Агелла посматривала на нее с жалостью. Вид у бедняжки был такой, словно она вот-вот обратится в бегство — правда, одной рукой она по-прежнему придерживала увесистую суму с инструментом Ивара, с которой так и не пожелала расстаться.
Улиас, уныло скрючившись в любимом кресле Агеллы, у самого огня, все время хрипло и сорвано пришептывал:
— Я не смог их остановить, не смог их остановить, не смог…
У Агеллы рука так и чесалась отвесить ему пару отрезвляющих пощечин. Хмурясь, она снова перевела взгляд на Фелиссу. Та целиком погрузилась в свои страдания, совершенно не замечая окружающего, — но вот в этом-то Агелла сомневалась. Мириаль милосердный, да ведь девочка сейчас нуждается в любви и поддержке своих родных, а не в таком вот бесхребетном, эгоистическом нытье! Нет, она не осуждает Улиаса за эти причитания. Нельзя винить человека в том, что он страдает, — но лучше бы он сейчас взял себя в руки и забыл о собственных горестях, чтобы не усугублять мучений дочери! Свою никчемность можно оплакать и потом, не прилюдно, в крайнем случае — с глазу на глаз с женой.
Слабак, осуждающе подумала Агелла. Я всегда подозревала, что Улиас — слабак и ничтожество. Но тут же она одернула себя: не смей так думать о нем! Он славный человек, а в свое время был и отменным мастером. Тогда его семья жила, не зная забот. Артрит, как видно, искалечил не только его руки, но и душу, и нельзя даже намеком показать Виоре, что я осуждаю Улиаса. Как она когда-то взвивалась, стоило мне сказать о нем хоть одно дурное слово! У нее всегда был крутой раздражительный нрав, хотя говорят, что более склонны к раздражительности рыжие, а рыжая как раз я. Помнится, она даже обвиняла меня в зависти — ведь я, мол, выбрала такое неженское ремесло, что ни один мужчина на меня не польстится. .
Погруженная в мрачные размышления, Агелла мимолетно усмехнулась, припомнив старшего конюха Фергиста — вдовца, с которым она частенько делила ложе; необременительная связь, приятная для обоих. Вот так-то, дорогая Виора, торжествующе подумала она — и спохватилась, со стыдом поняв, что отвлеклась. Проклятье, да она ничем не лучше Улиаса! Ей так больно думать о катастрофе, постигшей семью сестры, что она с радостью хватается за любую постороннюю мысль. А впрочем, она не одинока. Виора, ее муж и дочь, потрясенные, оцепеневшие, казалось, истратили остаток сил на то, чтобы добраться до безопасного места. Теперь, когда им ничто не угрожает, силы окончательно покинули их, а боль и ужас случившегося вернулись с новой силой. Проклятье, мысленно повторила Агелла, а я-то торчу рядом, точно парализованная, и даже не пытаюсь им помочь — а ведь они пришли ко мне за помощью. Что ж, пора действовать! Вот только чем поможешь людям, которые потеряли все? Женщина-кузнец горестно покачала головой. Я привыкла управляться с огнем и железом, подумала она. Как же мне управиться с этим! Агелла стремительно повернулась к сестре.
— Виора… — Она положила руку на плечо рыдающей женщины и, пошарив другой рукой в кармане, извлекла на свет внушительных размеров лоскут, который сегодня в кузне использовала для многих целей — в том числе и как носовой платок. Агелла сунула грязный лоскут сестре. — Ничего страшного, — беспомощно пробормотала она, — всего лишь чуточка сажи.
Она хотела еще добавить, что все будет хорошо, но мельком глянула на Фелиссу — и прикусила язык.
— Я позабочусь о вас, — сказала она вместо этого. — Здесь вы в безопасности.
Виора шумно высморкалась и глубоко вдохнула, начиная приходить в себя, а Агелла между тем скрылась в тесной кладовой. Она отыскала в шкафчике флягу вина — слабое, кислое, но все же вино, лучшее, что мог сделать Дживарн в этот неурожайный год. Поставив на поднос флягу и четыре кружки, Агелла вдруг припомнила, что среди ее родных не хватает одного человека. Куда, во имя всех демонов, подевался Ивар? Виора вроде бы намекала, что он жив — но в таком случае, неодобрительно подумала Агелла, ему следовало быть здесь, со своей женой. Качая головой, женщина вернулась в кухню и щедро плеснула вина во все кружки. Потом поставила стул поближе к огню и усадила Виору.
— А теперь, — сказала она мягко, протянув сестре кружку, — расскажи мне, что случилось. Виора жадно глотнула терпкого вина.
