«Ого, а эта волна — ничего себе», — подумал он. Послышалась суматоха слабых скрипов и стонов.
— Держитесь крепче! — Крикнул он группе, поворачиваясь и крепко хватаясь за поручни для поддержки.
Судно кренилось, выше, и ещё выше.
А потом Гарза понял, что лежит на спине в кромешной тьме, и у него болит всё тело. Как он здесь очутился? Могла пройти минута, а мог и час — определить не представлялось возможным. Кружилась голова: должно быть, произошёл взрыв. Где-то во тьме кричал человек — просто жутко орал — и в воздухе повисли сильные запахи озона и жжёного металла, на которые накладывались клубы дыма от горящего дерева. Что-то тёплое и липкое покрывало его лицо, и боль стучала в ритме с ударами сердца. Но затем всё это куда-то понеслось — далеко-далеко — и вскоре он смог забыться снова.
«Рольвааг», 08:00
Палмеру Ллойду потребовалось время, чтобы прийти на мостик. Ему пришлось взять себя в руки. Он не мог позволить себе слишком долгую детскую обиду.
Его встретили вежливыми, даже почтительными кивками. На капитанском мостике возникло новое чувство, и ему потребовалось время на то, чтобы его понять. Операция почти завершилась. Ллойд больше не был пассажиром, помехой в критический момент. Он был Палмером Ллойдом, владельцем самого важного из всех, когда-либо найденных, метеоритов, директором Музея Ллойда, главой Холдинга Ллойда, седьмым богатейшим человеком планеты.
Он подошёл к Бриттон. За золотыми полосками на её плечах стоял монитор, показывающий местонахождение судна. Этот экран Ллойд видел и раньше. Корабль представлялся на нём крестиком, а длинная линия указывала курс, по которому они следуют. Судно постепенно приближалось к красной линии, что мягко изгибалась через всю карту. Каждые несколько секунд экран мигал, и информация обновлялась через спутник. Когда «Рольвааг» пересечёт линию, они окажутся в международных водах. И смогут спокойно вздохнуть.
— Сколько ещё? — Спросил он.
— Восемь минут, — ответила Бриттон.
Хотя её голос был, как всегда, спокоен, в нём больше не чувствовалось того напряжения последних жутких минут у острова.
Ллойд посмотрел на Глинна. Сомкнув руки за спиной, тот стоял рядом с Паппапом. На лице у Глинна застыла привычная маска безразличия. Тем не менее, Ллойд почувствовал уверенность в том, что может различить самодовольство в этих флегматичных глазах. Да оно и должно там быть! От одного из величайших научных и инженерных достижений двадцатого столетия их отделяют считанные минуты. Ллойд выжидал, не торопил событий.
Он посмотрел на остальных собравшихся. Вот вахтенные, уставшие, но довольные, предчувствующие облегчение. Первый помощник Ховелл, непроницаемый. МакФарлэйн и Амира, молчаливо стоящие друг рядом с другом. Даже лукавый старикашка, доктор Брамбель, вылез откуда-то из-под палубы, из своей норы. Как если бы, по молчаливому согласию, они все собрались здесь, чтобы засвидетельствовать событие исключительной важности.
Ллойд выпрямился — крошечный жест, привлекающий внимание. Он подождал, пока взгляды всех собравшихся не устремились на него, а затем повернулся к Глинну.
— Господин Глинн, разрешите мне поздравить вас от всего сердца, — сказал он.
Глинн слегка поклонился. Собравшиеся на мостике обменивались взглядами и улыбками.
В этот миг дверь на мостик отворилась, и вошёл стюард, толкая перед собой стальную тележку. Из ведёрка с толчёным льдом высовывалось горлышко бутылки шампанского. Рядом стояла дюжина хрустальных фужеров.
Ллойд с наслаждением потёр руки.
— Эли, старый лжец. Может быть, в некоторых вопросах ты и правда ведёшь себя, как ворчливая старая карга, но для шампанского ты не смог бы подобрать время получше.
— Я и правда лгал, когда говорил, что у меня лишь одна бутылка. Если честно, я взял с собой целый ящик.
— Просто чудесно! Так давай за него возьмёмся.
— Придётся обойтись одной бутылкой, ведь здесь — капитанский мостик. Не волнуйтесь — когда мы войдём в гавань Нью-Йорка, я лично открою оставшиеся десять. Кстати, пожалуйста, окажите нам честь, — сказал он и жестом указал на тележку.
Ллойд шагнул к ней, вытянул бутылку изо льда и с ухмылкой поднял.
