Люди сгрудились между колоннами и около стен, на которых художники изобразили цветущие сады, пруды с резвящейся в них рыбой.
Взгляд Сетау задержался на одной из картин, где была изображена молодая женщина, размышляющая перед розовым кустом, очень похожая на царицу. Фризы лотосов, маков, маргариток и васильков воплощали мирную и улыбающуюся природу.
Вельможи, высокие сановники, царские писцы, хранители секретов, жрецы и жрицы и другие важные лица замолчали, когда Рамзес и Нефертари вошли в зал. Мощь Фараона была неоспоримой, его величие — несравненным. Увенчанный двойной короной, означавшей господство над Верхним и Нижним Египтом, одетый в белое платье и позолоченную набедренную повязку, Рамзес держал в правой руке «магический» жезл, посох пастуха, служивший ему для того, чтобы созывать свой народ в незримом мире и удерживать его сплоченность в реальном.
Нефертари казалась самой грацией, Рамзес — могуществом. Каждый из собравшихся почувствовал глубокую любовь, которая объединяла их и придавала обоим очарование вечности.
Главный жрец прочитал гимн Амону, чествуя присутствие бога, скрытого во всех формах жизни. Затем заговорил Рамзес.
— Я сообщу сейчас несколько решений, чтобы рассеять волнения, и объясню некоторые действия, которые я собираюсь предпринять немедленно. Все это — плод долгих размышлений, моих и Великой Супруги Фараона.
Царские писцы приготовились записывать слова Фараона.
— Я решил усилить северо-восточную границу Египта, построить там новые крепости, укрепить старые стены, удвоить отряды воинов и улучшить их оплату. Царская Стена должна стать непреодолимой и защитить Дельту от любых попыток вторжения. Завтра же каменщики отправятся туда, они должны начать необходимые работы.
Слово попросил один из сановников.
— Ваше Величество, будет ли достаточно Царской Стены, чтобы остановить нашествие хеттов?
— Нет; она только последний элемент защитной системы. Благодаря недавним успешным действиям нашей армии, мы вновь вернули себе провинции.
— Не предавали ли нас наместники провинций?
— И не раз: вот почему я доверил административное и военное управление защитной системой Аша, ему я передаю неограниченную власть на территориях Ханаана, Амурру и Южной Сирии. Я поручаю ему также контролировать местных правителей, создать там осведомительную службу и подготовить отборный гарнизон, способный сдерживать атаки хеттов.
Аша оставался невозмутимым, хотя он и стал объектом внимания всех присутствующих. Одни смотрели на него с восхищением, другие — завидовали. Верховный сановник становился главным лицом государства.
— Кроме того, я решил предпринять длительное путешествие с царицей, — продолжал Рамзес, — во время моего отсутствия Амени займется текущими делами государства и, при необходимости будет советоваться с моей матерью Туйей. Мы будем поддерживать связь с помощью посыльного, ни один указ не будет принят без моего согласия.
Двор был ошеломлен. Роль тайного советника Амени не была новостью, но почему царская чета удаляется из Пи-Рамзеса так спешно?
Глава службы депеш осмелился задать вопрос, который был у всех на устах.
— Ваше Величество... Не согласитесь ли вы открыть нам цель вашего путешествия?
— Упрочить священное основание Египта. Царица и я, мы отправимся сначала в Фивы, чтобы проверить, как продвигается строительство Храма Миллионов Лет, затем поедем на юг.
— До Нубии?
— Вот именно.
— Простите, Ваше Величество... Но так уж необходимо это путешествие?
— Необходимо.
Двор понял, что Фараон больше ничего не скажет. Поэтому о причинах этого удивительного решения придется только догадываться.
Дозор, золотисто-желтый пес царя, лизал руку царицы-матери, а лев лежал у ее ног.
— Мои верные спутники оказывают тебе почтение, — заметил Рамзес.
Туйя умело составляла большой букет, который будет установлен на столе подношений, предназначенных для богини Сехмет. Как была величественна царица-мать в длинном льняном платье с золотой каймой, ее плечи были накрыты короткой накидкой, талия затянута красным поясом с кистями, падающими до земли! Как было благородно ее лицо, пронзительны ее глаза! Царицей восхищались и одновременно побаивались. Властность, требовательность и неуступчивость этой женщины были известны всем.
— Что ты думаешь о моих решениях?
