Прикажи гонцам сообщить Фараону о создавшейся ситуации. Как только будет возможно, я передам подробные сведения.
Неприветливый прием покоробил сотника, и он не заставил повторять приказ дважды. Забрав раненого глашатая, воин повернул отряд обратно.
Тем, кто остался с Аша, было не по себе. Он написал на папирусе текст на хеттском языке, указав свое имя и титулы, прикрепил к острию стрелы и выпустил ее из лука к воротам крепости.
— Подождем, — посоветовал Аша, — либо они нас примут для переговоров, либо перебьют.
— Но... мы посольство! — напомнил один писец.
— Если хетты уничтожат наше посольство, просящее о переговорах, это значит, что скоро начнется новая война. Это ли не главное известие?
Писец сглотнул слюну.
— Быть может нам отступить?
— Это было бы недостойно. Мы представляем особу Его Величества.
Ворота крепости приоткрылись, дав проехать трем хеттским всадникам.
Воин в шлеме и мощном панцире подобрал послание и прочитал его. Затем он отдал приказ остальным окружить египтян.
— Следуйте за нами, — приказал он.
Внутри крепость была так же страшна, как и снаружи. Холодные стены, ледяные комнаты, оружейные мастерские, казармы, тренирующиеся пехотинцы... Эта удручающая атмосфера так подействовала на Аша, что у него перехватило дыхание, но он подбодрил своих людей, которые уже считали себя пленниками.
Вскоре появился тот самый воин, который сопровождал египтян в крепость.
— Кто из вас Аша? — спросил он.
Дипломат выступил вперед.
— Комендант крепости хочет видеть вас.
Аша был проведен в комнату, обогреваемую камином. Около очага сидел человек, одетый в толстое шерстяное платье.
— Добро пожаловать в империю; счастлив вновь видеть вас, Аша.
— Могу ли я выразить мое удивление тем, что вижу вас здесь, Хаттусили?
— Какова цель вашего визита?
— Предложить императору большое количество подарков.
— Мы находимся в состоянии войны... Этот жест весьма необычен.
— Разве вражда между нашими странами должна длиться бесконечно?
Хаттусили не выразил удивления.
— Как я должен вас понимать?
— Я предпочел бы быть принятым императором, чтобы с ним говорить о намерениях Рамзеса.
Хаттусили согрел руки у очага.
— Это будет трудно... очень трудно...
— Вы хотите сказать: невозможно?
— Возвращайтесь в Египет, Аша... Нет, я не могу позволить уйти вам...
Видя растерянность Хаттусили, Аша решил приоткрыть завесу тайны.
— Я пришел предложить мир Муваттали.
Хаттусили повернулся.
— Это западня или шутка?
— Фараон убежден, что речь идет о наилучшем пути, как для Египта, так и для Хеттской державы.
— Рамзес хотел бы... мира? Невероятно!
— Я должен убедить вас в этом и вести переговоры.
— Откажитесь от этого, Аша!
— Но почему?
Хаттусили оценил искренность своего собеседника. В том положении, в котором он оказался, брат императора ничем не рискует, сказав правду.
— Муваттали стал жертвой сердечного приступа. Лишенный дара речи, парализованный, он не может управлять страной.
— Кто же возглавляет империю?
— Его сын Урхи-Тешшуб, верховный главнокомандующий армии.
— Муваттали не оказал вам доверия?
— Он доверил мне торговлю и дипломатию.
— Следовательно, вы ценный для меня собеседник.
— Я больше ничто, Аша; мой собственный брат закрыл передо мной дверь. Как только я узнал о состоянии его здоровья, то скрылся здесь, в этой крепости, отряд которой верен мне.
— Урхи-Тешшуб объявит себя императором?
— После смерти Муваттали.
— Почему вы отказываетесь бороться, Хаттусили?
— У меня нет больше сил.
— Разве вся армия под властью Урхи-Тешшуба?
— Некоторые опасаются его воинственного темперамента, но они вынуждены молчать.
— Я готов направиться в Хаттусу и сделать предложение о мире.
— Урхи-Тешшуб не знает слова «мир». Вы не сможете убедить его.
— Где находится ваша супруга, Путухепа?
— Она не покинула Хаттусу.
— Как это неосторожно!
Хаттусили вновь повернулся к очагу.
— У Путухепы есть план, как сдержать излишний пыл Урхи-Тешшуба.
Уже три дня благородная и гордая Путухепа пребывала в храме Иштар. Когда один из прорицателей положил на алтарь грифа, убитого стрелой, она поняла, что настал ее час.