— Не урони её на этот раз, дядя, — почти неслышно заметил Паппап.
Ллойд бросил взгляд на Бриттон.
— Сколько ещё?
— Три минуты.
Ветер с силой ударил в окна. Panteonero набирал силу, но — Бриттон ему уже сообщила — они обогнут остров Стэйтен и окажутся под прикрытием Огненной Земли задолго до того, как юго-западный ветер сменится более опасным северо-западным. Ллойд снял с пробки фольгу и ждал. Бутылка холодила руку.
Какое-то время единственными звуками на мостике были стоны ветра и далёкие удары волн.
Затем Бриттон оторвала взгляд от экрана и бросила взгляд на Ховелла, который согласно кивнул.
— «Рольвааг» только что вышёл в международные воды, — тихо сказала она.
Раздались приветственные возгласы. Ллойд выдернул пробку и принялся разливать всем вокруг отмеренные дозы. Внезапно перед ним возникло ухмыляющееся лицо Паппапа, его худые руки держали два фужера. Паппап поклонился.
— Эй, дядя, я здесь! Один для меня, второй — для моего друга.
Ллойд наполнил его фужеры.
— А кто твой друг? — Спросил он, снисходительно улыбаясь.
Роль Паппапа, пусть и небольшая, была важной. Ему можно подобрать хорошую работёнку в Музее Ллойда, в технических службах, быть может, — или даже в охране. Или, может статься, последнему из яган получится подобрать что-нибудь получше. В конце концов, можно подумать и о выступлениях, своего рода. Это будет со вкусом и достаточно корректно — далёкий отголосок тех выставок примитивных людей, девятнадцатого столетия — но, впрочем, её могут счесть и за провокацию. В особенности с Паппапом, последнем из живых индейцев. Да, об этом следует поразмыслить…
— Ханукса, — ответил Паппап, с очередным кивком и усмешкой.
Ллойд поднял взгляд с шампанского как раз вовремя, чтобы заметить, как яган быстро удаляется с мостика, решительно отхлёбывая из обоих фужеров.
Сквозь гвалт прорвался голос первого помощника.
— Контакт с объектом на поверхности моря, следующего истинным курсом три-один-пять на двадцати узлах в тридцати двух милях.
Разговоры моментально стихли. Ллойд бросил взгляд на Глинна, страстно желая вновь обрести почву под ногами, и вдруг почувствовал жгучее чувство под ложечкой. На лице у того было написано выражение, которое Ллойд никогда не видел: выражение неприятного удивления.
— Глинн? — Спросил он. — Это же какое-то торговое судно, правда?
Не отвечая, Глинн повернулся к оператору у консоли ЭИР и тихо произнёс несколько слов.
— Это «Алмиранте Рамирес», — негромко произнесла Бриттон.
— Что? Как вы можете это знать с показаний радара? — Задал вопрос Ллойд.
Жгучее чувство превратилось во вспышку неверия. Бриттон посмотрела на него.
— Уверенным быть нельзя, но корабль находится в том месте и в то самое время. Большинство кораблей скорее направились бы проливом Ле-Мэр, особенно в такую погоду. Но этот корабль плывёт за нами со всем, что у него там есть.
Ллойд смотрел на то, как Глинн совещается с человеком у компьютера. Послышались слабые звуки длинного гудка, набора номера на высокой скорости, шипения синхронизации периферийного оборудования.
— Мне казалось, ты выбросил этого сукина сына из игры, — сказал Ллойд.
Глинн выпрямился, и Ллойд моментально успокоился, увидев, что на его лицо вернулось собранное, уверенное выражение.
— Наш друг, как оказалось, необычайно находчив.
— Находчив?
— Команданте Валленар сумел починить корабль, по крайней мере, отчасти. Настоящий подвиг. Я едва могу поверить в то, что это возможно. Правда, это не имеет ни малейшего значения.
— Почему это? — Спросила Бриттон.
— Ответ в психологическом профиле. Он не будет преследовать нас в международных водах.
— Довольно самонадеянное предсказание, если хотите знать моё мнение. Команданте — сумасшедший. Он может сделать всё, что угодно.
— Вы ошибаетесь. Команданте Валленар, несмотря ни на что, в сердце — морской офицер. Он гордится своей честью, верностью и привержен абстрактным военным идеалам. Исходя из этих соображений, в погоне за нами он не переступит за черту. Поступить так значило бы бросить тень на Чили — и создать неприятный инцидент с самым крупным поставщиком зарубежной помощи. Помимо прочего, он не поведёт повреждённое судно слишком далеко в надвигающийся шторм.
