Паранойя ранней стадии соскока… Все выгляди
т голубым… Плоть мертва, одутловата, тускла.
Кошмары Соскока. Кафе, обрамленное зеркалами. Пустое… В ожидании чего-то
… В боковом проеме дверей возникает человек… Худощавый маленький араб в
бурой джеллабе с седой бородой и серым лицом… У меня в руке кувшин с кипящ
ей кислотой… В конвульсии необходимости я плескаю ее ему в лицо…
Все похожи на наркоманов…
Предпринимаю небольшую прогулку по больничному дворику… Пока меня не б
ыло, кто-то брал мои ножницы, они измазаны какой липкой, красно-бурой жиже
й… Без сомнения, эта сучка-криада подравнивает ими свою ветошь.
Ужасные на вид европейцы заполонили собой лестницу, перехватывают медс
естру, как раз когда мне нужно лекарство, впустую ссут в тазик, когда я мою
сь, занимают туалет по многу часов кряду Ц вероятно, пытаются выудить ре
зиновый палец с бриллиантами, который закурковали у себя в заднице…
На самом деле, весь клан европейцев переехал ко мне поближе… Старой мама
ше делают операцию, а ее доченька влезает в самое нутро проследить, чтоб э
ту рухлядь обслужили как полагается. Странные посетители, предположите
льно родственники… На одном вместо очков такие прибамбасы, которые ювел
иры ввинчивают себе в глаза, чтоб изучать камни… Вероятно, опустившийся
гранильщик алмазов… Человек, испохабивший Трокмортонский Бриллиант и
вышибленный из отрасли… Все эти ювелиры, столпившиеся вокруг Бриллиант
а в своих рясах, прислуживающие Чуваку. Ошибка в одну тысячную дюйма полн
остью гробит камень, и им приходится специально импортировать этого тип
а из Амстердама, чтоб сделал работу… И вот он вваливается вусмерть бухой
с громадным отбойным молотком и раздалбывает алмаз в прах…
Я не подрубаюсь по этим гражданам… Сбытчики дури из Алеппо?… Контрабанди
сты выкидышей из Буэнос-Айреса?… Нелегальные покупатели алмазов из Йоха
ннесбурга?… Работорговцы из Сомалиландии? Подельники, по меньшей мере…

Непрерывные сны о мусоре: Я ищу маковое поле… Самогонщики в черных стетс
онах отправляют меня в Ближневосточное кафе… Один из официантов Ц связ
ник по югославскому опию…
Покупаю пакет героина у Малайской Лесбиянки в кителе с белым ремнем… Тыр
ю бумажку в тибетском отделе музея. Она пытается отлямзить ее обратно… И
щу место вмазаться…
Критическая точка соскока Ц не ранняя фаза обостренной болезни, а финал
ьный шаг на свободу от мусорной среды… Начинается кошмарная интерлюдия
клеточной паники, жизнь зависает между двумя способамибытия… В этот мом
ент тяга к мусору концентрируется в последнем, всевыплескивающемся уси
лии и, кажется, приобретает сновидческую силу: обстоятельства подкладыв
ают мусор тебе на пути… Ты встречаешь Шмекера былых времен, вороватого б
ольничного служителя, старпера-писателя…
Охранник в форме из человеческой кожи, в черной куртке с пуговицами из съ
еденных кариесом желтых зубов, эластичной водолазке цвета полированно
й индейской меди, подростково-нордических смуглых штанах, сандалиях из
ороговевших от мозолей подметок молодого малайского фермера, в пепельн
о-буром шарфике, повязанном и заткнутом под рубашку. (Пепельно-бурый Ц э
то цвет вроде серого под коричневой кожей. Иногда его можно найти у помес
ей негров и белых, смесь эта не сошла, и цвета разделились, словно масло на
воде…)
Охранник Ц франт, поскольку ему больше нечем заняться, и всю свою зарпла
ту он откладывает на хорошую одежду, и переодевается по три раза на дню пе
ред громадным увеличивающим зеркалом. У него латинское смазливо-гладко
е лицо с тоненькими усиками, словно прочерченными карандашиком, маленьк
ие черные глазки, пустые и жадные, не видящие снов насекомые глаза.
Когда я добираюсь до границы, Охранник выскакивает из своей каситы, на ше
е у него болтается зеркало в деревянной рамке. Он пытается сдернуть его с
шеи… Такого никогда раньше не было, чтобы кто-то добрался до границы. Охра
нник повредил себе гортань, пытаясь снять зеркальную рамку… Он потерял г
олос… Он открывает рот, видно, как внутри у него скачет язык. Гладкое тупое
юношеское лицо и раскрытый рот с прыгающим внутри языком невероятно отв
ратительны. Охранник тянет руку. Все тело его сотрясается в конвульсиях
неприятия. Я подхожу и отмыкаю цепь, перегораживающую дорогу. Она падает
с лязгом металла о камень. Я прохожу. Охранник остается стоять в тумане, гл
ядя мне вслед. Затем снова запирает цепь, возвращается в каситу и принима
ется выщипывать себе усики.