— Наемники Серимы… — В ее голосе звенела лютая ненависть. — По ее приказу они выгнали нас из дома. Нас, и наших соседей, и все Козье Подворье. А потом подожгли дома, чтобы мы не смогли вернуться. — Кружка задрожала в руке Виоры, голос сорвался на визг. — Я почти что с ними поладила! Мы ушли бы оттуда, целые и невредимые, но тут вернулся Ивар и сразу затеял драку…
Оцепенев от ужаса, Агелла выслушала рассказ о том, что произошло во дворе дома, и потом, как все семейство несколько часов скиталось по городу, чтобы скрыться от солдата, которого послал следить за ними Гальверон. Закончить рассказ Виора не успела — ее дочь вдруг пронзительно завыла:
— Нет-нет-нет-нет-не-е-ет!
Агелла тотчас вскочила, бросилась к ней, чтобы доброй оплеухой прекратить истерику, но сдержалась, сочувственно глянув на распухшее от побоев лицо Фелиссы. Вместо этого она вынула из рук молодой женщины кружку с вином, к которому та и не притронулась, а затем крепко схватила Фелиссу за плечи и как следует встряхнула.
— Прекрати! — повелительно рявкнула она. Фелисса, точно и не слыша ничего, принялась с воем раскачиваться из стороны в сторону, и движения ее становились все резче и лихорадочней. Тогда Агелла в отчаянии перешла на рык, которым она привыкла перекрывать рев пылающего горна:
— ФЕЛИССА! ПРЕКРАТИ!
На миг воцарилась тишина, в затем девушка принялась тихо скулить, но, с облегчением отметила Агелла, вой и безумное раскачивание прекратились.
— Оставь ее в покое! — завопила Виора с яростью, изумившей ее сестру. — Как ты смеешь… после всего, что она пережила!
Агеллу ужаснула дикая гримаса на лице сестры.
— После всего, что она пережила, ей нужна наша помощь. — Она говорила намеренно спокойно, но в душе так и вскипела. Мириаль всеблагой, и она смеет так говорить со мной после того, как я их приютила! Я рискнула своим положением в Пределах, подольстилась к этим треклятым гвардейцам — и вот она, благодарность! Агелла решительно отогнала прочь эти гневные мысли. Какой от них прок? Не обращая внимания на сестру, она опустилась на колени перед Фелиссой.
— Солнышко мое, после всех этих передряг тебе просто необходимо хлебнуть как следует винца. — Агелла сунула Фелиссе кружку, затем помогла поднести вино ко рту. — Ну же, давай! — уговаривала она. — Всего один глоточек… Вот хорошая девочка! Теперь еще один…
Фелисса скривилась, когда кислое вино коснулось ее распухших, разбитых губ. Вот и славно, подумала Агелла. Все, что угодно, только бы вывести ее из ступора.
— Ну вот, — продолжала она вслух все тем же бодрым тоном, — а теперь тебе не повредит славная горячая ванна.
Оставив Фелиссу допивать вино, Агелла подозвала Виору — ей будет только на пользу наконец заняться делом.
— Я сама обычно, если не хожу в местные бани, купаюсь прямо здесь, перед очагом, но Фелиссе, мне кажется, будет спокойней в моей спальне. После купания мы уложим ее в постель, а потом я сбегаю в Дом Исцеления. У меня там есть подруга, она лекарь и…
— С какой стати моя дочь должна открывать свой позор чужачке? — перебила ее Виора.
— Чушь собачья! — Агелла почувствовала, что сейчас потеряет терпение. Сестра не имеет права так себя вести! — Не вздумай даже произносить при бедняжке это слово — «позор»! Фелисса вовсе не опозорена. Все это случилось не по ее вине. А Эвелинден — не чужачка, а лекарь, и именно Фелисса нуждается в ее услугах. Я понимаю, что тебе довелось много пережить, но все-таки постарайся думать головой — хотя бы ради дочери и мужа.
Виора открыла рот, чтобы огрызнуться, но сестра успокаивающе положила руку ей на плечо.
— Знаю, знаю, что тебе нелегко, но постарайся все же продержаться еще немного, хотя бы до того, как мы уложим в постель твою бедную дочку. После этого можешь орать на меня, сколько пожелаешь. Стало быть, так — ванна стоит в кладовой. Принеси ее, а я разожгу в спальне камин и…
— У тебя камин в спальне?! — воскликнула Виора. Агеллу неприятно поразил ее враждебный тон… но потом она вспомнила тесные, вечно сырые и неуютные домишки Козьего Подворья.
