— Я не жалуюсь на жизнь.
— Иногда вы кажетесь грустной. Возможно, это нормально. Вы должны думать о вашем муже. Несчастный! Быть убитым! Несмотря на уважение к вам, госпожа, говорят, что ваш муж не всегда поступал честно.
— Это печально, но правда.
— Тогда зачем вам замыкаться на плохих воспоминаниях?
— Новое замужество не интересует меня.
— Счастье вернется, госпожа! Особенно, когда убийца вашего мужа приговорен.
— Что ты знаешь об этом?
— Моисея будут судить.
— Моисей... Но он в бегах!
— Это тайна, но мой муж — друг начальника охраны главной тюрьмы: еврей заключен там. Он точно будет приговорен к смертной казни.
— Его можно увидеть?
— Нет, это тайна, из-за тяжести обвинения, выдвинутого против него. Вас обязательно пригласят на суд, и у вас будет случай отомстить.
Моисей вернулся! Моисей, который верит в единого бога! Не знак ли это, обращенный к Долент?
ГЛАВА 15
Суд над Моисеем проходил в большом зале правосудия, возглавляемый жрецом, служителем Маат. Одетый в тяжелое накрахмаленное платье, он носил единственное украшение — сердце, символ человека, которое во время испытания смертью будут взвешивать на весах загробного царства.
До открытия заседания жрец встретился с Рамзесом в храме Птаха для возобновления клятвы, данной им во время коронации: он будет чтить богиню правосудия и никому не окажет предпочтения. Остерегаясь давать ему какие-либо советы, царь ограничился разговором об организации предстоящего процесса.
Большой зал был полон.
Ни один придворный не хотел пропустить такое событие.
Замечено было присутствие некоторых старейшин еврейских племен. Мнения разделились: одни верили в виновность Моисея, другие ожидали признаний, объясняющих причину возвращения преступника.
Жрец открыл заседание, приветствуя Маат, Закон, который будет жить вечно в человеческом обществе. Он приказал выставить на настил из плиток сорок две медные пластинки, напоминавшие, что правосудие осуществляется в сорока двух провинциях. Два воина привели Моисея.
Все взгляды устремились на еврея. Словно высеченное из камня лицо, длинная борода, огромный рост; бывший сановник Рамзеса выказывал удивительное спокойствие. Воины указали ему место напротив жреца.
Расположившийся по обе стороны верховного судьи — суд из четырнадцати человек включал землемера, жрицу богини Сехмет, лекаря, плотника, мать семейства, крестьянина, писца казны, придворную даму, скульптора, ткачиху, военачальника соединения «Ра», каменотеса, ответственного за царские погреба и моряка.
— Ваше имя Моисей?
— Именно так.
— Отводите ли вы кого-нибудь из этого суда? Посмотрите на них и подумайте некоторое время.
— Я доверяю правосудию этой страны.
— Разве это страна не ваша?
— Я здесь родился, но я — еврей.
— Вы египтянин и будете судимы как таковой.
— Была бы процедура и приговор другим, если бы я был иностранцем?
— Конечно, нет.
— Какая разница в таком случае?
— Суду решать. Вы стыдитесь быть египтянином?
— Суду решать, как вы говорите.
— Вы обвиняетесь в убийстве мастера по имени Сари, а затем — в побеге. Признаете вы эти факты?
— Признаю, но они требуют объяснений.
— Это цель данного разбирательства. Вы считаете неточными термины обвинения?
— Нет.
— Следовательно, вы понимаете, что в соответствии с законом я должен потребовать для вас смертной казни.
По залу пробежал шепот; Моисей остался невозмутимым, как будто эти ужасающие слова его не касались.
— Исходя из тяжести обвинения, — уточнил жрец. — Я не стану устанавливать никаких ограничений во времени, чтобы вы могли защититься и объяснить свое преступное поведение. Я требую также абсолютной тишины и прерву заседание при малейшем беспорядке; виновные будут наказаны тяжелым штрафом.
Чиновник обратился к Моисею.
— Какую должность занимали вы в то время?
— Сановник египетского двора и мастер на строительстве Пи-Рамзеса. В частности, я руководил еврейскими каменщиками.
— По моим документам, все были этим довольны. Вы были другом Фараона, ведь так?
— Точно.
— Учеба в Мемфисе, первый официальный пост — в гареме Мэр-Ур, старший мастер в Карнаке, мастер в Пи-Рамзесе... Блестящая карьера, которая только что начиналась. Жертва, Сари, проделал обратный путь. Он, бывший воспитатель Рамзеса, надеялся стать главой школы в Мемфисе, но был назначен на незначительную должность. Вы знали о причинах этой неудачи?