— Так почему же он продолжает погоню?
— Две причины. Во-первых, он не знает точно, где мы находимся, и продолжает надеяться на то, что перехватит нас до того, как мы выйдем в международные воды. Во-вторых, наш команданте — человек благородных жестов. Подобно псу, выбирающему цепь до конца, хотя и знает, что жертва недоступна, он дойдёт до водных границ своей страны, а затем повернёт обратно.
— Интересный анализ, — сказала Бриттон. — Но правильный ли он?
— Да, — ответил Глинн. — Правильный.
Его голос нёс в себе спокойную убеждённость. Ллойд улыбнулся.
— Я сделал ошибку, не доверившись тебе раньше. Я удовлетворён. Раз ты говоришь, что он не пересечёт границу, он её не пересечёт.
Бриттон промолчала. Глинн повернулся к ней с личным, чуть ли не интимным жестом, и Ллойд с удивлением увидел, как он нежно взял её за руку. Ллойд не вполне разобрал слова Глинна, но Бриттон, казалось, вспыхнула.
— Ладно, — произнесла она голосом, что был едва слышен.
Внезапно показался Паппап с двумя пустыми фужерами, который держал их в умоляющем жесте. Ллойд посмотрел на него, отметив, что тот неосознанно удерживает равновесие, несмотря на необычайно сильную качку.
— Есть ещё, а? — Спросил яган. — Для меня и моего друга, я хочу сказать.
На то, чтобы ответить, у Ллойда не оказалось времени. Внезапная вибрация, инфразвуковой гул сотрясли танкер до самого основания. Огни на мостике моргнули, и на мониторах возникла серая пелена электронного снега. В мгновение ока Бриттон и остальные офицеры уже стояли на местах.
— Чёрт возьми, что это было? — Резко спросил Ллойд.
Ему никто не ответил. Глинн снова стоял рядом с оператором, и они совещались друг с другом тихими настойчивыми голосами. По кораблю пронёсся непостижимый отзвук, почти стон. За ним последовал ещё один.
И затем, так же резко, как и возникли, помехи исчезли: на экранах появилось изображение, свет стал ярче и ровнее. Раздался хор стрекота и жужжания — это перезагружались приборы по всему мостику.
— Мы не знаем, что это было, — сказала Бриттон, наконец отвечая на вопрос Ллойда, и её взгляд метался с одного прибора на другой. — Какой-то общий сбой. Может быть, взрыв. Кажется, он повлиял на все системы корабля.
Она повернулась к первому помощнику.
— Список повреждений, немедленно.
Ховелл поднял трубку телефона и сделал два быстрых звонка. Через мгновение он её опустил, лицо сделалось пепельным.
— В резервуаре трюма, — сказал он. — Там, где метеорит. Произошла серьёзная авария.
— Какого рода авария? — Спросил Глинн.
— Разряд с камня.
Глинн повернулся к МакФарлэйну и Амире.
— Займитесь этим. Узнайте, что произошло, и почему. И, доктор Брамбель, вам лучше…
Но Брамбель уже исчез с мостика.
«Алмиранте Рамирес» , 08:30
Валленар всматривался в темноту так упорно, будто это действие само по себе могло вернуть неуловимый танкер в поле зрения.
— Положение? — Негромко сказал он рулевому офицеру.
— Сэр, поскольку радар глушат, сказать сложно. Моя лучшая оценка — цель направляется курсом ноль-девять-ноль примерно на шестнадцати узлах.
— Расстояние?
— Не могу сказать точно, сэр. Что-то около тридцати морских миль. Если бы глушение не прервалось ненадолго несколько минут назад, у нас не было бы и этой информации.
Валленар чувствовал ритмичную качку судна, палуба поднималась и опускалась, навевая тошноту. Лишь однажды сталкивался он с такой качкой раньше, когда во время учений попал в шторм к югу от Диего-Рамиреса. Он знал, что означает это необычное перекатывание: расстояние между гребнями волны более чем в два раза превысило длину «Алмиранте Рамиреса». В окна заднего обзора он видел нагоняющие волны: длинные мощные валы с острыми гребнями надвигались на корму и пенились вдоль всего корпуса, прежде чем уйти вперёд и раствориться во мраке. Время от времени гигантская волна, tigre , подходила сзади, и тогда вода напирала так, что руль повисал в воздухе. В такие мгновения море грозило развернуть и разбить эсминец. Когда они повернут к югу и килевая качка сменится боковой, будет ещё хуже.