С серебряной диадемой в волосах, одетая в длинное платье гранатового цвета Путухепа сжала рукоять кинжала, она всадит кинжал в спину Урхи-Тешшуба, когда он по приглашению прорицателя наклонится над внутренностями грифа.
Она одна могла помешать этому злому духу довести до конца свое разрушительное дело, она одна могла предложить власть Хаттусили, который вывел бы империю на путь разума.
Урхи-Тешшуб вошел в святилище.
Путухепа скрылась за массивной колонной рядом с алтарем.
Сын императора пришел не один. Четыре воина охраняли его. Раздраженная Путухепа хотела уже отказаться от своего замысла и выйти из храма, чтобы ее не увидели: но представится ли более удобный случай? Если Путухепа окажется проворной, ей удастся уничтожить будущего правителя, но она сама будет убита охранниками.
Принести себя в жертву. Да, она должна думать о будущем страны, а не о собственной жизни.
Прорицатель вскрыл чрево грифа, откуда распространился ужасный запах. Запустив руку во внутренности, он положил их на алтарь.
Урхи-Тешшуб приблизился к алтарю, охранники остались у входа в святилище. Путухепа сжала рукоятку кинжала и приготовилась ударить; она должна быть проворной, как дикая кошка, вложив всю свою энергию в этот удар.
Крик прорицателя пригвоздил ее к месту. Урхи-Тешшуб отступил.
— Господи, это ужасно!
— Что ты видишь в этих внутренностях?
— Нужно отложить ваши планы... Судьба не благоприятствует вам.
У Урхи-Тешшуба появилось желание перерезать горло жрецу, но его охранники могли распространить повсюду слухи о неблагоприятном предзнаменовании. Хетты не пренебрегали решениями прорицателей.
— Сколько времени я должен ждать?
— Пока предсказания не будут благоприятными, господин.
Взбешенный Урхи-Тешшуб покинул храм.
ГЛАВА 28
Двор полнился противоречивыми слухами по поводу отъезда царской четы на юг; одни утверждали, что этот отъезд очень важен, другие, что Фараон задержится «на неопределенное время» из-за неопределенной ситуации в провинциях. Некоторые даже думали, что царь, несмотря на присутствие «царских сыновей» в воинских отрядах, будет вынужден отправиться на войну.
Свет потоками проникал в кабинет Рамзеса, который предавался размышлениям перед статуей своего отца. На большом столе — депеши из Ханаана и Южной Сирии. Дозор, золотисто-желтый пес, спал в кресле хозяина.
Амени ворвался в кабинет.
— Послание от Аша!
— Ты установил его подлинность?
— Это его почерк и в нем условным знаком упомянуто мое имя.
— Кто доставил послание?
— Один из наших осведомителей, прибывший из Хеттской империи. Никто другой не держал послание в руках.
Рамзес прочитал текст, из которого узнал об опасностях, угрожающих разрушить Хеттскую империю. Он теперь понимал, почему Аша ускорил укрепление северо-восточной границы.
— Хетты не могут напасть на нас, Амени: мы с царицей можем уезжать.
Снабженный амулетом и магическим текстом Ка переписывал математическую задачу, состоявшую в том, чтобы вычислить идеальный угол уклона и втащить камни на вершину строящегося здания, окруженного земляными холмами. Его сестра Меритамон совершенствовалась в игре на арфе каждый день и радовала своего маленького брата Меренптаха, который начинал ходить под присмотром Красавицы Изэт и Бойца. Огромный нубийский лев, полуприкрыв глаза любил смотреть, как, неуклюже шатаясь, шагает маленький человечек.
Хищник поднял голову, когда на пороге сада показался Серраманна. Почувствовав мирные намерения сарда, он ограничился ворчанием и вновь принял позу сфинкса.
— Я желал бы переговорить с Ка, — сказал Серраманна Красавице Изэт.
— Он совершил... какую-нибудь ошибку?
— Нет, конечно, нет; но он мог бы помочь мне в моем расследовании.
— Как только он решит задачу, я отправлю его к вам.
Серраманна уже достиг некоторых успехов.
