Нельсон шел от одной двери к другой, пока не оказался перед кабинетом Кутана. И замер – дверь была не просто приоткрыта, но распахнута настежь.
Нельсон облизнул губы и обернулся в сторону своего кабинета и лифтов. «Если не считать ошалелых от кофеина училок в бомбоубежище, – подумал он, – я, наверное, единственный живой человек в здании». Выражение подвернулось исключительно некстати: сердце застучало, колени задрожали; помимо воли Нельсон шагнул к двери, ожидая в любую секунду увидеть распростертое на полу тело. Или хуже: вдруг кто-то висит под потолком – тяжелый, обмякший, темный в сиянии снега за окном? Палец обратился в лед.
Однако кабинет оказался пуст. Более того, выметен подчистую. Осталась только казенная мебель: стул с протертым сиденьем, старый стол, серые металлические шкафы. Все вещи Кугана исчезли: книги с полок, кипы «Айриш таймс» и «Американского поэтического обозрения» из углов, вытертый турецкий ковер с пола. Впервые за два десятилетия стол обнажился до матовой черной поверхности, даже кнопки были выдернуты из приклеенной к стене крошащейся пробковой доски. Ни обрывка бумаги, ни скрепки на полу, ни клочка лейкопластыря на стене. Исчез плакат Ирландского туристического агентства с надписью «Вернись на Иннисфри Иннисфри – озеро в Ирландии, воспетое в стихотворении Уильяма Батлера Йейтса.
» по-гэльски и по-английски, которым Куган закрыл дверное стекло, чтобы без помех заниматься тем, чем уж он занимался в кабинете. Единственное, что осталось от хозяина, – светлые прямоугольники на тех местах, где были прикноплены прокламации Восстания на Пасхальной неделе Восстание на Пасхальной неделе – ирландское восстание 1916 года.
и журнальные фотографии знаменитых поэтов. Даже запах Кугана выветрился; в кабинете было холодно и сыро, как в склепе. Нельсон вжал голову в плечи, словно опасаясь удара из-за спины. Его подмывало открыть ящики стола, но он боялся шума и боялся того, что там может увидеть.
Сзади скрипнули шаги. Нельсон стремительно обернулся. В дверях стоял Лайонел Гроссмауль, обвисший свитер подчеркивал узость плеч и ширину зада. Стоял молча, тараща на коллегу злые выпученные глаза, увеличенные толстенными стеклами очков.
– Ваша жена сказала, что вы у себя в кабинете, – прогнусавил он. «У себя в кабинете» прозвучало, как обвинение.
– Я-я-я увидел, что дверь открыта, – промямлил Нельсон, – и просто зашел… м-м-м…
– Профессор Кутан больше в университете не работает. Он уволился со вчерашнего дня.
Лайонел сглотнул, кадык заходил у него на шее так, что Нельсона замутило.
– Уволился в выходные, – продолжал Лайонел еще более обвиняющим тоном. – Пришлось убираться у него в кабинете. Не мог подождать до понедельника.
Нельсон не смел шелохнуться. Пустой кабинет давил ему на плечи.
– Мне ничего про это не известно.
– Декан Акулло хочет видеть вас завтра, – сказал Лайонел, – как можно раньше.
Лайонел пошел прочь. Нельсон стоял, парализованный, слыша, как хрустит под его ногами грязный линолеум, потом сорвался с места и стремглав выбежал в коридор. Лайонел входил в лифт. Нельсон, проехав с разбегу чуть ли не полметра, остановился перед самой кабиной.
– Погодите! – крикнул он. Двери уже закрывались.
– Вы знаете, зачем я ему нужен? – крикнул Нельсон, силясь заглянуть в сужающуюся щель.
– Да, – ответил Лайонел Гроссмауль, и двери закрылись.
Проведя еще ночь в подвале на раскладушке, Нельсон пришел в понедельник на работу и обнаружил, что почти все его студенты разъехались
Была неделя Благодарения; на утренние занятия явились по два-три студента. Нельсон раздал сочинения и отправил ребят по домам, потом собрался с духом и поехал на восьмой этаж.
Лайонел был на посту у кабинета Акулло и яростно стучал по клавиатуре компьютера. Он оторвал глаза от экрана, только чтобы выразительно взглянуть на часы.
– Вы опоздали. Декан на пути в Швейцарию.
– Вы не назвали мне время, – ахнул Нельсон. Лайонел скривил губы.
– Он только что вышел. – Пальцы его и на мгновение не покидали клавиатуру. – Если побежите быстро, как зайчик, может, еще нагоните его по пути к машине.