Задумчиво запустив руку в карман, команданте вытянул puro и рассеянно осмотрел грязные листья сигары. Он думал о двух мёртвых водолазах, об их холодных телах, завёрнутых в брезент и сложенных в рундуки. Он думал о ещё трёх, которые так и не выбрались на поверхность, и ещё об одном, который сейчас дрожал на последних стадиях гипотермии. Они выполнили свой долг — не больше, не меньше. Корабль пригоден к плаванию. Это правда, с повреждёнными винтами они могут плыть лишь на двадцати узлах. Но танкер делает лишь шестнадцать. И долгая гонка на восток к международным водам даёт ему время, которое необходимо для того, чтобы воплотить в жизнь стратегический замысел.
Он обернулся и бросил взгляд на рулевого. Команда запугана — этим штормом, этой гонкой. Страх — это хорошо. Запуганные люди работают быстрее. Но Тиммер стоил любых десяти из них!
Команданте откусил кончик сигары и выплюнул его. Тиммер стоил всего экипажа…
Валленар взял себя в руки, долго разжигая сигару — бережно, методично. Раскалённая красная точка отразилась в чёрных, как смоль, окнах. Теперь американцы, безусловно, знают, что он снова приближается к ним. На этот раз он будет осторожнее. Он попался в ловушку один раз, и не допустит её повторения. Изначально он планировал лишь вывести судно из строя. Но сейчас ясно, что Тиммер мёртв. Время для того, чтобы просто вывести танкер из строя, давно ушло.
Пять часов, а может быть, и того меньше — и они окажутся от «Рольваага» на расстоянии выстрела из четырёхдюймовых орудий. А до того, если случится хотя бы крошечный перерыв в глушении, «Эксоцеты» готовы взлететь в мгновение ока.
На этот раз осечки не будет.
«Рольвааг», 09:20
Продолжая бежать по центральному коридору медицинского отделения, с бегущей по пятам Рашель, МакФарлэйн чуть не столкнулся с Брамбелем, выходящим из двери в операционную. Это был совсем другой Брамбель, не тот насмешливый, сдержанный человек, сидящий за столом во время ужина; этот новый Брамбель был мрачен, его движения — резкими, тонкая фигура напряжённой.
— Нам надо увидеть…, — заговорил было МакФарлэйн, но доктор быстро прошагал через приёмную и скрылся ещё за одной дверью, не уделив им ни малейшей толики внимания.
МакФарлэйн бросил взгляд на Рашель.
Следуя за Брамбелем, они вошли в ярко освещённую каюту. Доктор, на руках которого до сих пор были надеты хирургические перчатки, склонился над каталкой, осматривая неподвижного пациента. Голова мужчины была обмотана бинтами, простыни промокли от крови. МакФарлэйн увидел, как Брамбель резким, сердитым движением накрыл лицо пациента простынёй. Затем доктор повернулся к раковине.
МакФарлэйн сглотнул.
— Нам надо поговорить с Мануэлем Гарза, — сказал он.
— Абсолютно исключено, — ответил Брамбель, поднимая губку, срывая пару покрытых кровью перчаток и промывая руки под струёй горячей воды.
— Доктор, мы обязаны спросить у Гарзы, что произошло! От этого зависит безопасность корабля.
Брамбель замер, в первый раз бросив взгляд на МакФарлэйна. Его лицо было хмурым, но он держал себя в руках. Брамбель ничего не отвечал в течение нескольких секунд, и выражение лица под маской выдавало напряжённые размышления доктора, который вынужден принять неприятное решение под давлением обстоятельств.
— Палата три, — наконец, ответил он, натягивая на себя новую пару хирургических перчаток. — Пять минут.
Они нашли Гарзу в крошечной каюте. Тот не спал. Его лицо было покрыто синяками, под глазами стояли фингалы, а голова была обильно обмотана бинтами. Когда дверь отворилась, он уставил на вошедших мрачный взгляд, затем немедленно отвёл глаза.
— Они все погибли, не так ли? — Прошептал он, уставившись в переборку.
МакФарлэйн помедлил.
— Все, кроме одного.
— Но он тоже умрёт.
Это был не вопрос, а утверждение.
Рашель подошла к нему и положила руку на плечо.
— Мануэль, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но нам нужно узнать, что произошло в трюме.
Гарза не смотрел на неё. Он поморщил губы, моргнул глазами.
— Что произошло? А вы как думаете, что произошло? Проклятый метеорит снова пальнул.
— Пальнул? — Повторил МакФарлэйн.
— Ну да. Взорвался. Точно так же, как с тем парнем, Тиммером.
МакФарлэйн и Рашель обменялись взглядами.