Он знал, что ливиец Офир убил несчастную Литу. Став глашатаем ереси Эхнатона, он сеял смуту и волнения в стране, смущая умы людей верой проклятого фараона, стремясь, по воле хеттов, ослабить власть Рамзеса. Речь шла уже не о предположениях, а об уверенности, полученной благодаря допросу бродячего торговца, попавшего в сети людей Серраманна, появившись в жилище Шенара, где Офир прятался долгое время. Конечно, этот человек не мог многого знать; так как работал от случая к случаю для сирийского торговца Райя, бежавшего после разоблачения в Хеттскую империю. Опасаясь физической расправы, допрошенный ничего не скрыл от Серраманна, приоткрыв завесу некоторых тайн.
Однако Офира так и не нашли, к тому же Серраманна был убежден в том, что Шенар жив. Из собственного опыта сард знал, что люди, подобные Шенару и Офиру, никогда не устанут вредить и что их воображение в этом смысле не знает границ.
Ка приблизился к гиганту и поднял на него глаза.
— Ты очень большой и сильный.
— Согласен ли ты ответить на мои вопросы?
— Ты знаешь математику?
— Я умею считать своих людей и оружие, которое им даю.
— Умеешь ли ты строить храм или пирамиду?
— Фараон доверил мне другую роль: заниматься преступниками.
— А я люблю писать и читать иероглифы.
— Я как раз хотел поговорить с тобой о кисточке, украденной у тебя.
— Это была моя любимая кисточка. Я очень о ней сожалею.
— Ты, наверное, уже много думал об этом случае, и я уверен, что у тебя есть подозрения, которые помогут найти мне виновного.
— Да, я подумал, и все же ни в чем не уверен. Обвинить кого-нибудь в воровстве — это слишком серьезно, чтобы легко об этом говорить.
Взрослость мальчика поразила сарда; если бы и правда существовала какая-нибудь улика, Ка не пропустил бы ее.
— Не заметил ли ты чего-нибудь подозрительного в последнее время? — настаивал сард.
— Несколько недель назад у меня появился новый друг.
— Кто же?
— Меба. Неожиданно он заинтересовался моей работой и также неожиданно исчез.
Широкая улыбка осветила грубое лицо сарда.
— Спасибо, юный господин.
В Пи-Рамзесе, как и в других городах Египта, Праздник цветов был днем народного веселья. Старшая над всеми жрицами, Нефертари не забывала, что, начиная со времен первой династии, управление государством зиждется на календаре праздников, отмечающих сочетание неба и земли. В ритуалах, которые исполняла царская чета, весь народ принимал участие в жизни богов.
На алтарях храмов так же, как и перед каждым домом, стояли большие букеты цветов: здесь — из пальмовых веток и бутонов роз; там — из лотосов, васильков, мандрагоры.
Танцуя с круглыми тамбуринами, держа в руках ветви акации, неся гирлянды васильков и маков, прислужницы богини Хатор проходили по главным улицам столицы и ступали по тысячам лепестков.
Сестра Рамзеса Долент старалась все время быть рядом с царицей, чья красота ослепляла тех, кто имел счастье увидеть ее. Нефертари вспомнила о своем девичьем желании жить затворницей в храме, вдали от мира; могла ли она тогда вообразить, что станет Великой Супругой Фараона?
Приветствуемая радостными песнями процессия направилась к храму Амона.
— Дата вашего отъезда уже известна, Ваше Величество? — спросила Долент.
— Наш корабль отплывает завтра, — ответила Нефертари.
— Двор обеспокоен; уверяют, что ваше отсутствие продлится много месяцев.
— Возможно.
— Вы и правда отправляетесь в Нубию?
— Таково решение Фараона.
— Египет так нуждается в вас!
— Нубия составляет часть нашей страны.
— Край очень опасный...
— Речь и не идет о приятном путешествии.
— Какое же дело могло позвать вас в такую даль от столицы?
Нефертари мечтательно улыбнулась.
— Любовь, Долент, только любовь.
— Я не понимаю, Ваше Величество.
— Я размышляла вслух, — сказала царица, глядя вдаль.
— Я так хотела бы вам помочь... Какое поручение могла бы я выполнить во время вашего отсутствия?
— Помогите Изэт, если она этого захочет; единственное, о чем я сожалею — так это о том, что не могу сама заниматься воспитанием Ка и Меритамон.
— Пусть боги защитят вас, как они защищают их.
Как только закончится праздник, Долент представит Офиру сведения, которые она раздобыла. Покидая столицу так надолго, Рамзес и Нефертари совершали ошибку, их враги сумеют воспользоваться этим.
Сопровождаемый носителем сандалий, Меба предполагал совершить долгую прогулку в лодке по озеру удовольствий Пи-Рамзеса. Он испытывал необходимость провести время в раздумьях, разглядывая спокойные воды.