Нельсон, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице и выскочил из Харбор-холла без куртки. Он в ботинках без галош помчался по тающему снегу, стараясь перепрыгивать через лужи и всякий раз приземляясь точно посередине. По счастью, площадь была практически пуста: почти все студенты и многие преподаватели разъехались на каникулы. Только Фу Манчу в своей тужурке стоял на цементной урне, расставив ноги, как Колосс Родосский. «Беги, ублюдок!» – крикнул бомж Нельсону.
Наконец он различил удаляющиеся силуэты Антони Акулло и Миранды Делятур в дорогих развевающихся пальто. Они шли вдоль площади к многоэтажной университетской стоянке.
Нельсон догнал их на первом этаже. Декан держал дверцу «ягуара», Миранда закидывала в машину изящные икры. Запыхавшийся Нельсон устремился к ним, пригибаясь под низким бетонным потолком.
– Антони!
Акулло обернулся, взметнулись полы пальто.
– Пр-профессор Акулло, – выговорил Нельсон, заикаясь в такт колотящемуся сердцу.
Акулло оглядел Нельсона с ног до головы, Миранда смотрела сквозь ветровое стекло в пустое пространство. Нельсон остановился по другую сторону машины от декана.
– Твое лицо в крови Твое лицо в крови – «Макбет», 3, 4, пер. Ю. Корнеева (слова Макбета Первому Убийце после убийства Банко).
, – сказал Акулло.
Нельсон машинально схватился за щеку. Декан расхохотался, показывая волчьи клыки, открыл дверцу и положил руки на крышу автомобиля. На толстом мизинце болтались ключи.
– Вы хотели меня видеть? – Нельсон покраснел.
– Забавная вещь, Нельсон, – сказал Акулло. – Кто-то внезапно берет расчет. В бюджете появляется немного свободных средств. Можете себе представить?
Нельсон кашлянул и прочистил горло.
– Так что, фантастическим образом, я в состоянии предложить вам трехгодичное лекторство. В благодарность за оказанные услуги. – Он улыбнулся. – Если у вас нет на примете чего-нибудь позаманчивей.
Нельсон поймал себя на том, что смотрит на Миранду, которая со скучающим видом отбросила назад волосы.
– Нельсон?
– Нет! – выкрикнул он. – То есть да! Я согласен на лекторство! У меня нет других… м-м…
– Зарплата небольшая, – сказал декан, – но побольше вашей теперешней. Там надо будет еще поработать в комиссии.
Акулло распахнул дверцу пошире и помедлил, не снимая вторую лапищу с крыши.
– В отборочной комиссии. – Снова волчья ухмылка. – У меня внезапно образовалась свободная ставка, Заходите, когда я вернусь из Гштада. – Он сел в машину и захлопнул дверь.
– Спасибо, – пробормотал Нельсон, окрыленный и какой-то даже обмякший.
Машина ожила, задом рванулась из бокса и поехала на Нельсона. Тот отскочил. Окошко водителя с электрическим визгом скользнуло вниз.
– Надеюсь, вам это по силам, – сказал декан
Рядом с ним, невидимая Нельсону под перламутрово-серой крышей спортивного автомобиля, Миранда Делятур обронила лепесток смеха. Окно взвизгнуло снова. Антони Акулло хохотнул за тонированным стеклом. Машина с ревом выехала на улицу, визжа шинами по асфальту.
Нельсон вернулся домой с самой большой индейкой, какая сыскалась в супермаркете. Бриджит говорила, что на День благодарения приготовит фальшивого зайца, тем не менее он, волнуясь, взял в банкомате пятьдесят долларов и купил индюшку – свежую, не замороженную. Расплачиваясь, Нельсон пальцем тронул кассира за руку и получил индейку за полцены. В соседнем цветочном он – тоже с хорошей скидкой – купил полдюжины красных роз и появился на пороге, как неуклюжий и заботливый Боб Крэтчит Боб Крэтчит в «Рождественской песни» Диккенса – бедный клерк, многодетный отец семейства, которому подобревший Скрудж посылает индюшку.
– под мышкой индейка, в руке цветы.
– Лекторство? – были первые слова, которыми Бриджит удостоила его за эти три дня. – За что, скажи на милость?
Нельсон стоял в куртке, счастливо улыбаясь. Абигайл протиснулась мимо него и спряталась за мать. За свою коротенькую жизнь она никогда не видела отца таким бодрым и энергичным, поэтому испугалась. Бриджит отвела руку назад и погладила дочь по голове.
