не отличаете дискурсивную практику от слежавшегося продукта ма-ма-материальности?
– «Мы созданы из вещества того же, что наши сны» Шекспир, «Буря», IV, I, пер. М. Донского.
, – лукаво сказал Вейссман. – Я правильно понял, дорогая?
– Да! – выдохнула Вита, потом заморгала: – Нет! Я имела в виду, что…
– Антони! – громко сказала Пенелопа. – Разве не видите, что делает Мортон? Здесь происходит насилие…
– Насилие? – переспросил Вейссман. – Уж не посредством ли лесбийского фаллоса?
– Черт! – Пенелопа всем телом развернулась к Вейссману. – Что у вас за проблемы, любезный? Zeitgeist Дух времени (нем.).
прошел мимо вас?
– Ох-хо! – вскричал Вейссман, и внезапно все заговорили разом: Пенелопа, Вейссман, Викторинис, Эльзас – все, кроме Виты, которая побелела, как полотно, и Стивена Майкла Стивенса, спокойно спящего в кресле. Лайонел Гроссмауль подался вперед, словно вздыбившийся бык на цепи; он с такой силой сжал подлокотники, что, казалось, сейчас их оторвет.
– Ладно, ладно. – Акулло величаво поднял руку. – Кончай базар.
Внезапно Куган с размаху хлопнул ладонью об стол.
– Херня! – крикнул он так, что все вздрогнули и замолчали. – Херня! – повторил он, потом, шатаясь, встал и обвел комнату взглядом – крупный, в узких джинсах, джинсовой рубашке и кожаной куртке, haut couture высокая мода (фр.).
для поэтов. – Мы факультет английского языка, ядрена вошь, или кто? – взревел Куган. – Так к чему вся эта хренотень про болты и с какого бока тут литература?!
Он зашатался из стороны в сторону, сжимая и разжимая кулаки. Миранда, сидевшая рядом с ним, отбросила набок черную гриву и с опаской глядела на расходившегося поэта; по другую сторону Канадская Писательница держала его за локоть и что-то успокаивающе ворковала. Стивен Майкл Стивенс проснулся от шума и обратил на собравшихся ясный взгляд лейтенанта Лоуренса, обозревающего турецкие укрепления в Акабе.
– Да сядьте вы, болван, – сказала Пенелопа с противоположной стороны стола.
– Послушай, ты, глупая корова, – Куган отодвинулся от писательницы и ткнул пальцем в Пенелопу, – давно ли тебе есть что сказать дельное о болтах?
– Давно ли у тебя такой, чтобы о нем стоило говорить? – ответила та.
– Будь вы мужчиной, – процедил Куган, наливаясь краской, – я предложил бы вам выйти.
– Будь вы мужчиной, – сказала Пенелопа, – я бы вышла.
– Ну… – Куган поставил колено на стол. Канадская Писательница повисла на нем, лепеча:
– Тимоти, дорогой, пожалуйста, веди себя прилично. Внезапно Стивен Майкл Стивенс встал и расправил плечи. Глаза его блестели, как солнце в аравийский полдень.
– Ших Али, – произнес он густым вибрирующим голосом, – доколе арабы будут воевать, племя на племя, дотоле они будут мелким народом, глупым народом, алчным, варварским и жестоким. – Он перевел сердитый взгляд на Кугана и добавил зловеще: – Как сейчас.
Взвыв, словно кельтский берсерк, Куган стряхнул Канадскую Писательницу и взобрался на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47