Он был враждебно настроен к своему сыну и одобрил мой план, чтобы уничтожить его.
— Муваттали никогда не действует сломя голову, — напомнил Хаттусили, — несомненно, он принял во внимание угрозы военных, успокоил их, передав Урхи-Тешшубу свои бывшие привилегии.
— Он совершил ошибку! Этот безумец использует их, чтобы захватить власть.
Хаттусили надолго задумался.
— Я спрашиваю себя, не попытался ли император таким образом выразить согласие по поводу твоего плана? Урхи-Тешшуб становится могущественным человеком, следовательно, ему мы кажемся ничтожествами. Не лучший ли момент для того, чтобы уничтожить его? Я убежден, что император советует тебе поспешить. Нужно ударить, и ударить очень быстро.
— Я надеялась, что Урхи-Тешшуб рано или поздно придет в храм богини Иштар, чтобы обратиться к прорицателям. Теперь с новым назначением назрела необходимость в гадании. Новоявленный командующий должен узнать свое будущее. Гадание произведу я. Когда я убью его, то объясню всем, что он стал жертвой гнева небес.
Нагруженные оловом, материалами и продуктами ослы вошли в хеттскую столицу медленным и размеренным шагом. Караванщики, как обычно, отвели их к прилавку, где торговец проверил список и количество товаров, установил долговые обязательства, подписал договоры, угрожая плохим плательщикам судебным преследованием.
По торговому кварталу прохаживался самый богатый из торговцев, тучный шестидесятилетний человек. Его внимательный взгляд наблюдая за сделками, и он спешил вмешаться, если назревал спор. Обходительная улыбка торговца исчезла, когда ему навстречу вышел Хаттусили. Одетый в платье из разноцветной материи брат императора, казалось, нервничал.
— Плохие новости, — сообщил торговец.
— Неприятности с поставщиками?
— Нет, хуже; с Урхи-Тешшубом.
— Но... Но это мне император доверил управлять торговлей!
— Урхи-Тешшуба подобное обстоятельство вовсе не смущает.
— Какое лихоимство он совершил?
— Сын императора решил ввести новый налог на каждую торговую сделку, чтобы лучше платить воинам.
— Я тотчас же заявлю решительный протест.
— Бесполезно, уже слишком поздно.
Хаттусили чувствовал себя униженным; впервые император не оказал ему доверия, и он, его брат, узнает важную новость не из уст Муваттали, а от других.
— Я попрошу императора отменить налог.
— Вы потерпите неудачу, — предсказал торговец. — Урхи-Тешшуб хочет восстановить военную мощь хеттов, раздавив торговцев и лишив их всех привилегий.
— Я выступлю против этого!
— Пусть боги помогут вам, Хаттусили.
Более трех часов Хаттусили ожидал в холодном зале дворца императора. Обычно он без церемоний проникал в личные апартаменты своего брата; на этот раз охранники Муваттали преградили ему путь, и управляющий, выслушав его прошение, ничего ему не пообещал.
Был поздний вечер, когда Хаттусили обратился к одному из охранников.
— Предупредите управляющего, что я не буду ждать слишком долго.
Воин заколебался, посоветовался взглядом со своим собратом, затем исчез на несколько минут. Второй, казалось, был готов проткнуть Хаттусили копьем, если бы он попытался подойти к двери.
Вновь появился управляющий, сопровождаемый шестью охранниками с враждебными лицами. Брат императора подумал, что они пришли арестовать его и бросить в тюрьму, откуда он никогда не выйдет.
— Что вы хотите? — спросил управляющий.
— Видеть императора.
— Разве я вам не сказал, что он никого не принимает сегодня? Бесполезно ждать дольше.
Хаттусили удалился, охранники не сдвинулись с места.
Когда он выходил из дворца, столкнулся с Урхи-Тешшубом, который быстро шел навстречу. С усмешкой на губах, главнокомандующий хеттской армией даже не поприветствовал Хаттусили.
С высоты террасы своего дворца император Муваттали любовался Хаттусой. Огромная укрепленная скала в сердце пустынных степей, она была воздвигнута, чтобы свидетельствовать о существовании незримой силы. При виде ее любой завоеватель повернет назад. Никто не завладеет этими башнями, не достигнет императорского акрополя, возвышающегося над храмами божеств.
Никто, кроме Рамзеса.
Он заставил пошатнуться великую крепость и нанес жестокие удары по империи. Отвратительная картина поражения мелькала иногда в сознании Муваттали; при Кадеше он избежал несчастья, но будет ли и дальше служить ему удача? Рамзес молод, любим небесами, и он не остановится, пока не уничтожит хеттов.