— Который из твоих людей к нему прикоснулся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Держитесь крепче! — Крикнул он группе, поворачиваясь и крепко хватаясь за поручни для поддержки.
Судно кренилось, выше, и ещё выше.
А потом Гарза понял, что лежит на спине в кромешной тьме, и у него болит всё тело. Как он здесь очутился? Могла пройти минута, а мог и час — определить не представлялось возможным. Кружилась голова: должно быть, произошёл взрыв. Где-то во тьме кричал человек — просто жутко орал — и в воздухе повисли сильные запахи озона и жжёного металла, на которые накладывались клубы дыма от горящего дерева. Что-то тёплое и липкое покрывало его лицо, и боль стучала в ритме с ударами сердца. Но затем всё это куда-то понеслось — далеко-далеко — и вскоре он смог забыться снова.
«Рольвааг», 08:00
Палмеру Ллойду потребовалось время, чтобы прийти на мостик. Ему пришлось взять себя в руки. Он не мог позволить себе слишком долгую детскую обиду.
Его встретили вежливыми, даже почтительными кивками. На капитанском мостике возникло новое чувство, и ему потребовалось время на то, чтобы его понять. Операция почти завершилась. Ллойд больше не был пассажиром, помехой в критический момент. Он был Палмером Ллойдом, владельцем самого важного из всех, когда-либо найденных, метеоритов, директором Музея Ллойда, главой Холдинга Ллойда, седьмым богатейшим человеком планеты.
Он подошёл к Бриттон. За золотыми полосками на её плечах стоял монитор, показывающий местонахождение судна. Этот экран Ллойд видел и раньше. Корабль представлялся на нём крестиком, а длинная линия указывала курс, по которому они следуют. Судно постепенно приближалось к красной линии, что мягко изгибалась через всю карту. Каждые несколько секунд экран мигал, и информация обновлялась через спутник. Когда «Рольвааг» пересечёт линию, они окажутся в международных водах. И смогут спокойно вздохнуть.
— Сколько ещё? — Спросил он.
— Восемь минут, — ответила Бриттон.
Хотя её голос был, как всегда, спокоен, в нём больше не чувствовалось того напряжения последних жутких минут у острова.
Ллойд посмотрел на Глинна. Сомкнув руки за спиной, тот стоял рядом с Паппапом. На лице у Глинна застыла привычная маска безразличия. Тем не менее, Ллойд почувствовал уверенность в том, что может различить самодовольство в этих флегматичных глазах. Да оно и должно там быть! От одного из величайших научных и инженерных достижений двадцатого столетия их отделяют считанные минуты. Ллойд выжидал, не торопил событий.
Он посмотрел на остальных собравшихся. Вот вахтенные, уставшие, но довольные, предчувствующие облегчение. Первый помощник Ховелл, непроницаемый. МакФарлэйн и Амира, молчаливо стоящие друг рядом с другом. Даже лукавый старикашка, доктор Брамбель, вылез откуда-то из-под палубы, из своей норы. Как если бы, по молчаливому согласию, они все собрались здесь, чтобы засвидетельствовать событие исключительной важности.
Ллойд выпрямился — крошечный жест, привлекающий внимание. Он подождал, пока взгляды всех собравшихся не устремились на него, а затем повернулся к Глинну.
— Господин Глинн, разрешите мне поздравить вас от всего сердца, — сказал он.
Глинн слегка поклонился. Собравшиеся на мостике обменивались взглядами и улыбками.
В этот миг дверь на мостик отворилась, и вошёл стюард, толкая перед собой стальную тележку. Из ведёрка с толчёным льдом высовывалось горлышко бутылки шампанского. Рядом стояла дюжина хрустальных фужеров.
Ллойд с наслаждением потёр руки.
— Эли, старый лжец. Может быть, в некоторых вопросах ты и правда ведёшь себя, как ворчливая старая карга, но для шампанского ты не смог бы подобрать время получше.
— Я и правда лгал, когда говорил, что у меня лишь одна бутылка. Если честно, я взял с собой целый ящик.
— Просто чудесно! Так давай за него возьмёмся.
— Придётся обойтись одной бутылкой, ведь здесь — капитанский мостик. Не волнуйтесь — когда мы войдём в гавань Нью-Йорка, я лично открою оставшиеся десять. Кстати, пожалуйста, окажите нам честь, — сказал он и жестом указал на тележку.
Ллойд шагнул к ней, вытянул бутылку изо льда и с ухмылкой поднял.
— Не урони её на этот раз, дядя, — почти неслышно заметил Паппап.