— Нефертари мне о них долго рассказывала, и я боюсь даже, что сама подтолкнула вас к этому. Только надежность защиты северо-восточных границ сможет помещать хеттскому вторжению, поэтому необходимо контролировать наши провинции и управлять ими твердой рукой.
— Ты управляешь страной так же мудро, как и твой отец. Девять лет царствования, сын мой... как выносишь ты бремя власти?
— У меня нет даже времени подумать об этом.
— Тем лучше, продолжай идти вперед. Уверен ли ты, что твои приказы выполняются четко и правильно?
— Мое близкое окружение очень невелико, и у меня нет намерений увеличивать его.
— Амени замечательный человек, — оценила Туйя, — даже если его кругозор и недостаточно широк, он обладает двумя очень редкими качествами: честностью и преданностью.
— Будешь ли ты также хвалить Аша?
— Он тоже обладает исключительной добродетелью: смелостью, особенной смелостью, основанной на глубоком анализе ситуации. Кто лучше, нежели он, подходит для наблюдения за нашими северными провинциями?
— Может ли Сетау снискать твое расположение?
— Он ненавидит условности и искренен: как не отметить такого драгоценного союзника?
— Остается Моисей...
— Я знаю твою дружбу с ним.
— Но ты не одобряешь ее.
— Нет, Рамзес; этот еврей преследует цели, которые ты будешь вынужден осудить. Какими бы ни были обстоятельства, ставь государственные интересы выше своих чувств.
— Моисей еще не является виновником волнений.
— Если он им станет, только Законы Маат, они, и только они должны определять твое поведение. Испытание будет опасным даже для тебя, Рамзес.
Туйя расправила стебель лилии; букет имел блеск ста цветов.
— Согласишься ли ты управлять Двумя Землями во время моего отсутствия?
— Ты же знаешь, годы начинают тяготить меня.
Рамзес улыбнулся.
— Я не верю.
— Ты еще слишком молод, чтобы понять это. Теперь ты откроешь мне настоящую причину такого длительного путешествия?
— Любовь к Египту и Нефертари. Я хочу вновь оживить тайный огонь храмов, от них должно исходить больше энергии.
— Но являются ли хетты нашими единственными противниками?
— Ливийский маг Офир использует против нас темные силы; может быть, я ошибаюсь, придавая слишком большое значение его действиям, но я ничем не рискую. Нефертари уже достаточно настрадалась от его колдовства.
— Боги благоприятствуют тебе, сын мой; могли бы они дать тебе большее счастье, чем такая прекрасная супруга?
— Было бы тяжелой ошибкой не боготворить ее так, как она того достойна; у меня есть великий замысел, чтобы имя царицы славилось миллионы лет и, чтобы царская чета служила бы тем неосязаемым основанием, на котором построен Египет.
— Если ты возымел это намерение, твое царствование будет великим. Нефертари владеет магией, без которой ни одно действие не будет иметь успеха. Насилие и мрак исчезнут, пока поколения будут сменять поколения, но гармония будет жить на этой земле, пока правит царская чета. Укрепляй ее, делай из нее краеугольный камень здания. Когда любовь освещает народ, она дает ему больше счастья, чем богатство.
Букет был закончен, и он был великолепен.
— Ты думаешь иногда о Шенаре?
В глазах Туйи появилась грусть.
— Как мать может забыть сына?
— Шенар больше не твой сын.
— Царь прав, я должна бы его послушать... Простит ли он мне мою слабость?
Рамзес нежно прижал Туйю к себе.
— Лишив его могилы, — добавила она, — боги обрекли его на ужасное наказание.
— Я сталкивался со смертью в Кадеше, Шенар встретил ее в пустыне. Может быть, она очистила его душу.
— А если он еще жив?
— У меня тоже была эта мысль... Если он прячется в тени с теми же намерениями как прежде, будешь ли ты к нему снисходительна?
— Ты — Египет, Рамзес, и кто бы ни напал на тебя, он встретит меня на своем пути.
ГЛАВА 22
Рамзес остановился перед статуей Тота при входе в управление верховного сановника и положил букет лилий на жертвенник. Воплощенный в большой каменной обезьяне, господин иероглифов, «речи богов», устремил взгляд к небесам.