Он, Муваттали, властелин воинственного народа, должен теперь действовать иначе.
Управляющий объявил о приходе Урхи-Тешшуба.
— Пусть войдет.
Бравый шаг военного заставил дрожать плиты террасы.
— Да храни вас бог грозы, отец мой! Армия скоро будет готова вновь захватить провинции.
— Я слышал, что ты установил новый налог, который вызвал недовольство купцов.
— Эти купчишки трусы, их богатства послужат усилению нашей армии.
— Ты переступил границу дозволенного, сын мой! Торговлей управляет Хаттусили.
— Мне нет дела до Хаттусили! Разве вы не отказали ему в приеме?
— Я не должен оправдываться в своих решениях.
— Вы выбрали меня преемником, мой отец, и вы были правы. Армия воодушевлена, народ спокоен. Рассчитывайте на меня в упрочении нашей мощи и уничтожении египтян.
— Я знаю твое мужество, Урхи-Тешшуб, но ты должен еще многому научиться: политика хеттов не сводится к постоянному конфликту с Египтом.
— Существует только два сорта людей: победители и побежденные. Хетты могут принадлежать лишь к первому. Благодаря мне мы победим.
— Согласись подчиниться моим приказам.
— Когда мы выступаем?
— У меня другие планы, сын мой.
— Зачем отказываться от войны, которой жаждет империя?
— Потому что мы должны вести переговоры с Рамзесом.
— Мы, хетты, будем вести переговоры с врагом... Вы потеряли разум, отец?
— Я запрещаю тебе говорить со мной таким тоном! — вышел из себя Муваттали. — Встань на колени перед твоим императором и извинись!
Урхи-Тешшуб остался неподвижен со скрещенными на груди руками.
— Покорись или...
Задыхаясь, Муваттали схватился за грудь и рухнул на плиточный пол.
Урхи-Тешшуб с удовольствием наблюдал за ним.
— Мое сердце... сердце, как камень... Позови дворцового лекаря.
— Я требую полной власти. Впредь приказы армии буду отдавать я.
— Лекаря, быстрее...
— Откажись от трона.
— Я твой отец... Ты оставишь меня умирать...?
— Откажись от трона.
— Я... я отказываюсь. Даю тебе слово...
ГЛАВА 26
Совет старейшин внимательно выслушал Моисея. Оправдательный приговор повысил его популярность до такой степени, что голос того, кого называли «пророком», становился слышен повсюду.
— Бог помог тебе, — проговорил Либни хриплым голосом, — вознеси к нему хвалу и проведи остаток своих дней в молитвах.
— Ты знаешь мои намерения.
— Не испытывай удачу, Моисей.
— Бог приказал мне вывести еврейский народ из Египта, и я подчинюсь ему.
Аарон стукнул посохом об пол.
— Моисей прав: мы должны обрести независимость. Когда мы будем жить на своей земле, мы, наконец, познаем счастье и благоденствие. Уйдем вместе из Египта; выполним волю Бога!
— Вы толкаете наш народ на путь несчастья? — возмутился Либни. — Армия уничтожит восставших, стража арестует непокорных!
— Отбросим страх, — посоветовал Моисей, — В нашей вере найдем мы силу, чтобы победить Фараона и избежать его гнева.
— Разве не достаточно служить Яхве здесь, на этой земле, на которой мы родились?
— Бог явился мне, говорил со мной, — напомнил Моисей, — именно он наметил нашу судьбу. Отказ от его воли приведет нас к гибели.
Ка был зачарован, Сетау говорил ему об энергии, циркулирующей во Вселенной и оживляющей все существа, о песчинках звезд, о магической силе, сконцентрированной в статуях божеств. Внутри храмов, куда Сетау приводил его, старший сын Рамзеса не мог оторваться от созерцания каменных изваяний.
Мальчик был восхищен. Жрец омыл его руки и ноги, надел на него набедренную повязку и потребовал, чтобы он очистил рот содой. С момента как Ка впервые появился внутри святилища, тихого и благоухающего, он ощутил присутствие странной силы, этой «магии», связывающей между собой элементы жизни, которыми насыщается Фараон и питает ими свой народ.
Сетау приказал открыть для Ка лабораторию храма Амона, стены ее были покрыты текстами, воспроизводящими секреты составления ритуальных мазей и снадобий, использованных богами для очищения глаз Гора, чтобы мир не был лишен света.
