Все тут законно.
- О'кей.
- Вы когда-нибудь ели кооперативную пищу?
- Нет.
- Она лучше, чем в самых хороших ресторанах.
Молодой человек поставил на стол блюдо с мелким белым виноградом и мандаринами.
- Видите? Когда вы в последний раз ели мандарины? - спросила Лиза.
- На прошлой неделе во сне. - Маленьким ножичком Холлис очистил мандарин от кожуры и разделил его на дольки. Они с Лизой отведали азербайджанских фруктов.
- Ну как вам все это? - снова спросила Лиза.
- Вы спасли меня от цинги.
Она вытерла губы носовым платком, поскольку салфеток здесь не было.
- Сюда приходят все азербайджанцы, живущие в Москве. Тут настоящая национальная еда.
Холлис кивнул. В других московских так называемых "национальных" ресторанах, таких, как "Прага", "Берлин", "Бухарест" и "Будапешт", блюда были определенно русскими, а в "Гаване" единственным кубинским продуктом на столе оказался сахар. В "Пекине" подавали борщ.
- Как вы отыскали это место? - поинтересовался он.
- Это долгая история.
Холлис подумал, что на это можно было бы ответить одним словом: Сэз.
- Нам разрешается посещать такие места, - сказала она. - Большинство людей с Запада о них не знают или знают, но не станут здесь есть.
- Не могу понять почему.
- Вы чувствуете запах специй?
- В общем-то, да. Но в воздухе очень сильно пахнет табаком.
Принесли сливовое вино. Холлис поднял стакан и произнес тост:
- Как говорят крестьяне: "За короткую зиму, обильные запасы мяса и сухие дрова для камина".
- Вы забыли последние слова этого тоста.
- Да. И за теплую женщину в моей постели.
Они выпили.
- Сэм, откуда вы по происхождению?
- Отовсюду. Я скверно воспитанное дитя военно-воздушных сил.
- Вы говорите так, словно собираетесь удалять зубы.
Он усмехнулся.
- Ладно, давайте я расскажу вам о себе. Я родился во время второй мировой войны на военно-воздушной базе в Трэвисе. До восемнадцати лет я уже облетел весь земной шар. Затем четыре года в Военно-воздушной академии. Закончив ее, я поступил в школу истребителей. В 1968 году совершил путешествие во Вьетнам, в 1972-м - еще одно. Вот тогда-то меня и сбили над Хайфоном*. Я выпрыгнул с парашютом в море, и меня вытащило спасательное судно. После полученной легкой контузии врачи запретили мне летать. В то время мой отец был бригадным генералом и добился для меня временной должности в Пентагоне до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь для военной службы. Пока я приходил в себя, учился на языковых курсах в Болгарии. Как вам, наверное, известно, в болгарском языке - славянские корни, это как латынь для романской группы языков. Вот так я провел три года в Софии в качестве военно-воздушного атташе, затем еще пару лет в других странах Варшавского договора, а потом, сам не заметив этого, я уже слишком крепко оказался связан с этим делом, с ними, чтобы мне разрешили вернуться в строй. - Холлис сделал глоток вина. - Я всегда подозревал, что отец стоял за всеми этими делами.
_______________
* Хайфон - морской порт на северо-востоке Вьетнама.
- Значит, вы - шпион поневоле.
- Да нет. Но без энтузиазма. Просто я... даже не знаю, что сказать. И вовсе я не шпион.
- О'кей. А потом, примерно года два назад, вас прислали сюда. Высшая лига.
- В нашем деле это единственная лига.
- А что с вашей семьей?
- Несколько лет назад мой отец ушел в отставку. Он вместе с матерью живет в Японии. Не понимаю почему. Они довольно странные люди. Думаю, слишком втянулись в дзен-буддизм. Очень много путешествуют по всему свету. Даже не знают Америку, а что им о ней известно, им не нравится. Отец напоминает мне римских центурионов или британских колониальных офицеров. А знаете что? С тех пор как закончилась вторая мировая война, в Америке появилась целая категория подобных людей.
- Таких, как мы.
- Да, таких, как мы. Эмиссары империи.
- У вас есть братья или сестры?
- Есть младшая сестра, она замужем за летчиком реактивного самолета, и сейчас они живут на Филиппинах. Детей у них нет. Есть еще старший брат, который работает на Уолл-стрит, носит желтый галстук и зарабатывает кучу денег. У него жена и двое детей. Он единственный истинный американец в нашей семье. - Холлис улыбнулся. - Еще будучи ребенком, после пятнадцатого переезда он пришел к мысли, что человек никогда не должен покидать своего поясного времени.