Визит Фараона был счастьем. Посещению царя радовались служащие управления; Аша встретил правителя и склонился перед ним. Когда Рамзес обнял его, подчиненные молодого сановника почувствовали гордость от сознания того, что работают под началом человека, которому царь оказывает такой знак доверия.
Оба закрылись в кабинете Аша. Обстановка кабинета соответствовала утонченным вкусам хозяина: розы, привезенные из Сирии, в растительных композициях с ними соседствовали нарциссы и ноготки, сундуки из акации, стулья с панно, украшенные лотосами, искусно вышитые подушки, столик с бронзовыми ножками. Стены разрисованы сценами охоты на птиц.
— Убранство комнаты нельзя назвать скромным, — отметил Рамзес, — не хватает только экзотических ваз Шенара.
— Слишком плохое воспоминание! Я приказал продать их, и использовал деньги на нужды моего управления.
Элегантный, в легком парике, с маленькими, ухоженными усиками, Аша, казалось собирался, присутствовать на званом пиру.
— Когда мне удается прожить несколько спокойных недель в Египте — признался он, — я упиваюсь неисчислимыми удовольствиями, которые он мне предоставляет... Но пусть царь успокоится: я не забываю о работе, доверенной мне.
Таков был Аша: противоречивый, непредсказуемый, законодатель мод, отчаянный волокита, но и государственный деятель, опытный дипломат, талантливый переводчик.
— Что ты думаешь о моих решениях?
— Они меня удручают и радуют, Ваше Величество.
— Я хотел бы принять еще одно решение.
— Самое главное, не правда ли? И именно это является причиной твоего визита. Позволь мне догадаться: это... Кадеш?
— Я не ошибся, назначив тебя верховным сановником и главой дипломатической службы.
— Ты все еще думаешь овладеть этой крепостью?
— Кадеш был местом победы, но крепость цела и невредима и продолжает притягивать взоры хеттов.
Несколько раздраженный Аша налил восхитительного красного вина в серебряные кубки, ручки которых были сделаны в форме газелей.
— Я сомневаюсь, чтобы ты вернулся к Кадешу... Рамзес не смог бы перенести поражения. Да, эта крепость бросает нам вызов; да, она так же сильна, как и вчера.
— Вот почему я рассматриваю ее как постоянную угрозу Южной Сирии; именно на Кадеш будут направлены атаки хеттов.
— На первый взгляд рассуждения кажутся безупречными.
— Но ты не можешь с ними согласиться, ведь так?
— Представь себе на мгновение разжиревшего вельможу, обладающего большими привилегиями, занимающего высокий пост и ведущего спокойную жизнь, который пал бы перед тобой ниц и сказал бы примерно так: «Рамзес Великий, могущественный царь, отправляйся на завоевание Кадеша!». Такого придворного сочли бы опасным идиотом.
— Почему же необходимо отказаться от завоевания Кадеша?
— Благодаря тебе, Рамзес, миф о непобедимости хеттов развеян. Конечно, их армия остается сильной, но среди воинов замечены волнения. Муваттали пообещал своим подданным легкую победу, а должен с трудом оправдывать возвращение войск в столицу. Разворачивается и другой конфликт: война между его сыном Урхи-Тешшубом и его братом Хаттусили.
— У кого больше шансов победить?
— Невозможно предугадать: и тот и другой располагают равными силами.
— Падение Муваттали неминуемо?
— По моему мнению, да: при хеттском дворе убивают охотно. В воинственном обществе вождь, проигравший сражение, должен быть уничтожен.
— Не правда ли, идеальный момент, чтобы атаковать Кадеш и овладеть им?
— Конечно, если наша цель — подорвать основы Хеттской империи.
Рамзес ценил проницательность своего друга Аша и его колючий характер, но на это раз он был удивлен.
— Не это ли является главным в нашей политике?
— Я в этом теперь не очень уверен.
— Ты смеешься надо мной?
— Когда от решения зависит жизнь или смерть тысяч людей, у меня нет настроения шутить.
— Итак, у тебя есть сведения, и они должны изменить мое мнение.
— Простая интуиция, основанная на некоторых фактах, о которых сообщили наши осведомители. Ты слышал об Ассирии?
— Воинственное племя, такое, как хетты.