— У нас в Пределах солнце — редкий гость, — устало пояснила она. — Его заслоняют от нас скалы. Круглый год, кроме разве что самой середины лета, по ночам здесь стоит собачий холод. Поэтому все дома здесь, включая и Храм, битком набиты всяческими очагами, каминами, жаровнями… и, поверь, мы этому только рады. Теперь иди и поскорее принеси ванну. Фелиссу надо уложить в постель.
— Да ладно, ладно, — проворчала Виора. — Сейчас принесу эту треклятую ванну. Я только… — Она вдруг застыла на полдороге к двери и резко обернулась к сестре: — Где Сколль?
Вот те на! Агелла, конечно, понимала, что рано или поздно придется сказать сестре правду, но предпочла бы, чтобы это случилось попозже. Она помолчала, лихорадочно подыскивая нужную ложь — лишь бы только отсрочить неприятный разговор.
— Сколль со мной не живет, Виора, — наконец уклончиво ответила она. — Учеников селят в отдельном доме. Ты должна это знать, если, конечно, слушала, что рассказывал тебе сын.
Виора и глазом не моргнула.
— Где бы ни был Сколль, я хочу его видеть! — упрямо объявила она. — Как только мы уложим Фелиссу, я хочу увидеться с сыном.
Агелла испустила тяжкий вздох. Что ж, чему быть, того не миновать. Виора ненавидела Тулак лютой ненавистью, потому что старая наемница напоминала ей о юности, проведенной в клане, среди грубых и невежественных горцев, — а это время Виора предпочла бы забыть навсегда. Сказать ей, что ли, что из-за снегопада ученикам велели сидеть дома и Сколль наверняка уже спит? Но тогда завтрашняя сцена будет еще хуже. Нет уж, лучше покончить с этим сейчас. Агелла знаком отозвала сестру в соседнюю комнату, чтобы их не услышала Фелисса.
— Извини, Виора, но увидеться со Сколлем ты сейчас не можешь, — твердо сказала она. — Я отправила его с поручением на лесопилку к госпоже Тулак.
У Виоры отвисла челюсть.
— Что-о?! — возопила она. — Ты отправила мальчика к этой грубой, грязной, чокнутой старухе? Одного? В дорогу, где с ним может случиться все, что угодно?!
— Нет-нет, — поспешно заверила Агелла. — Я послала с ним одного из гвардейцев. Подумай сама — разве может быть охрана надежней Меча Божьего?
Она припомнила продувную физиономию Барсиля и внутренне содрогнулась. Хорошо еще, что Виора не видела этого «надежного» спутника!
— Тогда почему ты не послала с поручением одного гвардейца? — злобно осведомилась Виора. — Зачем погнала в дорогу бедненького Сколля? Ты же знаешь, я не желаю, чтобы он якшался со всякими грубыми вояками! — Глаза Виоры яростно сверкнули. — Ты послала моего сына в горы с каким-то дурацким поручением, да еще в такую жуткую непогоду — а сама еще имеешь наглость учить меня, как мне заботиться о собственной дочери?! Если хочешь знать, сестрица, — хвала Мириалю, что у тебя нет своих детей!
С этими словами Виора удалилась в кладовую, и скоро оттуда донесся такой стук и лязг, словно она не вытаскивала ванну из-под скамьи, а переворачивала мир вверх дном.
Агелла стиснула кулаки, медленно досчитала до десяти, но тут же поняла, что эта уловка не поможет, считай она хоть до тысячи. Обреченно вздохнув, женщина-кузнец вернулась в спальню и принялась разводить огонь в камине. Да, этот вечер дастся ей нелегко — куда труднее, чем она думала. И куда, в конце-то концов, подевался треклятый Ивар?
Глава 16. ГДЕ УКРЫТЬСЯ В БУРЮ
Тулак оставила гостью одеваться и отправилась подогреть чайник. Вернувшись в кухню, она с изумлением услышала, что с дороги доносится стук копыт. Неужели это загадочные соплеменники Вельдан? Если так, то вниз с горы они, должно быть, слетели на крыльях!
— Клянусь всем жаром преисподней! — пробормотала Тулак. — Кто бы это мог быть?
И подошла к окну, чтобы глянуть на пришельцев.
— Святая задница! — ахнула она, ошеломленно глазея сквозь пелену снега на конный отряд, направлявшийся прямиком к ее дому. — Да ведь это же опять иерарх! И с ним шлюхин сын Блейд! Чума, тюрьма и преисподняя, да что же это им здесь понадобилось?
Ниже дома Тулак дорога шла по крутому отрогу горы, затем выпрямлялась и почти отвесно падала вниз, на плато, откуда уже был виден город. В буран по такой дороге спускаться ох как небезопасно, и путники волей-неволей вынуждены были искать себе пристанище на ночь…
— Проклятье! — мрачно пробормотала Тулак. — Этого мне только и не хватало!