- Поясного времени?
- Да. Видите ли, он живет в восточном поясном времени. Он никогда не покидает его и фактически ограничивается двадцатью градусами широты в пределах этого пояса. Он свободно сменит почтовые индексы, однако пытается остаться в пределах своего междугородного телефонного кода.
- Вы серьезно? - спросила Лиза.
- Абсолютно.
- Какая интересная семья. И вы все близки?
- Существуют, конечно, узы. А вы? Расскажите мне о себе, Лиза.
Она сделала вид, что не расслышала, и сказала:
- По-моему, я что-то слышала о жене.
- О жене? Ах да, Кэтрин. Она уехала в Лондон за покупками.
- Похоже, она уехала почти на полгода.
- Да, разве это слишком долго?
- Вы в официальной разлуке?
- В неофициальной.
Казалось, Лиза хотела продолжить, но вместо этого она молча налила себе еще вина.
К столу подошла хозяйка, и они начали обсуждать меню. Лиза заказывала и для себя, и для Холлиса.
- Здесь цена неизменная. Всего три рубля. Меню меняется каждый час. Правда, лучше, чем в этих больших ресторанах, где тебе постоянно намекают, что у них нет ничего из того, что ты заказываешь. - Она отломила кусочек лаваша и положила половинку к себе на тарелку. - Значит, вы изучали болгарский? Вот мне к показался ваш русский довольно странным. Я не имею в виду американский акцент.
- Я также говорю немного по-польски.
- Вы же объездили весь Восточный блок.
Холлис кивнул:
- Существует некая догма, что только русский способен говорить на русском языке. Вот Сэз Айлеви почти совершенен. Если бы он попытался выдать себя за русского, то москвич решил бы, что он ленинградец.
- Возможно, по телефону, да. Но тут главное в русской сути, а не в языке. Собственно, то же самое происходит с любой национальностью, однако русские отличаются от других своеобразной неповторимостью. Вы когда-нибудь замечали, что русские мужчины при ходьбе опускают плечи.
- Я обратил на это внимание.
- И выражение лица у них иное, и манеры. Чтобы быть русским, нужно полностью владеть национальным и культурным опытом, - говорила Лиза. - Никто из нас - ни я, ни вы, ни Сэз - не сумеет выдать себя за русского, равно как не сможет сойти за жителя Востока.
- Я нахожу в ваших словах какой-то русский мистицизм, мисс Питятова. Но меня интересует, возможно ли это вообще? Я имею в виду, можно ли получить правильное воспитание, ассимилироваться с культурой и тому подобное... Смог бы американец сойти за русского в группе русских? И сможет ли русский сойти за американца на приусадебном участке за барбекю*?
_______________
* Барбекю - пикник на открытом воздухе, во время которого гостей угощают мясом, жаренным на вертеле.
Лиза на какое-то время задумалась.
- Возможно, на время, если никто не будет специально выискивать самозванца. И не очень тщательно наблюдать. И все-таки, наверное, что-нибудь выдаст этого человека.
- Да? А что, если русский, который уже знает английский, приедет в специальную школу? В школу с американским инструктором. Нечто вроде... пансиона благородных девиц? Полное "погружение" в быт и нравы Америки, скажем, на год или более. Получилась бы совершенная копия американского инструктора?
- Инструктору и ученику пришлось бы полностью отдаться этой работе... И у американца должна быть очень веская причина, чтобы заниматься с этим... Мы говорим о шпионах, не так ли, Сэм?
- Вы - да. А я - нет. Однако вы весьма проницательны. - Холлис сменил тему: - Ваш русский - грамматически совершенен. У вас превосходная разговорная речь и выражения. Но я заметил, что ваш акцент, разговорный ритм и лексика не московские, и говорите вы не так, как если бы изучали русский в Монтеррее или Висбадене.
- Нет, я не ходила в наши школы. Русскому меня учила бабушка.
- Эвелина Васильевна Питятова?
- О, вы обратили внимание. Странно для мужчины.
- Я шпион. И прислушиваюсь.
