Умер Георг Рафаэль Доннер 15 февраля 1741 года в Вене.
Жан-Батист Лемуан
(1704–1778)
Жан-Батист Лемуан — выдающийся представитель известной династии французских художников. Отец — Жан-Луи Лемуан (1665–1755) — отличный портретист, а его дядя — Жан-Батист Лемуан менее известен. Бюст архитектора Мансара (1703) работы Жана-Луи является одним из последних великолепных образцов барочной портретной скульптуры XVII века. Его скульптура «Нимфа Дианы» (1742) развивает концепцию «Марии-Аделаиды в виде Дианы» Куазевокса в соответствии с рокайльным идеалом волнующей женственности. Идеал этот доведён до совершенства в классическо-мифологических фигурах сыном Жаном-Батистом, который по количеству созданных произведений должен считаться одним из величайших французских скульпторов XVIII века. В его работах поставлено большинство проблем, связанных с природой портретной скульптуры, и многие из них блистательно решены.
Жан-Батист Лемуан родился 15 февраля 1704 года в Париже. Он учился у своего отца и Ле Лоррена. Особую роль в формировании творческого кредо молодого художника сыграл Ле Лоррен. Среди тех, кто оказал влияние на творчество Лемуана, надо отметить также Пюже и Декруа. В свою очередь, сам Лемуан со временем стал учителем великого Гудона. У него также учился и Пажу.
За время своей долгой жизни Жан-Батист достиг очень высокого положения. Он был любимым скульптором Людовика XV. В 1728 году Лемуан был причислен к Академии, через десять лет стал её членом, а к концу жизни — директором (1768). Много выставлялся в луврских Салонах, нравился при дворе и пользовался королевским покровительством — ему заказывались статуи Людовика XV для Бордо, Ренна, Руана и Парижа.
Декоративные работы Лемуана — настоящая вершина рокайля в скульптуре. К ним в первую очередь надо отнести барельефы отеля Сувиз в Париже (1735).
В сороковые — шестидесятые годы Лемуан создал одну из самых замечательных портретных галерей XVIII столетия. Она позволяет представить французское общество того периода. Вельможи, учёные, зодчие, актрисы, писатели, финансисты и маршалы воплощены скульптором с изысканностью и аристократизмом, свойственными искусству рококо. Знатоки высоко ценили скульптурные бюсты Лемуана.
В отличие от предшественников мастер искал в этом жанре не величественности, энергии и аффектов. Его в первую очередь привлекала эмоциональная утончённость и подчёркнутая интеллектуальность. Потому-то он с завидным постоянством вводит в портрет французский костюм.
«Философы у Лемуана — более вельможи, наделённые тонким умом, чем люди, деятельность которых готовила общество к перевороту, — пишет Ю. К. Золотов. — В мраморном бюсте 1748 года Вольтер нескромен и насмешлив, лицо его подвижно, в движении тонких губ таится ирония, но она не переходит за пределы острой, иногда касающейся опасных тем, но всё-таки вполне светской беседы. Таков и посмертный портрет Монтескьё (1767). Это парад, но уже не царственного величия, не громоздких регалий, а парад живости ума, тонкости эмоций и, наконец, аристократической любезности. Поэтому в творчестве Лемуана, как это было и в живописном портрете рококо, лицо напоминает маску. Большее, что может сделать художник, основывающий портретную характеристику на таком методе, — уловить индивидуальную манеру…
…Резким светотеневым контрастам Лемуан предпочитал легко скользящие блики, вызывающие впечатление почти неуловимых перемен в лице; переходные состояния для него существеннее устойчивых, определённых».
В целом портретам Лемуана присуща некоторая театральность. Его портрет Людовика XV по сравнению с портретом Людовика XIV Куазевокса отличается более изысканным замыслом и индивидуальной характерностью, что особенно ощутимо в живом повороте головы. Этюды портретов драматурга Кребийона (около 1761) и актрисы мадемуазель Клерон (1761) восхитительно театральны, а этюд портрета художника Ноэль-Никола Куапеля (1830) — очаровательно бравурен. Лемуан в большинстве случаев искал особое выражение лица портретируемого: у мужчин — улыбку, проницательный взгляд, даже гримасу; у женщин — взгляд, брошенный украдкой, кокетливый поворот головы, любую возможность подчеркнуть их женственность.