Только что принесли так называемый завтрак… Яйцо вкрутую с очищенной ск
орлупой являет собой предмет, подобного которому я ни разу в жизни не вид
ел… Очень маленькое яичко желтовато-бурого цвета… Возможно, снесено утк
оносом. Апельсин содержал только громадного червяка и довольно мало все
го остального… Вот уж в самом деле, кто смел, тот и съел… В Египте есть черв
як, проникающий вам в почки и вырастающий там до невообразимых размеров.
В конечном итоге, почка становится лишь тонкой скорлупкой вокруг червя.
Небрезгливые гурманы ценят плоть Червя превыше всех прочих деликатесо
в. Говорят, она невыразимо вкусна… Коронер Интерзоны, известный по кличк
е Ахмед-Вскрытие, сколотил себе состояние, подпольно торгуя Червем.
Напротив моего окна Ц французская школа, и я врубаюсь в мальчишек через
свой восьмикратный полевой бинокль… Так близко, что я мог бы протянуть р
уку и дотронуться до них… На них шортики… Я вижу гусиную кожу у них на нога
х холодным Весенним утром… Я проецирую себя сквозь бинокль, через дорогу
, призрак в утреннем солнечном свете, раздираемый бестелесной похотью.
Я вообще когда-нибудь вам рассказывал про тот раз, когда мы с Марвом запла
тили двум арабским пацанятам шестьдесят центов, чтобы посмотреть, как он
и отдрючат друг друга? Тогда я говорю Марву, «Как ты думаешь, они это сдела
ют?»
А тот отвечает, «Думаю, да. Они проголодались.»
А я говорю, «Вот такими они мне и нравятся.»
Я как бы начинаю от этого себя чувствовать грязным стариком, но, «Son cosas de la vida,» к
ак сказал Трезвяга де ла Флор, когда легавые прикопались к нему за то, что
он ухайдокал эту пизду, а труп завез в Бар-О-Мотель и выеб его…
«Она сама сильно допросилась,» говорит он… «Терпеть не могу этих воплей.
» (Трезвяга де ла Флор был мексиканским уголовным зэком с несколькими до
вольно бессмысленными убийствами на счету)
Уборная была заперта три часа кряду… Думаю, ею пользуются вместо операци
онной…
СЕСТРА: «Не могу найти у нее пульс, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Может, она его себе в резиновом пальце в щелку запихала.»
СЕСТРА: «Адреналин, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Ночной портье весь его себе вмастырил оттяга ради.» Он озирае
тся и берет такую резиновую присоску на палке, которой прочищают унитазы
… Он надвигается на пациентку… «Проводите надрез, доктор Лимпф,» говорит
он своему довольно потрясенному ассистенту… «Я сегодня буду массирова
ть сердце.»
Д-р Лимпф пожимает плечами и начинает разрез. Д-р Бенвэй споласкивает ван
туз, болтая его по унитазу…
СЕСТРА: «Разве его стерилизовать не нужно, доктор?»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Весьма вероятно, но времени нет.» Он присаживается на вантуз,
будто на трость с сиденьем, наблюдая, как ассистент делает надрез… «Вы, шп
ана зеленая, даже прыщика вскрыть не можете без скальпеля с электровибра
тором, автоматическим отсосом крови и наложением швов… Скоро мы будем оп
ерировать с дистанционным управлением больных, которых так и не увидим…
Только на кнопочки нажимать и придется… Из хирургии все мастерство уход
ит… Все знания, все умения… Я вам когда-либо рассказывал про тот случай, к
огда я вырезал аппендицит ржавой жестянкой из-под сардин? А однажды вляп
ался в историю без инструмента номер один, и пришлось удалять маточную о
пухоль зубами. То было в Верхнем Эффенди, а кроме этого…»
Д-Р ЛИМПФ: «Разрез готов, доктор.»
Д-р Бенвэй впихивает вантуз в разрез и начинает давить на него Ц вверх-в
низ. Кровь хлещет на врачей, сестру и стену… Вантуз ужасающе хлюпает.
СЕСТРА: «Мне кажется, она скончалась, доктор.»
Д-Р БЕНВЭЙ: «Ну что ж, чего в жизни не бывает.» он подходит к шкафчику с преп
аратами на другой стороне комнаты… «Какой-то ебучий наркоман заболтал м
ой кокаин с хлоркой! Сестра! Отправьте мальчишку отоварить этот рецепт
Ц мухой!»