— У меня было свое мнение.
— Можно его узнать?
— Сари подлый человек, честолюбивый и жадный. Мою руку направила судьба.
Амени попросил слова у жреца.
— Я хочу внести некоторые уточнения: Сари участвовал в заговоре против Рамзеса. Так как он был мужем его сестры, царь выказал милость и заговорщик избежал сурового наказания.
Многие придворные были удивлены.
— Пусть предстанет перед судом госпожа Долент, — приказал жрец.
Не скрывая своего волнения, приблизилась величавая брюнетка.
— Вы подтверждаете слова Моисея и Амени?
Долент опустила голову.
— Они мягки, слишком мягки... Мой муж стал чудовищем. Когда он понял, что его карьера окончательно загублена, он начал питать сильную ненависть к подчиненным, проявляя по отношению к ним беспощадную жестокость. В течение последних месяцев своей жизни он преследовал еврейских каменщиков, за которых он отвечал. Если бы Моисей не убил его, кто-нибудь другой сделал бы это.
Речь Долент крайне удивила жреца.
— Не слишком ли сильны ваши слова?
— Клянусь вам, нет! Из-за мужа моя жизнь стала мучением.
— Его гибель вас обрадовала?
Долент еще больше опустила голову.
— Я... я как бы освободилась, и мне стыдно за себя... Но как сожалеть о таком человеке?
— Что еще вы можете сказать, госпожа?
— Все... больше ничего.
Долент вернулась и села среди придворных.
— Кто-нибудь желает защитить память Сари и опровергнуть слова его супруги?
Таковых не оказалось. Писец, обязанный записывать показания, вносил их тонким и быстрым почерком.
— Что вы можете сказать о случившемся? — спросил жрец Моисея.
— Это была случайность. Хотя мои отношения с Сари были натянутыми, но у меня не было намерения убивать его.
— Почему такая враждебность?
— Потому что я обнаружил, что Сари, будучи строительным мастером, шантажировал и обкрадывал еврейских каменщиков. Стремясь защитить одного из них, я убил Сари, не желая этого, а лишь спасая собственную жизнь.
— Вы утверждаете, что это была самооборона?
— Именно так.
— Почему вы сбежали?
— Я поддался панике.
— Странный поступок для невинного.
— Убийство человека вызывает глубокий шок. На мгновение теряешь голову и действуешь, как пьяный. Затем понимаешь, что совершил нечто ужасное, и остается только одно желание: сбежать, исчезнуть, забыть и быть забытым. Вот почему я спрятался в пустыне.
— Волнение прошло, вы должны были вернуться в Египет и предстать перед судом.
— Я женился, и у нас родился сын. Египет мне казался далеким, очень далеким.
— Почему же вы вернулись?
— У меня есть предназначение, которое я должен выполнить.
— Какое?
— Сегодня это еще моя тайна, не имеющая отношения к разбирательству; но завтра о ней узнает каждый.
Ответы разгневали жреца.
— Ваш рассказ не совсем убедителен и ваши объяснения очень запутаны. Я полагаю, что вы убили Сари преднамеренно, потому что он вел себя несправедливо по отношению к евреям. Ваши мотивы понятны, но речь идет все же о преступлении. По возвращении в Пи-Рамзес вы продолжали прятаться! Не является ли это подтверждением вашей виновности? Уверенный в своей правоте человек не поступает таким образом.
Амени посчитал, что настал момент для решающего удара.
— Я располагаю доказательством невиновности Моисея.
Тон жреца стал строгим.
— Если у вас нет серьезных оснований, я обвиню вас в оскорблении правосудия.
— Еврейского каменщика, которого Моисей взялся защищать, звали Абнер; Сари вымогал у него деньги. Абнер пожаловался Моисею. Сари захотел отомстить Абнеру, мучая его. Моисей прибыл вовремя и помешал Сари истязать свою жертву. Но драка обернулась убийством, Моисей убил Сари, но защищая свою жизнь. Абнер был свидетелем, и его показания включены в дело. Оно в вашем распоряжении.
Амени отдал документ жрецу.
Последний удостоверился, что папирус имел печать судьи. Он сломал ее, проверил дату и прочитал текст.
Моисеи не осмелился проявить своей радости, но обменялся с Амени взглядом заговорщика.
— Этот документ подлинный и приемлемый, заключил жрец.
Суд был закончен, Моисей освобожден от обвинений. Ему вынесли оправдательный приговор.