Всадники между тем уже нестройной толпой подъехали к дверям дома. Тулак отпрянула, укрывшись за занавеской. И. не колеблясь ни минуты, схватила в охапку свой меч, оружие Вельдан и бегом бросилась в спальню.
Молодая чародейка поспешно завершала одевание.
— Вооруженные люди, — кратко бросила она. — Каз сообщил. Он решил спрятаться в амбаре, так что не давай им сунуть туда нос.
Тулак согласно кивнула:
— Это иерарх и Блейд, чтоб его черви съели. Надень мою одежду — она вот здесь, в сундуке, — и ложись в постель. Скажу им, что ты больна… — Ее последние слова потонули в оглушительном грохоте — стучали в дверь.
— Спрячь это. — Тулак бросила Вельдан оружие. — И носа не высовывай из спальни.
Вельдан коротко кивнула:
— Предупрежу Элиона, чтобы держался отсюда подальше. Надеюсь только, что он найдет где укрыться.
— Уж лучше пусть его присыплет снежком, чем Блейд примется задавать ему ненужные вопросы.
И Тулак, мысленно радуясь тому, что ее гостья умеет подчиняться приказам, поспешила к двери.
— Иду, иду! Ох, мои старые косточки… Ой, ваши милости! — Почтительно склонив голову (будь она проклята, если станет кланяться этим сукиным отродьям!), наемница отступила в сторону, пропуская незваных гостей. — Входите, ваши милости, входите и располагайтесь, — лопотала она, указывая на жарко пылающий огонь в очаге. — Какая честь для меня — принимать таких важных гостей!
Мазаль стоял в своем углу, яростно хлеща себя хвостом по бокам и зловеще вытянув шею — пускай, мол, только кто-нибудь подойдет поближе!.. При виде коня Блейд так и застыл на пороге, брезгливо скривив губы.
— Старуха, — холодно процедил он, — я не привык ночевать под одним кровом со скотом.
А Мазаль не привык ночевать под одним кровом с такой швалью, как ты, бессердечная гадюка! Впрочем, Блейд не узнал ее, а это самое главное. Тулак сделала глубокий вдох и разжала стиснутые зубы.
— Прошу прощенья, ваша милость, — жалобно пролепетала она, — мне ужасно жаль, что так вышло, только этот конек — самое ценное, что у меня есть, а в амбаре его оставить ну никак нельзя. Ветхий он, амбар, дунет ветер — того и гляди крыша провалится…
— Значит, там нельзя разместить наших коней?
— Никак нельзя, ваша милость. — Особенно если дружок Вельдан проголодается!
Блейд смерил старую наемницу таким презрительным взглядом, что у нее кровь закипела в жилах.
— Где же мне тогда устроить моих людей, глупая ты старуха? — резко осведомился он. — Там, во дворе, мерзнут на ветру два десятка солдат!
Где устроить твоих людей? Да засунь ты их себе — знаешь куда?..
— Ой, ваша милость, да пускай заночуют на лесопилке. Там тепло, сухо и полно растопки, есть очаг и все такое прочее. Места там в достатке и для людей, и для лошадок.
— Прекрасно. — Блейд вышел во двор, и Тулак услышала, как он вполголоса говорит что-то командиру своих солдат. Через минуту он вернулся.
— Со мной иерарх, но на вершине горы он захворал, и ему нужен должный уход. Я останусь ночевать здесь, в доме, а со мной — лорд Заваль и двое гвардейцев, которые будут за ним ухаживать. Остальные устроятся на лесопилке. А теперь будь добра, убери из кухни этот мешок с костями, и пусть себе торчит в своем амбаре. Если нас здесь занесет снегом, он нам еще пригодится.
Ужас ледяным клинком пронзил грудь Тулак. Съесть Мазаля? Да скорее ты сам сдохнешь, сукин сын! Я собственными руками вырву у тебя сердце…
Блейд смотрел на Тулак хорошо ей знакомым, холодным и злым взглядом и нетерпеливо притопывал ногой.
— Есть тут кто-нибудь еще, кроме тебя?
Если ты не прекратишь топать на меня своей чертовой ногой, я подрежу ее начиная с головы.
— Есть, ваша милость, моя внучка, только она сильно хворает, кровью кашляет и жар. Ну да вы не беспокойтесь, ваша милость, она в своей комнате и из нее не выходит. Ваши милости от нее заразу не подцепят. Рядом с ней есть свободная спальня, а еще славная уютная комнатка на чердаке, с большой и мягкой кроватью.
— Я буду спать на чердаке, — твердо объявил Блейд. — Иерарх может разместиться в спальне внизу.