С жадностью читал Ка тексты, стараясь сохранить в памяти как можно больше иероглифов, он предпочел бы все дни проводить в святилищах, изучая их. Благодаря этим знакам, носителям жизни, передавалась мудрость древних.
— Здесь ощущается настоящая магия, — уточнил Сетау, — она — оружие, которое боги дали людям, чтобы отвратить несчастье и не испытать гнета судьбы.
— Можно избежать своей судьбы?
— Нет, но можно жить сознательно. Разве это не отвратит удары судьбы? Если ты сумеешь сделать магической повседневность, ты будешь располагать силой, которая позволит узнать секреты неба и земли, дня и ночи, гор и рек; будешь понимать язык птиц и рыб, ты проникнешь в рассвет вместе с солнцем и увидишь божественную мощь, покоящуюся на водах.
— Ты обучишь меня формулам познания?
— Может быть, если ты будешь упорным и если выйдешь победителем из битвы с тщеславием и ленью.
— Я буду бороться изо всех сил!
— Мы с твоим отцом отправляемся на юг, и будем отсутствовать много месяцев.
Ка расстроился.
— Я бы предпочел, чтобы ты остался и обучил меня настоящей магии.
— Преврати это испытание в завоевание. Ты будешь приходить сюда каждый день, и изучать знаки, живущие в камне; они защитят тебя от любого внешнего зла. Для большей безопасности я дам тебе амулет и защитную ткань.
Сетау приподнял крышку сундука из позолоченного дерева, достав оттуда амулет в форме рулона папируса, символизирующего силу и учение, и повесил его на шею Ка. Затем он развернул ленточку и свежими чернилами нарисовал священный и открытый глаз; как только чернила высохли, он обернул ткань вокруг левого запястья мальчика.
— Остерегайся потерять амулеты; они помешают темным силам проникнуть в твою кровь.
— Это змеи хранят формулы?
— Они знают больше, чем мы, о жизни и смерти, двух сторонах реальности; понимание их послания является началом любой науки.
— Я хотел бы быть твоим учеником и готовить снадобья.
— Твоя судьба не лечить, а царствовать.
— Я не хочу царствовать. Мне нравится изучать иероглифы и формулы познания. Фараон должен встречаться со многими людьми и решать много проблем, я же предпочитаю тишину.
— Жизнь не приспосабливается к нашим желаниям.
— Приспосабливается, потому что мы обладаем магией!
Моисей завтракал с Аароном и двумя старейшинами, которых соблазнила идея исхода.
В дверь постучали, Аарон открыл, порог переступил Серраманна.
— Моисей здесь?
Старейшины пытались защитить пророка, но испугались гневного взгляда Серраманна.
— Следуй за мной, Моисей.
— Куда ты его уводишь? — забеспокоился Аарон.
— Это вас не касается, не заставляйте применять силу.
Моисей вышел вперед.
— Я иду, Серраманна.
Сард предложил еврею подняться в свою колесницу. Сопровождаемый двумя другими повозками, он выехал быстрым ходом из Пи-Рамзеса, пересек зеленые насаждения и свернул в пустыню.
Серраманна остановился у пригорка, возвышавшегося над песком и камнем.
— Поднимайся на вершину, Моисей.
Подъем не составил большого труда.
Сидя на изъеденном ветрами камне, Рамзес ждал.
— Я люблю пустыню так же, как и ты, Моисей; разве не провели мы незабываемые часы на Синае?
Пророк сел рядом с Фараоном, и они посмотрели в одном направлении.
— Какой бог тебя часто посещает, Моисей?
— Единый Бог, настоящий Бог.
— Ты, познавший мудрость Египта, открыл душу многим граням божественного.
— Не стоит возвращать меня к прошлому. Мой народ имеет будущее, и это будущее осуществится вне Египта. Позволь евреям отправиться в пустыню в трех днях ходьбы отсюда, чтобы там принести жертву Яхве.
— Ты хорошо знаешь, что это невозможно. Бедуины могут напасть на вас в пустыне. И этот поход приведет к многочисленным жертвам.
— Яхве защитит нас.
— Евреи — мои подданные, и я ответственен за их безопасность.
— Мы — пленные.
— Евреи вольны свободно передвигаться по стране и за ее пределами. Но то, что ты у меня просишь, неразумно в такое тревожное время. К тому же, многие не последуют за тобой.
— Я поведу мой народ к земле, которая ему обещана.
— Где находится она?