— До освобождения, — снова взял слово верховный судья, — я все же предпочел бы провести последнюю проверку.
Амени заморгал глазами.
— Пусть этот Абнер предстанет перед нами, потребовал жрец, — и пусть он подтвердит свое показание.
ГЛАВА 16
Амени физически ощущал ярость Рамзеса.
— Неоспоримое доказательство, подлинный документ, а Моисей все еще в тюрьме!
— Жрец дотошен, — осторожно заметил личный писец Фараона.
— Но что еще ему нужно?
— Я повторяю тебе, он хочет услышать подтверждение Абнера.
Рамзес признал справедливость этого желания: требования верховного суда должны быть удовлетворены.
— Он вызван?
— Да, и в этом-то все и дело.
— Почему?
— Абнера нигде нет. Еврейские старейшины утверждают, что он исчез уже много месяцев назад. Никто не знает, что с ним произошло.
— Ложь! Хотят навредить Моисею.
— Возможно, но что делать?
— Пусть поиском займется Серраманна лично.
— Нужно будет немного подождать... Серраманна занят расследованием в Среднем Египте около покинутого города фараона-еретика. Он одержим одной идеей: опознать убитую блондинку. И, если быть откровенным, он уверен, что хеттские шпионы не уничтожены, они в Египте.
Гнев Фараона прошел.
— Каково твое мнение, Амени?
— Шенар мертв, его сообщники в бегах. Но Серраманна полагается на свой инстинкт.
— Может быть, он не ошибается, Амени; инстинкт — подсознательное чувство, внутреннее чутье, которое сбивает нас с толку или успокаивает. Мой отец превращал инстинкт в интуицию. Он гениально пользовался ею.
— Сети не был пиратом!
— Серраманна — выходец из мрака, и он достаточно хорошо знает его хитрости. Было бы ошибкой не прислушаться к нему. Доберись до него как можно быстрее и прикажи ему вернуться в Пи-Рамзес.
— Я отправлю посыльных.
— И передай мое требование жрецу: я желаю увидеть Моисея.
— Но... он в тюрьме!
— Суд прошел, факты известны: эта встреча не повлияет на свершение правосудия.
Резкий ветер дул на равнине, где в спешке был построен город Солнца, чьи руины удручали взгляд. Когда Серраманна проходил по одной из улиц, неожиданно рухнула стена полуразрушенного дома. Хотя сард всегда умел противостоять страху, он почувствовал себя неуютно. Опасные тени бродили в этом дворце и в этих покинутых домах. Прежде чем спрашивать жителей, он хотел ознакомиться с местностью, встретиться с ее призраками, оценить драму, которая протекала под солнцем Атона.
С приближением вечера Серраманна направился в соседний поселок, чтобы поесть там, поспать несколько часов и возобновить поиски. Поселок казался пустынным: ни осла, ни гуся, ни собаки. Двери и ставни домов были открыты. Однако сард вынул из ножен короткий меч. Осторожность подсказывала ему действовать осмотрительно там, где таится опасность, но он доверился своему опыту и своей силе.
На земляном полу убогого жилища, прижавшись к стене, сидела старая женщина.
— Убей меня, если хочешь, — сказала она слабым голосом. — Здесь нечего красть.
— Успокойся, я из стражи Рамзеса.
— Уходи, пришелец, этот поселок мертв, мой муж мертв, и я мечтаю только о том, чтобы исчезнуть.
— Кем был твой муж?
— Добрым человеком, которого обвинили в том, что он — недобросовестный знахарь, он, который провел жизнь, помогая другим... Вместо благодарности проклятый маг убил его!
Серраманна присел рядом с вдовой, одетой в грязное платье.
— Опиши мне мага.
— Зачем?
— Я ищу этого злодея.
Вдова посмотрела на сарда с удивлением.
— Ты смеешься надо мной?
— Разве я похож на шутника?
— Слишком поздно, мой муж убит.
— Я его не воскрешу, боги займутся им; а схвачу мага.
— Высокий мужчина, сухощавый, с профилем хищной птицы и холодными глазами.
— Его имя?
— Офир.
— Египтянин?
— Ливиец.
— Откуда ты все это знаешь?
— В течение многих месяцев он приходил разговаривать с нашей приемной дочерью Литой. Бедное дитя... У нее были видения, и она считала себя связанной с семьей царя-еретика. Мой муж и я пытались вернуть ей разум, но она предпочитала верить магу. Однажды ночью Лита исчезла, и больше мы ее никогда не видели.