Правильно, жалкий ты трусишка — пускай этот бедолага ночует по соседству с заразой.
— Как пожелает ваша милость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Улиас, уныло скрючившись в любимом кресле Агеллы, у самого огня, все время хрипло и сорвано пришептывал:
— Я не смог их остановить, не смог их остановить, не смог…
У Агеллы рука так и чесалась отвесить ему пару отрезвляющих пощечин. Хмурясь, она снова перевела взгляд на Фелиссу. Та целиком погрузилась в свои страдания, совершенно не замечая окружающего, — но вот в этом-то Агелла сомневалась. Мириаль милосердный, да ведь девочка сейчас нуждается в любви и поддержке своих родных, а не в таком вот бесхребетном, эгоистическом нытье! Нет, она не осуждает Улиаса за эти причитания. Нельзя винить человека в том, что он страдает, — но лучше бы он сейчас взял себя в руки и забыл о собственных горестях, чтобы не усугублять мучений дочери! Свою никчемность можно оплакать и потом, не прилюдно, в крайнем случае — с глазу на глаз с женой.
Слабак, осуждающе подумала Агелла. Я всегда подозревала, что Улиас — слабак и ничтожество. Но тут же она одернула себя: не смей так думать о нем! Он славный человек, а в свое время был и отменным мастером. Тогда его семья жила, не зная забот. Артрит, как видно, искалечил не только его руки, но и душу, и нельзя даже намеком показать Виоре, что я осуждаю Улиаса. Как она когда-то взвивалась, стоило мне сказать о нем хоть одно дурное слово! У нее всегда был крутой раздражительный нрав, хотя говорят, что более склонны к раздражительности рыжие, а рыжая как раз я. Помнится, она даже обвиняла меня в зависти — ведь я, мол, выбрала такое неженское ремесло, что ни один мужчина на меня не польстится. .
Погруженная в мрачные размышления, Агелла мимолетно усмехнулась, припомнив старшего конюха Фергиста — вдовца, с которым она частенько делила ложе; необременительная связь, приятная для обоих. Вот так-то, дорогая Виора, торжествующе подумала она — и спохватилась, со стыдом поняв, что отвлеклась. Проклятье, да она ничем не лучше Улиаса! Ей так больно думать о катастрофе, постигшей семью сестры, что она с радостью хватается за любую постороннюю мысль. А впрочем, она не одинока. Виора, ее муж и дочь, потрясенные, оцепеневшие, казалось, истратили остаток сил на то, чтобы добраться до безопасного места. Теперь, когда им ничто не угрожает, силы окончательно покинули их, а боль и ужас случившегося вернулись с новой силой. Проклятье, мысленно повторила Агелла, а я-то торчу рядом, точно парализованная, и даже не пытаюсь им помочь — а ведь они пришли ко мне за помощью. Что ж, пора действовать! Вот только чем поможешь людям, которые потеряли все? Женщина-кузнец горестно покачала головой. Я привыкла управляться с огнем и железом, подумала она. Как же мне управиться с этим! Агелла стремительно повернулась к сестре.
— Виора… — Она положила руку на плечо рыдающей женщины и, пошарив другой рукой в кармане, извлекла на свет внушительных размеров лоскут, который сегодня в кузне использовала для многих целей — в том числе и как носовой платок. Агелла сунула грязный лоскут сестре. — Ничего страшного, — беспомощно пробормотала она, — всего лишь чуточка сажи.
Она хотела еще добавить, что все будет хорошо, но мельком глянула на Фелиссу — и прикусила язык.
— Я позабочусь о вас, — сказала она вместо этого. — Здесь вы в безопасности.
Виора шумно высморкалась и глубоко вдохнула, начиная приходить в себя, а Агелла между тем скрылась в тесной кладовой. Она отыскала в шкафчике флягу вина — слабое, кислое, но все же вино, лучшее, что мог сделать Дживарн в этот неурожайный год. Поставив на поднос флягу и четыре кружки, Агелла вдруг припомнила, что среди ее родных не хватает одного человека. Куда, во имя всех демонов, подевался Ивар? Виора вроде бы намекала, что он жив — но в таком случае, неодобрительно подумала Агелла, ему следовало быть здесь, со своей женой. Качая головой, женщина вернулась в кухню и щедро плеснула вина во все кружки. Потом поставила стул поближе к огню и усадила Виору.
— А теперь, — сказала она мягко, протянув сестре кружку, — расскажи мне, что случилось. Виора жадно глотнула терпкого вина.