В письме сыну своего учителя Ле Лоррена 18 июля 1748 года Лемуан говорил о важности воздушной перспективы для скульптора, а также о том, что драпировки должны соответствовать движению фигур, «не отягощая его».
Движение и живописность в пластике скульптора сочетались с асимметричностью композиции. Это можно заметить в позах, драпировке, в лицах. Одна из примечательных особенностей — сдвиг влево нижней губы, образующий складку в одном из углов рта.
«В портрете архитектора Жак-Анжа Габриеля (ок. 1760; мрамор, Лувр), — пишет Ю. К. Золотов, — хорошо видны новые приёмы Лемуана, в какой-то мере аналогичные утончённому колориту рокайльных живописцев. Повороту головы и быстрому взгляду вторят мягкие изгибы лёгких кружев. Плавные переходы от одной пластической формы к другой рождают нюансы, полутона и удивительное ощущение атмосферного слоя, будто окружающего объёмы и смягчающего контрасты. В улыбке зодчего таится оттенок самоуверенности и надменности, взгляд устремлён вдаль, поверх зрителя, в нём есть и артистическое вдохновенье, и некое стремление уклониться от общения со зрителем…
…Творческому методу Лемуана, как и портретному искусству рококо вообще, присуще обострённое восприятие внешней манеры в человеке, его лица-маски. Какая-то почти предельная ощутимость физического напряжения этой маски есть в луврском портрете финансиста Даниеля-Шарля Трюдена (1767; мрамор). Этот портрет точно воспроизводит черты старческого лица, улавливая в усилии его слабых мускулов стремление сосредоточиться, „собрать себя“ перед внимательным взглядом портретиста.
Естественно, более всего удавались Лемуану женские портреты. В фойе театра Французской комедии можно увидеть изображение знаменитой актрисы Данжевиль (мрамор). Изящно грациозны изгиб шеи и поворот головы Данжевиль; нежным узором окружают её фигуру складки платья. Эти складки гибким движением драпируют ножку бюста. Выражение лица неуловимо меняют оттенки чувств, пробегая по нему, словно лёгкие дуновенья. Но усмешка актрисы чуть грубовата, крупный нос и выдвинутая нижняя губа говорят о характере натуры и наблюдательности скульптора. В пастельном портрете Латура Данжевиль другая — проще и вместе с тем деятельнее, реальнее и в конечном счёте значительней».
О некоторых работах Лемуана можно узнать от знаменитого Дени Дидро, писавшего критические статьи с парижских салонов. Его характеристики ярки и часто беспощадно-язвительны. Вот что он писал с Салона 1765 года:
«Портреты его довольно удачны, но этим дело и ограничивается. Когда он тщится создать величественную композицию, ему всякий раз недостаёт на это ума. Стучи не стучи себя по лбу — всё равно никто не откликнется. Все группы Лемуана лишены возвышенности, вдохновения, таланта и блеска, а каждая фигура в отдельности холодна, неуклюжа и на редкость манерна. Всё это в точности подобно его душе, растерявшей всё свойственное человеку от природы. Взгляните на его памятник в Бордо; если отбросить внушительные размеры, то что же останется? Займитесь-ка портретами, г-н Лемуан, но, ради бога, оставьте в покое памятники, особенно надгробные. Я весьма сожалею, но у вас недостаёт воображения даже на то, чтобы придумать подходящую причёску плакальщице. Один взгляд на мавзолей Десэ убедит вас, что с музой вы не встречались.
Из семи-восьми бюстов работы Лемуана два или три достойны внимания: портреты графини де Брион, маркизы де Глеон и нашего друга Гаррика.
Портрет маркизы де Глеон. Да, друг мой, эта головка прекрасна, поистине прекрасна. Какое живое, какое трогательное и вместе печальное выражение лица! Так и хочется остановиться и спросить эту женщину, для кого же создано счастье, если уж её томит печаль. Мне никогда не случалось быть представленным этой прелестной даме, ни даже слышать о ней, но я готов поручиться, что она страдает. Об этом стоит пожалеть. Если ум и душа маркизы не столь же достойны восхищения, как и её лицо, то впредь, друг мой, никогда не доверяйтесь внешности и напишите на тыльной стороне руки: Fronti nulla fides.