— Так было до сегодняшнего дня, пока это государство находилось под хеттским влиянием. Но Хаттусили, когда создавал союз, дал много драгоценного металла ассирийцам, чтобы они соблюдали доброжелательный нейтралитет. И эти неожиданные богатства превратились в оружие. Сегодня в этой стране военные пользуются большим уважением, чем дипломаты. Ассирия превращается в более опасного врага для нас, чем хетты.
Рамзес задумался.
— Ассирия... Она готова напасть на хеттов?
— Нет еще, но со временем конфликт мне кажется неизбежным.
— Почему же Муваттали не борется с этим злом?
— Из-за внутренних разногласий, угрожающих его трону, и потому что он опасается продвижения нашей армии к Кадешу. Для него мы остаемся основными противниками.
— А для тех, кто рвется к власти?
— Его сын Урхи-Тешшуб — слепец, мечтающий только овладеть Двумя Землями, уничтожив как можно больше египтян. У Хаттусили более гибкий ум, и он должен лучше понимать опасность, которая растет у самых ворот Хеттской империи.
— Значит, ты мне не советуешь начинать широкое наступление на Кадеш.
— Мы потеряем много людей, хетты тоже; настоящим победителем может стать Ассирия.
— Разумеется, ты не удовлетворился размышлениями; каков твой план?
— Боюсь, что он тебе не совсем понравится из-за того, что противоречит политике Египта.
— Я слушаю тебя.
— Заставим хеттов поверить, что мы готовим штурм Кадеша. Ложные слухи, фальшивые секретные депеши, учения в Южной Сирии. Я этим занимаюсь.
— Пока ты не удивил меня.
— Продолжение будет более неожиданным. Как только обнаружится эффективность этих действий, я отправлюсь в Хеттскую империю.
— В каком качестве?
— С секретной миссией, вести переговоры с императором.
— Но... О чем ты хочешь вести переговоры?
— О мире, Ваше Величество.
— О мире... с хеттами!
— Это лучшее решение, чтобы помешать ассирийцам действовать.
— Хетты никогда не согласятся.
— Если я буду располагать твоей поддержкой, я ручаюсь, что смогу их убедить.
— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, сделал мне это предложение, я бы обвинил его в государственной измене.
Аша улыбнулся.
— Я немного сомневался в этом. Но кто другой, кроме Рамзеса, может предвидеть будущее?
— Не учат ли мудрецы, что льстить другу — непростительная ошибка?
— Я обращаюсь не к другу, а к Фараону. Недальновидный политик поступил бы именно так: завоевал Кадеш, победил хеттов и прозевал опасного врага; появление Ассирии должно изменить наши действия и планы.
— Простая интуиция, основанная на фактах, Аша; ты признал это сам.
— Мне, как главе дипломатии, важно предугадать и предчувствовать предстоящие события раньше других. Именно так приходят к верному решению.
— Я не имею права позволить тебе так рисковать.
— Мое пребывание у хеттов? Оно будет не первым.
— Ты хочешь снова побывать в тюрьме?
— Существуют более приятные места, но нужно уметь подтолкнуть судьбу.
— Я не найду лучшего верховного сановника.
— Я вернусь, Рамзес. И потом, легкая светская жизнь со временем ослабляет ум. Посещать любовниц, одевать их, пресытиться ими... мне нужна жизнь, полная опасностей, чтобы ум оставался живым и деятельным. Этот опыт не пугает меня. Я хочу использовать слабости хеттов и убедить их прекратить вражду.
— Ты понимаешь, Аша, что это совершенно бессмысленно?
— Нет, мой план обладает свежестью новизны и прелестью неизведанного: не украшен ли он соблазнами?
— Все же ты не верил, что я дам тебе свое согласие.
— Я его получу, так как ты принадлежишь к правителям, способным изменить мир. Прикажи мне вести переговоры с варварами, которые хотят нас поработить, чтобы их превратить в подданных.
— Я отправляюсь в длительное путешествие на юг, а ты будешь на севере.
— Занимайся другим и оставь хеттов мне.
ГЛАВА 23
Юноши, в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет за их выдающиеся способности, физическую силу и ум были выбраны Рамзесом «царскими сыновьями». Они носили серьги, широкое оплечье, браслеты, сборчатую набедренную повязку и гордо держали жезл, заканчивающийся страусовым пером.