— Наемники Серимы… — В ее голосе звенела лютая ненависть. — По ее приказу они выгнали нас из дома. Нас, и наших соседей, и все Козье Подворье. А потом подожгли дома, чтобы мы не смогли вернуться. — Кружка задрожала в руке Виоры, голос сорвался на визг. — Я почти что с ними поладила! Мы ушли бы оттуда, целые и невредимые, но тут вернулся Ивар и сразу затеял драку…
Оцепенев от ужаса, Агелла выслушала рассказ о том, что произошло во дворе дома, и потом, как все семейство несколько часов скиталось по городу, чтобы скрыться от солдата, которого послал следить за ними Гальверон. Закончить рассказ Виора не успела — ее дочь вдруг пронзительно завыла:
— Нет-нет-нет-нет-не-е-ет!
Агелла тотчас вскочила, бросилась к ней, чтобы доброй оплеухой прекратить истерику, но сдержалась, сочувственно глянув на распухшее от побоев лицо Фелиссы. Вместо этого она вынула из рук молодой женщины кружку с вином, к которому та и не притронулась, а затем крепко схватила Фелиссу за плечи и как следует встряхнула.
— Прекрати! — повелительно рявкнула она. Фелисса, точно и не слыша ничего, принялась с воем раскачиваться из стороны в сторону, и движения ее становились все резче и лихорадочней. Тогда Агелла в отчаянии перешла на рык, которым она привыкла перекрывать рев пылающего горна:
— ФЕЛИССА! ПРЕКРАТИ!
На миг воцарилась тишина, в затем девушка принялась тихо скулить, но, с облегчением отметила Агелла, вой и безумное раскачивание прекратились.
— Оставь ее в покое! — завопила Виора с яростью, изумившей ее сестру. — Как ты смеешь… после всего, что она пережила!
Агеллу ужаснула дикая гримаса на лице сестры.
— После всего, что она пережила, ей нужна наша помощь. — Она говорила намеренно спокойно, но в душе так и вскипела. Мириаль всеблагой, и она смеет так говорить со мной после того, как я их приютила! Я рискнула своим положением в Пределах, подольстилась к этим треклятым гвардейцам — и вот она, благодарность! Агелла решительно отогнала прочь эти гневные мысли. Какой от них прок? Не обращая внимания на сестру, она опустилась на колени перед Фелиссой.
— Солнышко мое, после всех этих передряг тебе просто необходимо хлебнуть как следует винца. — Агелла сунула Фелиссе кружку, затем помогла поднести вино ко рту. — Ну же, давай! — уговаривала она. — Всего один глоточек… Вот хорошая девочка! Теперь еще один…
Фелисса скривилась, когда кислое вино коснулось ее распухших, разбитых губ. Вот и славно, подумала Агелла. Все, что угодно, только бы вывести ее из ступора.
— Ну вот, — продолжала она вслух все тем же бодрым тоном, — а теперь тебе не повредит славная горячая ванна.
Оставив Фелиссу допивать вино, Агелла подозвала Виору — ей будет только на пользу наконец заняться делом.
— Я сама обычно, если не хожу в местные бани, купаюсь прямо здесь, перед очагом, но Фелиссе, мне кажется, будет спокойней в моей спальне. После купания мы уложим ее в постель, а потом я сбегаю в Дом Исцеления. У меня там есть подруга, она лекарь и…
— С какой стати моя дочь должна открывать свой позор чужачке? — перебила ее Виора.
— Чушь собачья! — Агелла почувствовала, что сейчас потеряет терпение. Сестра не имеет права так себя вести! — Не вздумай даже произносить при бедняжке это слово — «позор»! Фелисса вовсе не опозорена. Все это случилось не по ее вине. А Эвелинден — не чужачка, а лекарь, и именно Фелисса нуждается в ее услугах. Я понимаю, что тебе довелось много пережить, но все-таки постарайся думать головой — хотя бы ради дочери и мужа.
Виора открыла рот, чтобы огрызнуться, но сестра успокаивающе положила руку ей на плечо.
— Знаю, знаю, что тебе нелегко, но постарайся все же продержаться еще немного, хотя бы до того, как мы уложим в постель твою бедную дочку. После этого можешь орать на меня, сколько пожелаешь. Стало быть, так — ванна стоит в кладовой. Принеси ее, а я разожгу в спальне камин и…
— У тебя камин в спальне?! — воскликнула Виора. Агеллу неприятно поразил ее враждебный тон… но потом она вспомнила тесные, вечно сырые и неуютные домишки Козьего Подворья.
— У нас в Пределах солнце — редкий гость, — устало пояснила она. — Его заслоняют от нас скалы. Круглый год, кроме разве что самой середины лета, по ночам здесь стоит собачий холод. Поэтому все дома здесь, включая и Храм, битком набиты всяческими очагами, каминами, жаровнями… и, поверь, мы этому только рады. Теперь иди и поскорее принеси ванну. Фелиссу надо уложить в постель.