- А также наблюдаете и подшиваете в дела. Все равно, моя бабушка была удивительной женщиной. - Лиза затушила сигарету и продолжала: - Я родилась и росла в Си Клифф, аккуратном городке с викторианскими домами на северном берегу Лонг Айленда. В Си Клифф возникла крупная русская община, еще в царские времена. После революции и гражданской войны прибыла вторая волна эмигрантов, среди которых были мои дед с бабкой. Им было немногим больше двадцати, и они недавно поженились. Мой прадед был царским офицером и погиб в бою с немцами, так что мой дед, Михаил Александрович Питятов, унаследовал поместье и титул, что в то время накладывало определенные обязанности. Родителей моей бабушки уже арестовали и расстреляли местные большевики, а мать Михаила - моя прабабка - застрелилась сама. Родственников с обеих сторон семьи разбросало по всей России, они собирались уехать или уже уехали. Поэтому, почувствовав, что бал окончен, Михаил с Эвелиной забрали драгоценности, золото и бежали. Они прибыли в Америку не нищими. Михаил с Эвелиной закончили жизнь в Си Клиффе, далеко-далеко от Волги.
- И вам все это рассказала бабушка?
- Да. Наверное, русские - последние из европейцев, придающие такое огромное значение устной истории. В стране, где все всегда подвергалось строжайшей цензуре, кто сумел бы докопаться до фактов, если бы не старики?
- Они не всегда бывают самыми надежными свидетелями прошлого.
- Наверное, если вы подразумеваете какие-нибудь многотомные издания. Но они могут рассказать вам, кого повесили за хранение продуктов и кого расстреляли за владение землей.
- Да, вы правы. Продолжайте.
- Итак, в столовой нашего милого старого викторианского дома в Си Клифф стоял серебряный самовар. Когда я была ребенком, Эвелина сажала меня к нему и рассказывала русские народные сказки, а потом, когда я стала старше, она рассказывала о своей жизни в родительском поместье и о моем дедушке. Когда мне было около шестнадцати лет, она поведала мне о революции, о гражданской войне, эпидемиях, голоде. Это глубоко потрясло меня, но я считала ее рассказы слишком преувеличенными из-за ненависти к большевикам и думаю, что на меня также повлияла эта ненависть, хотя я не знала, хотела ли она разбудить ее во мне.
Холлис молча слушал.
- Но также она научила меня любить, любить Россию, ее народ, язык и русскую Православную церковь. В комнате моей бабушки на стене висели три очень красивые иконы, стояла "горка", где хранились предметы народного искусства, а на фарфоре - миниатюрные портреты нашей семьи, и Николая, и Александры. Атмосфера в нашей общине даже позднее, когда я стала взрослой, была немного антикоммунистической, антибольшевистской, как сказали бы вы. Рядом с домом находились русская Православная церковь и, по иронии судьбы, советское представительство ООН, занимавшее старую усадьбу, которую использовали как воскресный дом отдыха. И по воскресеньям, если мы с бабушкой шли в церковь, то иногда вместе со священниками и паствой подходили к воротам советской миссии и молились. На Пасху крестный ход со свечами всегда проходил мимо советских владений. Сегодня мы назвали бы это демонстрацией. Тогда же мы называли это "нести свет антихристу". Так что, как видите, Сэм, Эвелина Питятова оказала сильное и устойчивое влияние на меня. Она умерла, когда я закончила колледж. Я поступила в вирджинский университет и получила диплом специалиста по Советскому Союзу. Сдала вступительный экзамен на дипломатическую службу, затем прошла устное собеседование, проверку моего прошлого. Меня проверяли на доступ к особо секретной информации. Я метила на высокую должность в Информационной службе Соединенных Штатов, однако пришлось целый год ждать назначения. Я проработала этот год в консульском совете в Медане, в Индонезии. Там, в захудалом двухэтажном домике, нас оказалось всего шестеро, и я не могла постичь, как мы будем представлять там интересы Америки. В основном мы пили пиво и играли в карты. Там я чуть не рехнулась. Потом наконец получила настоящую работу в Информационной службе Соединенных Штатов в американской библиотеке в Мадрасе, в Индии, и провела там два года. Затем вернулась в Вашингтон для специального обучения работе в личном составе Информационной службы в дипкорпусе. На это ушел целый год. Потом два года в восточном Берлине, где, наконец, я использовала свое знание русского. Это была хорошая дипломатическая миссия - волнующая, загадочная... повсюду шпионы, и всего десять минут езды на машине до Запада. После Берлина я наконец попала туда, куда хотела, - в Москву. И вот я здесь. С еще одним шпионом.