– Я хотела сказать… – она покраснела, – что изменилось?
Нельсон открыл рот и не нашелся, что сказать. Бриджит пристально смотрела на него, подозрительность и готовность простить волнами пробегали по ее лицу.
– Я им нужен, – наконец выпалил Нельсон. – У них вдруг образовалась нехватка людей, и я понадобился, чтобы… чтобы заткнуть дыру.
– Все равно ничего не понимаю, – сказала Бриджит, но напряжение, державшее ее эти три дня, немного ослабло. Она больше не отталкивала Нельсона.
Он переложил индюшку в руку и шагнул к жене.
– Все выправится, – начал он, однако его прервал нарастающий вопль дочери.
Оба родителя посмотрели вниз. Абигайл огромными глазами смотрела на волдырь, вздувшийся на полиэтиленовой упаковке с индейкой. Кровь быстро капала из волдыря Нельсону на галоши.
– Папа! – вскричала Абигайл. – Что ты наделал?
Часть вторая. ТАНЦЫ НА КАНАТЕ
Эти развлечения часто сопровождаются несчастьями, память о которых сохраняет история. Я сам видел, как два или три соискателя причинили себе увечья. Но опасность увеличивается еще более, когда сами министры получают повеление показать свою ловкость. Ибо, стремясь превзойти самих себя, они проявляют такое усердие, что редко кто из них не срывается и не падает, иногда даже раза по два и по три. Пер. под редакцией A.A. Франковского.
Джонатан Свифт, «Путешествия Гулливера»
10. ИСТОРИЯ О
За неделю до Рождества, выставив отметки за осенний семестр, Нельсон решил побаловать себя ленчем в «Перегрине». С Нового года он начнет зарабатывать в два раза больше, так почему бы не устроить праздник? После такого семестра он имеет полное право на гамбургер в модном баре. Нельсон конструировал его в воображении уже несколько дней: восемь унций молотого мяса с кровью на поджаристой кайзеровской булочке, со швейцарским сыром, горчицей и ломтиком мясистого помидора из собственных перегриновских теплиц. И, конечно, картошка фри, настоящая, большая порция хрустящих ломтиков айдахского картофеля. Гамбургер будет приправлен маринованным укропчиком и хрустким холодным толстым кружком сладкого лука – еще не войдя в ресторан, Нельсон чувствовал, как он шибает в нос. И ко всему этому кружечку импортного пива, думал он по пути через площадь, или даже домашнего, фирменного перегриновского, из мини-заводика в подвале…
При мысли о пиве Нельсона перекосило. Порой ему чудилось дыхание Кугана, как будто поэт стоит сразу за спиной. По разным источникам, Кутан удалился то ли в ирландский анклав Чикаго, то ли в саму Ирландию. По одной версии сразу несколько небольших учебных заведений, в том числе Гальцион-колледж, alma mater Нельсона, предложили ему бессрочный контракт, но Куган из гордости отказался, не желая идти работать абы куда. Лучше питаться по друзьям, чем учить студентов, которые не смогли поступить в Гарвард, Станфорд или Мидвест. Нельсон решил, что прекрасно обойдется большим холодным стаканом колы.
Он заглянул в «Пайдею», элитарную книжную лавочку напротив бара, и купил новехонькое, пахнущее типографской краской «Нью-йоркское книжное обозрение». Уже много лет он обходился затрепанным, без части страниц, двухмесячной давности библиотечным экземпляром, если вообще находил время его прочесть; новый журнал был роскошью, как и ленч в «Перегрине». У кассы он притворился, что со знающим видом пробегает глазами заголовки на обложке, внятные лишь посвященным: «Дворкино Фише Дворкин Андреа (р. 1946) – американская писательница и феминистка, борец с унижающей женщин порнографией, радикальная лесбиянка. Фиш Стэнли Юджин (р. 1938) – американский литературный критик, создатель теории, согласно которой смысл текста не столько открывается, сколько создается читателем. Научные интересы и название статей Антони Акулло подозрительно перекликаются с трудами Фиша.
», «Уиллс о Маккинон Уиллс Гарри (р. 1934) – американский публицист, литературовед, историк. Маккинон Катарина Элис (р. 1946) – американская феминистка, юрист, борец с порнографией и сексуальными домогательствами, соавтор некоторых работ Дворкин.