— Да ладно, ладно, — проворчала Виора. — Сейчас принесу эту треклятую ванну. Я только… — Она вдруг застыла на полдороге к двери и резко обернулась к сестре: — Где Сколль?
Вот те на! Агелла, конечно, понимала, что рано или поздно придется сказать сестре правду, но предпочла бы, чтобы это случилось попозже. Она помолчала, лихорадочно подыскивая нужную ложь — лишь бы только отсрочить неприятный разговор.
— Сколль со мной не живет, Виора, — наконец уклончиво ответила она. — Учеников селят в отдельном доме. Ты должна это знать, если, конечно, слушала, что рассказывал тебе сын.
Виора и глазом не моргнула.
— Где бы ни был Сколль, я хочу его видеть! — упрямо объявила она. — Как только мы уложим Фелиссу, я хочу увидеться с сыном.
Агелла испустила тяжкий вздох. Что ж, чему быть, того не миновать. Виора ненавидела Тулак лютой ненавистью, потому что старая наемница напоминала ей о юности, проведенной в клане, среди грубых и невежественных горцев, — а это время Виора предпочла бы забыть навсегда. Сказать ей, что ли, что из-за снегопада ученикам велели сидеть дома и Сколль наверняка уже спит? Но тогда завтрашняя сцена будет еще хуже. Нет уж, лучше покончить с этим сейчас. Агелла знаком отозвала сестру в соседнюю комнату, чтобы их не услышала Фелисса.
— Извини, Виора, но увидеться со Сколлем ты сейчас не можешь, — твердо сказала она. — Я отправила его с поручением на лесопилку к госпоже Тулак.
У Виоры отвисла челюсть.
— Что-о?! — возопила она. — Ты отправила мальчика к этой грубой, грязной, чокнутой старухе? Одного? В дорогу, где с ним может случиться все, что угодно?!
— Нет-нет, — поспешно заверила Агелла. — Я послала с ним одного из гвардейцев. Подумай сама — разве может быть охрана надежней Меча Божьего?
Она припомнила продувную физиономию Барсиля и внутренне содрогнулась. Хорошо еще, что Виора не видела этого «надежного» спутника!
— Тогда почему ты не послала с поручением одного гвардейца? — злобно осведомилась Виора. — Зачем погнала в дорогу бедненького Сколля? Ты же знаешь, я не желаю, чтобы он якшался со всякими грубыми вояками! — Глаза Виоры яростно сверкнули. — Ты послала моего сына в горы с каким-то дурацким поручением, да еще в такую жуткую непогоду — а сама еще имеешь наглость учить меня, как мне заботиться о собственной дочери?! Если хочешь знать, сестрица, — хвала Мириалю, что у тебя нет своих детей!
С этими словами Виора удалилась в кладовую, и скоро оттуда донесся такой стук и лязг, словно она не вытаскивала ванну из-под скамьи, а переворачивала мир вверх дном.
Агелла стиснула кулаки, медленно досчитала до десяти, но тут же поняла, что эта уловка не поможет, считай она хоть до тысячи. Обреченно вздохнув, женщина-кузнец вернулась в спальню и принялась разводить огонь в камине. Да, этот вечер дастся ей нелегко — куда труднее, чем она думала. И куда, в конце-то концов, подевался треклятый Ивар?
Глава 16. ГДЕ УКРЫТЬСЯ В БУРЮ
Тулак оставила гостью одеваться и отправилась подогреть чайник. Вернувшись в кухню, она с изумлением услышала, что с дороги доносится стук копыт. Неужели это загадочные соплеменники Вельдан? Если так, то вниз с горы они, должно быть, слетели на крыльях!
— Клянусь всем жаром преисподней! — пробормотала Тулак. — Кто бы это мог быть?
И подошла к окну, чтобы глянуть на пришельцев.
— Святая задница! — ахнула она, ошеломленно глазея сквозь пелену снега на конный отряд, направлявшийся прямиком к ее дому. — Да ведь это же опять иерарх! И с ним шлюхин сын Блейд! Чума, тюрьма и преисподняя, да что же это им здесь понадобилось?
Ниже дома Тулак дорога шла по крутому отрогу горы, затем выпрямлялась и почти отвесно падала вниз, на плато, откуда уже был виден город. В буран по такой дороге спускаться ох как небезопасно, и путники волей-неволей вынуждены были искать себе пристанище на ночь…
— Проклятье! — мрачно пробормотала Тулак. — Этого мне только и не хватало!
