ПРОФ: «А теперь, джентльмены, о чем это я? Ох да, Ма Лотти… Она просыпается, д
рожа в нежной розовой заре, розовой, будто свечки на именинном тортике ма
ленькой девочки, розовой, словно сахарная вата, розовой, как раковина мор
ская, розовой, как хуй, пульсирующий в красном ебаном свете… Ма Лотти… хар
румпф… если эту велеречивость не прекратить, она поддастся немощам стар
ости и сойдет к своей дочери в формальдегид.»
«Поэма о Старом Мореходе Кольриджа-поэта… Мне следует обратить ваше вни
мание на символизм самого Старого Морехода.»
СТУДЕНТЫ: «Самого, чувак грит.»
«Следовательно, обратить внимание на его собственную неаппетитную лич
ность.»
«Это не очень мило с твоей стороны было, Педель.»
Сотня малолетних преступников… выкидные ножи, щелкая клыками, надвигаю
тся на него.
ПРОФ: «О, силы земные!» Он отчаянно пытается замаскироваться под старуху
в высоких черных ботинках и с зонтиком… «Если б не моя подагра, не очень пр
авильно могу сгибаться, я б отвлек их, предложив свою Сахарную Попку, как э
то делают бабуины… Если на более слабого бабуина нападает более сильный
, то более слабый бабуин либо (а) представляет свою хрумкую попочку, я пола
гаю, именно это слово подходит, джентльмены, хе хе для пассивного совокуп
ления, либо (б) если он бабуин иного типа, более экстроверт и лучше приспос
облен, то он поведет атаку на еще более слабого бабуина, если сможет таков
ого найти.»
Обветшалая Шансонетка в тряпье 1920-х годов, как будто она спала в нем с тех с
амых пор, как колыхалась по унылой чикагской улице в свете неона… мертвы
й груз Дорогих Дохлых Дней висит в воздухе как призрак, по которому земли
ца плачет. Шансонетка: (тенор консервированного жара). «Найдите слабейше
го бабуина.»
Приграничный салун: Педак-Бабуин, одетый в синенькое платьице маленькой
девочки, поет безропотным голоском на мотив Синего Платья Алисы: «Тут не
т бабуина слабее меня.»
Товарняк отъединяет Профа от его малолеток… Когда поезд проходит, у них
уже жирные брюха и ответственные посты…
СТУДЕНТЫ: «Мы хотим Лотти!»
ПРОФ: «То было в иной стране, джентльмены… Как я говорил ранее, меня так гр
убо прервала одна из моих размноженных личностей… много с этими маленьк
ими тварями хлопот… представьте себе Старого Морехода без кураре, лассо
, бульбокапнина или смирительной рубашки, тем не менее, способного цепля
ть и удерживать живую аудиторию… В чем состоит его грумп главный трюк? Хи
хи хи хи… Он не останавливает, в отличие от так называемых в настоящее вре
мя артистов, просто первого встречного, тем самым навлекая непрошенную с
куку и случайно происходящие трудности… Он останавливает тех, кто не мож
ет не слышать ввиду уже существующих взаимоотношений между Мореходом (к
аким бы старым он ни был) и э-э Свадебным Гостем…»
«Что Мореход говорит на самом деле, не важно… Он может нести околесицу, бе
зотносительно, даже грубо и безудержно сенильно. Но со Свадебным Гостем
что-то происходит, вроде того, что происходит в психоанализе, когда оно пр
оисходит, если происходит вообще. Если мне будет позволено немного отвле
чься… мой знакомый аналитик всегда говорил сам Ц пациенты слушают терп
еливо или нет… Он пускается в воспоминания… рассказывает грязные анекд
оты (старые) достигает таких контрапунктов идиотизма, что и присниться н
е могли Окружному Ярыжке. Он довольно продолжительно демонстрирует, что
ничего никогда не достигается на вербальном уровне… Он пришел к этому ме
тоду, наблюдая, что Слушатель Ц Говорящий Ц вовсе не читает мысли пацие
нта… Это пациент Ц Говорящий Ц читает его мысли… То есть, пациент облад
ает СЧВ-знанием снов и замыслов аналитика, в то время как сам аналитик вст
упает в контакт с пациентом строго из передних долей мозга… Многие агент
ы пользуются этим подходом Ц они знамениты своим велеречивым занудств
ом и тем, что не умеют слушать…»
«Джентльмены, метну-ка я бисер: О ком-то можно узнать гораздо больше гово
ря, нежели слушая.»
Свиньи бросаются вперед, и Проф. сыплет ведра бисера им в корыто…
«Я недостоин есть его ноги,» говорит самый жирный из них хряк.
«Всирано глина.»