Ллойд бросил взгляд на Бриттон.
— Сколько ещё?
— Три минуты.
Ветер с силой ударил в окна. Panteonero набирал силу, но — Бриттон ему уже сообщила — они обогнут остров Стэйтен и окажутся под прикрытием Огненной Земли задолго до того, как юго-западный ветер сменится более опасным северо-западным. Ллойд снял с пробки фольгу и ждал. Бутылка холодила руку.
Какое-то время единственными звуками на мостике были стоны ветра и далёкие удары волн.
Затем Бриттон оторвала взгляд от экрана и бросила взгляд на Ховелла, который согласно кивнул.
— «Рольвааг» только что вышёл в международные воды, — тихо сказала она.
Раздались приветственные возгласы. Ллойд выдернул пробку и принялся разливать всем вокруг отмеренные дозы. Внезапно перед ним возникло ухмыляющееся лицо Паппапа, его худые руки держали два фужера. Паппап поклонился.
— Эй, дядя, я здесь! Один для меня, второй — для моего друга.
Ллойд наполнил его фужеры.
— А кто твой друг? — Спросил он, снисходительно улыбаясь.
Роль Паппапа, пусть и небольшая, была важной. Ему можно подобрать хорошую работёнку в Музее Ллойда, в технических службах, быть может, — или даже в охране. Или, может статься, последнему из яган получится подобрать что-нибудь получше. В конце концов, можно подумать и о выступлениях, своего рода. Это будет со вкусом и достаточно корректно — далёкий отголосок тех выставок примитивных людей, девятнадцатого столетия — но, впрочем, её могут счесть и за провокацию. В особенности с Паппапом, последнем из живых индейцев. Да, об этом следует поразмыслить…
— Ханукса, — ответил Паппап, с очередным кивком и усмешкой.
Ллойд поднял взгляд с шампанского как раз вовремя, чтобы заметить, как яган быстро удаляется с мостика, решительно отхлёбывая из обоих фужеров.
Сквозь гвалт прорвался голос первого помощника.
— Контакт с объектом на поверхности моря, следующего истинным курсом три-один-пять на двадцати узлах в тридцати двух милях.
Разговоры моментально стихли. Ллойд бросил взгляд на Глинна, страстно желая вновь обрести почву под ногами, и вдруг почувствовал жгучее чувство под ложечкой. На лице у того было написано выражение, которое Ллойд никогда не видел: выражение неприятного удивления.
— Глинн? — Спросил он. — Это же какое-то торговое судно, правда?
Не отвечая, Глинн повернулся к оператору у консоли ЭИР и тихо произнёс несколько слов.
— Это «Алмиранте Рамирес», — негромко произнесла Бриттон.
— Что? Как вы можете это знать с показаний радара? — Задал вопрос Ллойд.
Жгучее чувство превратилось во вспышку неверия. Бриттон посмотрела на него.
— Уверенным быть нельзя, но корабль находится в том месте и в то самое время. Большинство кораблей скорее направились бы проливом Ле-Мэр, особенно в такую погоду. Но этот корабль плывёт за нами со всем, что у него там есть.
Ллойд смотрел на то, как Глинн совещается с человеком у компьютера. Послышались слабые звуки длинного гудка, набора номера на высокой скорости, шипения синхронизации периферийного оборудования.
— Мне казалось, ты выбросил этого сукина сына из игры, — сказал Ллойд.
Глинн выпрямился, и Ллойд моментально успокоился, увидев, что на его лицо вернулось собранное, уверенное выражение.
— Наш друг, как оказалось, необычайно находчив.
— Находчив?
— Команданте Валленар сумел починить корабль, по крайней мере, отчасти. Настоящий подвиг. Я едва могу поверить в то, что это возможно. Правда, это не имеет ни малейшего значения.
— Почему это? — Спросила Бриттон.
— Ответ в психологическом профиле. Он не будет преследовать нас в международных водах.
— Довольно самонадеянное предсказание, если хотите знать моё мнение. Команданте — сумасшедший. Он может сделать всё, что угодно.
— Вы ошибаетесь. Команданте Валленар, несмотря ни на что, в сердце — морской офицер. Он гордится своей честью, верностью и привержен абстрактным военным идеалам. Исходя из этих соображений, в погоне за нами он не переступит за черту. Поступить так значило бы бросить тень на Чили — и создать неприятный инцидент с самым крупным поставщиком зарубежной помощи. Помимо прочего, он не поведёт повреждённое судно слишком далеко в надвигающийся шторм.
— Так почему же он продолжает погоню?
