— Интимные места? — закончил за нее Шеридан, ухмыляясь.Олимпия оперлась о перила террасы и бросила на Шеридана задорный взгляд.— Я понимаю, что это местные правила приличия.— Скорее всего.— А ты сам следуешь им?— Нет. Но ведь я знаменитый пророк, человек со странностями. Я, пожалуй, взгляну на внутренности жертвенного животного и скажу, следуешь ли ты местным обычаям. — Он искоса посмотрел на нее. — В самом деле, когда я думаю о милых белокурых завитках на твоем теле, мне кажется, что на свете нет ничего важнее их спасения.— Не беспокойся они… на месте, — вспыхнув от смущения, проговорила она.Олимпия упорно не спускала с него исполненного надежды взгляда, чуть приоткрыв губы. Шеридан поздно понял, куда завел их разговор. Его охватило такое сильное плотское желание, что на мгновение у него потемнело в глазах, а в ушах гулко застучала кровь.Он застыл на месте. Олимпия не сводила с него глаз, концы прозрачного шарфа, обшитого бахромой, падали ей на плечо. Воздушное турецкое платье свободного покроя делало Олимпию обольстительной. Шеридан мог разглядеть под тонкой тканью ее соски и тени под высокой грудью. По восточным меркам она была довольно скромно одета, но и в таком наряде казалась Шеридану ослепительной.Он сжал кулаки. Его охватило отчаянное желание обнять Олимпию, и в то же время он усилием воли сдерживал себя. Какая-то часть его сознания противилась и удерживала его от последнего шага. Он был похож сейчас на упрямого ребенка, прячущегося в тени, очарованного блеском чудесной игрушки и все же страшащегося дотронуться до нее. Шеридан видел, как надежда меркнет в глазах Олимпии. Наконец она резко отвернулась от него и стала смотреть на спокойные воды пролива.Решительно вскинув пухлый подбородок, Олимпия перевела разговор на другую тему и промолвила довольно холодно:— Поскольку завтра мы, по всей видимости, встретимся с султаном, думаю, мне пора узнать, каким образом этот полумесяц, который ты носишь на груди, попал к тебе.Шеридан потупил взор. Помолчав немного, он все же ответил:— Я оказал как-то услугу султану. Это было чертовски давно.— Услугу?Шеридан пожал плечами.— Я был не один… мы спасли ему жизнь, ..Олимпия с любопытством взглянула на него. Шеридан тем временем рассматривал сверкающие воды пролива, окаймленного темно-зелеными холмами.— Это была дурацкая попытка дворцового переворота. Я просто не хочу говорить об этом.Олимпия склонила голову и чуть заметно улыбнулась.— Значит, всего лишь дурацкая попытка дворцового переворота и небольшое дельце, в результате которого была спасена жизнь султана…— Послушай, оставь меня в покое! — Шеридан чувствовал, как в нем закипает злость. Он терпеть не мог разговаривать на эту тему, потому что от подобных воспоминаний у него к горлу подкатывал комок. — Прекрати доказывать мне, будто я герой, черт возьми! Я не герой, и, думаю, ты сама уже успела в этом убедиться.Олимпия закусила губу.— Ну хорошо. Ты не герой, — продолжала она спокойным тоном. — Но я хочу знать, почему султан решил оказать тебе такую честь. Думаю, что я имею на это право.Шеридан отвел взгляд от блистающей в лучах солнца поверхности пролива. У него болела голова. Но Олимпия была, несомненно, права: он должен посвятить ее во все тонкости того положения, в котором они сейчас находились. Во всяком случае, надо было рассказать ей хотя бы то, что он знал. Тем более что Шеридан видел решимость девушки не отступать, пока он все не расскажет.— Махмуд был единокровным братом сидевшего в то время на троне султана, — начал Шеридан. — И первым наследником. Люди здесь не слишком разборчивы в средствах, когда речь заходит о политике и власти… — Шеридан пренебрежительно махнул рукой. — С давних пор у них сложился обычай заточать наследных принцев в особых покоях дворца, называемых клеткой, чтобы уберечь их от искушения поднять мятеж или возглавить заговор. — Шеридан нахмурился, погрузившись в воспоминания, а затем вновь продолжал, решив побыстрее рассказать всю эту историю своей внимательной слушательнице: — Чтобы не наскучить тебе затейливыми подробностями в византийском духе, скажу только, что начался мятеж, в результате которого племянник Махмуда взял под контроль всю