- Такой возможности у нас нет. - Холлис снова посмотрел в зеркальце заднего обзора. - Как мы выражаемся, у нас компания.
- Тогда нам нужно найти место, где мы сможем остаться одни.
Холлис улыбнулся. Они проехали через Можайск и направились на запад, к совхозу. "Волга" следовала за ними. Холлис думал о том, кто в ней - Борис с Игорем или другие парни.
За городом они свернули с трассы на проселочную дорогу со скверным покрытием и оказались на пустынной русской равнине. Поблизости не было никакого жилья.
- А что быстрее, "волга" или "Жигули"? - спросила Лиза.
- Не задавайте вопросов.
- Теперь у вас нет с собой оружия, верно?
- Да.
- Они очень просто с нами здесь расправятся.
- Не так уж просто.
- Может быть, они только хотят убедиться, что мы едем в этот совхоз?
- Возможно.
В общем-то, Холлис не мог утверждать, что их преследователи замышляли что-то недоброе. Сэм пожалел, что выбросил оружие, однако теперь он был преступником, а преступники избавляются от улик. Если бы эти люди в "волге" остановили их и обнаружили у него пистолет, то, безусловно, обвинили бы его в убийстве и арестовали, несмотря на дипломатическую неприкосновенность. А вероятнее всего, они просто убили бы его.
Лиза просматривала содержимое толстого конверта с документами и трэвелчеками, которые им дал Буров.
- У вас не создалось впечатления, что полковник Буров весьма встревожен тем, что майор Додсон может добраться до посольства? - спросила она.
- О, да. Майор Додсон по-прежнему где-то бродит с рублями и картами Грегори Фишера. И если он доберется до посольства, куда, как я полагаю, он и направляется, тогда брызги от этого дерьма зальют все вокруг, от Москвы до Вашингтона.
Фары "Жигулей" осветили огромный деревянный щит, указывающий, что они находятся на территории совхоза.
Лиза оглянулась и сказала:
- "Волга" следует за нами с выключенными фарами...
Холлис увидел небольшое кирпичное здание, где по описанию Бурова разместилась администрация. Сэм погасил фары и проехал мимо.
- И что же мы будем сейчас делать?
- У нашего "жигуленка" не так уж много шансов на автостраде, однако на сельских дорогах мы могли бы оторваться от "волги".
На улицах практически отсутствовало освещение. Холлис свернул на грязную, покрытую гравием дорогу и прибавил скорость. Без тормозных огней и фар "жигули" были фактически невидимы. Минут пятнадцать они петляли наобум по проселочным дорогам, и наконец Холлис сказал:
- Мы оторвались от "волги", но, к несчастью, мы заблудились.
- Вы не шутите?
- По дороге вы не заметили какой-нибудь мотель?
- По дороге... Да, Сэм, вы действительно способны показать девушке, как можно хорошо провести время. В следующий раз позвольте мне оплатить завтрак. О'кей?
- Я очень рад, что вы все-таки сохранили чувство юмора, мисс Родз, настолько, насколько возможно в нашем положении. Что ж, лучше заблудиться, чем умереть, скажу я вам. Нам надо найти место, где можно переждать до рассвета.
- Без всяких вопросов? В России?
- Ваше желание увидеть деревню исполнится намного быстрее, чем вы ожидаете, - прибавил он.
"Жигули" ехали по грязной дороге с глубокой колеёй от колес тракторов и грузовиков. Они увидели огни маленькой деревушки и рискнули остановиться у крайней избы.
- По-моему, мы повернули в прошлый век. - Холлис выключил двигатель, и они прислушались к царящей вокруг тишине.
- Это место они не показывают иностранцам, - сказал Холлис.
Дверь избы отворилась, и на пороге показался мужчина. На вид ему можно было дать от сорока до шестидесяти. На нем была телогрейка, накинутая на плечи, и валенки.
- Говорите вы, - сказал Холлис Лизе.
- Здравствуйте, - сказала Лиза по-русски. - Мы - американские туристы.
Мужчина постоял немного и направился к "Жигулям".
Холлис рассматривал дом. Небольшой забор окружал участок вокруг дома, используемый под огород. В углу, чуть поодаль, виднелись сарай и будка, которая, судя по всему, была уборной. На улице, метрах в десяти от дома, стояла колонка для набора воды. В целом деревня выглядела совершенно заброшенной, и по сравнению с ней поселки, расположенные недалеко от Москвы, казались просто процветающими.
Уже через несколько минут вокруг "Жигулей" Холлиса и Лизы собралось человек пятнадцать - любопытные из соседних домов.
- У нас неполадки с машиной. Не могли бы вы приютить нас на ночь? говорила Лиза.
Крестьяне изумленно переглядывались и молчали. Наконец мужчина, к которому обращалась Лиза, спросил:
- Вы хотите снять комнату? Здесь?
- Да.
- Неподалеку отсюда совхоз. Там в общежитии есть комнаты.
- У вас есть телефон или какая-нибудь машина?
- Нет. Но я могу послать сына на велосипеде.
- Не стоит так беспокоиться, - сказал Холлис. - Мы с женой охотно переночевали бы в вашей деревне.
Он внимательно разглядывал собравшихся вокруг них крестьян. Одеты они были очень плохо и бедно. Мужчины были небриты, а в женщинах чисто по-русски сочетались толстые формы и изможденные вытянутые лица. Зубы у большинства казались черными или вообще отсутствовали. Холлис почувствовал кислый запах их одежды, смешанный с перегаром.