Бюст Гаррика. Он весьма неплох. Это не Гаррик-дитя, который шатается по улицам, резвится, играет и скачет по комнате; нет, это, уж скорее, Росций, повелевающий своим глазам, лбу, щекам, губам, каждому нерву своего лица, вернее сказать, своей душе, которая воспринимает любую страсть и распоряжается затем всем своим существом, как вы, мой друг, владеете своими ногами, чтобы двигаться, и руками, чтобы брать. Иными словами, он на сцене.
Портрет графини де Брион. Что сказать вам, друг мой, о госпоже де Брион? Этот портрет — всего лишь прекрасная заготовка. Её природное очарование вот-вот расцветёт, но когда же это случится? Когда портрет будет закончен, но в этом-то и весь вопрос. Пока что волосы — лишь слегка процарапанный мрамор; по-видимому Лемуан считает, что чёрный карандаш тут вполне заменит резец. Стоит пойти поглядеть, что из этого вышло. Вдобавок ещё эта грудь, хотя мне случалось видеть затянутую и потуже. Эх, господин Лемуан, господин Лемуан, мрамор требует навыка: этот непокорный материал не отдаётся в любые руки! Пожелай кто-нибудь из мастеров, хотя бы Фальконе, быть искренним, он бы не преминул вам сказать, что глаза портрета холодны и сухи, что уж если сжимать ноздри, то следует приоткрывать рот, ибо иначе можно задохнуться, и что портреты ваши, подчас трогательные и страстные, редко бывают отделаны. А между тем как же не довести до конца любое творение, которое станут разглядывать вблизи!»
Справедливости ради надо заметить, что бюсты Лемуана хорошо воспринимались в рокайльных интерьерах. Как отмечает Золотов:
«Их мягкие волнистые композиционные ритмы вписывались в убранство маленьких комнат этих особняков, а лирическая эмоциональность соответствовала общему звучанию декоративного искусства рококо. Вот почему портретные произведения рококо лучше смотреть в их естественном окружении. Их внутренняя ритмика и эмоционально-образный строй кажутся словно незавершёнными и требуют развития, откликов в соответствующем декоративном ансамбле; для этих вещей музейная экспозиция часто бывает особенно невыгодной».
Как главный представитель стиля рококо в скульптуре Лемуан подвергался нападкам классицистов следующего столетия. Они предпочитали такого художника, как Эдм Бушардон, придерживавшегося классической античности.
Лемуан смело вводит в пластику приёмы живописца. По словам его современника Дандре-Бардона, он делает «тени углём в местах, где резец не мог пройти достаточно глубоко». Любимым материалом Лемуана оставалась глина. Поэтому так хороши его терракотовые эскизы с их тёплыми тонами и оттенками.
Творчество Лемуана отличали постоянные поиски живописности и лёгкости композиционных ритмов. Художник Кошен вспоминал, как однажды Лемуан восхищался скульптурной композицией, где средства живописи смешаны со средствами пластики. Присутствовавший при этом скульптор Бушардон отмалчивался, но затем сказал: «Что он хочет от меня услышать? Я разбираюсь только в скульптуре, а это к нам не имеет отношения».
Роль Лемуана в развитии рокайльного портрета очень высока. Благодаря своему удивительному дарованию его портретный цикл стал одним из выдающихся явлений французского искусства середины XVIII века.
Умер Лемуан 25 мая 1778 года в Париже.
Жан-Батист Пигаль
(1714–1785)
Сложность и противоречивость развития французской скульптуры XVIII века нашли отражение в сверкающих мастерством и темпераментностью работах Жана-Батиста Пигаля. В творчестве скульптора прослеживаются две линии. Его работы декоративного плана отличаются динамикой, живописностью и изысканностью форм, в то же время портретному творчеству Пигаля свойственна реалистическая направленность. Дидро справедливо отмечал, что Пигаль «с помощью практики научился изображать натуру, изображать правдиво, горячо, сильно». Современники называли его «беспощадным».
Жан-Батист Пигаль родился в Париже 26 января 1714 года. Первоначальное художественное образование он получил под руководством Клода Лоррена и Лемуана. Лемуан, один из ведущих мастеров рококо, был старше Жана всего на десять лет. Пигаля с ним роднит лиричность и тонкость восприятия, но его творчество содержит много принципиально новых качеств.