Им Рамзес оказал особую честь, доверив командование различными воинскими отрядами. Своим присутствием на поле брани они сумеют поддержать боевой дух воинов, о позорном бегстве которых в битве при Кадеше царь еще не забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Взгляд Сетау задержался на одной из картин, где была изображена молодая женщина, размышляющая перед розовым кустом, очень похожая на царицу. Фризы лотосов, маков, маргариток и васильков воплощали мирную и улыбающуюся природу.
Вельможи, высокие сановники, царские писцы, хранители секретов, жрецы и жрицы и другие важные лица замолчали, когда Рамзес и Нефертари вошли в зал. Мощь Фараона была неоспоримой, его величие — несравненным. Увенчанный двойной короной, означавшей господство над Верхним и Нижним Египтом, одетый в белое платье и позолоченную набедренную повязку, Рамзес держал в правой руке «магический» жезл, посох пастуха, служивший ему для того, чтобы созывать свой народ в незримом мире и удерживать его сплоченность в реальном.
Нефертари казалась самой грацией, Рамзес — могуществом. Каждый из собравшихся почувствовал глубокую любовь, которая объединяла их и придавала обоим очарование вечности.
Главный жрец прочитал гимн Амону, чествуя присутствие бога, скрытого во всех формах жизни. Затем заговорил Рамзес.
— Я сообщу сейчас несколько решений, чтобы рассеять волнения, и объясню некоторые действия, которые я собираюсь предпринять немедленно. Все это — плод долгих размышлений, моих и Великой Супруги Фараона.
Царские писцы приготовились записывать слова Фараона.
— Я решил усилить северо-восточную границу Египта, построить там новые крепости, укрепить старые стены, удвоить отряды воинов и улучшить их оплату. Царская Стена должна стать непреодолимой и защитить Дельту от любых попыток вторжения. Завтра же каменщики отправятся туда, они должны начать необходимые работы.
Слово попросил один из сановников.
— Ваше Величество, будет ли достаточно Царской Стены, чтобы остановить нашествие хеттов?
— Нет; она только последний элемент защитной системы. Благодаря недавним успешным действиям нашей армии, мы вновь вернули себе провинции.
— Не предавали ли нас наместники провинций?
— И не раз: вот почему я доверил административное и военное управление защитной системой Аша, ему я передаю неограниченную власть на территориях Ханаана, Амурру и Южной Сирии. Я поручаю ему также контролировать местных правителей, создать там осведомительную службу и подготовить отборный гарнизон, способный сдерживать атаки хеттов.
Аша оставался невозмутимым, хотя он и стал объектом внимания всех присутствующих. Одни смотрели на него с восхищением, другие — завидовали. Верховный сановник становился главным лицом государства.
— Кроме того, я решил предпринять длительное путешествие с царицей, — продолжал Рамзес, — во время моего отсутствия Амени займется текущими делами государства и, при необходимости будет советоваться с моей матерью Туйей. Мы будем поддерживать связь с помощью посыльного, ни один указ не будет принят без моего согласия.
Двор был ошеломлен. Роль тайного советника Амени не была новостью, но почему царская чета удаляется из Пи-Рамзеса так спешно?
Глава службы депеш осмелился задать вопрос, который был у всех на устах.
— Ваше Величество... Не согласитесь ли вы открыть нам цель вашего путешествия?
— Упрочить священное основание Египта. Царица и я, мы отправимся сначала в Фивы, чтобы проверить, как продвигается строительство Храма Миллионов Лет, затем поедем на юг.
— До Нубии?
— Вот именно.
— Простите, Ваше Величество... Но так уж необходимо это путешествие?
— Необходимо.
Двор понял, что Фараон больше ничего не скажет. Поэтому о причинах этого удивительного решения придется только догадываться.
Дозор, золотисто-желтый пес царя, лизал руку царицы-матери, а лев лежал у ее ног.
— Мои верные спутники оказывают тебе почтение, — заметил Рамзес.
Туйя умело составляла большой букет, который будет установлен на столе подношений, предназначенных для богини Сехмет. Как была величественна царица-мать в длинном льняном платье с золотой каймой, ее плечи были накрыты короткой накидкой, талия затянута красным поясом с кистями, падающими до земли! Как было благородно ее лицо, пронзительны ее глаза! Царицей восхищались и одновременно побаивались. Властность, требовательность и неуступчивость этой женщины были известны всем.
— Что ты думаешь о моих решениях?