ЕЖЕГОДНАЯ БАЛЕХА У А.ДЖ

А.Дж. поворачивается к гостям. «Мокрощелки, елдаки, ни рыба и ни мясо, сегод
ня я представлю вам Ц вот этого международно известного импресарио пор
нокино и коротковолнового телевидения, одного его, единственного, Велик
ого Секисуку!»
Он показывает в сторону красного бархатного занавеса шестидесяти футо
в в высоту. Молния вспарывает занавес сверху донизу. Великий Секисука яв
ляется во весь свой рост. Лицо его огромно, недвижно, как погребальная урн
а Химу. Он облачен в полный вечерний костюм, в синей накидке и с синим моно
клем. Громадные серые глаза с крохотными черными зрачками, словно плюющи
мися иголками. (Один лишь Координатный Фактограф способен выдержать его
взгляд) Когда он гневается, заряд его гнева сносит монокль через весь зал.
Многие актеры, которым неблаговолили звезды, испытали ледяной взрыв нед
овольства Секисуки: «Вон из моей студии, дешевая сявка! На шару хотел мне ф
уфловый оргазм втулить?! ВЕЛИКОМУ СЕКИСУКЕ?! Да я определю, как ты кончаешь
, по одному большому пальцу на ноге! Идиот! Гнус безмозглый!! Нахальный чем
одан!!! Иди жопой своей торгуй и запомни Ц чтобы работать на Секисуку, нуж
ны искренность, искусство и преданность. А не мыльное трюкачество, не дуб
лированные вздохи, не резиновые какашки и склянки с молоком, спрятанные
за ухом, и не ширки Йохимбином, тайком пронесенным за кулисы.» (Йохимбин, п
роизводное коры дерева, растущего в Центральной Африке, самый безопасны
й и эффективный возбудитель. Действует, сужая кровеносные сосуды поверх
ности кожи, особенно в районе половых органов)
Секисука извергает свой монокль. Тот пропадает из виду, затем возвращает
ся, будто бумеранг, прямо в глаз. Он делает пируэт и тает в голубом тумане, х
олодном, как жидкий воздух… затемнение…
На экране. Рыжеволосый, зеленоглазый мальчик, белая кожа, чуть-чуть весну
шек… целует худенькую девочку-брюнетку в брючках. Одежда и прически под
разумевают бары экзистенциалистов всех городов мира. Они сидят на низко
й постели, застеленной белым шелком. Девочка расстегивает ему штаны нежн
ыми пальчиками и вытягивает его хуй, он маленький и очень твердый. Капель
ка смазки поблескивает на его кончике жемчужиной. Она нежно ласкает голо
вку: «Раздевайся, Джонни.» Тот снимает одежду стремительными уверенными
движениями и встает обнаженный перед ней, хуй его пульсирует. Она жестом
велит ему повернуться, и он делает на полу пируэт, передразнивая манекен
щика, с рукой на бедре. Она снимает рубашку. Ее груди высоки и невелики от в
озбужденных сосков. Она выскальзывает из трусиков. Волосы на лобке черны
и поблескивают. Он садится с ней рядом и тянется к ее груди. Она останавли
вает его руку.
«Дорогой, я хочу оприходовать тебя,» шепчет она.
«Нет. Не сейчас.»
«Пожалуйста, мне хочется.»
«Ну, ладно. Схожу вымою жопу.»
«Нет, я сама.»
«Ах, да ну его, она не грязная.»
«Нет, грязная. Пойдем же, Джоник.»
Она ведет его в ванную. «Ладно, нагибайся.» Он опускается на колени и накло
няется вперед, уперев подбородок в банный коврик. «Аллах,» произносит он.
Он поворачивает голову и ухмыляется ей. Она моет ему зад мылом и горячей в
одой, засовывая в проход палец.
«Больно?»
«Нееееееееееет.»
«Пойдем, малыш.» Она ведет его за собой в спальню. Он ложится на спину, заки
дывает ноги себе за голову, перехватывает их под коленями, держа себя за л
окти. Она опускается на колени и гладит сзади его бедра, его яйца, пальцы п
еребегают вниз к неувядаемому водоразделу. Она раздвигает ему ягодицы, н
агибается и начинает вылизывать анус, медленно передвигая голову по кру
гу. Она толкается языком в стенки заднего прохода, вылизывая все глубже и
глубже. Она закрывает глаза и ежится. Она вылизывает неувядаемый водораз
дел. Его маленькие тугие яички… Огромная жемчужина выступает на кончике
его обрезанного хуя. Ее рот смыкается вокруг головки. Она ритмично посас
ывает, вверх-вниз, замирая на касании вверх и описывая головой круг. Ее ру
ка нежно перебирает ему яйца, соскальзывает вниз средним пальцем ему в ж
опу. Отсасывая, она опускается к корню его хуя и насмешливо щекочет ему пр
остату. Он ухмыляется и пердит. Она лижет ему хуй уже неистово. Его тело на
чинает биться, сокращаясь к подбородку. С каждым разом биение все длинне
е. «Уииииииии!» вопит мальчик, каждый мускул напряжен, все тело тщится опо
рожниться через хуй. Она пьет его молофью, заполняющую ей рот огромными ж
аркими толчками. Он отпускает ноги, и те хлопаются обратно на кровать. Он в
ыгибает спину и зевает.