— Две причины. Во-первых, он не знает точно, где мы находимся, и продолжает надеяться на то, что перехватит нас до того, как мы выйдем в международные воды. Во-вторых, наш команданте — человек благородных жестов. Подобно псу, выбирающему цепь до конца, хотя и знает, что жертва недоступна, он дойдёт до водных границ своей страны, а затем повернёт обратно.
— Интересный анализ, — сказала Бриттон. — Но правильный ли он?
— Да, — ответил Глинн. — Правильный.
Его голос нёс в себе спокойную убеждённость. Ллойд улыбнулся.
— Я сделал ошибку, не доверившись тебе раньше. Я удовлетворён. Раз ты говоришь, что он не пересечёт границу, он её не пересечёт.
Бриттон промолчала. Глинн повернулся к ней с личным, чуть ли не интимным жестом, и Ллойд с удивлением увидел, как он нежно взял её за руку. Ллойд не вполне разобрал слова Глинна, но Бриттон, казалось, вспыхнула.
— Ладно, — произнесла она голосом, что был едва слышен.
Внезапно показался Паппап с двумя пустыми фужерами, который держал их в умоляющем жесте. Ллойд посмотрел на него, отметив, что тот неосознанно удерживает равновесие, несмотря на необычайно сильную качку.
— Есть ещё, а? — Спросил яган. — Для меня и моего друга, я хочу сказать.
На то, чтобы ответить, у Ллойда не оказалось времени. Внезапная вибрация, инфразвуковой гул сотрясли танкер до самого основания. Огни на мостике моргнули, и на мониторах возникла серая пелена электронного снега. В мгновение ока Бриттон и остальные офицеры уже стояли на местах.
— Чёрт возьми, что это было? — Резко спросил Ллойд.
Ему никто не ответил. Глинн снова стоял рядом с оператором, и они совещались друг с другом тихими настойчивыми голосами. По кораблю пронёсся непостижимый отзвук, почти стон. За ним последовал ещё один.
И затем, так же резко, как и возникли, помехи исчезли: на экранах появилось изображение, свет стал ярче и ровнее. Раздался хор стрекота и жужжания — это перезагружались приборы по всему мостику.
— Мы не знаем, что это было, — сказала Бриттон, наконец отвечая на вопрос Ллойда, и её взгляд метался с одного прибора на другой. — Какой-то общий сбой. Может быть, взрыв. Кажется, он повлиял на все системы корабля.
Она повернулась к первому помощнику.
— Список повреждений, немедленно.
Ховелл поднял трубку телефона и сделал два быстрых звонка. Через мгновение он её опустил, лицо сделалось пепельным.
— В резервуаре трюма, — сказал он. — Там, где метеорит. Произошла серьёзная авария.
— Какого рода авария? — Спросил Глинн.
— Разряд с камня.
Глинн повернулся к МакФарлэйну и Амире.
— Займитесь этим. Узнайте, что произошло, и почему. И, доктор Брамбель, вам лучше…
Но Брамбель уже исчез с мостика.
«Алмиранте Рамирес» , 08:30
Валленар всматривался в темноту так упорно, будто это действие само по себе могло вернуть неуловимый танкер в поле зрения.
— Положение? — Негромко сказал он рулевому офицеру.
— Сэр, поскольку радар глушат, сказать сложно. Моя лучшая оценка — цель направляется курсом ноль-девять-ноль примерно на шестнадцати узлах.
— Расстояние?
— Не могу сказать точно, сэр. Что-то около тридцати морских миль. Если бы глушение не прервалось ненадолго несколько минут назад, у нас не было бы и этой информации.
Валленар чувствовал ритмичную качку судна, палуба поднималась и опускалась, навевая тошноту. Лишь однажды сталкивался он с такой качкой раньше, когда во время учений попал в шторм к югу от Диего-Рамиреса. Он знал, что означает это необычное перекатывание: расстояние между гребнями волны более чем в два раза превысило длину «Алмиранте Рамиреса». В окна заднего обзора он видел нагоняющие волны: длинные мощные валы с острыми гребнями надвигались на корму и пенились вдоль всего корпуса, прежде чем уйти вперёд и раствориться во мраке. Время от времени гигантская волна, tigre , подходила сзади, и тогда вода напирала так, что руль повисал в воздухе. В такие мгновения море грозило развернуть и разбить эсминец. Когда они повернут к югу и килевая качка сменится боковой, будет ещё хуже.