Самая популярная из работ Пигаля, статуя «Меркурий, завязывающий сандалию», сделана в терракоте в Риме, где Пигаль учился в 1736–1739 годах. В 1744 году Пигаль выполнил мраморный вариант статуи. В том же году за это произведение скульптор удостоился звания члена Академии.
Пигалю был совершенно несвойствен строгий и отточенный академизм. Он свободен и непосредствен, его привлекает лёгкость, живописность, выразительность, динамика, — и во всём этом он был типичным сыном своей эпохи. Скульптор был верен ей и в другом — в неизменном тяготении к камерным масштабам, к образам живым, лиричным, иногда почти жанровым. Уже в молодости Пигаль прославился двумя мраморными статуями, которые были посланы Людовиком XV в дар королю прусскому, — фигурами Меркурия и Венеры. Особенной популярностью у современников пользовался Меркурий. Замечателен уже самый выбор сюжета: из всего населения Олимпа скульптор выбирает не величавого Юпитера или воинственного и грозного Марса, а отнюдь не героического, но предприимчивого, плутоватого и изобретательного Меркурия. Заранее лишив сюжет холодной торжественности и величия, Пигаль придаёт ему ещё больше непринуждённости выбором момента: Меркурий не позирует перед зрителем со своими атрибутами, но, присев на ходу, торопливым и небрежным движением завязывает на ноге сандалию, уже готовый в следующую минуту броситься дальше, в ту сторону, куда он сейчас нетерпеливо оглядывается.
Из этого незначительного мотива Пигаль создал подлинный шедевр, полный свежих находок, живости и наблюдательности. Меркурий как бы заряжён лёгким, стремительным движением. Фигура разворачивается сложным ракурсом, заставляющим зрителя обходить её вокруг. Силуэт её с самых разных точек зрения сохраняет остроту и неожиданность. Даже лепка у Пигаля свободна и непринуждённа, полна динамичных модуляций светотени, а пластика подчинена энергичному и ясному ритму. В передаче тела скульптор демонстрирует внимательное штудирование натуры и великолепное знание анатомии. Статуя «Меркурий» является прекрасным образцом творческого переосмысления наследия античности. Фигура бога не повторяет античные образцы, а отличается большой жизненностью в трактовке образа.
Вся фигура излучает безоблачную жизнерадостность, особенно выразительна голова Меркурия. Пигаль оставляет в ней все характерные чёрточки живой натуры: это чисто галльское лицо, насмешливое и подвижное, совершенно лишённое античной строгости линий. Непосредственность яркого таланта, освободившись от стесняющих её традиций, торжествует свою победу в этой превосходной скульптуре. А главное — нежное лицо, мальчишеский и в то же время мечтательный взгляд Меркурия придают ему лирический характер и позволяют угадать в нём произведение французского мастера середины XVIII века.
Близка к «Меркурию» мраморная «Венера» (1748) — образец декоративной скульптуры середины века. Она представлена сидящей на облаке. В неустойчивой позе ощущается томная нега, кажется, что фигура вот-вот соскользнёт со своей опоры. Мягкость певучих линий, утончённость пропорций, нежная обработка мрамора, будто окутанного дымкой, — всё это типично для изысканного идеала раннего Пигаля. Но уже здесь интимные ноты рококо сочетаются с удивительной естественностью форм женского тела.
«Пигаль в результате успеха своей конкурсной работы „Меркурий, завязывающий сандалию“, — отмечает Г. Г. Арнасон, — оказался под покровительством мадам де Помпадур и десять лет занимался аллегориями, прославляя замену Amitie (дружба. — Прим. авт. ) на Amour (любовь. — Прим. авт. ) в её отношениях с Людовиком XV. В этом и других его произведениях на мифологические сюжеты, а также в портретах маркизы осталось, однако, мало от того декоративно-чувственного начала, которое ассоциируется со стилем Помпадур. В них, скорее, преобладает честная наблюдательность, исключающая лесть и сентиментальность, что никак не согласуется с традицией рококо, к которой, как полагают, они принадлежали. Даже заслуженно знаменитый „Мальчик с клеткой“ (1750, Лувр) Пигаля благодаря необычной силе, с которой передано сосредоточенное внимание ребёнка, напоминает Пилона, Донателло или Гудона. Тем не менее покровительство маркизы и короля давало крупные заказы, в частности такие, как гробница Мориса Саксонского (1753–1776, церковь Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66