Мэри пристегивает резиновый пенис: «Стальной Дэн III из Йокогамы,» произно
сит она, поглаживая ствол. Через всю комнату брызжет молоко.
«Молоко точно пастеризованное? Смотри, не зарази меня какой-нибудь ужас
ной скотской болячкой, типа сибирской язвы, сапа или афтозы…»
«Когда я была трансвеститкой Лиз в Чи, то, бывало, подрабатывала дезинсек
тором. Подклеивала симпатичных мальчишечек ради того, чтоб меня отлупил
и, как мужика. Потом поймала одного пацана, оглушила его сверхзвуковым дз
юдо, которому научилась у старой дзэнской монахини-лесбиянки. Связываю
его, сдираю всю одежду бритвой и ебу его Стальным Дэном I. Он был так рад, что
я его вообще не кастрировала, что обкончал весь мой клопомор.»
«Что стало со Стальным Дэном I?»
«Разорван напополам одной коблой. Самая пиздатая хватка, что я когда-либ
о терпела. Она вагиной своей могла б свинцовые трубы пережимать. Один из е
е коронных номеров.»
«А Стальной Дэн II?»
«Изжеван на части оголодавшим кандиру в Верхней Бабуинсракии. И не смей
мне тут уиииикать на этот раз».
«Почему? Это так по-мальчишечьи.»
«Босоногий мальчик мой, сравни всех этих олухов со своей мадам».
Он смотрит в потолок, заложив руки за голову, хуй пульсирует. «Так что же м
не делать? Срать я не могу, когда в меня эта хуйня воткнута. А интересно, мож
но ли ржать и кончать одновременно? Помню, в войну, в Жокейском Клубе Каира
я и мой приятель Лу, жопа с ручкой, оба джентльмены по постановлению Конгр
есса… ничто другое не могло ни с одним из нас такого сделать… Так вот, мы р
жали так, что все обоссались, и официант сказал: „Ах вы пахтаки проклятые,
а ну, вон отсюда!“ То есть, если я могу до уссачки ржать, значит, можно ржать
и до успермячки. Поэтому расскажи мне что-нибудь действительно смешное,
когда я начну кончать. Это можно определить по неким предчувствующим под
рагиваниям предстательной железы…»
Она ставит пластинку, металлический кокаиновый би-боп. Она смазывает по
еботину, закидывает ноги мальчика ему за голову и вставляет ему в жопу не
сколькими штопорными движениями своих текучих бедер. Она описывает ими
медленный круг, вращаясь вокруг оси ствола. Она трется своими твердыми с
осками о его грудь. Целует его в шею, подбородок и глаза. Он проводит рукам
и ей по спине, к ягодицам, втягивая ее поглубже себе в жопу. Она врашается б
ыстрее, быстрее. Его тело дергается и извивается спазмами конвульсий. «П
обыстрее, пожалуйста,» говорит она. «Молоко остывает.» Он ее не слышит. Она
прижимается губами к его рту. Их лица плотно прилегают друг к другу. Его с
перма бьет ее в грудь легкими горячими струйками.
В дверях стоит Марк. На нем черный свитер под горлышко. Холодное, привлека
тельное, самовлюбленное лицо. Зеленые глаза и черные волосы. Он смотрит н
а Джонни с легкой презрительной усмешкой, склонив голову набок, руками к
асаясь карманов пиджака, грациозный балет хулигана. Он дергает головой,
и Джонни проходит мимо него в спальню. Мэри следом. «Ладно, мальчики,» гово
рит она, садясь, голая, на розовый шелковый подиум лицом к постели. «Присту
пайте!»
Марк начинает раздеваться плавными движениями, вращая бедрами, ужом выс
кальзывает из черного свитера, обнажая прекрасный белый торс в издевате
льском танце живота. Джонни смертельно серьезен, лицо заморожено, дыхани
е быстро, губы сухи, снимает одежду и бросает на пол. Марк опускает трусы, и
те ниспадают ему по ноге. Он лягает их, словно хористка, на другую сторону
комнаты. Вот он стоит обнаженный, хуй его жчсток, напряжен и торчит. Он обв
одит медленным взглядом тело Джонни. Он улыбается и облизывает губы.