- Вам нравятся шпионы?
- Я ярая поклонница шпионов, - пошутила Лиза. - Холлис улыбнулся, а она продолжала: - Никогда не была замужем или обручена. В следующем месяце мне исполняется двадцать девять.
- Пригласите меня к себе в офис на день рождения.
- Обязательно.
- А ваши родители? - спросил Сэм.
- Они оба по-прежнему живут в том доме, в Си Клифф. Мой отец работает в банке, а мать учительница. Со своей веранды им видна гавань, и летом они сидят там и наблюдают за кораблями. Это очень красиво, и они очень счастливы вместе. Может быть, как-нибудь вы могли бы заглянуть туда.
- У вас есть братья или сестры?
- Старшая сестра, которая развелась и вернулась жить домой. У меня племянница и племянник. Похоже, мои родители счастливы в этой компании. Они хотят, чтобы я вышла замуж и переехала к ним поближе. Они очень гордятся моей дипломатической карьерой, но не вполне понимают суть моей настоящей работы. Особенно мама. У нее навязчивый страх по отношению к России.
- Вы выглядите довольно самостоятельной. По-моему, вы можете постоять за себя. А знаете, в середине пятидесятых мой отец квартировал на Лонг-Айленде. На военно-воздушной базе Митчела. Я смутно помню это.
- Да. Сейчас эта база закрыта.
- Знаю, - ответил Холлис. - А что сталось с этим местом?
- Его поделили Хофстра-колледж и местный колледж. А часть земли использовали для постройки большого стадиона. Вы интересуетесь хоккеем?
- Нет. Как и мои родители, я не совсем американец. Довольно забавно, если принять во внимание, что я посвятил свою жизнь службе моей стране. Я патриот, но не врубаясь в массовую культуру.
- Значит, вы не прошли бы теста "друг или враг", если бы кто-нибудь спросил вас, кто играет центральным нападающим в "Метз".
- Нет, боюсь, меня пристрелили бы на месте.
Лиза разлила оставшееся вино по стаканам и взглянула на Холлиса.
- Ну вот, теперь мы кое-что знаем друг о друге.
- Да, я очень рад, что у нас была возможность поговорить.
Принесли еду, и Холлис спросил:
- Что это за чертовщина?
- Это - довта, суп, приготовленный из кислого молока и риса. Эта кухня похожа на турецкую. Она отчасти сложна и намного разнообразнее и глубже славянской кухни. А вот эта штука на синей тарелке с отбитыми краями называется "голубцы".
Во время обеда Холлис периодически посматривал на часы. Лиза заметила это. На ее вопросительный взгляд Сэм сказал:
- Если у вас этот день свободен, то мы могли бы чем-нибудь заняться. Как вы отнесетесь к тому, чтобы проехаться по стране?
- Не надо шутить.
- А я вовсе и не шучу.
- Куда? Как?
- Я должен отправиться в Можайск по официальному делу. У меня есть пропуск на ваше имя.
- Да? Мне бы очень хотелось съездить с вами. А что это за дело?
- Весьма скверное, Лиза. В можайском морге находится Грег Фишер.
Лиза перестала есть и опустила глаза.
- О Боже, Сэм... Этот бедный мальчик...
- Вы все еще хотите поехать?
Она кивнула.
Хозяйка принесла крепкий турецкий кофе и медовые шарики. Холлис пил кофе, а Лиза молча ела. Она закурила сигарету и спросила:
- Он... пытался убежать или что?
- Нет. Они утверждают, что по дороге в Москву, перед поворотом на Бородино, машина попала в аварию. Они говорят, что он вообще не был в гостинице "Россия".
- Они лгут!
- Как бы то ни было, это - их страна. Я все коротко расскажу вам в машине. Но хочу, чтобы вы сразу поняли, если мы поедем вместе, я не могу гарантировать вам безопасность.
- Безопасность?
- Мне кажется, что КГБ удовлетворено тем, как они справились с этой проблемой. Возможно, они не считают нужным подстраивать еще один несчастный случай. Но, с другой стороны, они не так логичны, как мы, и поэтому непредсказуемы. Им известно, что вы разговаривали с Грегори Фишером по телефону, и они знают, что на пропуске указано ваше имя. Это не должно превратить вас в мишень, однако вы же не знаете, о чем они думают. Вы по-прежнему намереваетесь ехать?
- Да.
- Почему?