», «Гордон о Гордоне». На выходе из магазина Нельсон помедлил, увидев на тротуаре Линду Прозерпину. Он с трудом узнал ее, располневшую, под огромным пончо, с округлившимся и разгладившимся лицом. Темные с проседью волосы были собраны на затылке в тугой пучок. Заведующая программой литературной композиции вышла из кондитерской с коробкой кексов и остановилась у книжного, чтобы открыть пачку. Нельсон притворился, будто читает плакат на двери – приглашение на перформанс поэтической группы под названием «Хаскелл, он настоящий! Берегись, Хаскелл, он настоящий! – крикнул знаменитому оператору Хаскеллу Векслеру его ассистент, когда рядом приземлилась граната со слезоточивым газом: они снимали художественный фильм в 1968-м на фоне вполне реальных беспорядков в Чикаго. Фраза звучит в фильме за кадром.
». Линда вытащила кексик и, зубами разорвав целлофановую обертку, целиком отправила в рот.
В людном вестибюле «Перегрина» Нельсон сунул журнал под мышку, названием наружу. Он рассчитывал сесть в закутке у дальней стены, однако хозяйка усадила его за центральным столиком в зале для курящих, в большей степени на виду, чем бы ему хотелось. Нельсон положил парку на соседний стул, сложив ее, чтобы меньше бросалась в глаза, и принялся с умным видом листать «Нью-Йоркское книжное обозрение». Обложку он развернул к другим обедающим (пусть думают, будто он знает, кто эти два Гордона) и стал читать содержание в поисках чего-нибудь серьезного, но не слишком утомительного – преуспевающий профессор за ленчем, пусть только на час.
Официантка, бледная большеглазая женщина, сложила руки за спиной и на память повторила меню. Она принесла колу; Нельсон, прихлебывая, раскрыл журнал на двух Гордонах – что-то про поиски Эдема и страдания жертвы британского империализма в девятнадцатом веке – и в ожидании гамбургера принялся читать. Впервые за долгие годы у него появилась возможность почитать – и поесть – просто для удовольствия. Правда, зарплату ему пока платили старую – обычная административная волокита. Медицинская страховка сохранилась; и может быть, они даже переберутся из казенного жилья в городской домик с участком, деревьями и отдельными спальнями для девочек. Нельсон снова чувствовал себя отцом семейства. В голове роились святочные видения новых туфелек, новых платьиц, новых игрушек. Пожалуй, он потянет уроки танцев для Клары и рисования для Абигайл. Нельсон представил, как ведет Бриджит обедать в ресторан с официантами, картой вин и скатертями, а потом в кино, на что она сама выберет; вот они под ручку бредут мимо ярко освещенных магазинов, вот он смущенно дожидается, пока ей что-то примеряют в соседней комнате.
Нельсон покраснел за «Нью-йоркским книжным обозрением». Впервые за долгое время его возбудила мысль о жене. Бриджит немного успокоилась, видя, что у него не все так плохо, однако опасения ее развеялись не совсем. Она не говорила этого вслух, но явно подозревала, что факультет просто нашел новый способ его использовать, а потом все равно вышвырнет.
– Милая, – убеждал он, – меня назначили в комиссию по замещению поэтической вакансии. Кому попало такое не предложат.
– Отлично. – Бриджит сузила глаза. – Тебе ставку не обещают, но предлагают кого-нибудь поискать.
Нельсон ответил, что работа в комиссии – это лишняя тысяча долларов. Бриджит сразу отвлеклась от своих подозрений и стала прикидывать, хватит ли денег, чтобы хоть как-то подлатать неходячий автомобиль. Хорошо иметь жену из рабочей среды, с благодарностью подумал Нельсон, которая точно знает, во что станут новые тормоза, новый стартер и новый радиатор для десятилетней старушки-«тойоты».
Принесли бургер, истекающий кровью на булочку. Нельсон закрыл глаза; запах жареного мяса сводил с ума. Он отодвинул журнал, чтобы изучить гамбургер сверху донизу: майонез, салат, котлету, маринованный укроп, лук, помидор и горчицу, налил лужицу острого кетчупа в картошку, еще раз вдохнул жирный аромат пищи и установил перед собой раскрытый журнал. Двумя руками поднял гамбургер и широко открыл рот. Нёбо увлажнилось, язык изогнулся в предвкушении – и в этот миг взгляд Нельсона встретился с огромными карими глазами Миранды Делятур.