— Нефертари мне о них долго рассказывала, и я боюсь даже, что сама подтолкнула вас к этому. Только надежность защиты северо-восточных границ сможет помещать хеттскому вторжению, поэтому необходимо контролировать наши провинции и управлять ими твердой рукой.
— Ты управляешь страной так же мудро, как и твой отец. Девять лет царствования, сын мой... как выносишь ты бремя власти?
— У меня нет даже времени подумать об этом.
— Тем лучше, продолжай идти вперед. Уверен ли ты, что твои приказы выполняются четко и правильно?
— Мое близкое окружение очень невелико, и у меня нет намерений увеличивать его.
— Амени замечательный человек, — оценила Туйя, — даже если его кругозор и недостаточно широк, он обладает двумя очень редкими качествами: честностью и преданностью.
— Будешь ли ты также хвалить Аша?
— Он тоже обладает исключительной добродетелью: смелостью, особенной смелостью, основанной на глубоком анализе ситуации. Кто лучше, нежели он, подходит для наблюдения за нашими северными провинциями?
— Может ли Сетау снискать твое расположение?
— Он ненавидит условности и искренен: как не отметить такого драгоценного союзника?
— Остается Моисей...
— Я знаю твою дружбу с ним.
— Но ты не одобряешь ее.
— Нет, Рамзес; этот еврей преследует цели, которые ты будешь вынужден осудить. Какими бы ни были обстоятельства, ставь государственные интересы выше своих чувств.
— Моисей еще не является виновником волнений.
— Если он им станет, только Законы Маат, они, и только они должны определять твое поведение. Испытание будет опасным даже для тебя, Рамзес.
Туйя расправила стебель лилии; букет имел блеск ста цветов.
— Согласишься ли ты управлять Двумя Землями во время моего отсутствия?
— Ты же знаешь, годы начинают тяготить меня.
Рамзес улыбнулся.
— Я не верю.
— Ты еще слишком молод, чтобы понять это. Теперь ты откроешь мне настоящую причину такого длительного путешествия?
— Любовь к Египту и Нефертари. Я хочу вновь оживить тайный огонь храмов, от них должно исходить больше энергии.
— Но являются ли хетты нашими единственными противниками?
— Ливийский маг Офир использует против нас темные силы; может быть, я ошибаюсь, придавая слишком большое значение его действиям, но я ничем не рискую. Нефертари уже достаточно настрадалась от его колдовства.
— Боги благоприятствуют тебе, сын мой; могли бы они дать тебе большее счастье, чем такая прекрасная супруга?
— Было бы тяжелой ошибкой не боготворить ее так, как она того достойна; у меня есть великий замысел, чтобы имя царицы славилось миллионы лет и, чтобы царская чета служила бы тем неосязаемым основанием, на котором построен Египет.
— Если ты возымел это намерение, твое царствование будет великим. Нефертари владеет магией, без которой ни одно действие не будет иметь успеха. Насилие и мрак исчезнут, пока поколения будут сменять поколения, но гармония будет жить на этой земле, пока правит царская чета. Укрепляй ее, делай из нее краеугольный камень здания. Когда любовь освещает народ, она дает ему больше счастья, чем богатство.
Букет был закончен, и он был великолепен.
— Ты думаешь иногда о Шенаре?
В глазах Туйи появилась грусть.
— Как мать может забыть сына?
— Шенар больше не твой сын.
— Царь прав, я должна бы его послушать... Простит ли он мне мою слабость?
Рамзес нежно прижал Туйю к себе.
— Лишив его могилы, — добавила она, — боги обрекли его на ужасное наказание.
— Я сталкивался со смертью в Кадеше, Шенар встретил ее в пустыне. Может быть, она очистила его душу.
— А если он еще жив?
— У меня тоже была эта мысль... Если он прячется в тени с теми же намерениями как прежде, будешь ли ты к нему снисходительна?
— Ты — Египет, Рамзес, и кто бы ни напал на тебя, он встретит меня на своем пути.
ГЛАВА 22
Рамзес остановился перед статуей Тота при входе в управление верховного сановника и положил букет лилий на жертвенник. Воплощенный в большой каменной обезьяне, господин иероглифов, «речи богов», устремил взгляд к небесам.
Визит Фараона был счастьем. Посещению царя радовались служащие управления; Аша встретил правителя и склонился перед ним. Когда Рамзес обнял его, подчиненные молодого сановника почувствовали гордость от сознания того, что работают под началом человека, которому царь оказывает такой знак доверия.