Марк падает на одно колено, рукой притягивая к себе Джонни за спину. Встае
т и швыряет его на постель в шести футах от них. Джонни приземляется на спи
ну и пружинит. Марк подскакивает и хватает Джонни за лодыжки, закидывает
ноги ему за голову. Марк разводит губы в тугом оскале. «Ладно, Джонни, маль
чонка.» Он сокращает свое тело, медленно и уверенно, словно смазанная маш
ина, вставляет свой хуй Джонни в жопу. Джонни испускает громкий вздох, изв
иваясь в экстазе. Марк сцепляет руки на холке у Джонни, насаживая его себе
на хуй, и так уже упрятанный по самую рукоятку у Джонни в заднице. Воздух с
громким свистом вырывается у него между зубов. Джонни кричит птицей. Мар
к трется свои лицом о лицо Джонни, оскал исчез, лицо невинно и пацаняче, ко
гда вся его жидкость вбрызгивается в дрожащее тело Джонни.
Сквозь него с ревом проносится товарняк, гудит гудок… свисток парохода,
сирена, шутиха взрывается над маслянистыми лагунами… Грошовая галерея
открывается в лабиринт грязных картинок… церемониальная пушка бухает
в гавани… вопль проносится по белому больничному коридору… наружу вдол
ь широкой пыльной улицы меж пальм, со свистом через пустыню словно пуля (к
рылья стервятников шелестят в сухом воздухе), тысяча мальчиков кончает о
дновременно в уборных, в унылых сортирах публичных школ, на чердаках, в по
двалах, в штабах, устроенных на деревьях, на чертовых колесах, в заброшенн
ых домах, известняковых пещерах, лодочных станциях, гаражах, сараях, на пр
одутой ветрами щебенке пригородов за глиняными стенками (вонь засохших
экскрементов)… черная пыль садится на тощие бронзовые тела… обтрепанны
е штаны спадают на потрескавшиеся босые ноги в крови… (место, где стервят
ники дерутся за рыбьи головы)… у лагун в джунглях, злобная рыба пытается с
хватить белую сперму, плывущую по черной воде, песчаные мухи кусают брон
зовый зад, макаки-ревуны будто ветер в деревьях (земля великих бурых рек,
по которым плывут целые деревья, ярко-окрашенные змеи в ветвях, задумчив
ые лемуры наблюдают за берегами своими печальными глазами), красный само
летик выписывает арабески в синей субстанции небес, бьет гремучая змея,
кобра отпрядывает, раздувается, выплевывает белый яд, жемчужные и опалов
ые щепки опадают медленным молчаливым дождем сквозь воздух, чистый, слов
но глицерин. Время скачет сломанной пишущей машинкой, мальчики уже стари
ки, молодые бедра подрагивающие и подергивающиеся в мальчишеских спазм
ах, обмякают и вянут, накинутые на стульчак сортира, скамейку в парке, каме
нную стенку в лучах испанского солнца, продавленную постель меблирашки (
снаружи краснокирпичная трущоба в ясном зимнем свете)… подергиваются и
дрожат в своем нечистом исподнем, нащупывая вену в ломоте утра, в арабско
м кафе, бормоча и пуская слюни Ц арабы перешептываются «Меджуб» и бочко
м отодвигаются подальше Ц (Меджуб Ц особый сорт мусульманского религи
озного безумца… зачастую страдающего эпилепсией среди прочих расстрой
ств). «Мусульмане должны получать кровь и молофью… Видите, видите, где кро
вь Христа струится в постоянстве спермы,» завывает Меджуб… Он восстает,
вопя, и черная кровь бьет плотной струей из его последней эрекции, бледно-
белая статуя, стоящая так, словно он переступил одним махом Великий Забо
р, влез внутрь, невинный и спокойный, как мальчишка перелез бы через оград
у поудить рыбу в запретном пруду Ц через несколько секунд он поймает ог
ромного сома Ц Старик выскочит из маленькой черной хижины, матерясь, с в
илами, и мальчишка рванет, хохоча, по полям Миссури Ц наткнется на красив
ый розовый стрелолист и на бегу сорвет его летящим захватом юной кости и
мускулов Ц (его кости растворяются в поле, он лежит мертвый под деревянн
ым забором с дробовиком под боком, кровь из мерзлого красного рта сочитс
я на зимнее жнивье Джорджии)… Сом вздымается у него за спиной… Он подходи
т к забору и перекидывает сома в траву, запятнанную кровью… рыба лежит, из
виваясь и хватая ртом воздух Ц сигает через забор. Он хватает сома и несе
тся вверх по сбитой в камень красной грунтовке меж дубов и хурм, сбрасыва
ющих красно-коричневую листву в ветреный осенний закат, зеленую и плаку
чую в летнюю зарю, черную на фоне ясного зимнего дня…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14