Нельсон замер с гамбургером в зубах. Хозяйка усаживала за соседний столик Миранду, Пенелопу О и очередного Пенелопиного студента. Миранда чуть заметно кивнула Нельсону, как будто видела его когда-то, но не помнит где.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Нельсон облизнул губы и обернулся в сторону своего кабинета и лифтов. «Если не считать ошалелых от кофеина училок в бомбоубежище, – подумал он, – я, наверное, единственный живой человек в здании». Выражение подвернулось исключительно некстати: сердце застучало, колени задрожали; помимо воли Нельсон шагнул к двери, ожидая в любую секунду увидеть распростертое на полу тело. Или хуже: вдруг кто-то висит под потолком – тяжелый, обмякший, темный в сиянии снега за окном? Палец обратился в лед.
Однако кабинет оказался пуст. Более того, выметен подчистую. Осталась только казенная мебель: стул с протертым сиденьем, старый стол, серые металлические шкафы. Все вещи Кугана исчезли: книги с полок, кипы «Айриш таймс» и «Американского поэтического обозрения» из углов, вытертый турецкий ковер с пола. Впервые за два десятилетия стол обнажился до матовой черной поверхности, даже кнопки были выдернуты из приклеенной к стене крошащейся пробковой доски. Ни обрывка бумаги, ни скрепки на полу, ни клочка лейкопластыря на стене. Исчез плакат Ирландского туристического агентства с надписью «Вернись на Иннисфри Иннисфри – озеро в Ирландии, воспетое в стихотворении Уильяма Батлера Йейтса.
» по-гэльски и по-английски, которым Куган закрыл дверное стекло, чтобы без помех заниматься тем, чем уж он занимался в кабинете. Единственное, что осталось от хозяина, – светлые прямоугольники на тех местах, где были прикноплены прокламации Восстания на Пасхальной неделе Восстание на Пасхальной неделе – ирландское восстание 1916 года.
и журнальные фотографии знаменитых поэтов. Даже запах Кугана выветрился; в кабинете было холодно и сыро, как в склепе. Нельсон вжал голову в плечи, словно опасаясь удара из-за спины. Его подмывало открыть ящики стола, но он боялся шума и боялся того, что там может увидеть.
Сзади скрипнули шаги. Нельсон стремительно обернулся. В дверях стоял Лайонел Гроссмауль, обвисший свитер подчеркивал узость плеч и ширину зада. Стоял молча, тараща на коллегу злые выпученные глаза, увеличенные толстенными стеклами очков.
– Ваша жена сказала, что вы у себя в кабинете, – прогнусавил он. «У себя в кабинете» прозвучало, как обвинение.
– Я-я-я увидел, что дверь открыта, – промямлил Нельсон, – и просто зашел… м-м-м…
– Профессор Кутан больше в университете не работает. Он уволился со вчерашнего дня.
Лайонел сглотнул, кадык заходил у него на шее так, что Нельсона замутило.
– Уволился в выходные, – продолжал Лайонел еще более обвиняющим тоном. – Пришлось убираться у него в кабинете. Не мог подождать до понедельника.
Нельсон не смел шелохнуться. Пустой кабинет давил ему на плечи.
– Мне ничего про это не известно.
– Декан Акулло хочет видеть вас завтра, – сказал Лайонел, – как можно раньше.
Лайонел пошел прочь. Нельсон стоял, парализованный, слыша, как хрустит под его ногами грязный линолеум, потом сорвался с места и стремглав выбежал в коридор. Лайонел входил в лифт. Нельсон, проехав с разбегу чуть ли не полметра, остановился перед самой кабиной.
– Погодите! – крикнул он. Двери уже закрывались.
– Вы знаете, зачем я ему нужен? – крикнул Нельсон, силясь заглянуть в сужающуюся щель.
– Да, – ответил Лайонел Гроссмауль, и двери закрылись.
Проведя еще ночь в подвале на раскладушке, Нельсон пришел в понедельник на работу и обнаружил, что почти все его студенты разъехались
Была неделя Благодарения; на утренние занятия явились по два-три студента. Нельсон раздал сочинения и отправил ребят по домам, потом собрался с духом и поехал на восьмой этаж.
Лайонел был на посту у кабинета Акулло и яростно стучал по клавиатуре компьютера. Он оторвал глаза от экрана, только чтобы выразительно взглянуть на часы.
– Вы опоздали. Декан на пути в Швейцарию.
– Вы не назвали мне время, – ахнул Нельсон. Лайонел скривил губы.
– Он только что вышел. – Пальцы его и на мгновение не покидали клавиатуру. – Если побежите быстро, как зайчик, может, еще нагоните его по пути к машине.