- А почему едете вы, Сэм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
- О'кей.
- Вы когда-нибудь ели кооперативную пищу?
- Нет.
- Она лучше, чем в самых хороших ресторанах.
Молодой человек поставил на стол блюдо с мелким белым виноградом и мандаринами.
- Видите? Когда вы в последний раз ели мандарины? - спросила Лиза.
- На прошлой неделе во сне. - Маленьким ножичком Холлис очистил мандарин от кожуры и разделил его на дольки. Они с Лизой отведали азербайджанских фруктов.
- Ну как вам все это? - снова спросила Лиза.
- Вы спасли меня от цинги.
Она вытерла губы носовым платком, поскольку салфеток здесь не было.
- Сюда приходят все азербайджанцы, живущие в Москве. Тут настоящая национальная еда.
Холлис кивнул. В других московских так называемых "национальных" ресторанах, таких, как "Прага", "Берлин", "Бухарест" и "Будапешт", блюда были определенно русскими, а в "Гаване" единственным кубинским продуктом на столе оказался сахар. В "Пекине" подавали борщ.
- Как вы отыскали это место? - поинтересовался он.
- Это долгая история.
Холлис подумал, что на это можно было бы ответить одним словом: Сэз.
- Нам разрешается посещать такие места, - сказала она. - Большинство людей с Запада о них не знают или знают, но не станут здесь есть.
- Не могу понять почему.
- Вы чувствуете запах специй?
- В общем-то, да. Но в воздухе очень сильно пахнет табаком.
Принесли сливовое вино. Холлис поднял стакан и произнес тост:
- Как говорят крестьяне: "За короткую зиму, обильные запасы мяса и сухие дрова для камина".
- Вы забыли последние слова этого тоста.
- Да. И за теплую женщину в моей постели.
Они выпили.
- Сэм, откуда вы по происхождению?
- Отовсюду. Я скверно воспитанное дитя военно-воздушных сил.
- Вы говорите так, словно собираетесь удалять зубы.
Он усмехнулся.
- Ладно, давайте я расскажу вам о себе. Я родился во время второй мировой войны на военно-воздушной базе в Трэвисе. До восемнадцати лет я уже облетел весь земной шар. Затем четыре года в Военно-воздушной академии. Закончив ее, я поступил в школу истребителей. В 1968 году совершил путешествие во Вьетнам, в 1972-м - еще одно. Вот тогда-то меня и сбили над Хайфоном*. Я выпрыгнул с парашютом в море, и меня вытащило спасательное судно. После полученной легкой контузии врачи запретили мне летать. В то время мой отец был бригадным генералом и добился для меня временной должности в Пентагоне до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь для военной службы. Пока я приходил в себя, учился на языковых курсах в Болгарии. Как вам, наверное, известно, в болгарском языке - славянские корни, это как латынь для романской группы языков. Вот так я провел три года в Софии в качестве военно-воздушного атташе, затем еще пару лет в других странах Варшавского договора, а потом, сам не заметив этого, я уже слишком крепко оказался связан с этим делом, с ними, чтобы мне разрешили вернуться в строй. - Холлис сделал глоток вина. - Я всегда подозревал, что отец стоял за всеми этими делами.
_______________
* Хайфон - морской порт на северо-востоке Вьетнама.
- Значит, вы - шпион поневоле.
- Да нет. Но без энтузиазма. Просто я... даже не знаю, что сказать. И вовсе я не шпион.
- О'кей. А потом, примерно года два назад, вас прислали сюда. Высшая лига.
- В нашем деле это единственная лига.
- А что с вашей семьей?
- Несколько лет назад мой отец ушел в отставку. Он вместе с матерью живет в Японии. Не понимаю почему. Они довольно странные люди. Думаю, слишком втянулись в дзен-буддизм. Очень много путешествуют по всему свету. Даже не знают Америку, а что им о ней известно, им не нравится. Отец напоминает мне римских центурионов или британских колониальных офицеров. А знаете что? С тех пор как закончилась вторая мировая война, в Америке появилась целая категория подобных людей.
- Таких, как мы.
- Да, таких, как мы. Эмиссары империи.
- У вас есть братья или сестры?
- Есть младшая сестра, она замужем за летчиком реактивного самолета, и сейчас они живут на Филиппинах. Детей у них нет. Есть еще старший брат, который работает на Уолл-стрит, носит желтый галстук и зарабатывает кучу денег. У него жена и двое детей. Он единственный истинный американец в нашей семье. - Холлис улыбнулся. - Еще будучи ребенком, после пятнадцатого переезда он пришел к мысли, что человек никогда не должен покидать своего поясного времени.