- Наверно, это не совсем правильная мысль, - сказала Лиза Холлису. Хотите уехать?
- Слишком поздно, - ответил он и обратился к мужчине: - Наверное, мы должны заплатить вам за ночлег?
Тот отрицательно покачал головой.
- Нет, нет.
- Благодарю вас, - сказал Холлис. - Я поставлю машину куда-нибудь, чтобы она не загораживала дорогу. Познакомьтесь пока с ними, Лиза. - Сэм сел в машину и поехал назад по дороге: где-то неподалеку он заметил стог сена. Он поставил "Жигули" так, чтобы их не было видно с дороги, и вернулся назад. Лиза уже познакомилась кое с кем из крестьян.
- Сэм, нашего хозяина зовут Павел Федорович, а это - его жена Ида Огарева, Михаил и Зина - их дети. Их всех очень удивило, что мы так хорошо говорим по-русски.
- Вы объяснили, что вы - графиня Питятова и могли бы владеть ими? сказал он ей по-английски.
- Не говорите глупостей, Сэм.
- Ладно.
- Эта деревня называется Яблоня и принадлежит крупному колхозу "Красное пламя". Административный центр находится примерно в пяти километрах отсюда на запад. Там никто не живет, но на ремонтно-тракторной станции есть телефон. Механики придут туда утром и разрешат нам им воспользоваться. Холлис представился всем как Джой Смит. Павел Федорович познакомил их с каждым, кто стоял вокруг. Старики даже сняли шапки и низко поклонились, выразив этим старинным русским жестом уважение к гостям. Холлису хотелось как можно скорее убраться с дороги на случай появления "волги", и он сказал Павлу Федоровичу:
- Моя жена очень устала.
- Да, да. Идите за мной. - Он повел Холлиса и Лизу в дом.
Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
Павел подвинул к ним два стула.
- Да вы садитесь, садитесь, - пригласил он.
Холлис и Лиза сели.
- Водки! Чашки! - крикнул хозяин жене.
Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками - в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
- Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
- Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
- Да, действительно. - Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили "перцовкой".
Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
- Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
- Почему?
- Водка убивает нюх.
- И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
- Не знаю, - отозвался он. - Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
- А мне здесь так хорошо, Сэм!
Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
- Где вы научились русскому?
- У бабушки, - ответила Лиза.
- А-а... Вы - русская!
Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
- А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
Холлис поднял литровую бутыль водки.
- Вот у этой бутылки, - ответил он, и все громко расхохотались.
Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами - простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов - темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
- Да поможет им Бог.
Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
- Да поможет им Бог, - повторила она.
Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
- Почему вы не поговорите с женщинами?
- Почему бы вам не пойти к черту?
Холлис рассмеялся.
- А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? - спросил один из мужчин.
- Да, - ответил Холлис.
- И что тогда делать этому человеку?
- Он... он ищет работу в городе.
- А если он не сможет найти работу?
- Он получает пособие.
Все кивнули.
- А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
- Фермер владеет всей своей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
- А что, если ты не сможешь продать ее?
- Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
- А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
- Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
И Холлис наклонился к Лизе:
- У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
- Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
- Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
- После водки все сойдет.
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
- Миссис, а сколько вам лет?
- Почти тридцать, - ответила та.
- А почему вы такая молодая?
Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
- Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
Лиза почувствовала себя неловко.
- Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
- Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге". Поэтому он сказал Павлу:
- Моя жена беременна, и ей пора спать. Мы и так вас слишком задержали. - Сэм встал. - Спасибо за ваше гостеприимство и особенно за водку.
Все рассмеялись. Люди начали уходить также, как и пришли, семьями, и каждый мужчина на прощанье пожимал Холлису руку и желал Лизе спокойной ночи. Женщины уходили молча.
Павел с Идой провели гостей в комнату. Это была спальня хозяев.
- Вот ваша постель, - сказал Павел.
Эта комната, как и кухня, освещалась единственной лампочкой на потолке, а обогревалась электрическим камином у кровати. Почти всю комнату занимали двуспальная кровать и два деревянных сундука, а пол покрывал потертый ковер. В стене торчали огромные железные костыли, служившие вешалками для одежды. На одном висели грязные брюки. В спальне было всего одно окно, выходящее на огород.
Лиза сказала Павлу и Иде:
- Прекрасно, спасибо вам. Мы увидели сегодня настоящую Россию. Мне до смерти надоели москвичи.
Павел улыбнулся в ответ и обратился к Холлису:
- Не знаю я, что вы за туристы, но как бы там ни было, вы - честные люди и можете спать здесь спокойно.
- Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, - сказал Сэм.
- Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
- Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
- Настоящая перина - пуховый матрас, - объяснила она Холлису.
- У меня аллергия на перья и пух, - сказал он, сунув руки в карманы. Я предпочел бы тракторную станцию.
- Да хватит ворчать.
Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
- Чего вы там разглядываете?
- Ищу под подушкой шоколадку.
Она рассмеялась.
Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
- Это - их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
- Потому что тут уборная на улице, - ответил Холлис. - Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец - в город.
Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
- И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, - грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых "личных" участков, то правительство ни черта о них не заботится.
- Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
- Ну, уже слишком позднее время для разговоров, - заметил Холлис. Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
- Что-то холодно здесь, - проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. - Очень холодно, повторила она и зевнула.
Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
- Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
- Да нет. А вам?
Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48