Нельсон, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице и выскочил из Харбор-холла без куртки. Он в ботинках без галош помчался по тающему снегу, стараясь перепрыгивать через лужи и всякий раз приземляясь точно посередине. По счастью, площадь была практически пуста: почти все студенты и многие преподаватели разъехались на каникулы. Только Фу Манчу в своей тужурке стоял на цементной урне, расставив ноги, как Колосс Родосский. «Беги, ублюдок!» – крикнул бомж Нельсону.
Наконец он различил удаляющиеся силуэты Антони Акулло и Миранды Делятур в дорогих развевающихся пальто. Они шли вдоль площади к многоэтажной университетской стоянке.
Нельсон догнал их на первом этаже. Декан держал дверцу «ягуара», Миранда закидывала в машину изящные икры. Запыхавшийся Нельсон устремился к ним, пригибаясь под низким бетонным потолком.
– Антони!
Акулло обернулся, взметнулись полы пальто.
– Пр-профессор Акулло, – выговорил Нельсон, заикаясь в такт колотящемуся сердцу.
Акулло оглядел Нельсона с ног до головы, Миранда смотрела сквозь ветровое стекло в пустое пространство. Нельсон остановился по другую сторону машины от декана.
– Твое лицо в крови Твое лицо в крови – «Макбет», 3, 4, пер. Ю. Корнеева (слова Макбета Первому Убийце после убийства Банко).
, – сказал Акулло.
Нельсон машинально схватился за щеку. Декан расхохотался, показывая волчьи клыки, открыл дверцу и положил руки на крышу автомобиля. На толстом мизинце болтались ключи.
– Вы хотели меня видеть? – Нельсон покраснел.
– Забавная вещь, Нельсон, – сказал Акулло. – Кто-то внезапно берет расчет. В бюджете появляется немного свободных средств. Можете себе представить?
Нельсон кашлянул и прочистил горло.
– Так что, фантастическим образом, я в состоянии предложить вам трехгодичное лекторство. В благодарность за оказанные услуги. – Он улыбнулся. – Если у вас нет на примете чего-нибудь позаманчивей.
Нельсон поймал себя на том, что смотрит на Миранду, которая со скучающим видом отбросила назад волосы.
– Нельсон?
– Нет! – выкрикнул он. – То есть да! Я согласен на лекторство! У меня нет других… м-м…
– Зарплата небольшая, – сказал декан, – но побольше вашей теперешней. Там надо будет еще поработать в комиссии.
Акулло распахнул дверцу пошире и помедлил, не снимая вторую лапищу с крыши.
– В отборочной комиссии. – Снова волчья ухмылка. – У меня внезапно образовалась свободная ставка, Заходите, когда я вернусь из Гштада. – Он сел в машину и захлопнул дверь.
– Спасибо, – пробормотал Нельсон, окрыленный и какой-то даже обмякший.
Машина ожила, задом рванулась из бокса и поехала на Нельсона. Тот отскочил. Окошко водителя с электрическим визгом скользнуло вниз.
– Надеюсь, вам это по силам, – сказал декан
Рядом с ним, невидимая Нельсону под перламутрово-серой крышей спортивного автомобиля, Миранда Делятур обронила лепесток смеха. Окно взвизгнуло снова. Антони Акулло хохотнул за тонированным стеклом. Машина с ревом выехала на улицу, визжа шинами по асфальту.
Нельсон вернулся домой с самой большой индейкой, какая сыскалась в супермаркете. Бриджит говорила, что на День благодарения приготовит фальшивого зайца, тем не менее он, волнуясь, взял в банкомате пятьдесят долларов и купил индюшку – свежую, не замороженную. Расплачиваясь, Нельсон пальцем тронул кассира за руку и получил индейку за полцены. В соседнем цветочном он – тоже с хорошей скидкой – купил полдюжины красных роз и появился на пороге, как неуклюжий и заботливый Боб Крэтчит Боб Крэтчит в «Рождественской песни» Диккенса – бедный клерк, многодетный отец семейства, которому подобревший Скрудж посылает индюшку.
– под мышкой индейка, в руке цветы.
– Лекторство? – были первые слова, которыми Бриджит удостоила его за эти три дня. – За что, скажи на милость?
Нельсон стоял в куртке, счастливо улыбаясь. Абигайл протиснулась мимо него и спряталась за мать. За свою коротенькую жизнь она никогда не видела отца таким бодрым и энергичным, поэтому испугалась. Бриджит отвела руку назад и погладила дочь по голове.