— Яхве откроет ее нам.
— Евреи так несчастны в Египте?
— Не имеет значения. Важна только воля Яхве.
— Почему ты так непреклонен? В Пи-Рамзесе существуют святилища чужих богов. Евреи могут жить в своей вере и на свой лад.
— Этого нам больше недостаточно. Яхве не выносит присутствия ложных богов.
— А ты не заблуждаешься, Моисей? В нашей стране мудрые всегда чтили единство богов в своем Принципе и многообразие в проявлении. Когда Эхнатон попытался утвердить культ Атона в ущерб другим созидательным силам, он совершил ошибку.
— Его вера оживает сегодня, очищенная от заблуждений.
— Почему единый Бог твоего народа отвергает присутствие богов других народов и уничтожает надежду на братство между людьми?
— Яхве защитник и помощник верным.
— Ты забудешь Амона? Он прогоняет зло, слышит просьбу того, кто возносит ее любящим сердцем, тотчас же приходит к тому, кто его зовет. Амон — целитель, дающий зрение слепому, не используя снадобья, ничто не ускользает от его взгляда, он — един и одновременно множественен.
— Евреи почитают не Амона, а Яхве, и это Яхве поведет их к собственной судьбе.
— Слепая вера ведет к смерти, Моисей.
— Мое решение принято, и я буду придерживаться его. Такова воля Яхве.
— Не тщеславие ли — считать, что ты единственный хранитель завета?
— Твое мнение мне безразлично.
— Значит, наша дружба окончена?
— Евреи выберут меня своим предводителем, ты же — владыка страны, где мы всего лишь пленники. Какими бы ни были дружба и уважение, которые я испытываю к тебе, они должны отступить перед моим предназначением.
— Упорствуя, ты глумишься над Законами Маат.
— Мне все равно.
— Ты веришь, что ты выше вечного закона Вселенной, которая существовала до появления человечества и, которая будет существовать после него?
— Единственной верой для евреев является вера в Яхве. Даешь ли ты согласие на наш поход в пустыню, чтобы там принести жертвы в его честь?
— Нет, Моисей; во время войны против хеттов мне нельзя так рисковать. Ни одно волнение не должно нарушить нашу защитную систему.
— Если ты настаиваешь на отказе, Яхве наполнит силой мою руку, и я сотворю чудеса, которые пошатнут процветание твоей страны.
Рамзес поднялся.
— К твоему сведению, мой друг, — промолвил он, — я презираю шантаж.
ГЛАВА 27
Караван продвигался по пустыне. Египетское посольство, состоявшее из тридцати человек конных, писцов и воинов и сотен нагруженных подарками ослов, продвигалась между скалами, на которых были высечены гигантские фигуры хеттских воинов, двигавшихся на юг, к Египту. Аша прочитал надпись: «Бог грозы прокладывает путь воинам и дает им победу».
Много раз глава египетской дипломатии должен был увещевать небольшой отряд, обезумевший от устрашающего пейзажа и присутствия темных сил, бродивших по лесам, ущельям, горным массивам. Хотя он сам не чувствовал страха, все же Аша ускорил марш, счастливый тем, что избежал грабителей, свирепствовавших в здешних местах.
Посольство вышло из ущелья, прошло вдоль реки мимо скал, также украшенных скульптурами воинственных анатолийцев, затем продвинулось на равнину, созданную ветрами. Вдали показалась возвышенность, на которой была построена крепость, огромный и устрашающий пограничный столб империи.
Ослы то и дело останавливались: погонщики использовали все усилия, чтобы заставить их продвигаться вперед, к ужасному строению.
За стенами крепости притаились лучники, готовые выстрелить.
Аша приказал воинам сойти с лошадей и положить оружие на землю.
Размахивая разноцветным знаменем, глашатай сделал несколько шагов к воротам крепости.
Стрела расщепила древко знамени, другая вонзилась в землю у ног глашатая, третья оцарапала его плечо. Скривившись от боли, он повернул назад.
Тотчас же египетские воины схватились за оружие.
— Нет, — вскричал Аша, — не прикасайтесь к нему!
— Мы не позволим перебить нас! — запротестовал сотник.
— Такое поведение необъяснимо. Чтобы хетты озлобились до такой степени, необходимы веские причины, но какие? Я узнаю это только после встречи с комендантом крепости.
— После такого приема, вы же не считаете...
— Бери десяток воинов и скачите обратно; пусть войска наших провинций будут наготове на тот случай, если хетты предпримут наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31