- Поясного времени?
- Да. Видите ли, он живет в восточном поясном времени. Он никогда не покидает его и фактически ограничивается двадцатью градусами широты в пределах этого пояса. Он свободно сменит почтовые индексы, однако пытается остаться в пределах своего междугородного телефонного кода.
- Вы серьезно? - спросила Лиза.
- Абсолютно.
- Какая интересная семья. И вы все близки?
- Существуют, конечно, узы. А вы? Расскажите мне о себе, Лиза.
Она сделала вид, что не расслышала, и сказала:
- По-моему, я что-то слышала о жене.
- О жене? Ах да, Кэтрин. Она уехала в Лондон за покупками.
- Похоже, она уехала почти на полгода.
- Да, разве это слишком долго?
- Вы в официальной разлуке?
- В неофициальной.
Казалось, Лиза хотела продолжить, но вместо этого она молча налила себе еще вина.
К столу подошла хозяйка, и они начали обсуждать меню. Лиза заказывала и для себя, и для Холлиса.
- Здесь цена неизменная. Всего три рубля. Меню меняется каждый час. Правда, лучше, чем в этих больших ресторанах, где тебе постоянно намекают, что у них нет ничего из того, что ты заказываешь. - Она отломила кусочек лаваша и положила половинку к себе на тарелку. - Значит, вы изучали болгарский? Вот мне к показался ваш русский довольно странным. Я не имею в виду американский акцент.
- Я также говорю немного по-польски.
- Вы же объездили весь Восточный блок.
Холлис кивнул:
- Существует некая догма, что только русский способен говорить на русском языке. Вот Сэз Айлеви почти совершенен. Если бы он попытался выдать себя за русского, то москвич решил бы, что он ленинградец.
- Возможно, по телефону, да. Но тут главное в русской сути, а не в языке. Собственно, то же самое происходит с любой национальностью, однако русские отличаются от других своеобразной неповторимостью. Вы когда-нибудь замечали, что русские мужчины при ходьбе опускают плечи.
- Я обратил на это внимание.
- И выражение лица у них иное, и манеры. Чтобы быть русским, нужно полностью владеть национальным и культурным опытом, - говорила Лиза. - Никто из нас - ни я, ни вы, ни Сэз - не сумеет выдать себя за русского, равно как не сможет сойти за жителя Востока.
- Я нахожу в ваших словах какой-то русский мистицизм, мисс Питятова. Но меня интересует, возможно ли это вообще? Я имею в виду, можно ли получить правильное воспитание, ассимилироваться с культурой и тому подобное... Смог бы американец сойти за русского в группе русских? И сможет ли русский сойти за американца на приусадебном участке за барбекю*?
_______________
* Барбекю - пикник на открытом воздухе, во время которого гостей угощают мясом, жаренным на вертеле.
Лиза на какое-то время задумалась.
- Возможно, на время, если никто не будет специально выискивать самозванца. И не очень тщательно наблюдать. И все-таки, наверное, что-нибудь выдаст этого человека.
- Да? А что, если русский, который уже знает английский, приедет в специальную школу? В школу с американским инструктором. Нечто вроде... пансиона благородных девиц? Полное "погружение" в быт и нравы Америки, скажем, на год или более. Получилась бы совершенная копия американского инструктора?
- Инструктору и ученику пришлось бы полностью отдаться этой работе... И у американца должна быть очень веская причина, чтобы заниматься с этим... Мы говорим о шпионах, не так ли, Сэм?
- Вы - да. А я - нет. Однако вы весьма проницательны. - Холлис сменил тему: - Ваш русский - грамматически совершенен. У вас превосходная разговорная речь и выражения. Но я заметил, что ваш акцент, разговорный ритм и лексика не московские, и говорите вы не так, как если бы изучали русский в Монтеррее или Висбадене.
- Нет, я не ходила в наши школы. Русскому меня учила бабушка.
- Эвелина Васильевна Питятова?
- О, вы обратили внимание. Странно для мужчины.
- Я шпион. И прислушиваюсь.