Всадники между тем уже нестройной толпой подъехали к дверям дома. Тулак отпрянула, укрывшись за занавеской. И. не колеблясь ни минуты, схватила в охапку свой меч, оружие Вельдан и бегом бросилась в спальню.
Молодая чародейка поспешно завершала одевание.
— Вооруженные люди, — кратко бросила она. — Каз сообщил. Он решил спрятаться в амбаре, так что не давай им сунуть туда нос.
Тулак согласно кивнула:
— Это иерарх и Блейд, чтоб его черви съели. Надень мою одежду — она вот здесь, в сундуке, — и ложись в постель. Скажу им, что ты больна… — Ее последние слова потонули в оглушительном грохоте — стучали в дверь.
— Спрячь это. — Тулак бросила Вельдан оружие. — И носа не высовывай из спальни.
Вельдан коротко кивнула:
— Предупрежу Элиона, чтобы держался отсюда подальше. Надеюсь только, что он найдет где укрыться.
— Уж лучше пусть его присыплет снежком, чем Блейд примется задавать ему ненужные вопросы.
И Тулак, мысленно радуясь тому, что ее гостья умеет подчиняться приказам, поспешила к двери.
— Иду, иду! Ох, мои старые косточки… Ой, ваши милости! — Почтительно склонив голову (будь она проклята, если станет кланяться этим сукиным отродьям!), наемница отступила в сторону, пропуская незваных гостей. — Входите, ваши милости, входите и располагайтесь, — лопотала она, указывая на жарко пылающий огонь в очаге. — Какая честь для меня — принимать таких важных гостей!
Мазаль стоял в своем углу, яростно хлеща себя хвостом по бокам и зловеще вытянув шею — пускай, мол, только кто-нибудь подойдет поближе!.. При виде коня Блейд так и застыл на пороге, брезгливо скривив губы.
— Старуха, — холодно процедил он, — я не привык ночевать под одним кровом со скотом.
А Мазаль не привык ночевать под одним кровом с такой швалью, как ты, бессердечная гадюка! Впрочем, Блейд не узнал ее, а это самое главное. Тулак сделала глубокий вдох и разжала стиснутые зубы.
— Прошу прощенья, ваша милость, — жалобно пролепетала она, — мне ужасно жаль, что так вышло, только этот конек — самое ценное, что у меня есть, а в амбаре его оставить ну никак нельзя. Ветхий он, амбар, дунет ветер — того и гляди крыша провалится…
— Значит, там нельзя разместить наших коней?
— Никак нельзя, ваша милость. — Особенно если дружок Вельдан проголодается!
Блейд смерил старую наемницу таким презрительным взглядом, что у нее кровь закипела в жилах.
— Где же мне тогда устроить моих людей, глупая ты старуха? — резко осведомился он. — Там, во дворе, мерзнут на ветру два десятка солдат!
Где устроить твоих людей? Да засунь ты их себе — знаешь куда?..
— Ой, ваша милость, да пускай заночуют на лесопилке. Там тепло, сухо и полно растопки, есть очаг и все такое прочее. Места там в достатке и для людей, и для лошадок.
— Прекрасно. — Блейд вышел во двор, и Тулак услышала, как он вполголоса говорит что-то командиру своих солдат. Через минуту он вернулся.
— Со мной иерарх, но на вершине горы он захворал, и ему нужен должный уход. Я останусь ночевать здесь, в доме, а со мной — лорд Заваль и двое гвардейцев, которые будут за ним ухаживать. Остальные устроятся на лесопилке. А теперь будь добра, убери из кухни этот мешок с костями, и пусть себе торчит в своем амбаре. Если нас здесь занесет снегом, он нам еще пригодится.
Ужас ледяным клинком пронзил грудь Тулак. Съесть Мазаля? Да скорее ты сам сдохнешь, сукин сын! Я собственными руками вырву у тебя сердце…
Блейд смотрел на Тулак хорошо ей знакомым, холодным и злым взглядом и нетерпеливо притопывал ногой.
— Есть тут кто-нибудь еще, кроме тебя?
Если ты не прекратишь топать на меня своей чертовой ногой, я подрежу ее начиная с головы.
— Есть, ваша милость, моя внучка, только она сильно хворает, кровью кашляет и жар. Ну да вы не беспокойтесь, ваша милость, она в своей комнате и из нее не выходит. Ваши милости от нее заразу не подцепят. Рядом с ней есть свободная спальня, а еще славная уютная комнатка на чердаке, с большой и мягкой кроватью.
— Я буду спать на чердаке, — твердо объявил Блейд. — Иерарх может разместиться в спальне внизу.
Правильно, жалкий ты трусишка — пускай этот бедолага ночует по соседству с заразой.
— Как пожелает ваша милость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51