власть в стране. У османов существует еще один примечательный обычай: они убивают всех наследников трона своего свергнутого соперника, что является, конечно, довольно целесообразным средством удержаться у власти, однако чертовски грязным и, главное, сулит тебе дорогу в загробной жизни прямиком в ад. Поэтому новый правитель, оказавшийся разумным малым, решил поступить иначе. Он посадил обоих — и Махмуда, и его брата — в клетку. — Взглянув на Олимпию, Шеридан нравоучительно заметил: Во, вам, принцесса, урок политической недальновидности, потому что всегда отыщется человек, который захочет восстало вить на троне бывшего правителя. Мягкосердечный узурпатор был зарезан, но прежде, осознав свою ошибку, он послал наемных убийц в клетку, чтобы те задушили Махмуда и его брата. Однако им удалось убить только брата, Махмуд бежал.Олимпия смотрела на Шеридана большими глазами, ловя каждое его слово.— Но какова же твоя роль во всей этой истории?— Она была не слишком значительной. Будучи в то время совсем еще зеленым, я умел ловко подкрадываться, разведывая обстановку и подслушивая разговоры, особенно в гареме. Таким образом я первым заметил, что к покоям приближаются люди с крепкой тетивой в руках. Сначала они вошли к брату Махмуда, там разгорелась отчаянная схватка. К счастью, я остался в стороне от нее. Одним словом, мне удалось показать Махмуду путь к спасению — по крышам.— А-а, — протянула Олимпия, и они оба устремили взгляды на водную гладь. Где-то внизу в ветвях деревьев запел соловей.— Сколько тебе тогда было лет? — спросила Олимпия.— Один Бог знает. Пожалуй, восемнадцать, а может быть, девятнадцать.— А почему ты находился тогда во дворце? — осторожно задала она мучивший ее вопрос.Шеридан, конечно, понимал, что рано или поздно дойдет очередь и до этого вопроса. Он глубоко вздохнул и честно признался:— Я был рабом, ты уже слышала об этом. — Шеридан старался не смотреть на Олимпию.— Я думала…— Да, я заставил Мустафу солгать. Я не люблю, когда об этом распространяются. А тебе самой это понравилось бы?— Нет, — сказала она упавшим голосом. — Наверняка нет. Шеридан обратил внимание Олимпии на красивую яхту, которая бросила якорь в бухте, напротив окон их дворца. Он надеялся, что принцесса оставит эту неприятную тему. Голова Шеридана раскалывалась, а в ушах шумела кровь.— Да, прекрасное судно, — согласилась Олимпия и тут же вернулась к прежнему предмету разговора: — Но ведь ты не виноват в том, что был рабом. И потом, ты спас султана.— Кто говорит о том, что я виноват? Послушай, давай перейдем к какому-нибудь другому, не менее волнующему эпизоду моей героической биографии.Олимпия выразительно посмотрела на тескери, который Шеридан теперь не таясь носил на груди поверх одежды.— Очевидно, султан высоко оценил твою услугу.— Он был тоже молод в то время. И одинок. Поэтому он искал друзей, а главное, имел возможность их покупать.— Так он и тебя купил себе в друзья? Шеридан раздраженно передернул плечами.— Можно сказать и так.— Ну хорошо, задам вопрос по-другому. Когда ты помог ему избежать смерти, он в награду даровал тебе свободу?— Нет, нынешние султаны не столь великодушны и щедры, — насмешливо сказал Шеридан. — Они не предлагают исполнить три заветных желания и не дарят джиннов. Махмуд хотел, чтобы я оставался здесь, подле него. Он по-своему любил меня и потому имел все основания не отпускать от себя.— Тогда каким же образом ты уехал отсюда?— Я бежал. Я давно уже задумал побег — поэтому, кстати, я так хорошо знал дорогу по крышам. Но поскольку этот путь стал известен Махмуду, мне потребовался целый год для того, чтобы разработать новый план побега.— Каким же образом ты в конце концов выбрался из дворца? Шеридан пристально вгляделся в ее горящее любопытством лицо и живо представил себе, как его рассказ незамедлительно будет передан гречанке-переводчице, а от нее станет известен всему Стамбулу.— Я вряд ли расскажу тебе когда-нибудь об этом. На лице Олимпии отразилась обида.— Но почему?— Возможно, мне придется еще раз воспользоваться тем же способом.— Для побега? Сейчас? Шеридан пожал плечами.— Но ведь Махмуд не имеет больше никакого права называть тебя своим рабом. Ты такой же свободный человек, как и я!