- А также наблюдаете и подшиваете в дела. Все равно, моя бабушка была удивительной женщиной. - Лиза затушила сигарету и продолжала: - Я родилась и росла в Си Клифф, аккуратном городке с викторианскими домами на северном берегу Лонг Айленда. В Си Клифф возникла крупная русская община, еще в царские времена. После революции и гражданской войны прибыла вторая волна эмигрантов, среди которых были мои дед с бабкой. Им было немногим больше двадцати, и они недавно поженились. Мой прадед был царским офицером и погиб в бою с немцами, так что мой дед, Михаил Александрович Питятов, унаследовал поместье и титул, что в то время накладывало определенные обязанности. Родителей моей бабушки уже арестовали и расстреляли местные большевики, а мать Михаила - моя прабабка - застрелилась сама. Родственников с обеих сторон семьи разбросало по всей России, они собирались уехать или уже уехали. Поэтому, почувствовав, что бал окончен, Михаил с Эвелиной забрали драгоценности, золото и бежали. Они прибыли в Америку не нищими. Михаил с Эвелиной закончили жизнь в Си Клиффе, далеко-далеко от Волги.
- И вам все это рассказала бабушка?
- Да. Наверное, русские - последние из европейцев, придающие такое огромное значение устной истории. В стране, где все всегда подвергалось строжайшей цензуре, кто сумел бы докопаться до фактов, если бы не старики?
- Они не всегда бывают самыми надежными свидетелями прошлого.
- Наверное, если вы подразумеваете какие-нибудь многотомные издания. Но они могут рассказать вам, кого повесили за хранение продуктов и кого расстреляли за владение землей.
- Да, вы правы. Продолжайте.
- Итак, в столовой нашего милого старого викторианского дома в Си Клифф стоял серебряный самовар. Когда я была ребенком, Эвелина сажала меня к нему и рассказывала русские народные сказки, а потом, когда я стала старше, она рассказывала о своей жизни в родительском поместье и о моем дедушке. Когда мне было около шестнадцати лет, она поведала мне о революции, о гражданской войне, эпидемиях, голоде. Это глубоко потрясло меня, но я считала ее рассказы слишком преувеличенными из-за ненависти к большевикам и думаю, что на меня также повлияла эта ненависть, хотя я не знала, хотела ли она разбудить ее во мне.
Холлис молча слушал.
- Но также она научила меня любить, любить Россию, ее народ, язык и русскую Православную церковь. В комнате моей бабушки на стене висели три очень красивые иконы, стояла "горка", где хранились предметы народного искусства, а на фарфоре - миниатюрные портреты нашей семьи, и Николая, и Александры. Атмосфера в нашей общине даже позднее, когда я стала взрослой, была немного антикоммунистической, антибольшевистской, как сказали бы вы. Рядом с домом находились русская Православная церковь и, по иронии судьбы, советское представительство ООН, занимавшее старую усадьбу, которую использовали как воскресный дом отдыха. И по воскресеньям, если мы с бабушкой шли в церковь, то иногда вместе со священниками и паствой подходили к воротам советской миссии и молились. На Пасху крестный ход со свечами всегда проходил мимо советских владений. Сегодня мы назвали бы это демонстрацией. Тогда же мы называли это "нести свет антихристу". Так что, как видите, Сэм, Эвелина Питятова оказала сильное и устойчивое влияние на меня. Она умерла, когда я закончила колледж. Я поступила в вирджинский университет и получила диплом специалиста по Советскому Союзу. Сдала вступительный экзамен на дипломатическую службу, затем прошла устное собеседование, проверку моего прошлого. Меня проверяли на доступ к особо секретной информации. Я метила на высокую должность в Информационной службе Соединенных Штатов, однако пришлось целый год ждать назначения. Я проработала этот год в консульском совете в Медане, в Индонезии. Там, в захудалом двухэтажном домике, нас оказалось всего шестеро, и я не могла постичь, как мы будем представлять там интересы Америки. В основном мы пили пиво и играли в карты. Там я чуть не рехнулась. Потом наконец получила настоящую работу в Информационной службе Соединенных Штатов в американской библиотеке в Мадрасе, в Индии, и провела там два года. Затем вернулась в Вашингтон для специального обучения работе в личном составе Информационной службы в дипкорпусе. На это ушел целый год. Потом два года в восточном Берлине, где, наконец, я использовала свое знание русского. Это была хорошая дипломатическая миссия - волнующая, загадочная... повсюду шпионы, и всего десять минут езды на машине до Запада. После Берлина я наконец попала туда, куда хотела, - в Москву. И вот я здесь. С еще одним шпионом.