– Я хотела сказать… – она покраснела, – что изменилось?
Нельсон открыл рот и не нашелся, что сказать. Бриджит пристально смотрела на него, подозрительность и готовность простить волнами пробегали по ее лицу.
– Я им нужен, – наконец выпалил Нельсон. – У них вдруг образовалась нехватка людей, и я понадобился, чтобы… чтобы заткнуть дыру.
– Все равно ничего не понимаю, – сказала Бриджит, но напряжение, державшее ее эти три дня, немного ослабло. Она больше не отталкивала Нельсона.
Он переложил индюшку в руку и шагнул к жене.
– Все выправится, – начал он, однако его прервал нарастающий вопль дочери.
Оба родителя посмотрели вниз. Абигайл огромными глазами смотрела на волдырь, вздувшийся на полиэтиленовой упаковке с индейкой. Кровь быстро капала из волдыря Нельсону на галоши.
– Папа! – вскричала Абигайл. – Что ты наделал?
Часть вторая. ТАНЦЫ НА КАНАТЕ
Эти развлечения часто сопровождаются несчастьями, память о которых сохраняет история. Я сам видел, как два или три соискателя причинили себе увечья. Но опасность увеличивается еще более, когда сами министры получают повеление показать свою ловкость. Ибо, стремясь превзойти самих себя, они проявляют такое усердие, что редко кто из них не срывается и не падает, иногда даже раза по два и по три. Пер. под редакцией A.A. Франковского.
Джонатан Свифт, «Путешествия Гулливера»
10. ИСТОРИЯ О
За неделю до Рождества, выставив отметки за осенний семестр, Нельсон решил побаловать себя ленчем в «Перегрине». С Нового года он начнет зарабатывать в два раза больше, так почему бы не устроить праздник? После такого семестра он имеет полное право на гамбургер в модном баре. Нельсон конструировал его в воображении уже несколько дней: восемь унций молотого мяса с кровью на поджаристой кайзеровской булочке, со швейцарским сыром, горчицей и ломтиком мясистого помидора из собственных перегриновских теплиц. И, конечно, картошка фри, настоящая, большая порция хрустящих ломтиков айдахского картофеля. Гамбургер будет приправлен маринованным укропчиком и хрустким холодным толстым кружком сладкого лука – еще не войдя в ресторан, Нельсон чувствовал, как он шибает в нос. И ко всему этому кружечку импортного пива, думал он по пути через площадь, или даже домашнего, фирменного перегриновского, из мини-заводика в подвале…
При мысли о пиве Нельсона перекосило. Порой ему чудилось дыхание Кугана, как будто поэт стоит сразу за спиной. По разным источникам, Кутан удалился то ли в ирландский анклав Чикаго, то ли в саму Ирландию. По одной версии сразу несколько небольших учебных заведений, в том числе Гальцион-колледж, alma mater Нельсона, предложили ему бессрочный контракт, но Куган из гордости отказался, не желая идти работать абы куда. Лучше питаться по друзьям, чем учить студентов, которые не смогли поступить в Гарвард, Станфорд или Мидвест. Нельсон решил, что прекрасно обойдется большим холодным стаканом колы.
Он заглянул в «Пайдею», элитарную книжную лавочку напротив бара, и купил новехонькое, пахнущее типографской краской «Нью-йоркское книжное обозрение». Уже много лет он обходился затрепанным, без части страниц, двухмесячной давности библиотечным экземпляром, если вообще находил время его прочесть; новый журнал был роскошью, как и ленч в «Перегрине». У кассы он притворился, что со знающим видом пробегает глазами заголовки на обложке, внятные лишь посвященным: «Дворкино Фише Дворкин Андреа (р. 1946) – американская писательница и феминистка, борец с унижающей женщин порнографией, радикальная лесбиянка. Фиш Стэнли Юджин (р. 1938) – американский литературный критик, создатель теории, согласно которой смысл текста не столько открывается, сколько создается читателем. Научные интересы и название статей Антони Акулло подозрительно перекликаются с трудами Фиша.
», «Уиллс о Маккинон Уиллс Гарри (р. 1934) – американский публицист, литературовед, историк. Маккинон Катарина Элис (р. 1946) – американская феминистка, юрист, борец с порнографией и сексуальными домогательствами, соавтор некоторых работ Дворкин.