Серраманна описал вдове внешность молодой блондинки, убитой Офиром.
— Это она?
— Да, это моя дочь, Лита... Она...?
Сард не любил скрывать правду; он утвердительно кивнул головой.
— Когда ты видела Офира в последний раз?
— Несколько дней назад он посетил моего больного мужа. Это он, Офир, убил его!
— Он прячется в окрестностях?
— В береговых скальных гробницах, часто посещаемых злыми духами... Перережь ему горло, стражник, растопчи его труп и сожги его!
— Ты должна будешь покинуть это место, вдова; люди не живут рядом с призраками.
Серраманна вышел из лачуги, вскочил на лошадь и пустил ее галопом по направлению к склепам. День начал клониться к вечеру.
Оставив лошадь у подножия склона, сард вскарабкался на него с мечом в руке; он не станет прятаться, а предпочтет вступить в открытый поединок. Начальник охраны Рамзеса выбрал гробницу, вход в которую был самым широким, и нырнул внутрь.
Везде пусто. Единственными обитателями этих покинутых склепов были изображения, высеченные на стенах, последние оставшиеся следы минувшей эпохи.
Меритамон, дочь Рамзеса и Нефертари, играла на арфе для царской четы с искусством, удивившим Фараона. Сидя на складных стульях у края водной глади, на которой плавали голубые лотосы, Рамзес и Великая Супруга Фараона рука в руке наслаждались мгновением счастья. Восьмилетняя девочка не только была виртуозна, но она еще и проявляла удивительную чувствительность. Боец, огромный лев, и Дозор, золотисто-желтый пес, лежавший между передними лапами хищника, казалось, были околдованы мелодией.
Мягко затихли последние ноты, оставляя после себя нежное эхо.
Царь обнял дочь.
— Ты доволен?
— Ты очень способная девочка, но тебе нужно будет еще многому научиться.
— Мама мне пообещала, что я буду принята в храм Хатор и что там меня научат всему, что должна знать дочь Фараона.
— Если таково твое желание, оно будет выполнено.
Красота девочки была такой же ослепительной, как и у Нефертари; в ее глазах сиял тот же свет.
— Если я стану заниматься музыкой в храме, ты придешь меня послушать?
— Ты полагаешь, что я мог бы обойтись без твоих мелодий?
Приблизился Ка с недовольным видом.
— Ты чем-то озабочен, Ка, — заметила царица.
— У меня кое-что украли.
— Ты в этом уверен?
— Каждый вечер я сам собираю свои вещи. У меня украли одну из моих старых кисточек, которой я любил писать.
— Ты не ошибаешься?
— Нет, я всюду искал.
Рамзес взял сына за плечи.
— Ты выдвигаешь серьезное обвинение.
— Я знаю, что нельзя говорить сгоряча; поэтому я сначала подумал, прежде чем жаловаться...
— Кого ты подозреваешь?
— Пока еще никого; но я буду искать. Я очень любил эту кисточку.
— У тебя есть другие.
— Да, но эта была особой.
Лев приподнял голову, собака навострила уши.
— Кто-то приближался.
Появилась Долент. На ней был парик из длинных кос и зеленое платье, подходившее к ее матовому цвету лица.
— Ваше Величество хотели меня видеть?
— Во время суда над Моисеем, — заявил Рамзес, — твое поведение было замечательным.
— Я сказала только правду.
— Необходимо было мужество, чтобы описать твоего мужа так откровенно.
— Перед лицом Маат и судьи не лгут.
— Твои показания очень помогли Моисею.
— Я только выполнила свой долг.
Царский виночерпий принес новое вино, и разговор пошел о работе, которую должны будут проделать оба ребенка, чтобы достичь мудрости.
Когда Долент покидала сад, она была убеждена, что добилась доверия царя. Внешнюю приветливость сменила симпатия.
Долент отослала свои носилки, она предпочла побродить по улицам и вернуться к себе пешком.
Под скромной одеждой остановившего ее водоноса кто узнал бы Шенара, исхудавшего, с усами и бородой?
— Ты довольна, моя дорогая сестра?
— Твой план оказался превосходным.
— Дружба делает слепым моего брата; придя на помощь Моисею, ты стала союзником Рамзеса.
— Рамзес уязвим, потому что он верит в мою честность; что должна я делать теперь?
— Открой свои уши: малейшая новость может быть драгоценна. Я встречусь с тобой таким же образом.
ГЛАВА 17
Рамзес и Амени с вниманием выслушали длинный рассказ Серраманна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31