Шеридан молчал, выразительно глядя на Олимпию. Зрачки ее расширились от ужаса.— Нет, я все равно не верю! — воскликнула она. — Британский посол не допустит этого.Шеридан кивнул, не желая спорить с ней по этому поводу. Он не хотел раньше времени пугать ее. Олимпия сорвала гвоздику, растущую в горшке на террасе, и, понюхав ее, с отсутствующим видом начала мять цветок. — А как ты попал в рабство?Шеридан надеялся, что уже удовлетворил ее любопытство, поэтому от нового вопроса удрученно опустил голову и потер виски, решив ничего не отвечать.— Тебя захватили в плен? Наверное, вместе с другими членами экипажа твоего корабля?— Нет, — буркнул он.— Значит, тебя одного? Шеридан нахмурился.— Разыгралась буря, — сказал он. — А наш капитан был дурак дураком. Поэтому корабль разбился, налетев на скалы у Имроза. Все погибли. — Он помолчал, чувствуя на себе пристальный взгляд Олимпии. — Все, кроме меня.Олимпия сжала его руку. Спасительное оцепенение покинуло Шеридана, и он вновь ощутил боль незаживающей душевной раны. Скорбь о погибших и чувство вины с прежней силой пронзили его, отозвавшись новым приступом головной боли. В ушах Шеридана стоял оглушительный шум.— Мне надо было умереть вместе с ними, — прошептал он. Олимпия мягко, но настойчиво повернула его голову к себе и взглянула ему в глаза.— Я рада, что этого не случилось. Ты нужен мне.— Нет, ты ничего не понимаешь. Это же были мои товарищи, моя команда.— Мне это все равно, — заявила она, крепко сжимая его руки в своих и не сводя с Шеридана пристального взгляда. — Может быть, я слишком эгоистична и несправедлива, но я не знала тех людей, Шеридан. Я знаю тебя. И люблю тебя.Он не делал попыток освободить свои руки, зная, что Олимпия — единственный якорь, удерживающий его в этой жизни. В ее глазах отражалась зелень сада и прибрежных кипарисов, они были серьезны и чисты, словно пение соловья в густой кроне. В этой девушке ощущался тот мир и покой, которого так жаждал Шеридан и которого боялся. Нет, он не мог шагнуть навстречу этой безмятежности и чистоте.Пальцы Шеридана выскользнули из ее рук. Олимпия опустила голову. Не говоря ни слова, она повернулась и направилась в комнату, где уже сгустились сумерки. Звон серебряных колокольчиков на ее туфельках замер вдали.Олимпию разбудили на рассвете, искупали, умастили благовониями, одели и накрасили, так что вскоре она начала ощущать себя большой размалеванной куклой. Пока служанки занимались ее туалетом, в маленькую бухту вошла целая эскадра военных судов и встала на якорь. Под дворцовой террасой в саду на побережье раскинулись пестрые шатры, расхаживали люди, одетые по-турецки и по-европейски, а также суетились слуги.Шеридан выглядел великолепно, он сменил восточный наряд на сине-белую форму британского военно-морского флота. Его золотые эполеты сверкали в лучах южного солнца, когда они с Олимпией шли в сопровождении своих слуг к шатрам. Их довольно холодно принял один из министров султана. Этот высокопоставленный сановник указал рукой на скамеечку, обитую бархатом, стоящую у его ног.Шеридан не обратил никакого внимания на этот молчаливый жест человека, облаченного властью, и подвел Олимпию к дивану — как и во время недавнего визита к визирю, — правда, на этот раз он не стал вытирать о диван свои сапоги. Все присутствующие сделали вид, что ничего не произошло. Скамеечку тихо убрали вместе с ширмой, за которой, как догадалась Олимпия, должна была скрыться от глаз мужчин она сама.Затем присутствующие обменялись велеречивыми приветствиями и комплиментами. Гречанка шепотом переводила Олимпии все речи, низко наклонившись к ее уху и не смея поднять глаза на министра султана. Олимпия услышала, что ее здесь величают не иначе как досточтимой принцессой Ори-енса и всего христианского мира, пользующейся любовью народов, населяющих пространства от Китая и Индии до Фолклендских островов, дочерью покорителей Франции, сестрой королей Англии и кузиной лордов всей Европы. Шеридана же слуги министра назвали спасителем султана, господином его океанов, гонителем его врагов. Знаменосцем его штандарта, шествующим по просторам земли, пророком Аллаха, другом бедняков и грозой предателей. Затем им дали понять, что они здесь желанные гости, что их появление здесь благословил сам Аллах, а перечень их достоинств и заслуг необъятен, как сама земля. Олимпия также узнала, что ее красота затмевает свет луны, звезд и других небесных светил, а славные подвиги Шеридана будут воспевать десять поколений потомков.