Меба попал в ужасный круговорот событий, перевернувших его жизнь вверх дном. Он стремился к спокойному существованию, занимая высокий пост, имея большие привилегии и купаясь в удовольствиях. Но стал хеттским шпионом и работал на разрушение Египта... Нет, он этого не хотел.
И Меба боялся. Боялся Офира, его ледяного взгляда, едва сдерживаемой ярости. Нет, он не мог больше вырваться из западни. Его будущее зависело от падения Рамзеса.
Носитель сандалий окликнул лодочника, который спал на берегу. Серраманна появился перед ним.
— Могу я вам помочь, господин Меба?
Дипломат подскочил.
— Нет, я не думаю...
— А я думаю! Я насладился бы прогулкой на прекрасный остров. Позвольте мне быть вашим гребцом?
Физическая сила сарда пугала Меба.
— Как хотите.
Под ударами весел Серраманна лодка быстро удалялась от берега.
— Какое восхитительное место! Увы, я и вы слишком перегружены работой, для того, чтобы любоваться природой.
— С какой целью вы преследуете меня?
— Успокойтесь, у меня нет желания допрашивать вас.
— Допрашивать меня!
— Просто мне нужно знать ваше мнение по одному деликатному вопросу.
— Я не уверен, что смогу вам помочь.
— Вы слышали о странной краже? Кто-то украл одну из кисточек Ка.
Меба избегал взгляда бывшего пирата.
— Украли... Это правда?
— Свидетельства старшего сына Фараона вполне достаточно, чтобы это было правдой.
— Ка только ребенок.
— Я спрашиваю себя, нет ли у вас каких-либо соображений относительно личности вора.
— Этот вопрос оскорбителен. Отвезите меня немедленно к берегу.
Улыбка Серраманна стала хищной.
— Это была поучительная прогулка.
ГЛАВА 29
Стоя на палубе царского корабля, Рамзес нежно прижимал к себе Нефертари. Царская чета наслаждалась мгновением истинного счастья, соединяясь с душой реки, великой кормилицы, родившейся на границах Вселенной и спустившейся на землю, чтобы превратиться в созидательный поток. Благодаря хорошему северному ветру, уровень воды был высоким и навигация легкой. Капитан, однако, оставался постоянно настороже, так как поток создавал опасные водовороты; плохой маневр мог закончиться кораблекрушением.
Каждый день красота Нефертари все больше восхищала Рамзеса. В ней соединялись изящество и величавость, в ней воплотилось таинственное единство блестящего ума и совершенного тела. Это длительное путешествие к югу будет путешествием любви, которую царь испытывал к возвышенной женщине; одно только присутствие ее радовало сердце как Фараона, так и его народа. Начав жить с Нефертари, Рамзес понял, почему мудрецы потребовали, чтобы Египтом управляла царская чета, у которой был бы один взгляд на вещи.
После девяти лет царствования Рамзес и Нефертари, обогатившись опытом, оставались влюбленными друг в друга, как и в тот момент, когда почувствовали, что вместе пройдут дорогу жизни и смерти.
С развевающимися по ветру волосами, одетая в простое белое платье, Нефертари с восхищением любовалась пейзажами Среднего Египта; пальмовые заросли, зелень по краю воды, поселки с белыми домами на холмах источали сладость рая, которую праведники откроют по ту сторону бытия и которую царская чета пыталась построить на земле.
— Не боишься, что наше отсутствие...
— Я посвятил большую часть царствования северу, пришло время заняться югом; Египет не выживет без союза Двух Земель. И война с хеттами так долго удерживала меня вдали от тебя.
— Она не закончилась.
— Азия скоро пройдет через глубокие потрясения; и если существует шанс на мир, не нужно ли его использовать?
— Это причина секретной миссии Аша, ведь так?
— Он очень рискует. Но кто, кроме него, мог бы хорошо выполнить такое деликатное поручение?
— Мы вместе как в радости, так и в страдании, как в надежде, так и в страхе; пусть магия этого путешествия защитит Аша.
На палубе послышались шаги Сетау.
— Могу я вас побеспокоить?
— Подойди, Сетау.
— Я предпочел бы остаться около Ка; этот мальчик станет превосходным магом. В отношении его защиты будьте спокойны: никто не сможет преодолеть незримый щит, который я создал.
— Разве вы с Лотос, не спешите вновь увидеть вашу дорогую Нубию? — спросила Нефертари.
— В Нубии живут самые красивые змеи на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31