Оба закрылись в кабинете Аша. Обстановка кабинета соответствовала утонченным вкусам хозяина: розы, привезенные из Сирии, в растительных композициях с ними соседствовали нарциссы и ноготки, сундуки из акации, стулья с панно, украшенные лотосами, искусно вышитые подушки, столик с бронзовыми ножками. Стены разрисованы сценами охоты на птиц.
— Убранство комнаты нельзя назвать скромным, — отметил Рамзес, — не хватает только экзотических ваз Шенара.
— Слишком плохое воспоминание! Я приказал продать их, и использовал деньги на нужды моего управления.
Элегантный, в легком парике, с маленькими, ухоженными усиками, Аша, казалось собирался, присутствовать на званом пиру.
— Когда мне удается прожить несколько спокойных недель в Египте — признался он, — я упиваюсь неисчислимыми удовольствиями, которые он мне предоставляет... Но пусть царь успокоится: я не забываю о работе, доверенной мне.
Таков был Аша: противоречивый, непредсказуемый, законодатель мод, отчаянный волокита, но и государственный деятель, опытный дипломат, талантливый переводчик.
— Что ты думаешь о моих решениях?
— Они меня удручают и радуют, Ваше Величество.
— Я хотел бы принять еще одно решение.
— Самое главное, не правда ли? И именно это является причиной твоего визита. Позволь мне догадаться: это... Кадеш?
— Я не ошибся, назначив тебя верховным сановником и главой дипломатической службы.
— Ты все еще думаешь овладеть этой крепостью?
— Кадеш был местом победы, но крепость цела и невредима и продолжает притягивать взоры хеттов.
Несколько раздраженный Аша налил восхитительного красного вина в серебряные кубки, ручки которых были сделаны в форме газелей.
— Я сомневаюсь, чтобы ты вернулся к Кадешу... Рамзес не смог бы перенести поражения. Да, эта крепость бросает нам вызов; да, она так же сильна, как и вчера.
— Вот почему я рассматриваю ее как постоянную угрозу Южной Сирии; именно на Кадеш будут направлены атаки хеттов.
— На первый взгляд рассуждения кажутся безупречными.
— Но ты не можешь с ними согласиться, ведь так?
— Представь себе на мгновение разжиревшего вельможу, обладающего большими привилегиями, занимающего высокий пост и ведущего спокойную жизнь, который пал бы перед тобой ниц и сказал бы примерно так: «Рамзес Великий, могущественный царь, отправляйся на завоевание Кадеша!». Такого придворного сочли бы опасным идиотом.
— Почему же необходимо отказаться от завоевания Кадеша?
— Благодаря тебе, Рамзес, миф о непобедимости хеттов развеян. Конечно, их армия остается сильной, но среди воинов замечены волнения. Муваттали пообещал своим подданным легкую победу, а должен с трудом оправдывать возвращение войск в столицу. Разворачивается и другой конфликт: война между его сыном Урхи-Тешшубом и его братом Хаттусили.
— У кого больше шансов победить?
— Невозможно предугадать: и тот и другой располагают равными силами.
— Падение Муваттали неминуемо?
— По моему мнению, да: при хеттском дворе убивают охотно. В воинственном обществе вождь, проигравший сражение, должен быть уничтожен.
— Не правда ли, идеальный момент, чтобы атаковать Кадеш и овладеть им?
— Конечно, если наша цель — подорвать основы Хеттской империи.
Рамзес ценил проницательность своего друга Аша и его колючий характер, но на это раз он был удивлен.
— Не это ли является главным в нашей политике?
— Я в этом теперь не очень уверен.
— Ты смеешься надо мной?
— Когда от решения зависит жизнь или смерть тысяч людей, у меня нет настроения шутить.
— Итак, у тебя есть сведения, и они должны изменить мое мнение.
— Простая интуиция, основанная на некоторых фактах, о которых сообщили наши осведомители. Ты слышал об Ассирии?
— Воинственное племя, такое, как хетты.
— Так было до сегодняшнего дня, пока это государство находилось под хеттским влиянием. Но Хаттусили, когда создавал союз, дал много драгоценного металла ассирийцам, чтобы они соблюдали доброжелательный нейтралитет. И эти неожиданные богатства превратились в оружие. Сегодня в этой стране военные пользуются большим уважением, чем дипломаты. Ассирия превращается в более опасного врага для нас, чем хетты.