», «Гордон о Гордоне». На выходе из магазина Нельсон помедлил, увидев на тротуаре Линду Прозерпину. Он с трудом узнал ее, располневшую, под огромным пончо, с округлившимся и разгладившимся лицом. Темные с проседью волосы были собраны на затылке в тугой пучок. Заведующая программой литературной композиции вышла из кондитерской с коробкой кексов и остановилась у книжного, чтобы открыть пачку. Нельсон притворился, будто читает плакат на двери – приглашение на перформанс поэтической группы под названием «Хаскелл, он настоящий! Берегись, Хаскелл, он настоящий! – крикнул знаменитому оператору Хаскеллу Векслеру его ассистент, когда рядом приземлилась граната со слезоточивым газом: они снимали художественный фильм в 1968-м на фоне вполне реальных беспорядков в Чикаго. Фраза звучит в фильме за кадром.
». Линда вытащила кексик и, зубами разорвав целлофановую обертку, целиком отправила в рот.
В людном вестибюле «Перегрина» Нельсон сунул журнал под мышку, названием наружу. Он рассчитывал сесть в закутке у дальней стены, однако хозяйка усадила его за центральным столиком в зале для курящих, в большей степени на виду, чем бы ему хотелось. Нельсон положил парку на соседний стул, сложив ее, чтобы меньше бросалась в глаза, и принялся с умным видом листать «Нью-Йоркское книжное обозрение». Обложку он развернул к другим обедающим (пусть думают, будто он знает, кто эти два Гордона) и стал читать содержание в поисках чего-нибудь серьезного, но не слишком утомительного – преуспевающий профессор за ленчем, пусть только на час.
Официантка, бледная большеглазая женщина, сложила руки за спиной и на память повторила меню. Она принесла колу; Нельсон, прихлебывая, раскрыл журнал на двух Гордонах – что-то про поиски Эдема и страдания жертвы британского империализма в девятнадцатом веке – и в ожидании гамбургера принялся читать. Впервые за долгие годы у него появилась возможность почитать – и поесть – просто для удовольствия. Правда, зарплату ему пока платили старую – обычная административная волокита. Медицинская страховка сохранилась; и может быть, они даже переберутся из казенного жилья в городской домик с участком, деревьями и отдельными спальнями для девочек. Нельсон снова чувствовал себя отцом семейства. В голове роились святочные видения новых туфелек, новых платьиц, новых игрушек. Пожалуй, он потянет уроки танцев для Клары и рисования для Абигайл. Нельсон представил, как ведет Бриджит обедать в ресторан с официантами, картой вин и скатертями, а потом в кино, на что она сама выберет; вот они под ручку бредут мимо ярко освещенных магазинов, вот он смущенно дожидается, пока ей что-то примеряют в соседней комнате.
Нельсон покраснел за «Нью-йоркским книжным обозрением». Впервые за долгое время его возбудила мысль о жене. Бриджит немного успокоилась, видя, что у него не все так плохо, однако опасения ее развеялись не совсем. Она не говорила этого вслух, но явно подозревала, что факультет просто нашел новый способ его использовать, а потом все равно вышвырнет.
– Милая, – убеждал он, – меня назначили в комиссию по замещению поэтической вакансии. Кому попало такое не предложат.
– Отлично. – Бриджит сузила глаза. – Тебе ставку не обещают, но предлагают кого-нибудь поискать.
Нельсон ответил, что работа в комиссии – это лишняя тысяча долларов. Бриджит сразу отвлеклась от своих подозрений и стала прикидывать, хватит ли денег, чтобы хоть как-то подлатать неходячий автомобиль. Хорошо иметь жену из рабочей среды, с благодарностью подумал Нельсон, которая точно знает, во что станут новые тормоза, новый стартер и новый радиатор для десятилетней старушки-«тойоты».
Принесли бургер, истекающий кровью на булочку. Нельсон закрыл глаза; запах жареного мяса сводил с ума. Он отодвинул журнал, чтобы изучить гамбургер сверху донизу: майонез, салат, котлету, маринованный укроп, лук, помидор и горчицу, налил лужицу острого кетчупа в картошку, еще раз вдохнул жирный аромат пищи и установил перед собой раскрытый журнал. Двумя руками поднял гамбургер и широко открыл рот. Нёбо увлажнилось, язык изогнулся в предвкушении – и в этот миг взгляд Нельсона встретился с огромными карими глазами Миранды Делятур.
Нельсон замер с гамбургером в зубах. Хозяйка усаживала за соседний столик Миранду, Пенелопу О и очередного Пенелопиного студента. Миранда чуть заметно кивнула Нельсону, как будто видела его когда-то, но не помнит где.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47