Д-р Бенвэй проводит операцию в аудитории, полной студентов. «Ну, мальчики
, теперь такие операции вы нечасто увидите, и вот почему… Видите ли, медици
нской ценности в ней абсолютно никакой нет. Никто не знает, в чем была ее п
ервоначальная цель, да и была ли она вообще. Лично я думаю, что она с самого
начала была творением чистого искусства.»
«Подобно тореадору, своим умением и знаниями избегающему опасностей, ко
и сам же на себя и вызвал, так и в этой операции хирург намеренно подвергае
т опасности своего пациента, а затем, с невероятной быстротой и проворст
вом спасает его от смерти в последнюю возможную долю секунды… Кто-либо и
з вас видел когда-нибудь, как исполняет операцию Д-р Тетраццини? Я говорю
исполняет с умыслом, поскольку его операции Ц это представления. Он нач
инает, запуская в больного скальпелем через всю комнату, а затем входит и
сам, словно солист балета. Скорость его невероятна: „Я не даю им времени ум
ереть,“ говорит обычно он. Опухоли вызывали у него бешеное неистовство. „
Ебаные недисциплинированные клетки!“ рычал он обычно, атакуя опухоль но
жом, как в уличной драке.»
Молодой человек спрыгивает с задних рядов к столу и, выхватив скальпель,
надвигается на пациента.
Д-Р БЕНВЭЙ: «Эспонтаньо! Остановите его, пока он мне больного не выпотроши
л!»
(Эспонтаньо Ц таким словом в корриде называют человека из публики, кото
рый выскакивает на арену, выхватывает запрятанную накидку и пытается пр
оделать несколько пассов перед быком, пока его не успели оттащить с арен
ы)
Ординардцы возятся с эспонтаньо, которого, в конце концов, вышвыривают и
з зала. Анестезиолог пользуется сумятицей, чтобы спереть крупную золоту
ю фиксу изо рта больного…
Я прохожу мимо комнаты 10, из которой меня перевели вчера… Роды, полагаю… Г
оршки с кровью, тампонами и безымянными женскими субстанциями, которых х
ватит на то, чтобы загрязнить целый континент… Если кто-нибудь придет на
вестить меня в мою прежнюю комнату, то подумает, что я родил чудовище, а Го
сдепартамент теперь пытается это скрыть от общественности…
Музыка из Я Ц Американец… Пожилой господин в полосатых штанах и визитке
дипломата стоит на платформе, обтянутой американским флагом. Разложивш
ийся тенор в корсете Ц не вмещаясь в костюм Дэниэла Буна Ц поет Звездно-
Полосатое Знамя по аккомпанемент всего оркестра. Он поет и слегка шепеля
вит…
ДИПЛОМАТ (читая с огромного свитка телеграфной ленты, который все увелич
ивается и запутывается у него в ногах): «И мы категорически отрицаем, что к
акой бы то ни было гражданин Соединенных Штатов Америки мужского пола…»

ТЕНОР: «О фкавы, видиф ты…» Голос у него ломается и выстреливает пронзите
льным фальцетом.
В радиорубке Техник мешает бикарбонат соды и срыгивает в ладонь: «Чертов
тенор Ц ловкий жулик!» кисло бормочет он. «Майк! Рампф.», крик завершаетс
я отрыжкой. «Обруби этого пердуна понтяжного и выдай ему лиловый билет. О
н уволен с этого момента… Поставь вместо него эту Лиз, атлетку, которая ра
ньше мужиком была… Она, по крайней мере, тенор не по совместительству… Ко
стюм? Откуда я, к ебеням, знаю? Я тебе не хлыщ-модельер из костюмерной! Чего
еще? Весь костюмерный отдел закрыли по соображениям безопасности? Что я
вам, осьминог? Давай поглядим… Как насчет номера с индейцем? Покахонтас и
ли Гайавата?… Нет, так не годится. Какой-нибудь гражданин обязательно ляп
нет, что нужно вернуть ее индейцам… Униформа Гражданской войны, китель с
Севера, а штаны с Юга, чтоб как бы показать, что они снова вместе? Она может в
ыйти как Буффало Билл или Пол Ревер, или тот гражданин, что никак не хотел
валить с руля, то есть судно подкладывать не хотел, или как Пехтура, или До
хляк, или как Неизвестный Солдат… Так лучше всего будет… Накрой ее памят
ником, так на нее глазеть никому не придется…»
Лесбиянка, спрятанная в Триумфальной Арке из папье-маше, набирает возду
ху в легкие и испускает неимоверный рев.