Рамзес задумался.
— Ассирия... Она готова напасть на хеттов?
— Нет еще, но со временем конфликт мне кажется неизбежным.
— Почему же Муваттали не борется с этим злом?
— Из-за внутренних разногласий, угрожающих его трону, и потому что он опасается продвижения нашей армии к Кадешу. Для него мы остаемся основными противниками.
— А для тех, кто рвется к власти?
— Его сын Урхи-Тешшуб — слепец, мечтающий только овладеть Двумя Землями, уничтожив как можно больше египтян. У Хаттусили более гибкий ум, и он должен лучше понимать опасность, которая растет у самых ворот Хеттской империи.
— Значит, ты мне не советуешь начинать широкое наступление на Кадеш.
— Мы потеряем много людей, хетты тоже; настоящим победителем может стать Ассирия.
— Разумеется, ты не удовлетворился размышлениями; каков твой план?
— Боюсь, что он тебе не совсем понравится из-за того, что противоречит политике Египта.
— Я слушаю тебя.
— Заставим хеттов поверить, что мы готовим штурм Кадеша. Ложные слухи, фальшивые секретные депеши, учения в Южной Сирии. Я этим занимаюсь.
— Пока ты не удивил меня.
— Продолжение будет более неожиданным. Как только обнаружится эффективность этих действий, я отправлюсь в Хеттскую империю.
— В каком качестве?
— С секретной миссией, вести переговоры с императором.
— Но... О чем ты хочешь вести переговоры?
— О мире, Ваше Величество.
— О мире... с хеттами!
— Это лучшее решение, чтобы помешать ассирийцам действовать.
— Хетты никогда не согласятся.
— Если я буду располагать твоей поддержкой, я ручаюсь, что смогу их убедить.
— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, сделал мне это предложение, я бы обвинил его в государственной измене.
Аша улыбнулся.
— Я немного сомневался в этом. Но кто другой, кроме Рамзеса, может предвидеть будущее?
— Не учат ли мудрецы, что льстить другу — непростительная ошибка?
— Я обращаюсь не к другу, а к Фараону. Недальновидный политик поступил бы именно так: завоевал Кадеш, победил хеттов и прозевал опасного врага; появление Ассирии должно изменить наши действия и планы.
— Простая интуиция, основанная на фактах, Аша; ты признал это сам.
— Мне, как главе дипломатии, важно предугадать и предчувствовать предстоящие события раньше других. Именно так приходят к верному решению.
— Я не имею права позволить тебе так рисковать.
— Мое пребывание у хеттов? Оно будет не первым.
— Ты хочешь снова побывать в тюрьме?
— Существуют более приятные места, но нужно уметь подтолкнуть судьбу.
— Я не найду лучшего верховного сановника.
— Я вернусь, Рамзес. И потом, легкая светская жизнь со временем ослабляет ум. Посещать любовниц, одевать их, пресытиться ими... мне нужна жизнь, полная опасностей, чтобы ум оставался живым и деятельным. Этот опыт не пугает меня. Я хочу использовать слабости хеттов и убедить их прекратить вражду.
— Ты понимаешь, Аша, что это совершенно бессмысленно?
— Нет, мой план обладает свежестью новизны и прелестью неизведанного: не украшен ли он соблазнами?
— Все же ты не верил, что я дам тебе свое согласие.
— Я его получу, так как ты принадлежишь к правителям, способным изменить мир. Прикажи мне вести переговоры с варварами, которые хотят нас поработить, чтобы их превратить в подданных.
— Я отправляюсь в длительное путешествие на юг, а ты будешь на севере.
— Занимайся другим и оставь хеттов мне.
ГЛАВА 23
Юноши, в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет за их выдающиеся способности, физическую силу и ум были выбраны Рамзесом «царскими сыновьями». Они носили серьги, широкое оплечье, браслеты, сборчатую набедренную повязку и гордо держали жезл, заканчивающийся страусовым пером.
Им Рамзес оказал особую честь, доверив командование различными воинскими отрядами. Своим присутствием на поле брани они сумеют поддержать боевой дух воинов, о позорном бегстве которых в битве при Кадеше царь еще не забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31