После того как была выражена общая надежда на то, что оба гостя проживут по меньшей мере еще тысячу лет, их наконец оставили в покое и разрешили удалиться в отдельный шатер, где они смогли приступить к обеду.В общей сложности на стол было подано тридцать два разных блюда. Не успели их убрать, как на кораблях загрохотали пушки, и раздались приветственные крики толп народа, собравшегося у ограды сада. Когда прозвучал второй залп салюта, прокатившийся эхом по всей бухте, Шеридан и Олимпия вышли из шатра и увидели, как из-за ближайшей горной гряды, выступающей в море, выплыла лодка султана, покрытая позолотой, с серебряными веслами, сверкавшими па солнце.Из шатра, стоявшего у ступеней, спускавшихся к воде, вывели белого арабского скакуна; таких прекрасных копей Олимпия никогда в жизни не видела. На нем была драгоценная упряжь, блестевшая золотом и многоцветными камнями. В тот момент, когда лодка султана коснулась берега, несколько рядов высоких пажей в тюрбанах, украшенных павлиньими перьями, загородили обзор Шеридану и Олимпии.— Это сделано для того, чтобы уберечь великого султана от дурного глаза, — шепотом сообщила гречанка Олимпии.Наконец они увидели султана, медленно продвигавшегося верхом на белом арабском скакуне иод громкие приветственные крики войск и оглушительные вопли толпы.Олимпию предупредили, что султан не сразу примет их, а сначала удалится в свой шатер, чтобы отдохнуть там в течение продолжительного времени. Однако буквально через несколько минут после того, как великий Махмуд исчез в самом большом и роскошном шатре, за Олимпией и Шериданом явился чернокожий евнух. Кто-то торопливо набросил на голову девушке прозрачный шарф — средство предосторожности от дурного глаза чужеземки, и их ввели в шатер Махмуда, султана всего подлунного мира.На фоне восточной роскоши и великолепия сам Махмуд выглядел очень скромно. Он был одет в военный мундир европейского покроя, брюки и сапоги со шпорами, какие носил фельдмаршал Веллингтон. Единственным украшением его наряда был бриллиант, сверкавший на синей феске султана. Он встретил гостей, стоя перед своим тропом, представлявшим собой просторное кресло с мягкой обивкой и подушками. Махмуд не был высок ростом, в его фигуре не ощушалось ничего величественного, он, пожалуй, был немного старше Шеридана. Кроме него, в шатре находилось только двое вооруженных слуг.Махмуд несколько секунд молча смотрел па вошедших карими глазами. У него были тонкие черты липа и такие темные волосы и брови, что цвет лица казался неестественно бледным. Олимпия не знала, как ей быть: следовало ли ей поклониться, пасть на колени или продолжать молча стоять перед султаном. Но тут он сам, издав низкий гортанный крик, быстрым шагом устремился к ним и заключил Шеридана в крепкие объятия. Похлопав его по плечам, Махмуд горячо расцеловал своего бывшего раба. Затем, отступив на шаг, но все еще держа Шеридана за плечи, он обнажил в улыбке белоснежные зубы и сильно тряхнул гостя. Никто до сих пор не проронил ни единого слова. Махмуд беззвучно плакал, слезы катились по его гладким белым щекам и редкой бородке клинышком.— Друг мой! — воскликнул он наконец хрипловатым голосом, произнося английские слова с сильным акцентом.Шеридан прижал правую руку к сердцу и поклонился. Махмуд улыбнулся и вернулся к трону. Сев, он кивком головы указал на скамью, стоявшую у его ног. На этот раз Шеридан подчинился и сел на указанное ему место.Олимпия продолжала стоять, чувствуя себя очень неловко. Махмуд взглянул на нее, хлопнул в ладоши и что-то сказал одному из слуг. Девушку подвели к Шеридану и посадили рядом с ним на ковер. Гречанка стала на колени за ее спиной.— Я переведу вам все, что здесь будет говориться, мадам, — прошептала она.— Прошу вас, скажите султану, что я очень благодарна ему, — попросила Олимпия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54