«О скажи, вьется ли Звездный наш Флаг…»
Здоровенная прореха распарывает Триумфальную Арку сверху донизу. Дипл
омат подносит руку ко лбу…
ДИПЛОМАТ: «Что любой гражданин Соединенных Штатов Америки мужского пол
а родил в Интерзоне или любом другом месте…»
«Над землчю СВОБОООООООООООООДЫ…»
Рот Дипломата шевелится, но никто его не слышит. Техник зажимает уши рука
ми: «Матерь Божья!» вопит он. Его вставная челюсть начинает дрожать, как ва
рган, неожиданно вылетает у него изо рта… Он раздраженно щелкает зубами,
пытаясь ее поймать, промахивается и прикрывает рот ладонью.
Триумфальная Арка рушится с душераздирающим, оглушительным треском, об
нажает под собой Лесбиянку, стоящую на пьедестале, облаченную лишь в сус
пензорий из леопардовой шкуры с неимоверными подкладными грудями… Она
стоит там, глупо улыбаясь и поигрывая своими огромными мускулами… Техни
к ползает по полу контрольной рубки в поисках своей челюсти и орет нераз
борчивые приказы: «Шверх жвуковое фто-то! Жаткни тефь там!»
ДИПЛОМАТ (отирая со лба пот): «Какое бы то ни было существо какого бы то ни б
ыло типа или наружности…»
«Над страной храбрецов.»
Лицо Дипломата серо. Он шатается, запутывается в свитке, валится на перил
а, из глаз, носа и рта хлещет кровь, умирая от кровоизлияния в мозг.
ДИПЛОМАТ (едва слышно): «Департамент отрицает… не-американски… Он был ун
ичтожен… в смысле, никогда не был… Категор…» Умирает.
В Контрольной Рубке приборные панели взрываются… огромные ленты элект
рического серпантина с треском проносятся по всей комнате… Техник, обна
женный, тело обожжено дочерна, шатаясь, бродит, будто фигура из Gotterdammerung, вопя п
ри этом: «Шверх жвуково!! Эй вы чам!!!» Окончательный взрыв звука обращает Т
ехника в угли.
Ночи доказал
Что наш флаг так же горд…
Заметки О Привычке. Ширяюсь Эвкодолом каждые два часа. У меня есть место, г
де я могу скользнуть иглой себе прямо в вену. Она остается все время откры
той, как красный, гноящийся рот, вспухший и непристойный, накапливает мед
ленную капельку крови и гноя после сеанса…
Эвкодол Ц химическая разновидность кодеина, дигидрооксикодеин.
Эта дрянь торкает больше как кокс, чем как марфа… Когда двигаешься Кокой
в главный канал, к голове стремительно приливает чистое наслаждение… Че
рез десять минут хочется еще одного сеанса… Удовольствие от морфия Ц в
потрохах… После шпиганки вслушиваешься в себя… А марафет внутривенно
Ц электрический разряд сквозь мозг, активирующий связки кокаинового н
аслаждения… У кокса нет синдрома соскока. Это Ц нужда одного лишь мозга,
нужда без тела и без чувства. Нужда призрака, по которому землица плачет. С
тремление к коксу длится всего лишь несколько часов, ровно столько, скол
ько стимулируются коксовые каналы. После этого о нем забываешь. Эвкодол
же Ц как комбинация мусора и кокса. Если нужно сварганить какое-нибудь д
ействительно адское говно Ц доверьтесь немцам. Эвкодол, как и морфий, в ш
есть раз сильнее кодеина. Героин в шесть раз сильнее морфия. Дигидроокси
героин должен быть в шесть раз сильнее героина. Вполне возможно разработ
ать наркотик, формирующий такую привычку, что одного сеанса хватит на по
жизненную наркоманию.
Продолжение Заметок О Привычке: Беря в руку струну, я непроизвольно тяну
сь левой рукой за перетяжкой. Этот жест я принимаю за знак того, что могу ш
оркнуться в единственную годную вену на левой руке. (Движения при перетя
жке таковы, что обычно вы перетягиваете ту руку, которой тянетесь за жгут
ом) На краю мозоли игла скользит внутрь гладко. Я ощупываю вокруг. Вдруг то
ненький столбик крови выстреливает в шприц, на какое-то мгновение остры
й и плотный, как красный шнурок.
Тело знает, в какие вены можно шоркаться, и передает это знание спонтанны
ми движениями, которые вы совершаете, готовясь к шпиганке… Иногда игла ш
евелится и указывает, словно прутик лозоходца. Иногда послания я вынужде
н ждать. Но стоит ему прийти, как я постоянно натыкаюсь на кровь.
Красная орхидея расцвела на дне пипетки. Он с секунду посомневался, зате
м надавил на резиновый пузырек, наблюдая, как жидкость хлынула в вену, как
бы засосанная неслышной жаждой его крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14