Задумчиво запустив руку в карман, команданте вытянул puro и рассеянно осмотрел грязные листья сигары. Он думал о двух мёртвых водолазах, об их холодных телах, завёрнутых в брезент и сложенных в рундуки. Он думал о ещё трёх, которые так и не выбрались на поверхность, и ещё об одном, который сейчас дрожал на последних стадиях гипотермии. Они выполнили свой долг — не больше, не меньше. Корабль пригоден к плаванию. Это правда, с повреждёнными винтами они могут плыть лишь на двадцати узлах. Но танкер делает лишь шестнадцать. И долгая гонка на восток к международным водам даёт ему время, которое необходимо для того, чтобы воплотить в жизнь стратегический замысел.
Он обернулся и бросил взгляд на рулевого. Команда запугана — этим штормом, этой гонкой. Страх — это хорошо. Запуганные люди работают быстрее. Но Тиммер стоил любых десяти из них!
Команданте откусил кончик сигары и выплюнул его. Тиммер стоил всего экипажа…
Валленар взял себя в руки, долго разжигая сигару — бережно, методично. Раскалённая красная точка отразилась в чёрных, как смоль, окнах. Теперь американцы, безусловно, знают, что он снова приближается к ним. На этот раз он будет осторожнее. Он попался в ловушку один раз, и не допустит её повторения. Изначально он планировал лишь вывести судно из строя. Но сейчас ясно, что Тиммер мёртв. Время для того, чтобы просто вывести танкер из строя, давно ушло.
Пять часов, а может быть, и того меньше — и они окажутся от «Рольваага» на расстоянии выстрела из четырёхдюймовых орудий. А до того, если случится хотя бы крошечный перерыв в глушении, «Эксоцеты» готовы взлететь в мгновение ока.
На этот раз осечки не будет.
«Рольвааг», 09:20
Продолжая бежать по центральному коридору медицинского отделения, с бегущей по пятам Рашель, МакФарлэйн чуть не столкнулся с Брамбелем, выходящим из двери в операционную. Это был совсем другой Брамбель, не тот насмешливый, сдержанный человек, сидящий за столом во время ужина; этот новый Брамбель был мрачен, его движения — резкими, тонкая фигура напряжённой.
— Нам надо увидеть…, — заговорил было МакФарлэйн, но доктор быстро прошагал через приёмную и скрылся ещё за одной дверью, не уделив им ни малейшей толики внимания.
МакФарлэйн бросил взгляд на Рашель.
Следуя за Брамбелем, они вошли в ярко освещённую каюту. Доктор, на руках которого до сих пор были надеты хирургические перчатки, склонился над каталкой, осматривая неподвижного пациента. Голова мужчины была обмотана бинтами, простыни промокли от крови. МакФарлэйн увидел, как Брамбель резким, сердитым движением накрыл лицо пациента простынёй. Затем доктор повернулся к раковине.
МакФарлэйн сглотнул.
— Нам надо поговорить с Мануэлем Гарза, — сказал он.
— Абсолютно исключено, — ответил Брамбель, поднимая губку, срывая пару покрытых кровью перчаток и промывая руки под струёй горячей воды.
— Доктор, мы обязаны спросить у Гарзы, что произошло! От этого зависит безопасность корабля.
Брамбель замер, в первый раз бросив взгляд на МакФарлэйна. Его лицо было хмурым, но он держал себя в руках. Брамбель ничего не отвечал в течение нескольких секунд, и выражение лица под маской выдавало напряжённые размышления доктора, который вынужден принять неприятное решение под давлением обстоятельств.
— Палата три, — наконец, ответил он, натягивая на себя новую пару хирургических перчаток. — Пять минут.
Они нашли Гарзу в крошечной каюте. Тот не спал. Его лицо было покрыто синяками, под глазами стояли фингалы, а голова была обильно обмотана бинтами. Когда дверь отворилась, он уставил на вошедших мрачный взгляд, затем немедленно отвёл глаза.
— Они все погибли, не так ли? — Прошептал он, уставившись в переборку.
МакФарлэйн помедлил.
— Все, кроме одного.
— Но он тоже умрёт.
Это был не вопрос, а утверждение.
Рашель подошла к нему и положила руку на плечо.
— Мануэль, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но нам нужно узнать, что произошло в трюме.
Гарза не смотрел на неё. Он поморщил губы, моргнул глазами.
— Что произошло? А вы как думаете, что произошло? Проклятый метеорит снова пальнул.
— Пальнул? — Повторил МакФарлэйн.
— Ну да. Взорвался. Точно так же, как с тем парнем, Тиммером.
МакФарлэйн и Рашель обменялись взглядами.
— Который из твоих людей к нему прикоснулся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50