- Вам нравятся шпионы?
- Я ярая поклонница шпионов, - пошутила Лиза. - Холлис улыбнулся, а она продолжала: - Никогда не была замужем или обручена. В следующем месяце мне исполняется двадцать девять.
- Пригласите меня к себе в офис на день рождения.
- Обязательно.
- А ваши родители? - спросил Сэм.
- Они оба по-прежнему живут в том доме, в Си Клифф. Мой отец работает в банке, а мать учительница. Со своей веранды им видна гавань, и летом они сидят там и наблюдают за кораблями. Это очень красиво, и они очень счастливы вместе. Может быть, как-нибудь вы могли бы заглянуть туда.
- У вас есть братья или сестры?
- Старшая сестра, которая развелась и вернулась жить домой. У меня племянница и племянник. Похоже, мои родители счастливы в этой компании. Они хотят, чтобы я вышла замуж и переехала к ним поближе. Они очень гордятся моей дипломатической карьерой, но не вполне понимают суть моей настоящей работы. Особенно мама. У нее навязчивый страх по отношению к России.
- Вы выглядите довольно самостоятельной. По-моему, вы можете постоять за себя. А знаете, в середине пятидесятых мой отец квартировал на Лонг-Айленде. На военно-воздушной базе Митчела. Я смутно помню это.
- Да. Сейчас эта база закрыта.
- Знаю, - ответил Холлис. - А что сталось с этим местом?
- Его поделили Хофстра-колледж и местный колледж. А часть земли использовали для постройки большого стадиона. Вы интересуетесь хоккеем?
- Нет. Как и мои родители, я не совсем американец. Довольно забавно, если принять во внимание, что я посвятил свою жизнь службе моей стране. Я патриот, но не врубаясь в массовую культуру.
- Значит, вы не прошли бы теста "друг или враг", если бы кто-нибудь спросил вас, кто играет центральным нападающим в "Метз".
- Нет, боюсь, меня пристрелили бы на месте.
Лиза разлила оставшееся вино по стаканам и взглянула на Холлиса.
- Ну вот, теперь мы кое-что знаем друг о друге.
- Да, я очень рад, что у нас была возможность поговорить.
Принесли еду, и Холлис спросил:
- Что это за чертовщина?
- Это - довта, суп, приготовленный из кислого молока и риса. Эта кухня похожа на турецкую. Она отчасти сложна и намного разнообразнее и глубже славянской кухни. А вот эта штука на синей тарелке с отбитыми краями называется "голубцы".
Во время обеда Холлис периодически посматривал на часы. Лиза заметила это. На ее вопросительный взгляд Сэм сказал:
- Если у вас этот день свободен, то мы могли бы чем-нибудь заняться. Как вы отнесетесь к тому, чтобы проехаться по стране?
- Не надо шутить.
- А я вовсе и не шучу.
- Куда? Как?
- Я должен отправиться в Можайск по официальному делу. У меня есть пропуск на ваше имя.
- Да? Мне бы очень хотелось съездить с вами. А что это за дело?
- Весьма скверное, Лиза. В можайском морге находится Грег Фишер.
Лиза перестала есть и опустила глаза.
- О Боже, Сэм... Этот бедный мальчик...
- Вы все еще хотите поехать?
Она кивнула.
Хозяйка принесла крепкий турецкий кофе и медовые шарики. Холлис пил кофе, а Лиза молча ела. Она закурила сигарету и спросила:
- Он... пытался убежать или что?
- Нет. Они утверждают, что по дороге в Москву, перед поворотом на Бородино, машина попала в аварию. Они говорят, что он вообще не был в гостинице "Россия".
- Они лгут!
- Как бы то ни было, это - их страна. Я все коротко расскажу вам в машине. Но хочу, чтобы вы сразу поняли, если мы поедем вместе, я не могу гарантировать вам безопасность.
- Безопасность?
- Мне кажется, что КГБ удовлетворено тем, как они справились с этой проблемой. Возможно, они не считают нужным подстраивать еще один несчастный случай. Но, с другой стороны, они не так логичны, как мы, и поэтому непредсказуемы. Им известно, что вы разговаривали с Грегори Фишером по телефону, и они знают, что на пропуске указано ваше имя. Это не должно превратить вас в мишень, однако вы же не знаете, о чем они думают. Вы по-прежнему намереваетесь ехать?
- Да.
- Почему?
- А почему едете вы, Сэм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48